Текст книги "Безымянная звезда"

Безымянная звезда
Татьяна Сороколетова

Обложка создана с помощью нейросети www.cover.punch.ru

© Татьяна Сороколетова, 2023

ISBN 978-5-0060-1695-8

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Глава 1

Санкт-Петербург.

1859 год.

Размеренный цокот лошадиных копыт затих около поместья Курбатовых далеко за полночь. Возница недовольно взмахнул вожжами, и устало посмотрел на богато одетого господина. Неизвестный выбрался из кареты, и отряхнув снег с сапог, стянул перчатку и опустил руку в карман. Выудив оттуда монеты, он со звоном опустил их на ладонь кучера. Поправив объёмный воротник на плечах, он одёрнул длинную шубу, и не спеша направился к воротам поместья. Подойдя ближе, он оглянулся на экипаж, и грубо выкрикнул:

– Ну же езжай! Чего встал здесь???

Кучер взмахнул вожжами, и, опустив их на спину лошадей, тронулся вперёд. Господин стоял перед домом до тех пор, пока не перестали быть слышны колокольчики, звеневшие на лошадях. Удостоверившись, что вокруг никого, он подошёл к парадному входу и решительно постучал в добротную дубовую дверь. В окне первого этажа мелькнул отблеск свечи, и белоснежный чепчик на знакомом лице озарила улыбка. Засов заскрежетал, и распахнувшаяся дверь приветливо впустила в дом ночного гостя.

– Павел Сергеевич! – заохала крепостная девка, пятясь назад и прикрывая ладонью пламя свечи, мечущейся по стенам, – Вы ли это?

– Я Ульяна, что не признала? – смеясь, ответил граф Курбатов.

– Вот же Сергей Андреевич и Софья Ильинична обрадуются!!! – восклицала она, – Вот это уж подарок будет для них на Рождество! Павел Сергеевич прибыл!

Взяв из его рук шубу, она отнесла её в комнату для переодеваний и быстро вернулась назад. Радость от встречи с хозяином, не давала ей возможности успокоить свои чувства.

– Где же Марья Александровна, голубушка наша? Когда она приедет?

– Вернётся через неделю, отпросилась в Москву к родственникам, – отвечал он, стоя перед зеркалом, и расчёсывая узкую поросль усов.

– Чаю, может быть? Или молока с пирогами? – услужливо предложила Ульяна, теребя в руках густую косу.

– Пироги с чем?

– С мясом и картошкой.

– С каких это пор в доме перестали держать пост, и едят пироги с мясом в Сочельник? – грозно спросил граф, проходя мимо растерянной кухарки.

– Так это… – проговорила она, – Данилка захотел пирожков. Я спросила у Софьи Ильиничны можно ли взять мяса и муки немного, чтоб сыночка побаловать она и разрешила. Господа сами не ели, – оправдывалась перед хозяином Ульяна. – А ведь малышу не грешно съесть два пирожка.

– Добрая у тебя хозяйка Уля, через чур уж добрая, – заметил Павел Сергеевич, и не оборачиваясь, прошёл в гостиную. Сев за стол он вытянул ноги вперёд, и жестом указал Уле на дверь в кухню. – Неси молока и пирогов, разговлюсь, наконец. Сочельник закончился, Рождество настало!

Ульяна торопливо исчезла в недрах огромной кухни и спустя несколько минут принесла на подносе блюдо с пирогами и кувшин с молоком. Граф удовлетворённо кивнул, и с наслаждением откусил кусок ароматной выпечки. Кухарка стояла рядом и молча наблюдала за графом. Выпив целый стакан молока, он удовлетворённо отодвинул от себя поднос и уставился на крепостную.

– Ну рассказывай Уля, какие новости в поместье? Давно я не был дома.

– Да новостей-то особо и нет. То, что Полину Сергеевну сосватали к Демидовым, Вы наверняка знаете. Сергей Андреевич писал Вам намедни об этом, – начала она.

– Не знал, но догадывался. Я не получал ещё письма от отца. И как она? Рада предстоящему событию? – перебил её Павел Сергеевич.

– Наверняка рада, Николай Михайлович чудесный человек.

– Откуда тебе знать какой он человек? – прищурившись, спросил граф Курбатов.

