Текст книги "Флердоранж – аромат траура"
Автор книги: Татьяна Степанова
Жанр: Криминальные боевики, Боевики
Возрастные ограничения: +16
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 3 (всего у книги 26 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]
Проселок, по которому они только что ехали, пересекал большое поле. К самой дороге вплотную подступала высокая желтая стена колосьев. Катя впервые в жизни, а не по телевизору и не на картине Венецианова увидела настоящее ржаное поле. Оно простиралось насколько хватало глаз – до самого горизонта. Кругом на многие километры не было ничего, кроме волнуемых ветром колосьев да серого пасмурного неба с клубившимися на юго-востоке новыми грозовыми облаками.
– Сюда, – позвал Трубников, и они по узкой заросшей травой колее двинулись в рожь. Рыхлая земля под ногами была пропитана дождевой влагой.
– Вот здесь мы нашли их машину, – сказал Трубников. – Вон осколки от лобового стекла. Осторожнее наступайте. Ноги не пораньте.
Катя увидела две свежие глубокие колеи от автомобильных колес, наполненные водой. И осколки стекла. Среди них валялся измазанный бурой глиной обрывок белой ткани. Катя наклонилась и увидела пуговицы, рукав и манжет. Это был оторванный лоскут мужской рубашки.
– Кое-какие улики здесь, на месте, следователь пока оставил для повторного осмотра, – отреагировал Трубников на ее вопросительный взгляд, – первоначальный-то осмотр в семь утра был, под проливным дождем. У нас тут вчера весь день как из ведра. – Трубников указал на ткань: – Рубашка потерпевшего Артема Хвощева. Фрагменты ее здесь и вон там еще валялись. Пиджак мы возле машины нашли. Целый. А во-он там во ржи было тело.
Катя посмотрела, куда он указывает, и увидела четкий след волочения: колосья были примяты, местами варварски сломаны и втоптаны в грязь. Они с Трубниковым пошли по следу и… Сердце Кати дрогнуло: она ничего не видела, кроме непроницаемой желтой стены. Это место… Это странное место. Она уже была здесь раньше – вчера во сне и потом, когда уже проснулась, едва не вскрикнув от страха. Где-то нудно гудели мухи – словно впереди среди золотистого хлеба скрывалась куча нечистот.
– Осторожнее, – шепнул Трубников.
Колосья неожиданно расступились – Катя увидела перед собой вытоптанную площадку. По земле словно кто-то заново прошелся плугом – все было взрыто, вывернуто, выкорчевано. От дождя почва совсем раскисла, походя на хлюпающее под ногами болото. Только вот цвет у стоячей воды этого болота был странный: темно-багровый.
– Здесь мы парня обнаружили. Мертвого, – сказал Трубников. – Из всей одежды на нем только плавки были да брюки, до колен приспущенные. Вся кровь его тут, в этой луже. Земля аж не впитывает, не принимает.
– Как его убили? – тихо спросила Катя.
– Мы со следователем более девяноста ножевых ран на его теле насчитали в области живота, груди, шеи, паха. Даже кожа местами на решето была похожа. В морге увидите, какой он. В салоне машины ихней – а это внедорожник японский двухместный – тоже кровищи было полно. Машину-то следователь пока тут у нас оставил. Не на ходу она – прямо в мотор кто-то кувалдой или ломом заехал. Разбил все к черту.
Катя смотрела на багровую лужу. Именно над ней кружили, жужжа, навозные мухи. Садились на крохотные островки бурой глины, что-то там сосали своими хоботками.
Катя взглянула вверх: небо. Как и в том сне – только небо и эти колосья. Стены и потолок, словно в клетке. «Значит, там, во сне, это тоже была рожь», – подумала она с какой-то странной уверенностью. Она протянула руку к колосу. Вот ты какой, оказывается, ржаной хлеб.
– А где нашли Полину Чибисову? – спросила она.
Трубников поманил ее пальцем за собой. Прошли еще метров тридцать, Трубников раздвигал колосья руками.
