Текст книги "Невеста вечности"

Сестра Инна тут же послушно ретировалась за дверь. Она была очень молода, эта послушница – лет двадцати пяти, не больше. Личико со светлыми глазами и светлыми бровками густо усыпано веснушками. Сестра Римма – гораздо старше, лет за сорок. Катя обратила внимание на ее удивительную походку, она вошла в комнату легко, точно впорхнула – спина прямая, никакой сутулости, хотя взор смиренно опущен. На бледном лице ее выделялись темные брови и живые умные темные глаза. Естественно, никакой косметики, но лицо поражало тонкостью черт. Голову ее, как и у сестры Инны, закрывал черный полуапостольник, черное длинное платье было перехвачено кожаным поясом, и талия точно осиная. Изящество во всем облике – врожденное или приобретенное с годами, Катя подумала, что у сестры Риммы, не уйди она в монастырь, даже в ее возрасте имелось бы немало поклонников.

Страшилин предложил ей стул, и сестра Римма села, чинно сложив руки на коленях.

– Чем могу вам помочь? – спросила она тихо.

– Мы расследуем уголовное дело, – сказал Страшилин. – Могу я вам задать несколько вопросов?

– Пожалуйста.

– Мы с коллегой сейчас узнали, что вы осуществляете шефство над одинокими пенсионерами в поселке «Маяк».

– Да, это одно из моих послушаний – помогать немощным, одиноким и больным.

– Кого конкретно вы навещаете в поселке, кому помогаете?

– В «Маяке» у нас только двое – Железнова Лидия Павловна, у нее в прошлом году умер муж, и она осталась совсем одна. Дети в Америку эмигрировали. И Уфимцев Илья Ильич, пенсионер, тоже одинокий, за ним некому присматривать, потому что сын у него за границей работает. Остальные наши подопечные – это две женщины, обе тяжелобольные, они живут в Каблуково, потом еще на станции возле монастыря…

– Хорошо, я понял, меня интересует поселок «Маяк». Когда в последний раз вы навещали Уфимцева?

– Три дня назад. Я привезла ему продукты, немного убралась у него дома и забрала белье в стирку, у нас тут своя прачечная при монастыре. Мы помогаем в этом старикам бесплатно.

– Вы одна его навещали?

– Одна, у нас график – два раза в неделю мы ездим к каждому из подопечных – то я, то сестра Пинна, то сестра Инна. К каждому из подопечных по очереди.

– Расскажите поподробнее – как вы добираетесь до поселка?

– Иногда на автобусе, а когда много всего везем – продукты, белье из стирки, то на нашей монастырской машине.

– Вы водите машину сами?

– Да, вожу, – сестра Римма кивнула. – Сестра Пинна водит лучше меня.

– А разве это разрешается уставом монастыря? – с любопытством спросила Катя.

– Это же не ради развлечений, это на благо наших подопечных. Мы в поселке еще и соседям помогаем, чем можем, если они просят. Это наш долг.

– Значит, вы навещали Уфимцева три дня назад.

– Да, а что случилось? – тихо спросила сестра Римма.

– Дело в том, что позавчера вечером он был убит в своем доме.

– О господи, – сестра Римма молитвенно сложила руки, – ой, горе… упокой, Господи, его душу… Кто его убил?

– Мы разбираемся, – ответил Страшилин.

– Вы что же, нас подозреваете?

– Нет-нет, что вы, матушка, – Страшилин впервые обратился так к сестре Римме, – мы просто стараемся установить всю картину, предшествующую убийству. Помогите нам, пожалуйста.

– Да я всей душой, – сестра Римма обернулась к Кате, – какое горе… он был так одинок… так боялся смерти, и вот надо же…

– Во сколько вы к нему приезжали?

– После обеда у нас время послушаний и до вечера. Где-то в половине третьего.

– Вы долго у него пробыли?

– Пока убралась в доме, потом мы немного поговорили с ним.

– О чем, если не секрет?

– О духовном, – ответила сестра Римма. – Есть только один настоящий смысл беседы – разговор о духовном.

– Он ведь чтением Библии увлекался, да?

– Да, читал, и порой мы обсуждали прочитанное.