Она несколько смутилась, но всё же ответила:

– Сергей Андреевич души не чает в Полине Сергеевне, и я уверена, что он знает за кого выдаёт свою единственную дочь.

– Хорошо, – согласно кивнул он, – Ещё, что вспомнишь?

– Софья Ильинична не на шутку увлеклась пасьянсами. Говорят нынче в моде у светских дам уметь читать карты. Вот она и учится, гадает всем кто в дом заходит.

– Маменька наверняка знает, что это греховное дело, но да ладно сам поговорю с ней. Что отец?

– Граф недавно серьезно переболел, из Петербурга приезжал лекарь Модест Казимирович. Лечил его долго, насилу выздоровел.

– Простыл? Зима морозная выдалась в этот год.

– Да, Модест Казимирович велел следить за ним и сказал носить шерстяные чулки почти круглый год. Мы с Аннушкой уже связали ему три пары.

Павел Сергеевич заложив руки за спину, ходил из одного угла комнаты до другого, словно вымеряя площадь помещения.

– С крестьянами в деревне всё ли в порядке?

– Да, всё как и раньше. Пётр Гаврилов только бежать вознамерился, оттого и был выпорот розгами. Где это видано, чтоб беглый крепостной так опозорил семейство Курбатовых? – всплеснув руками в воздухе, спросила она.

– Что же твоя семья? Сынишка и муж?

Услышав последнее слово, Ульяна закрыла глаза ладонями и заплакала.

– Овдовела я Павел Сергеевич, – жалобно протянула она, – На Ивана моего в лесу медведь напал с месяц назад. Ушёл он в деревню с посылкой от Сергея Андреевича и не вернулся. Три дня искали и нашли в овраге. Насилу опознала я его, изголодал всего ирод. Только по вышивке на портках и узнала. Остались мы с Данилкой совсем одни!

Граф заметно расстроился от услышанного, но стараясь не подавать виду продолжил:

– Сочувствую Ульяна. Если решишься еще раз выйти за кого, не переживай добро мы дадим. У мальчишки должен быть отец.

– Спасибо барин! Спасибо Вам за милость и доброту.

Повисшая пауза, дала понять обоим, что пора расходиться по комнатам. Ульяна взяла свечу, и освещая себе дорогу, направилась в дальний конец коридора. Неслышно отворив дверь, она вошла в тёплую комнату и подошла к узкой кровати. Данила спал безмятежным сном, раскинув руки в разные стороны. Осторожно подвинув сына, она легла на край, и укутавшись шалью, потушила свечу. Приезд молодого графа вновь разбудил в ней, казалось давно забытые чувства.

***

Лето, 1854 год..

Поместье Курбатовых в уездном городе С.

Июль жаркой истомой разливался вдоль берега реки, оставляя после себя в воздухе, лишь треск кузнечиков и цикад. Раскидистая ива опустила низко ветви, и касаясь самой земли, дарила чувство защиты и полного единения тем, кто искал под ней кров. Накануне Ивана Купалы парни и девушки, стекавшиеся к берегу водоёма, радостно гоготали в предвкушении весёлого праздника. Ульяна подпоясала серое платье красным кушаком, и взяв в руки мешок с бельём, отправилась на реку.

– Уля, меня– то обожди! – услышала она позади себя, – Мне тоже стирать надо, пойдём вместе?

Розовощёкая и круглолицая Аннушка бежала за ней, оставляя на земле следы от босых ног.

– Жду! – крикнула Ульяна и замедлила ход.

Запыхавшаяся Аннушка догнала её и заговорщически подмигнув, спросила:

– Пойдём сегодня через костёр прыгать? Я уже себе и венок сплела, а ты?

– Я ещё нет.

– А если повезёт, – продолжала она, – То увидим, как зацветёт папоротник, ну или на русалок посмотрим! Может в этот раз они выплывут!?

– Каждый год ходим и ничего подобного не видим, – пробурчала Ульяна, идя по мостку.

– Потому, что ты не веришь ни во что! Живёшь в природе и совершенно не умеешь разговаривать с ней!

Ульяна молча развязала узелок, и выудив оттуда скатерть, опустила её в речку.

– Послушай Уля, – зашипела прямо над ухом Аннушка, – Помнишь, ты говорила, что опасаешься молодого графа? Как он теперь?

– Никак, – коротко ответила она.