– Вот здесь. Мне шофер показал, который первый их обнаружил. Она лежала на земле, раздетая. Он подумал – она тоже мертвая, а она в обмороке была глубоком. Когда он попытался ее в чувство привести, она как закричит… Видно, шок пережила, до сих пор никак не отойдет. Стала навроде помешанной. «Скорую» вызвали, так она никому из врачей даже дотронуться до себя не дала – кричит, вырывается. Кровь на ней была. К счастью, не ее. Ран на ней нет, а вот насчет чего другого – этого мы пока выяснить не можем.
– Эксперт взял на исследование образцы крови? – спросила Катя.
– Взял. Только я и без экспертизы скажу, чья на ней кровь, – жениха ее, Артема, – сказал Трубников.
Катя посмотрела на участкового: какой именно смысл он вкладывает в эту фразу?
– Нож не нашли? – спросила она после паузы.
Трубников отрицательно покачал головой.
– Кто же все-таки на них напал? – спросила Катя. – Как вообще они здесь очутились – в поле, так далеко от магистрального шоссе – они же в Москву в аэропорт ехали?
– Лично мне кажется, приехали они сюда сами на своей машине, – сказал Трубников. – Только вот что дальше тут приключилось, по данным первичного осмотра установить не представляется возможны… – Он вдруг оборвал себя на полуслове и сделал Кате предостерегающий жест – тихо!
В первое мгновение Катя не услышала ничего, кроме шуршания колосьев, но затем… Чавканье глины и чьи-то шаги. От неожиданности сердце Кати громко застучало. Здесь, среди этого пустынного зловещего поля, она внезапно почувствовала себя как во сне. Сон и реальность на миг будто поменялись местами, и казалось – вот сейчас произойдет нечто…
– А, это вы, Савва Драгоевич, – услышала она голос Трубникова – напряженный и одновременно удивленный, – а я смотрю – кого это сюда нелегкая несет… Вообще-то тут посторонним находиться пока не положено.
– Ну, для меня сделайте небольшое исключение. А я вас сколько раз, Николай Христофорович, просил – называйте меня просто Савва. Сами говорили, что об отчество мое язык сломаешь.
Голос, прозвучавший в ответ, был мужским, глуховатым, с ощутимым акцентом. Этому странному чужеземному акценту эхом вторила еле уловимая мелодия, словно занесенная в эту настороженную тишину далекой радиоволной. Музыка была тихой и удивительно знакомой. Катя узнала ее сразу же – мелодия из фильма Кустурицы «Время цыган». Рожь заволновалась, зашуршала, и из нее, словно отделившись от желтой живой стены, появился человек. Это был мужчина лет около сорока, весьма примечательной наружности. Фигура его была приземистой, полной. Лицо же, напротив, очень худым, скуластым, с резкими чертами. Густые черные брови шнурками сходились к самой переносице. Нос был крупный, римский, с горбинкой. Подбородок резко выдавался вперед. Верхнюю губу оттеняла полоска темных усов. Одет незнакомец был в потертые джинсы, черную размахайку с яркими этническими узорами на груди и пятнистый жилет милитари. На загорелый лоб его была глубоко надвинута панама цвета хаки, на открытой загорелой груди, густо поросшей курчавой черной шерстью, поблескивал массивный золотой крест, из оттопыренного нагрудного кармана жилета выглядывал аудиоплеер, а мощную шею, точно гривна, окружали снятые наушники. Из них-то и сочилась мелодия из фильма Кустурицы.
Таким перед Катей предстал известный художник Савва Бранкович, и она, приглядевшись внимательно, сразу же вспомнила, что уже встречала его однажды – причем именно на том самом памятном концерте Эмира Кустурицы, когда он приезжал в Москву со своими музыкантами. Это было несколько лет назад, но Савва Бранкович с тех пор ничуть не изменился. Катя живо припомнила, что на тот концерт он явился в бело-черной зебровидной майке и военном кителе полковника югославской армии с золочеными аксельбантами, чем надолго и приковал к себе внимание всей тусовки.
– Вот решил с утра своими глазами взглянуть на это проклятое место, – объявил Савва Бранкович участковому. – Кстати, и освещение колоритное.
В эту минуту свинцовые тучи, нависшие над дальним краем поля, пронзил яркий солнечный луч. Он был похож на золотую спицу, которой насквозь прокололи небо. Капли на траве и колосьях сразу вспыхнули всеми цветами радуги. Солнечный луч, казалось, вонзился в самую середину багровой лужи, разлившейся у ног троих людей, стоявших друг против друга. Катя внезапно почувствовала, как к горлу ее клубком подкатила тошнота.