– У него дома много книг. Там у него классики марксизма на полках до сих пор стоят, военные мемуары, книги о политике, – сказал Страшилин, – и художественная литература тоже.

– Это все мирское, – ответила сестра Римма. – Это уже не для нас.

– Герцен у него там на полке, – Страшилин словно вспомнил, – повесть «Сорока-воровка» об ужасах крепостного права. А вот меня всегда вопрос интересовал: церковь хоть когда-нибудь протестовала, говорила что-то против крепостного права в России? Радищев вон возмущался, Герцен… Вот вы в школе учились, помнить должны «Муму» и «Мертвые души» – если вчитаться в текст, это же волосы дыбом. Людей, как скот, продавали – заметьте, не привозных рабов, а своих же, православных. Церковь выступала против этого в то время? Или считалось, что это так и должно быть – торговля людьми?

– Я не знаю, – ответила сестра Римма, – это дела давно минувших дней. Полиция в то время тоже ведь не считала это противозаконным. И писатели не все возмущались. Таков был уклад.

– Таков уклад? – Страшилин хмыкнул. – А что, ничего не должно меняться? Наука идет вперед, очень скоро, например, некоторые дети, возможно, будут рождаться от троих родителей, это поможет на генном уровне избежать наследственных болезней. Церковь станет на это как-то реагировать?

– Простите меня великодушно, я не понимаю предмета нашей беседы, – кротко сказала сестра Римма.

– Ну, вы же говорите, что беседовали со стариком.

– Но не об этом же.

– А о чем?

– Он боялся смерти, – ответила сестра Римма. – Как вы, как я, как все. Только он… он очень боялся, понимаете?

– Ему кто-то угрожал? Кто-то хотел его убить?

– Нет, такого он не говорил. Он просто боялся умереть. А я… мы все старались успокоить его. Внушить, что вера помогает справиться со страхом. Что смерть – это не так страшно.

– Могу я спросить, где вы находились позавчера с пяти часов вечера и до утра? – спросил Страшилин.

– Тут, в монастыре, – ответила сестра Римма. – Это все, простите?

– Да, все. Благодарю вас за оказанное следствию содействие, матушка.

Сестра Римма благожелательно кивнула, поднялась и ушла. Такой же легкой, летящей, совсем не монашеской походкой.

Страшилин пригласил сестру Инну. Младшая послушница появилась тихо, как тень.

– Пожалуйста, помогите нам, – обратилась к ней Катя.

– Да-да, конечно, чем могу, – голос у сестры Инны мягкий. Она сидела, опустив глаза в пол.

– Один из ваших подопечных пенсионеров в поселке «Маяк» Илья Уфимцев был убит, – сказал Страшилин. – Мы расследуем это дело.

Сестра Инна молча дважды перекрестилась, прошептав: «Упокой, Господи, его душу».

– Когда вы посещали его, сестра Инна?

– На прошлой неделе в субботу, как раз была моя очередь ехать в «Маяк».

– И с тех пор вы в поселок ни к кому не приезжали?

– Нет, я навещала нашу подопечную больную в Каблуково.

– Уфимцев при вас рассказывал о своих родственниках? – спросил Страшилин.

– О сыне, он у него далеко, не может заботиться об отце.

– А о внучке речь шла?

– Нет, – сестра Инна покачала головой. – Я даже не знала, что он имел внучку. Почему же она к нему никогда не приезжала, не оказывала помощь?

– Вот мы и пытаемся разобраться. Уфимцев был легким человеком в общении?

– Я общалась с ним лишь в рамках моего послушания – помоги ближнему. Он был старый и больной человек. Очень обижен на врачей и на свое одиночество. Хотя в средствах он не нуждался, как другие пожилые люди. В этом сын ему, наверное, помогал – деньгами. А про внучку он при мне ни разу не упоминал.

– А с соседями Уфимцева вы, монахини, в каких отношениях?

– В добрых. Сестра Римма договорилась, чтобы девочку его соседей приняли на подготовительные курсы при нашем приюте. Это не воскресная школа, просто курсы для детей. Сестра Римма всегда рада, когда что-то можно сделать для приюта. Найти спонсоров.

– Сосед Балашов, он ведь в банке работает, – кивнул Страшилин, – понятно.

– Нет, вы не понимаете, – сестра Инна светло улыбнулась. – Это не корысть, это помощь ближнему от ближнего.