– Да ну тебя! – в сердцах воскликнула Аннушка, и усевшись на коленки, принялась полоскать простынь, – Скрытная ты стала, и слова не спроси.

– Так и говорить нечего Аннушка! Граф в Петербурге и надеюсь, останется там надолго. Жениться он надумал на Марье Александровне Оболенской. Говорят она лучшая для него партия, надеюсь у них всё заладится как и подобает.

– Ох, Улька святая ты девка! Любишь ведь его, и миришься со своим положением.

– А что я могу поделать? Я обыкновенная крепостная. Но любить, кого бы то ни было, мне никто не сможет запретить!

Аннушка принялась молча полоскать бельё, прежде чем ответила:

– Ксеня Попова вон долюбилась барина своего, вот-вот должна от бремени разрешиться. Кому она нужна потом будет? Считай навек осталась одна дни свои куковать.

Ульяна старалась не слушать рассказы Аннушки, и лишь усерднее оттирала пятно на выцветшей скатерти. Закончив со стиркой, девушки отправились в обратный путь.

– Жду тебя у развилки, как только стемнеет, – напомнила Аннушка, и повернула в сторону соседнего поместья.

Ульяна согласно кивнула, и войдя в дом, поставила мешок с бельем на скамейку. Откуда ни возьмись возникший перед ней конюх Фёдор, до смерти напугал девушку.

– Улька! – зычно прикрикнул он, – Где была?

– Бельё стирала на речке, – тихо ответила она.

– Барин искал тебя, поручение хотел дать какое-то. Иди к нему.

– Мне нужно развесить бельё! – слабо попробовала протестовать она.

– Иди-иди! Я сам вывешу, – сказал он, и ловко подхватив сырой мешок, вышел во двор.

В волнении Ульяна одёрнула подол платья и направилась на верхний этаж. Дверь в покои барина была открыта настежь. Павел Сергеевич сидел спиной к выходу и смотрел в распахнутое окно. Соловьиная трель разливалась по всему лесу, доносясь до поместья.

– Как красиво поёт соловей! – сказал он, услышав, что в комнату кто-то вошёл.

– Да, птицы удивительные создания. Поют так, что душа замирает, – ответила Ульяна.

Он развернулся к ней лицом, и поднявшись со своего места, подошёл ближе. Заметив, как щёки и уши Ульяны залились румянцем, он рассмеялся и погладил её по голове.

– Фёдор сказал, что Вы барин хотели дать мне какое-то поручение. А я на речке была, бельё стирала, – оправдывалась девушка.

– Да я так, спросить хотел… Сегодня же праздник, наверняка ты пойдёшь венки пускать и через костёр прыгать?

– Аннушка зовёт, но я ещё не решила идти или нет.

– После полуночи я буду ждать тебя под ивой. Этой ночью мне будет одиноко, поэтому приходи, будем вместе искать безымянную звезду!

– Какую звезду??? – удивлённо переспросила она, чувствуя, как холодеют руки, от страха предстоящей ночи.

– Безымянную, – повторил он, – Существует поверье, что в ночь летнего солнцестояния в небе загорается звезда имени, которой нет и быть не может. Тем, кто увидит яркое свечение, сулит счастье и благоденствие. Это, пожалуй, поинтереснее, чем легенда о цветущем папоротнике.

– Никогда раньше не слышала о таком поверье, – растерянно ответила Ульяна.

Павел Сергеевич самодовольно ухмыльнулся, и поправив на плечах подтяжки, сказал:

– До вечера Уля.

Весь оставшийся день, Ульяна пребывала в смятении. Отказать барину она не смела, ибо был высок риск быть прилюдно выпоротой розгами за непослушание, но то, что могло последовать после их встречи пугало её ещё больше. Семнадцати лет отроду, Ульяна была чиста и невинна как капля воды из святого источника. Год назад барыня Софья Ильинична задумала выдать её замуж за крепостного из соседнего имения. Вдовец с шестью детьми, был не против взять Ульяну замуж. Узнав о таком решении барыни, девушка бросилась ей в ноги и, целуя кончики туфлей, слёзно просила не отдавать её замуж за старика. В конце концов, графиня сжалилась над юной девой, и помолвка была расторгнута. Граф Павел Сергеевич появлялся в имении не часто, но неизменно каждым своим визитом вносил в сердце крепостной волнения связанные с первым и сильным чувством. Старательно борясь с наваждением, Ульяна исправно ходила на службы в храм, но навсегда избавиться от его образа она так и не смогла.