– Здесь произошло убийство, – сказала она. – Вы что же, с утра пораньше явились сюда, чтобы с любопытством посмотреть на место, где человеку нанесли девяносто ударов ножом, выпустив из него всю кровь в эту вот лужу, что у вас под ногами?
– Милашка, а ты кто? – спросил Бранкович и обернулся к Трубникову: – Христофорыч, дорогой, это что еще за птица?
– Это коллега моя, из главка нашего прибыла – Екатерина Сергеевна. Капитан милиции, – невозмутимо сказал Трубников. – Вот место с ней осматриваем. А вы, Савва, что же, с дачи своей идете?
– С дачи, – Бранкович кивнул. – Удержаться не мог – свернул с дороги сюда. Да, темное дело, очень темное… А с Полиной, значит, так и не удалось до сих пор поговорить?
– Пока нет.
– Бедный маленький воробышек, – Бранкович покачал головой. – Такие приключения в брачную ночь… Ее ведь изнасиловали, да?
– Я, Савва Драгоевич, такой информацией не располагаю и вас, то есть тебя, убедительно прошу такие слухи пока тут у нас не распускать.
– Да что там слухи! Испортили девчонку, – Бранкович вспыхнул, как порох. – Ты любого здесь спроси – все об этом только и говорят. Я б на месте отца ее и суда никакого не стал ждать, сам бы нашел подонка, убийцу и кишки его грязные ему же в глотку бы и забил.
– А вы сами были на этой свадьбе? – спросила Катя.
– Конечно, был. Все были. А что такое?
– А во сколько вы застолье покинули, можно вас спросить?
– Под утро уже. Да там все пьяные были. Девушка, не знаю, как вас и называть-то теперь, господин полицейский или красавица моя, там нажрались все в доску под конец, понимаете? Вы когда-нибудь на свадьбах деревенских бывали? Я не то что времени счет за столом потерял, я вообще когда очухался, понятия не имел, кто я и где нахожусь – в Москве ли, в Белграде ли моем родном, в Баня-Луке ли, в аэропорту или на берегу Славянки нашей на русской даче моей.
– Екатерина Сергеевна, нам пора. Машину надо осмотреть да в морг заехать, – хмуро сказал Трубников. – Ну, и насчет главного решить, как и что… Савва, а ты?
– Ухожу, ухожу я, Христофорыч, не переживай, – Бранкович вскинул руки, точно сдавался в плен. – Я на реку шел купаться. Всего хорошего. Удачи в делах. Прощайте, капитан, птичка сердитая, – улыбнулся он Кате ослепительно и нахально. – И один совет на прощанье, чтобы вы вспоминали Савву Бранковича: чтобы вам тут ни рассказывали об этом месте, – он широким жестом обвел поле, – не верьте. Ничему не верьте. Крепче спать будете, девочка.
– Странный какой, – осторожно заметила Катя, когда они с участковым уже сидели в машине. Катя включила зажигание. – Что он мне такое посоветовал – не верить рассказам об этом месте? О чем это он?
– Чепуха, сказки, – Трубников поморщился. – Не берите в голову.
– А вы, я смотрю, на короткой ноге с этой богемой, Николай Христофорович. В Москве не многие этим похвастаться могут.