– Уфимцев просил вас когда-нибудь почитать ему Библию?

– Нет, он сам читал, порой просил истолковать что-то, но я… он иногда спорил, а я не могу вступать в спор на такие темы, – молодая послушница говорила очень мягко и интеллигентно. – Да, мы разговаривали, когда я заканчивала домашнюю работу. Он ведь нуждался в самых простых житейских вещах.

– Понятно. И последний вопрос: где вы находились позавчера вечером с пяти часов?

– В монастыре, – кротко ответила сестра Инна.

Глава 19
В поисках третьей

– Какая муха вас укусила, Андрей Аркадьевич? – спросила Катя, когда они покинули комнату для паломников и вышли на улицу.

Страшилин тут же полез за сигаретами, потом вспомнил, что они все еще на территории монастыря.

– А что?

– При чем тут Герцен и отношение церкви к крепостному праву?

– А меня всегда это интересовало, что, спросить нельзя?

– Но не во время же допроса.

– А мне хотелось глянуть, что там под этой кротостью и смирением. Что скрыто на дне.

– И что же, по-вашему, скрыто?

– Неправда, – ответил Страшилин. – Они обе говорили нам неправду.

– Почему вы так в этом уверены? Потому что, по-вашему, все свидетели – лжецы?

– Не только. Я чувствую. Интуиция – слышали такое слово?

– Мне не показалось, что монашки нам лгали, – сказала Катя. – Их манера общения, конечно, скованная, но это же монастырь, тут свой устав. В некоторых монастырях вон вообще монахи дают обет молчания – никаких разговоров, только молитвы. А насчет чего нам лгали сестры?

– Этого я еще пока не знаю, но правды от них мы с вами не добились. И вы тут мне ничуть не помогли, Катя. – Страшилин оглядел ее с ног до головы. – Ладно, у нас еще третья как там бишь ее…

– Сестра Пинна.

– Я пойду узнаю, как ее найти, где она сейчас. Раз приехали допрашивать – надо всех допросить сегодня. Завтра уже станем решать другие задачи. – Страшилин повернул в сторону административного корпуса. – Подождите меня тут, я сейчас все у них выясню.

Катя осталась во дворе монастыря. Посетителей и паломников заметно прибавилось – в основном женщины, они направлялись к собору. За собором располагались новые корпуса, крытые металлочерепицей. Позади них Катя увидела спортивную площадку. Из окон доносилось пение – детские голоса звучали нежно и звонко. Детский хор исполнял духовные песнопения.

Катя поняла, что видит тот самый патронируемый монастырем приют для девочек. Занятия в классах у них давно кончились, и теперь наступил час хорового пения.

Закатное солнце мягко освещало крыши, аккуратно подметенные дорожки и осенние клумбы, пестревшие октябрьскими астрами и хризантемами. В монастыре любили цветы.

Страшилин вернулся не скоро.

– Еле добился, сестра Пинна вроде как на послушании – убирает недостроенную часовню в Каблуково. Поедем туда, может, удастся ее там застать, если она уже не на обратном пути в монастырь, ждать тут не имеет смысла, – сказал он.

В машине он то и дело сверялся с навигатором – видимо, сведения, как проехать к часовне, были чисто «женские, запутанные», полученные либо от сестры Милицы, либо от кого-то из монахинь.

– Послушницы – это ведь не монахини, – заметил он. – Девица эта, Инна, еще тянет на послушницу, молоденькая совсем. А вот сестрица Римма… Послушница и активно приютом занимается, вон спонсоров в поселке ищет.

– Решение принять монашеский постриг – окончательное, оно порой трудно дается, – ответила Катя. – Может, она сама откладывает, кто знает.

– Да, кто знает… Про старика Уфимцева что они нам обе сказали – так, общие фразы. А ведь посещали его регулярно два раза в неделю.

– Обе заявили, что в вечер убийства находились в монастыре.

– Я иного от них и не ждал. Алиби. Монастырское алиби… все равно станем проверять. – Страшилин крутил руль и дымил сигаретой. – Тот, кто убил Уфимцева, покинул его дом в панике, практически сразу. Иначе, если бы задержался, то заметил бы, что старик еще жив и царапает надпись на полу.