Распустив волосы по плечам, и переодев платье, она вязла лукошко с набранными заранее травами и цветами, и вышла из дома. На берегу реки уже вовсю полыхали костры. Ульяна присела около смешливой Дарьи, которая давно мечтала обзавестись женихом. Ей было пятнадцать, и она считала себя почти старой.

– Уля, чего опаздываешь? Садись плести венок, скоро запускать будем. Слушай, а ты веришь, что сегодня к нам выплывут русалки? – быстро тараторила она.

– Я их никогда не видела, а верю я лишь в то, что вижу своими глазами, – отвечала Ульяна, ловко переплетая травы между собой.

– Ребята уже столб вбили и костры разгорелись не на шутку. Чудесная ночь нынче выдалась! – заметила Дарья.

Где-то вдалеке ухнула сова.

– Можно ещё до кладбища дойти и положить на могилы какой-нибудь дар, – продолжала собеседница.

– На кладбище не пойду! – серьёзно ответила Ульяна, – Я боюсь мёртвых.

– Нечего их бояться! – легкомысленно ответила девушка, – Может именно сегодня и воскреснет кто!

– Ой, Дарья ерунду говоришь! Замолчи!

– Так бывает же такое, мне маменька рассказывала, – Дарья перешла на благоговейный шёпот и опустилась к уху Ульяны, – Бывает так, что и живыми хоронят. Летаргией это называется!

– Господь с тобой Дарья! – Ульяна боязливо перекрестилась, и отодвинулась от неё подальше.

Их разговор прервал окрик Ивана:

– Уля, Дарья! Идёмте в хоровод!

Светловолосый и крепкий кузнец протянул им руки и увлёк за собой. Встав в хоровод, они принялись танцевать у костра и петь старинные песни. Иван нежно сжимал руку Ульяны и изредка посматривал на неё. От смущения она заливалась румянцем и опускала глаза в землю. Тёплая летняя ночь окутала собой праздник Ивана Купалы. Десятки венков пустились вплавь по реке, а разгорячённая молодёжь продолжала языческие обряды. Ближе к полуночи, Ульяна отделилась от празднующих и поспешила в сторону, постоянно оглядываясь на удаляющийся блеск костра. Войдя на поляну, она остановилась и присмотрелась к раскидистому дереву. Оттуда послышалось шевеление, и из-под веток показалась рука графа Курбатова.

– Иди сюда! Я давно тебя жду.

Ульяна скользнула под ветви и уселась рядом с Павлом Сергеевичем.

– Пришла… – тихо проговорил он, – Я знал, что ты придёшь.

– Я не могла ослушаться Вашего приказа барин, – ответила она не глядя на него, – Покажите мне уже ту самую безымянную звезду!

– Её еще нет, или она нам просто не показывается! Что запустила венок?

– Запустила.

– Жениха тоже загадала?

– Как и полагается, загадала.

Они о чём-то ещё долго говорили. Ульяне показалось, что время, проведённое с ним наедине, длилось бесконечно. После этого свидания граф отбыл в свой полк, в поместье он не появлялся около двух месяцев. Почувствовав неладное, ранним августовским утром Ульяна добралась до соседней деревни и постучалась в незнакомый дом. Выйдя оттуда, она судорожно прижимала к груди мешочек с травами, которые ей выдала знахарка. Добравшись до поместья, она вытряхнула содержимое мешочка в очаг и навсегда позабыла об этом визите. Кузнец Иван Макарьев, крепостной князей Демидовых, не оставлял попыток добиться расположения Ульяны. Поняв, что лишь Иван сможет прикрыть её стыд, она попросила разрешения у барыни выдать её замуж. Решив утаить от будущего мужа свой грех, Ульяна жестоко поплатилась за это. После первой ночи, Иван раскрыл её обман и буквально рассвирепев, избил молодую жену. Придя в себя, он пообещал ей сохранить тайну, и в ту же ночь ушёл спать на узкую скамейку. Родившийся Данила смог лишь слегка растопить чёрствый нрав Ивана.