– Да? Надо же, а с виду он такой парень простой… Я его в прошлом году выручил сильно, с тех пор мы и подружились, – скромно сказал Трубников. – Он спьяну на джипе своем вброд через Славянку переправляться надумал, да не рассчитал маленько брод-то. Чуть не утонул. А я мимо ехал на мотоцикле, ну и увидел, как он там бултыхается. Трактор мы с мужиками подогнали, вытянули его. Ну, и познакомились. Он парень свойский, в баню меня свою позвал париться-отогреваться. Дело-то весной было ранней. Вода стылая… Ну, попарились мы, отогрелись. Баня-то у него шик-блеск, мечта, а не баня. Он себе дачу – ха-а-рошую – выстроил возле хутора Татарского. Наезжает сюда частенько. Мастерская тут у него и кузня даже своя есть. Он ведь, помимо живописи, кузнечное дело хорошо знает. Такие вещи создает – загляденье. Этот год он и зиму почти всю жил на даче. Он ведь по отцу-то наполовину серб, наполовину хорват, а по матери русский. Родители у него в Белграде живут – он сам мне рассказывал. Одна сестра за русского вышла, живет в Туле. Муж у нее спортсмен известный – лыжник-многоборец, чемпион олимпийский. А другая сестра в Боснии замужем за каким-то мафистом местным. После войны Савва-то что-то не очень домой в Белград ездит. Все больше у нас тут обретается. Картины свои пишет. Наезжают к нему гости часто из Москвы. Выпивают, конечно, охотой по осени балуются. Наши, местные, с ним тоже все в дружбе. Чибисов – отец Полины и Хвощев-старший… Одним словом, свой он тут у нас, хоть отчество его, кроме меня, никто и выговорить не может.
– А с Артемом Хвощевым он в каких был отношениях? – спросила Катя.
– В нормальных, точнее, ни в каких. Артем зелен был еще, чтобы с таким человеком, как Савва, какие-то отношения поддерживать.
– А с Полиной?
Трубников пожал плечами. Но Катя заметила, что он снова нахмурился, словно она спросила о чем-то запретном.
– Не боитесь, что машину-вещдок по винтику растащат, пока следователь в отдел ее перегонит? – задала она новый вопрос чуть погодя.
– У меня не растащат, – коротко бросил Трубников. И Катя по его голосу поняла, что он уязвлен до глубины души. Она смеет сомневаться, что он не принял все меры к сохранности изъятых с места происшествия улик!
Автомобиль ждал их в гараже опорного пункта милиции – железном пенале, выкрашенном в ядовито-зеленый цвет. Однако, чтобы добраться до опорного пункта, пришлось снова петлять по проселку, преодолевать крутые подъемы и спуски и в конце концов очутиться у той же автозаправки, где Катя и встретилась с участковым. Оказалось, что опорный пункт был от автозаправки в двух шагах: маленькое одноэтажное строение, втиснутое между придорожным магазином автозапчастей и ремонтной мастерской.
В опорный пункт Катя заходить не стала: Трубников сразу же провел ее в гараж и там в таинственном полумраке, пропитанном запахами бензина и резины, она увидела двухместный «Судзуки», принадлежавший Артему Хвощеву. Машина была сильно забрызгана грязью и еще чем-то…
Через выбитое лобовое стекло Катя заглянула в салон: на серых чехлах сидений – бурые потеки, пол сплошь усыпан осколками стекла. Капот был искорежен, фары разбиты, бампер оторван.
– Когда мы машину на месте со следователем осматривали, – сказал Трубников, – в багажнике три сумки были, большие, спортивные. Они ж за границу ехали отдыхать – в основном летняя одежда, тряпки. На полу была дамская сумка белого цвета. Там все их документы – загранпаспорта, авиабилеты, ваучеры на отель, две кредитные карты, телефон ну и косметика разная. Все вещи следователь к делу приобщил. Вот здесь впереди мужская визитка валялась. Тоже следователь изъял к делу.
– А ключи от машины где были? – спросила Катя.
– Торчали в замке зажигания, мотор был выключен. – Трубников открыл дверь со стороны водителя. – Вот эта дверь и та тоже распахнуты настежь были, а сиденья опущены. Мы их подняли, когда пол осматривали. А было все в таком вот положении. – Он опустил сиденья.
– Удобно, – Катя дотронулась до серого чехла.
– Кровать, да и только. – Трубников покосился на нее, хмыкнул. – Прямо ложе супружеское, м-да…Мы тут еще кое-что нашли.
– Что? – Катя нагнулась, заглядывая под машину.
– Часть женского туалета.
– Какую именно?
– Трусы белые кружевные. Разорванные.
– Где они были? В салоне или вне машины?
– Это с какой стороны посмотреть. Повешены были вот сюда как флаг. – Трубников взялся за боковое зеркало с правой стороны.
– Когда Полину Чибисову нашли без сознания, какая на ней была одежда? – еще раз уточнила Катя.