– Вы сами сказали – надпись может быть инсценировкой, убийца сам ее сделал.

– Возможно, судмедэкспертиза все же сузит временны́е рамки наступления смерти. Правда, этот ваш эксперт Сиваков много на себя берет.

– Он отличный специалист, – заступилась за Сивакова Катя.

– Об этом я и толкую, – Страшилин улыбнулся. – Ну вот и Каблуково, теперь надо найти часовню.

Катя оглядывала окрестности – железная дорога, много новостроек. Автобусная остановка возле станции. Дальше снова новостройки, пустыри и старая промзона – как и вокруг Высоко-Кесарийского монастыря. Фабричные корпуса и пакгаузы, но все это уже обречено на слом, хотя часть еще стоит, врастая старыми облупленными стенами в землю. Производство давно остановлено, склады закрыты. Кругом запустение и одичание в ожидании рева экскаваторов и самосвалов, когда все здесь начнут ломать, ломать, ломать.

Маленькую часовню – новенькую, из красного кирпича, еще без крестов, окруженную строительным мусором – они даже заметили-то не сразу среди всего этого заброшенного промышленного пейзажа.

Возле часовни стояла темно-синяя «Газель», двое рабочих выгружали из нее какой-то контейнер. Понесли внутрь. Затем, видимо выгрузив, вернулись к машине. На крыльце появилась монахиня в черном, она подошла к рабочим и расплатилась с ними. Те быстро уехали.

Катя поняла, что вот она – третья фигурантка, сестра Пинна, они застали ее тут и она вся при делах.

Сестра Пинна повернула назад – она не обратила внимание на «Форд» Страшилина, сворачивающий с шоссе.

Катя вышла из машины. «Какое странное место», – подумала она. Такое уединенное… На дороге – никого, кругом либо стройка, либо заброшенный хаос. И среди всего этого возведена часовня…

Внезапный порыв ветра прошелестел в кронах чахлых деревьев, росших вдоль дороги. Подуло, подуло – словно кто-то выдохнул из могучих легких. Листва, сорванная с веток, закружилась, заплясала.

Вихрь листвы – желтой, золотой, багряной, пропитанной осенней влагой бесчисленных дождей, и сухие, скрюченные листья – мертвые, уже готовые к распаду…

Каркнула ворона.

Катя поискала ее глазами на деревьях – нет, это птица-невидимка.

Каррррррррррр…

Нет, ну какое странное место…

– Сестра Пинна? Пожалуйста, уделите нам минуту, – окликнул Страшилин.

Женщина в черном обернулась.

Они подошли к ней – Катя отметила, что, судя по всему, сестра Пинна – средняя по возрасту, ей могло быть лет тридцать пять – тридцать семь. Черный полуапостольник она надевала низко, почти до самых бровей. У нее были серые глаза и курносый нос.

Страшилин и ей представился по полной форме, представил Катю. И вот тут… Катя поклясться была готова – она заметила тревогу и беспокойство в глазах сестры Пинны. Настолько острое беспокойство, что она почти не могла его скрыть. Хотя очень старалась выглядеть спокойной.

– Следователь? А по какому делу вы сюда приехали? – спросила она.

Голос у нее хрипловатый, возможно, в прошлом, в мирской своей жизни, сестра Пинна курила. А может, и нет.

– Вы ведь навещаете пожилых людей в поселке «Маяк»? – спросил Страшилин.

– Навещаю, это мое послушание – ухаживать, помогать. И не только в «Маяке», в поселке у монастыря нашего тоже и…

– Уфимцева Илью Ильича вы знали?

– Знаю. Помогаю ему вместе с сестрами. А что произошло?

– Убили его в собственном доме.

Сестра Пинна поднесла руку к груди.

– Охххх, когда? За что? Кто?

– Позавчера вечером. А вот кто и за что – мы расследуем. Вы когда его навещали в последний раз?

– На прошлой неделе во вторник. В субботу – сестра нашего монастыря Инна, а на этой неделе сестра Римма.

– С ними мы уже беседовали, – успокоила ее Катя. – Мы сюда прямо из вашего монастыря. Неблизкий путь. И место тут такое безлюдное, промзона. Это ваш монастырь построил часовню?