Граф Курбатов приезжая в поместье, неизменно заглядывал к молодой семье, и пристально рассматривал их ребенка. Улучив момент, когда Ивана не было дома, Ульяна осмелев, подошла к Павлу Сергеевичу, и едва слышно произнесла:

– Я хочу, чтобы Вы знали… Данила Ваш сын.

Граф вскинул на неё чёрные, как спелая вишня, глаза и коротко ответил:

– Я вижу. Кровь водой не сотрешь, – только и ответил он.

– Жаль, что безымянную звезду мы тогда не увидели, – невзначай сказала она.

Он равнодушно пожал плечами и ответил:

– Значит не судьба.

Глава 2

Санкт– Петербург.

Поместье Курбатовых, 1859 год.

Мороз разукрасил окна домов в немыслимые узоры. Рождественское утро неизменно дарило особую благодать душе графини Полины Сергеевны Курбатовой. Сладко потянувшись в постели, она откинула меховую перину, и радостно подбежала к окну. Подышав на него, она увидела, как оттаяло стекло и обнажило зимнюю сказку. Фёдор уже разгребал лопатой последствия ночного снегопада, а внизу слышался шум и хлопанье дверей. Полина Сергеевна наспех стянула себя чепчик и приступила к утреннему туалету.

– Павлуша, дорогой наш! – послышался снизу весёлый возглас Софьи Ильиничны, – Вот так подарок под Рождество! Почему не оповестил, что едешь? Мы бы послали на станцию Фёдора!!!

– Маменька, я решил сделать вам сюрприз и прибыл сюда под покровом ночи! – отвечал ей граф.

Поскорее закончив со сборами, Полина Сергеевна выскочила из комнаты и сбежала по ступеням в гостиную.

После счастливых приветствий и объятий, семья наконец села за праздничный стол. Граф Сергей Андреевич Курбатов по обыкновению занял место в центре, по правую руку от него сидела графиня, Полина и Павел оказались друг напротив друга.

– Павлуша, где же ты оставил свою благоверную? Не хватает за столом лишь Марии.

– Я отвёз её в Москву, Мария заскучала по родному дому и отпросились в гости на несколько дней.

– Когда же ты поедешь за ней? – удивлённо приподняв бровь, спросила Софья Ильинична.

– Она пришлёт письмо, когда вдоволь нагостится у maman, — уклончиво отвечал Павел Сергеевич.

Графиня недовольно поджала губы и принялась за трапезу.

– Как же ваши дела продвигаются? Ульяна рассказала, что Вы отец приболели, и теперь всегда носите шерстяные чулки?! – между делом спросил Павел Сергеевич.

– Вздорная девчонка! Все секреты разболтала, – беззлобно ответил граф, и рассмеялся.

Пожилой граф тепло относился к своим крепостным, в особенности к Ульяне. Её мать крепостная Курбатовых, умерла от чахотки, когда девочке было пять лет. Оставшись сиротой, смышлёная малышка быстро завоевала сердце Сергея Андреевича. После первых родов Софья Ильинична долго не могла обзавестись ещё одним ребёнком, в то время как граф Курбатов неистово мечтал о дочери. Родившаяся Полина привнесла в их дом новый смысл жизни. На смену проказничавшему Павлу, Полли напротив была кроткой и послушной, являясь образцом воспитания и благочестия.

– Да папенька так сильно заболел, что мы не на шутку перепугались, – вступила в разговор Полина, – Но благодаря Модесту Казимировичу всё обошлось. Он трясся над папенькой как над младенцем!

– Ну всё-всё Полли, хватит! – Сергей Андреевич не любил разговоры о его часто пошатывающемся здоровье.

– Что же ты Полинушка? Готовишься к свадьбе? – перевёл разговор на другую тему Павел Сергеевич.

– Да приготовления идут полным ходом, осталось меньше трёх недель и я стану княгиней Демидовой, – отвечала она.

– Замечательные новости встретили меня в родном доме! – резюмировал Павел Сергеевич, – А что же в столице? Какие светские слухи и сплетни ласкают ваши уши?

– Так всё об одном судачат, – со вздохом ответила Софья Ильинична, – Эти бессмысленные «питейные бунты»11
  «Питейные бунты» – волнения среди крестьян в 1858—1860 гг. направленные против спаивания алкоголем населения. По существовавшей в то время практике, каждый мужчина приписывался к определённому кабаку, и должен был за год выпивать определённую норму водки, тем самым принося доход в казну.