– Платье подвенечное – разорванное, грязью запачканное, окровавленное. «Молния» сзади распущена.
– Что, тоже разорвана?
– Нет, расстегнута, только совсем. Я сам это видел, а платье спущено было до пояса – спина, плечи, грудь голые. Девчушка ничком лежала, в комок сжавшись.
– А обувь на ней была?
– Одна белая туфля на шпильке. Лодочка. На левой ноге. В земле вся. А вторую мы за машиной нашли в луже.
Катя обошла автомобиль, внимательно осмотрела разбитый капот.
– Что же все-таки произошло, Николай Христофорович? – тихо спросила она.
– Скажу только насчет машины этой. Как мы со следователем Панкратовым меж собой прикинули. Значит, приехали Хвощев и жена его туда, где мы их нашли, сами. Остановились в поле. Мотор заглушили, но ключ из замка не вынули, значит, далеко от машины уходить не собирались. Сиденья в салоне опустили, стекла тоже… Ну а потом звезданул им кто-то по капоту, стремясь мотор вывести из строя, чтоб не уехали они, не спаслись оттуда. Эксперт наш предмет, которым по капоту дубасили, определил как «тяжелый металлический» – лом это, скорее всего, был или отрезок трубы. Высадили и стекло лобовое. Может, той же трубой, а может, и ногой – на капоте вмятины глубокие вот здесь и вон там. – Трубников показал Кате наглядно. – С машиной, думаю, все так в точности и было.
Катя ждала, что он продолжит, но Трубников замолчал.
– Ну, что же… Теперь в морг? – не слишком уверенно предложила Катя. Трубников мрачно кивнул.
Морг находился при больнице райцентра. Путь туда был неблизкий. Катя давно уже потеряла счет и времени, и километрам. Она боялась даже думать о том, сколько часов уже провела за рулем. Руки, ноги, спина – все было словно чужое. Однако, когда эти самые чужие, одеревеневшие ноги и руки нажимали на педали и крутили руль, все словно вставало на свои места. Даже усталость куда-то девалась – до следующей остановки, до следующей высадки. «Все-таки мы едем, а не пешком плетемся, – утешала себя Катя. – Вот сейчас до этого чертова морга доберемся, там и…» Она вовремя одернула себя, едва не произнеся «отдохнем». Еще чего!
Нет, говорят, худа без добра. Сильная физическая усталость помогла Кате, как ни странно, довольно спокойно, если не сказать апатично, встретить то, что ожидало их с Трубниковым в морге. При других обстоятельствах Катя, наверное, испугалась бы гораздо сильнее.
Они с Трубниковым успели вовремя. Из областного бюро судебно-медицинской экспертизы в больницу прибыл патологоанатом. Вскрытие давно уже шло своим чередом. Когда патологоанатом показал им то, что некогда было телом Артема Хвощева, Катя судорожно вцепилась в руку Трубникова.
– Девяносто восемь ножевых ран, – сказал эксперт, – из них процентов шестьдесят – проникающие, причинившие повреждения внутренним органам. Особенно сильно пострадала брюшная полость. Как видите, она почти вскрыта, внутренности в таком ужасном виде. Множественные повреждения грудного отдела и паха. Семь ножевых ранений в область спины и ягодиц. Горло перерезано, на лице глубокие порезы. Характер ран таков, что мы с уверенностью можем говорить о том, что нападение было крайне жестоким. Я бы сказал, просто неистовым.
– Женщина могла такое сделать? – спросила Катя, стараясь не смотреть на труп.
– Женщина? Я бы сказал, нет, никогда, если бы у меня самого пять лет назад не было одного случая, – патологоанатом оживился. – Женщина, психически больная, тридцати пяти лет, нанесла своему двадцативосьмилетнему брату – крупному, сильному парню, сто двадцать одно ножевое ранение. Буквально растерзала его.
– Психически больная? – переспросил Трубников. – Силища-то у них такая откуда? Это ж силу надо какую иметь…
– Здесь есть раны, когда лезвие ножа наткнулось на кость и оставило на ней отметины, – сказал эксперт. – Я бы сказал, что для женщины это в принципе невозможно, если бы в том случае с психопаткой у меня не было и такого. В нашем случае смерть наступила от множественных тяжких повреждений и связанной с ними острой кровопотерей. Время смерти, судя по тем признакам, что я наблюдаю, приблизительно от двух до трех часов утра.