– Да, то есть нет. Это спонсоры, – быстро ответила сестра Пинна. – Спросите у сестры Риммы – она вам скажет, нет таких мест, которые не надо было бы освящать. Здесь скоро все изменится, это все поломают и начнут строить дома. А часовня уже стоит.

– А как долго вы все трое послушниц монастыря навещали Уфимцева? – Страшилин решительно вернул разговор в прежнее русло.

– Несколько месяцев. До этого у нас было иное послушание. А потом игуменья попросила сестру Римму помогать в социальных вопросах. И нас тоже с сестрой Инной.

– А как он к вам обращался, этот Илья Ильич? – спросила Катя. – Ну, когда вы приходили убираться или привозили продукты?

– Когда как.

– А именно? Сестра, матушка?

– Когда как. Я не придавала этому значения.

– Он интересовался Священным Писанием, так ведь?

– Да, читал, это полезно. Просил порой объяснить, что и о чем. Но я… это все суета сует, пустые разговоры, – сказала сестра Пинна. – Когда нет веры в сердце, а одно праздное любопытство, все разговоры без толку.

– О родственниках своих он упоминал? – спросил Страшилин.

– Про сына говорил, тот у него дипломат.

– А о внучке своей?

– Нет, – сестра Пинна покачала головой, на лице ее отразилось удивление. – Разве он имел внучку? Никогда при мне он о ней не говорил.

– Нам сказали в монастыре – вы машину водите? – спросила Катя.

– Вожу, это помогает и нам, и страждущим. В руках, в сумках много не унесешь, на автобусе-то.

– А сюда вы приехали на машине?

– Нет, это без надобности, – ответила сестра Пинна. – Я тут прибираюсь. Сами видите, здесь еще не достроено.

– Вас, может, подвезти до монастыря, время уже к вечеру близится? – предложил Страшилин.

– Нет, спасибо, у меня тут еще много забот. Я потом на автобусе доберусь.

– И последний вопрос, мы его всем сейчас задаем, кто в поле зрения расследования: где вы находились позавчера вечером с пяти часов?

– Как где, в монастыре, конечно, – ответила сестра Пинна хрипло. – Там теперь мое пристанище, мой единственный дом.

Глава 20
Ужин с коллегой

– Заметили, какие руки у этой монашки? – спросил Страшилин в машине, когда они распрощались с сестрой Пинной.

– Нет. А что с ее руками?

– На костяшках пальцев застарелые мозоли, и костяшки разбиты. Зажившая травма. Забавно, это для монастыря Шаолинь характерно – такие вот детали монашеской жизни, тренировки в восточных единоборствах.

Катя удивленно смотрела на Страшилина – о чем это он? И как он все это успел разглядеть?

– Но ведь установлено, что Уфимцеву лампой нанесли удары по голове, а не руками, – сказала она осторожно. – Как вы все видите только, Андрей Аркадьевич.

Страшилин повернулся к ней, сверкнув очками, сдвинутыми на кончик носа.

– Стараюсь вовсю, не хочется идиотом перед вами выглядеть. В общем, встретились мы с тремя фигурантками по уголовному делу, и считай, что только познакомились. Какие ваши впечатления от сестры Пинны?

– Даже не знаю. Тоже очень сдержанна и немногословна. Вам опять показалось, что она нам не говорила правды?

– Да, а еще она заметно нервничала.

– Это и я отметила. Но меня, если честно, больше поразило то место, где построена часовня, – сказала Катя. – Очень необычное. Что они хотят? Сюда же никто из прихожан не поедет – неудобно добираться и так неуютно… странное место.

– Возможно, им просто именно тут выделили участок под строительство. Администрация района. Может, у них есть генеральный план застройки, – ответил Страшилин. – Не место нас должно волновать, а люди. Я официально запрошу епархию и все их инстанции – надо установить, что за люди эти дамы в черном, кем они были до ухода в монастырь, чем занимались, фамилии, имена, круг связей. А то что мы сейчас имеем? Сестры Римма, Пинна и Инна. Надо же, имена в рифму.

Катя достала свой планшет и справилась в Интернете.

– Это мужские имена, – сказала она.

– Мужские?

– Да, имена мужских святых, но используются и как женские тоже. Кстати, тут сказано – не слишком легкая судьба у тех женщин, кого называют мужским именем.