[Закрыть] волнуют всех гораздо больше, каких-либо других событий.

– Сам факт того, что крестьяне опять чем-то недовольны, непременно настораживает государя императора. Уже известны случаи отправки виновных на каторгу, собственно там им и место, – продолжил Сергей Андреевич.

Павел Сергеевич покачал головой и отодвинул от себя пустое блюдо. Вошедшая в гостиную Ульяна, убрала со стола грязную посуду, и принесла на подносе дымящийся кофейник. Закончив с завтраком и поблагодарив кухарку за вкусную трапезу, семья разбрелась по дому. Полина Сергеевна удобно устроилась в кресле, и взяв в руки пяльцы, приготовилась продолжить рукоделие. Софья Ильинична поднесла к глазам лорнет и вознамерилась изучать домовую книгу.

– Сергей Андреевич очень халатно относится к расходам, – заявила она, отодвигая пухлую книгу от себя, – Или он слишком щедр, или без оглядки доверяет месьё Жерару!

– Что Вы маменька?! – всплеснула руками Полина, – Папенька никогда не был транжирой, наверняка у него всё под контролем!

Софья Ильинична недовольно сморщила нос, и отвернулась к заснеженному окну. Сергей Андреевич и Павел запрягали упряжку, и были всецело увлечены оживлённой беседой. Вести бухгалтерию и контролировать работу месьё Жерара – всё это находилось исключительно в ведении графа. Софья Ильинична никогда не вмешивалась в его дела, но в силу своего острого ума иногда позволяла себе «поиграться» с непослушными цифрами. Выпускница Института Благородных девиц, девушка из именитой семьи, Софья Ильинична была воспитана в строгости, и соответствии со всеми канонами, которые диктовало время. Высокая и прямая как жердь, она была воплощением аристократизма. Белокожая, грациозная и мечтательная Софья была без ума влюблена в юного графа Курбатова. Связав себя узами брака с возлюбленным, она чувствовала себя запредельно счастливой. Жизнь складывалась удачно, и не пережив особых нервных потрясений, Софья Ильинична перешагнула отметку в сорок лет, вполне цветущей женщиной. Лишь одно огорчало её – невестка графиня Мария Александровна до сих пор не принесла в их семью потомство. Объездив пол-Европы и побывав на лечебных водах, вся семья ждала долгожданного известия, но его по-прежнему не было. Лишь иногда попадавшийся в поле её зрения крепостной мальчишка, странно волновал её душу. Живой взгляд озорных глаз Данилки и наклон головы, неумолимо напоминал ей маленького Павлушу. Скидывая с себя нахлынувшее наваждение, она тряхнула плечами и повернулась в сторону дочери. Полли невозмутимо вышивала, и была всецело увлечена рукоделием.

– Вот и закончился пост, – негромко возвестила графиня, – Стало быть, осталось меньше месяца до венчания.

– Да маменька, совсем скоро я войду в семью Демидовых, – непринуждённо ответила Полина.

История любви Полины Курбатовой и Николая Демидова была банальна до оскомин на зубах. Императорский бал для членов именитых дворянских родов, первый танец и обворожительная улыбка Николя, растопили сердце юной графини. Сергей Андреевич давно водил дружбу с князем Демидовым, и был совсем не против сговориться с ним, о свадьбе детей. В далёком детстве Полина услышала фразу, которая крепко засела в голове. Её бабушка графиня Екатерина Мироновна Курбатова прожила долгую и счастливую жизнь. Для маленькой Полли она была воплощением мудрости, и кладезью знаний. Екатерина Мироновна часто рассказывала внучке о своей прожитой жизни, давала советы и делилась женскими секретами. Однажды, рассказывая про свою несостоявшуюся любовь она проговорила: «Запомни Полли, клин вышибают только клином! У меня это получилось, и я не могу роптать на свою судьбу. Мой муж оказался лучшим мужчиной, окажись я замужем за другим, неизвестно как сложилась бы моя судьба». Полина невольно задумалась о словах бабушки, когда попыталась забыть события зимы 1857 года. И сейчас, когда до венчания оставалось меньше месяца, она приняла окончательное решение, повинуясь лишь зову своей души.

Санкт– Петербург.