– Темно, значит, еще было. Не рассвело, – тихо сказал Трубников. – А петухи-то уже пропели…
В этом его мимолетном замечании было нечто странное. И странность эта была не в словах, а в тоне, каким Трубников произнес последнюю фразу. «Что-то не то, – подумала Катя. – И он, как и Никита, явно что-то скрывает, недоговаривает».
– Когда будет готово ваше заключение? – спросила она патологоанатома.
– Думаю, к вечеру управлюсь с этим, – эксперт кивнул на труп. – Дня за два все суммирую, обобщу и напишу. Колосов Никита Михайлович просил лично ему копию по факсу переслать. Я, честно говоря, его самого сегодня ждал. Почему он не приехал?
– Он очень занят по другому делу, – сказала Катя. – А почему вы ждали сюда именно его?
– Ну как же… Нам ведь с ним прошлым летом, когда из Тульского управления сообщение пришло о… – патологоанатом, наткнувшись на взгляд Трубникова, внезапно умолк. – Одним словом, передайте Никите Михайловичу, что копию заключения я ему сразу же перешлю, – сказал он Кате после паузы.
– Хорошо, я передам, – ответила Катя. – Не смею больше отвлекать вас от дела.
– Куда теперь, Николай Христофорович? – спросила она Трубникова на улице, решив… пока не опережать событий. Что ж, в принципе от начальника отдела убийств ничего другого она и не ожидала. Скрытность Колосова была просто профессиональной болезнью.
Однако, не посвящая ее фактически ни в какие детали происшедшего, Никита все же зачем-то послал ее сюда, в это Славянолужье. Значит, для чего-то она, Катя, была нужна ему именно здесь.
– Куда теперь? – повторила она свой прежний вопрос. – Вы там, в поле, обмолвились, что наступит время обсудить главный вопрос.
– Главный-то? – Трубников прищурился. – Да я уж и не знаю, как и быть с ним. Я Никиту Михайловича просил человека прислать опытного, знающего, чтобы в контакт он войти смог с главным нашим свидетелем.
– С Полиной Чибисовой? – спросила Катя. – Она где сейчас – в больнице?
– Дома она. Невозможно было ее в больницу везти – так она кричала, вырывалась. Отец не дал, домой ее увез. Туда врачи поехали. Но и там ничего не вышло. Ее ведь даже не осмотрели, не освидетельствовали как полагается. Не в смысле ран, нет, а в смысле… Слышали, про что Савва Бранкович-то спрашивал?
– Вы не установили, была ли она изнасилована? Значит, есть подозрения, что была?
– Трусы-то я ее где нашел? – сказал Трубников. – То-то. Деталь красноречивая. Как флаг они повешены были – нагло так, будто в насмешку. А Полина единственный наш свидетель, главный наш шанс в этом деле. Только шанс этот сейчас в таком состоянии душевном, психическом, что не больно-то им воспользуешься. – Трубников пристально смотрел на Катю. – А пытаться воспользоваться надо. И как можно скорее.
«Вот оно что, – подумала Катя, – вот для чего Никита отправил меня сюда».
– Что ж, я попробую с ней поговорить, – сказала она Трубникову. – Только сначала нам надо встретиться с ее отцом. Нет, лучше с матерью.
– У Полины матери нет. Умерла давно от рака. Чибисов с тех пор и не женился. Не хотел мачеху дочери брать. У них дома сейчас из женщин домработница живет да секретарша Чибисова – некая Елизавета Кустанаева. Только с ней, я думаю, разговаривать насчет Полины не стоит.
– Почему?
– Да так. Мое это личное мнение. Не очень-то ладили они меж собой. Чибисов-то Елизавету в любовницах содержит. Ну а какой дочери понравится, когда отцом красотка молодая верховодит? Да потом еще кое-что между ними было… Так что секретарша вам установить нужный доверительный контакт с Полиной вряд ли поможет.
Катя открыла дверь машины.
– Поехали к этим Чибисовым, Николай Христофорович, – сказала она. – Там будет видно.
Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?