– Факт мы установили непреложный – все трое знакомы с Уфимцевым, все трое утверждают, что на момент его смерти находились в монастыре. Но у нас с этим самым моментом смерти пока неясность. Кстати, время позвонить вашему дражайшему эксперту Сивакову.

И руля «Фордом» на оживленной трассе, Страшилин начал долгий разговор по мобильному.

Катя слушала с любопытством, но понять из отдельных коротких недовольных реплик Страшилина ничего было нельзя. И она просто устала за этот насыщенный встречами и допросами день. Допросы, в сущности, пока ничего не дали. У них нет ни одной внятной версии – за что могли убить старика.

– Вскрытие не внесло никакой ясности, – известил Страшилин, отключая мобильный. – Труп пролежал в теплой комнате, где топился камин, долгое время. Соседка Балашова видела Уфимцева живым в начале шестого. А обнаружила его мертвым соседка Глазова на следующий день в двенадцать. В натопленной комнате все процессы с мертвым телом – трупные пятна, состояние кожных покровов – убыстряются. Картина полностью искажается. Поэтому эксперт сразу, еще на месте происшествия, дает большую временную вилку момента наступления смерти. И сейчас опять подтверждает тот же самый большой временно́й отрезок. Единственное, что обнаружил Сиваков, – это то, что содержимое желудка Уфимцева указывает на не слишком плотный обед или ужин. Горлов приходил к нему после пяти, по его словам, они провели вместе около часа, и он засобирался назад в санаторий к ужину. Он нам не сказал, что они трапезничали с Уфимцевым, мол, только про болезни говорили. Выходит, что Уфимцев ел либо до его прихода, либо сразу после – перед тем, как сел смотреть телевизор, звук которого слышала свидетельница Глазова. В любом случае мы имеем очень большую погрешность в установлении времени его смерти. Судмедэкспертиза при данном раскладе нам в этом не поможет.

– Он не только смотрел телевизор, он еще и Библию читал. – Катя вздохнула. – Я все ждала, что вы с монахинями станете этот вопрос более детально обсуждать – насчет двадцать третьего стиха.

– Рано пока. Мы же не в последний раз с ними встречаемся.

– Да, только вы от каверзных вопросов, не относящихся к теме, все же старайтесь воздерживаться.

– Почему? Сейчас это модно – вопросы, обсуждения, батюшки бойкие с ноутбуками. Я даже не из профессионального интереса, я из чистого любопытства могу спрашивать. Совершенно наивно.

– Вы – наивно? – Катя усмехнулась.

– Ай, ладно, не смотрите на меня так строго, коллега, – Страшилин глянул на часы на приборной панели. – Ого, семь уже, пока доедем по пробкам… Слушайте, а давайте поужинаем где-нибудь?

– Поужинаем?

– Ну не святым же духом вам питаться, как и мне. Я, кроме ваших сладких пирогов, ничего не ел с утра. В холодильнике дома у меня – шаром покати. Да и вы, Катя, насколько я сужу – не мастерица готовить вкусные питательные блюда.

Катя пожала плечами – вы приглашаете меня на ужин, Андрей Аркадьевич?

– Можно пиццу съесть или купить что-то по дороге, – сказала она.

– Нет, давайте-ка поужинаем, место я одно знаю – там кормят классно.

И они поехали, поехали, поехали по пробкам – по Ярославскому шоссе, а затем мимо Лосиного острова – в центр, на проспект Мира, через Садовое и нырнули в один из тесных переулков – Просвирин.

Пивбар «У друзей» располагался в подвале, оборудованном под охотничий клуб. Страшилин провел Катю в полупустой зал, усадил за столик и сразу же подошел к барной стойке.

Его тут хорошо знали – Катя это отметила сразу. И поняла – она на волосок от тех событий, от которых так настойчиво предостерегал ее замначальника главка.

Однако поначалу ничего страшного не случилось – Страшилин принес со стойки «пинту» темного нефильтрованного и вручил Кате меню.

– Я пить не буду, – сразу же предупредила Катя, – а насчет еды…

– Мясо возьмите, они тут дивно мясо на углях готовят.

– Ну хорошо, правда, я не люблю говядину… ладно, мясо на углях и салат с помидорами.