Февраль, 1857 год.

Новая кондитерская на углу Гостиного двора пользовалась огромной популярностью среди горожан. Свежая выпечка, изящные пирожные обильно покрытые кремом и сливками, яркие подарочные упаковки и сладкий запах ванили, притягивали сладкоежек со всего города. Владелец кондитерской Карл Шульц определённо обладал секретом приготовления своих фирменных пирожных и свято хранил его рецепт. Полина Курбатова, пряча руки в муфточку, неспешно шла по Невскому проспекту в сторону Гостиного двора. Увидев впереди знакомую фигуру, она ускорила шаг и приблизилась к подруге Матильде Гессен. Девушки дружили со времён Института, и были беззаветно преданы друг другу. Доверяя свои девичьи тайны, они могли быть уверены, что ни одна живая душа никогда не догадается о страстях, бушевавших в их душах.

– Здравствуй Матильда, очень рада тебя видеть! – сказала Полина, приближаясь к девушке.

– Полли! Радость моя, пойдём скорее! Наверняка Эльза уже выложила на прилавок новую порцию заварных завитушек! – по-детски непосредственная Матильда, радовалась каждой мелочи, будто ребёнок, впервые увидевший новую игрушку.

Окунувшись в приятное тепло помещения, разгорячённые девушки, переговариваясь в полголоса, подошли к прилавку. Дочь хозяина Эльза Шульц на своём неизменном месте обслуживала покупателя. Молодой человек стоял спиной к барышням и отсчитывал монеты тонкими, изящными пальцами. Полина засмотрелась на его руки, и мельком представила его внешность.

– Добрый день барышни, – Эльза поздоровалась с покупательницами, и одарила их широкой улыбкой. Высокая, утончённая немка была как всегда приветлива и добродушна, – Что сегодня желаете попробовать?

– Здравствуйте Эльза, нам как обычно, – ответила Матильда, заворожённо рассматривая прилавок. Полина напротив не замечала ничего вокруг, смотря лишь на загадочного покупателя. Мужчина сложил деньги, и убрав их во внутренний карман, обернулся к девушкам. Перед глазами Полины потемнело, и она схватилась за прилавок. Незнакомец с первого взгляда поразил её воображение. Кудрявый светловолосый с голубыми глазами, он напомнил ей рождественского херувима с красочных открыток. Открытый взгляд его чистых глаз пленил её раз и навсегда. Мужчина улыбнулся ей так, как до него не улыбался ни один претендент на её руку и сердце. Полине показалось, что она потеряла счёт времени, застыв в одной позе.

– Барышни, рекомендую попробовать новинку! – заговорил он неожиданно низким и бархатистым голосом, – Пирожные изумительно подойдут к чашке ароматного кофе, и подарят незабываемое сочетание корицы и ванили.

– Спасибо за совет, – откуда-то издалека послышался голос Матильды. В ушах Полины шумело, и она по-прежнему не могла оторвать глаз от херувима.

Мужчина откланялся и направился к выходу. Около самой двери он остановился, и обернулся. Полина ждала его прощальной улыбки, и… дождалась! Он растянул губы обнажая ямочки на щеках, и вновь склонив голову, вышел на морозную улицу. Вернувшись домой графиня Курбатова не находила себе места. Пылкая влюблённость оказалась не сиюминутной, незнакомец почти неделю не выходил из её головы, и следующая их встреча оказалась знаком судьбы.

Полина неспешно прогуливалась по проспекту, рассматривая вывески местных лавок. Фотомастерская, ателье, полицейский участок, книжная лавка… столица империи стремительно развивалась, заманивая иностранцев в свои сети. Город наводнили немцы, голландцы, поляки. Каждый из них привносил свою ноту в облик Петербурга. Книжная лавка месьё Фредерика Лепети неизменно радовала глаз стройным рядом книг в дорогих, кожаных переплётах. Полина каждый раз очаровывалась новой коллекций стихов Альфреда де Мюссе22
  Альфред де Мюссе – французский поэт, драматург и прозаик, один из крупнейших представителей литературы романтизма.


[Закрыть] и скупала почти все его сочинения.

Она стояла около деревянного стеллажа и неспешно листала страницы книги в бархатном переплёте. Оригинальный язык и необыкновенной стиль изложения будоражили воображение Полины Курбатовой. Зачитавшись, она не сразу услышала фразу, обращённую к ней.