Страшилин тоже заказал мясо, жареный картофель, соленья и мясное ассорти под пиво.

Он выпил почти сразу полпинты, и полные щеки его порозовели.

– Весь день об этом мечтал, – хмыкнул он. – Какое, интересно, меню у них там, в монастыре?

– Постное, наверное, – сказала Катя. – Вряд ли мясо на углях сестры едят.

– Чревоугодие ведь грех, так? – Страшилин вооружился ножом и вилкой. – Давайте же грешить, Катя!

Официант ставил перед ними тарелки с аппетитным жареным мясом, соусом, салатом для Кати и румяным жареным картофелем для Страшилина.

– Ваше здоровье! – Страшилин отсалютовал наполовину пустым бокалом пива. – Еще чуть-чуть – и мы с вами полностью сработаемся. Станем слаженной командой.

– Вы так считаете?

– Интуиция. – Страшилин опустошил бокал и показал жестом официанту – повторить. – Исходя из той надписи на полу, сестры Римма, Пинна и Инна – наши главные подозреваемые, – сказал Страшилин, – хотя есть риск инсценировки, да… У меня из головы тот текст не идет, который Уфимцев читал перед тем, как был убит.

– Двадцать третий стих пророка Иезекииля? Я же объяснила вам, Андрей Аркадьевич, это все образы… иносказание, это нельзя воспринимать буквально.

– Измятые женские сосцы и пролитую похоть? – Страшилин хмыкнул. – Ну, неизвестно ведь, как сам Уфимцев все это воспринимал – образно или буквально.

– Что вы хотите этим сказать?

– Сестре Инне, например, всего-то за двадцать, пацанка еще. Да и две другие женщины молодые.

– Но Уфимцев – старик, больной, подагрик!

– Седина в бороду, бес в ребро. – Страшилин снова присосался к пиву. – Ладно, это я так, в порядке общих размышлений на тему. Пролитая похоть…

Катя уткнулась в свою тарелку с жарким. Ох, он сейчас напьется… Вот оно… Сколько надо выпить такому здоровяку?

– Исходя из данных осмотра дома, у нас два следа – оба женских. – Страшилин вытер губы салфеткой. – Кроме старухи Глазовой, обнаружившей труп, еще одна женщина входила в тот дом. От этого факта никуда не деться нам. И от надписи на полу тоже. И вы на возраст Уфимцева не кивайте. С возрастом ой-ой-ой какие фантазии порой в голову мужику лезут, какие картины рисуются.

Катя чинно, молча ела. Мясо на углях в этом пивбаре действительно славно приготовлено. Только вот жирное это блюдо на ночь.

От пива Страшилин совсем раскраснелся.

– Кофе заказать? – спросил он.

– Нет, спасибо, я вечером кофе пью, если только надо работать, – отказалась Катя, – а сегодняшний рабочий день закончен. Извините, я отлучусь на минуту.

Она пошла в туалет. Вымыв руки, долго смотрела на себя в зеркало. Ладно, поужинали, теперь надо чесать домой. Коллегу стоит оставить здесь, в баре, – пусть заканчивает вечер, как хочет.

Но не тут-то было!

Катя плохо знала Андрея Аркадьевича Страшилина.

Вернувшись в зал, она узрела его у барной стойки – он уже расплатился с официантом и теперь…

Четыре рюмки стояли перед ним на стойке, и он одну за другой опрокидывал лихо, по-молодецки.

Катя замерла – вот так в считаные минуты дойти до кондиции способен только алкоголик!

– Андрей Аркадьевич, мне пора, спасибо.

– Все, все, иду, – Страшилин отвернулся от стойки, – сейчас, сейчас…

– Андрей Аркадьевич…

– Сейчас, сейчас, сейчас…

Его уже здорово вело. Он карабкался по ступенькам лестницы, выводящей из пивбара, следом за Катей, которая почти бегом…

– Катя, подождите, я вас домой… от-ве-зу…

«Форд» пикнул сигнализацией и…

Катя похолодела – как же это? Как он поедет в таком состоянии, даже если она вот сейчас даст деру от него стремглав? Еще в аварию попадет. А если не в аварию – гаишники просто остановят пьяного, узнают, кто он, доложат на службу и…

– Андрей Аркадьевич, дайте мне ключи от машины.

– Что? Сади-тесь…

– Это вы садитесь, а мне дайте ключи. Ну, быстро! Вы не можете ехать в таком состоянии. Вы пьяны! Я вас сама отвезу.

Страшилин двумя пальцами протянул ей ключи от «Форда».

Катя скрепя сердце села за руль. Он плюхнулся рядом.

– Куда вас? Адрес какой?

– Таганка. Дом мой родной Таганка. Умеете водить?

– Плохо. Но вам я в таком виде сесть за руль не позволю.

«Форд» завелся мягко. И Катя осторожно, медленно, с великим бережением тронулась.

Поехали из Просвирина переулка через весь центр на Таганку – по ночному городу.

Страшилин всю дорогу смотрел на Катю, не отрываясь. Катя, напротив, – смотрела упорно только на дорогу – на светофоры.

Только к одиннадцати они доехали до Большого Рогожского переулка – хоть название родных мест Страшилин помнил, и на том спасибо. Катя въехала во двор – дом пятидесятых годов с тремя подъездами, дом-монолит.

– Ну все, вот вы и дома, машину я припаркую вот тут. – Катя кое-как нашла во дворе, где приткнуться. – Вот ключи, кладу вам в карман плаща.

– А вы как же доберетесь?

– Да не волнуйтесь вы за меня.

– Нет, бери машину, – сказал Страшилин, – оххххх, так не пойдет.

Катя запихала ему ключи от машины в карман пиджака.

– Доброй ночи, – сказала она и, повернувшись, почти побежала вон из тихого московского дворика – ноги, ноги, ноги делаем скорее отсюда…

Однако…

Пробежав немного весьма прытко, она обернулась – как он там? Ушел домой или нет?

Нет! Страшилин все стоял у двери в подъезд и тщетно сражался с домофоном – тыкал в панель, пытаясь открыть.

Катя секунду колебалась. Вот мрак-то! Потом повернула назад.

– Что тут у вас еще?

– Поз-за-закрывалиссссссь…

– Андрей Аркадьевич, какой код домофона?

– Три, три, два… нет, два, три, три, пять…

Катя быстренько набрала код на панели – дверь пискнула – нет проблем.

– Какой этаж? Где ключи от квартиры?

– Эти.

– Это от машины, от вашей квартиры?

Страшилин шарил по карманам, пока они входили в подъезд и ждали лифт.

Катя решила – черт с ним – доведу его до квартиры, нельзя, чтобы соседи видели следователя по особо важным делам в таком свинском состоянии!

– Пятый… клятый… ссссссюда, – Страшилин ткнул в сторону двери.

Он протянул Кате ключи на открытой ладони – на, бери.

Катя открыла верхний замок – тьма в передней. Она буквально втолкнула Страшилина внутрь, и он шлепнул рукой по выключателю на стене. В прихожей вспыхнул неяркий свет.

– Все, все, вы дома…

И тут что-то зашуршало, затрепыхалось, зашумело, рассекая воздух крыльями. Катя чуть не упала со страха – ей показалось, что в открытое окно квартиры попала летучая мышь. Но…

– Андрррррррррюшаааа кррррррррасавец! Опять нажжжррррррралсяяяя!

Голос – скрипучий, нечеловеческий, ехидный.

Катя увидела, как на комод у зеркала в прихожей приземлился попугай, взявшийся неизвестно откуда, из этой квартирной темноты пустых холостяцких комнат.

– Андрей Аркадьевич, ой… Птица… Ну я пошла, все, до свидани…

– Подожди, я провожу… ночь уже. – Страшилин внезапно крепко сжал ее руку.

– Никаких проблем, я сама доберусь, пустите.

– Ручку… ручку дай поцелую… не бросила, не оставила… п-п-позволь руку эту нежную поцеловать…

– Ой, да пойдите вы к черту! – В ярости Катя вырвала руку из его сильной горячей ладони. – Пойди проспись!

Она вылетела из квартиры, как пушечное ядро.

– Андрррррюшаааа кррррррррасавец! Не ррррробей! – орал полоумный попугай.

Катя захлопнула дверь. Ее душили, разрывали на части гнев и смех.