– У вас прекрасный вкус! Я давно не встречал барышень читающих Альфреда де Мюссе в оригинале.

Голос оказался до боли знакомым, и Полина застыла на месте не решаясь поднять голову. Позади неё вновь стоял тот самый херувим из кондитерской. Она смотрела на него и чувствовала, что теряет силы даже для того, чтобы произнести самую простую фразу.

– Я Вас сильно смущаю? – вновь спросил он.

– Нет, что вы?!! – едва разлепив губы, ответила Полина, – Я…я просто не ожидала встретить Вас снова.

– Вы уже что-то выбрали здесь?

– Да, думаю, что куплю новый том господина де Мюссе. Я коллекционирую все его труды.

– Отличный выбор! Но я зачитываюсь Стендалем и Гюго. Уверен, Вы знакомы с их произведениями…

Полина не заметила, как они покинули книжную лавку и уже неспешно прогуливались по Невскому проспекту. Её новым знакомым оказался сын ссыльного декабриста Меньшикова. Его отец Александр в далёком 1825 году оказался в числе тех несогласных, кто пришёл на Дворцовую площадь и попытался совершить государственный переворот. В отличие от других осужденных и казнённых, князю Меньшикову повезло больше. Власти оценили его роль в противоправном деянии, и сослали в Тобольскую губернию без права возвращения в Петербург. С тех событий прошло более тридцати лет, но старый князь по-прежнему опасался возвращаться в родной город. Прожив половину своей жизни на чуждой земле, он привык и смирился со своей участью. Лишь его сын Демьян Меньшиков неистово мечтал вернуться в родной город и предпринимал для этого любые попытки. Его короткие визиты в Петербург, по обыкновению наполняли душу щемящим восторгом и тихой радостью. Оставаясь никем не замеченным, он бродил по городу и заново привыкал к ритму жизни столицы. Демьян мечтал остаться здесь навсегда, но болезнь отца не отпускала его из Тобольска. Кроткая Анастасия Михайловна Меншикова все надежды возлагала на единственного сына, и каждый раз слёзно просила его не ездить в Петербург. Материнское сердце тяжело переносило разлуку, но Демьян неизменно возвращался в отчий дом, и не было праздника грандиознее, чем его приезд.

Полина зачарованно слушала рассказ Демьяна, а в мечтах витали самые смелые фантазии. Они встречались в тайне ото всех. Полина впервые влюбилась, и каждое мгновение проведённое рядом с возлюбленным, дарило ей неземное счастье.

Спустя месяц Демьян заторопился в Тобольск. Он обещал писать Полине письма, но связь по невыясненным причинам прервалась. Графиня Курбатова тщательно скрывала свою тоску, лишь по ночам она могла освободить душу от накопленных тревог и волнений. Семья казалось, не замечала перемен в настроении Полины и жизнь текла своим чередом. Пытаясь смириться с тем, что Демьян окончательно и безвозвратно ушёл из её жизни, Полина решилась посетить императорский бал.

Николай Демидов-юнкер, выпускник Николаевского училища статный красавец с лихо заломленными вверх тонкими усиками, вопреки ожиданиям графа Курбатова не поразил сердце его единственной дочери. Состоявшееся позже сватовство и дальнейшие приготовления к свадьбе, усилили страх Полины совершить самую большую ошибку в своей жизни. Она сотни раз представляла, как они с Демьяном вместе пойдут к алтарю и принесут клятву Богу,… но рядом был лишь Николай. Далёкий, холодный и чужой.

Однажды, поздней осенью, когда первый снег окутал землю воздушным покрывалом, Полина спрятав руки в муфту вышла из особняка, и направилась в сторону набережной. Завернув за угол, она услышала своё имя произнесённое чужим шёпотом. Она остановилась и беспомощно осмотрелась по сторонам. В нише между домами стоял невысокого роста мужчина в тёплом полушубке, и переминаясь с ноги на ногу, манил её к себе.

– Вы меня зовёте? – удивлённо спросила она.

– Графиня Полина Сергеевна Курбатова? – уточнился он.

– Да, это я. Что Вам угодно?

Незнакомец подошёл ближе, и сунув руку за пазуху, второпях сунул ей в руки лист, сложенный пополам.