Текст книги "Сценарии судьбы Тонечки Морозовой"

– Ты где пропадала? – Товарка перешла на соседний тренажер, устроилась в седле и закрутила педали изо всех сил, так что коленки замелькали быстро-быстро. – Давно не видно!

– Да у меня работы полно, и дочь в институт поступает!

– В какой?

– В театральный.

– Крути, крути! – поторопила соседка. – А сколько стоит? Поступление сколько стоит?

– Она по конкурсу, Кать.

– А! – обрадовалась Катя. – Значит, не пройдет! У наших друзей в прошлом году мальчик в Академию бизнеса и финансов поступал, это бывшая то ли Плешка, то ли Вышка, пятьдесят тысяч с них взяли. Долларов, не рублей.

– Ого, – сказала Тонечка. В коленке вдруг что-то закололо.

– А почему ты платить не стала?

– Кать, да я и так не очень понимаю, какая из нее актриса, а уж если платить, так совсем!.. Да и нет у меня денег таких.

– Ну, деньги! Деньги надо найти, кредит взять! Они теперь знаешь какие? Вон моя мне говорит: мама, ты обязана мне обеспечить высокий уровень жизни. Обязана я, понимаешь?

– Понимаю, – вздохнула Тонечка. – А почему ей нужен просто высокий уровень жизни? Почему не уровень жизни герцога при дворе Британской короны?..

Товарка от удивления даже крутить стала тише, колени уже не так мелькали.

– Ну, они теперь такие, – повторила она. – Моя тоже творческая. Только она хочет видеоблогером стать, а не артисткой.

– Хорошее дело, – одобрила Тонечка. – Выгодное.

– У тебя есть знакомые?

– Нет, – сказала Тонечка. – Я слышала.

– Да это все слышали! Только непонятно, как им стать.

– Никак, – сказала Тонечка. – Точно так же, как актрисой. Есть способности – станешь. Нет – значит, нет.

– Ну, они сейчас по-другому думают! А ты на чем сейчас сидишь?

– Я?! – удивилась Тонечка. – На тренажере!

– Да нет, на белках или на клетчатке?

Вчера, приехав домой, Тонечка съела три котлеты, а потом еще чаю напилась с зефиром в шоколаде. К чему это ближе, к белкам или клетчатке?..

И она сказала:

– На семенах чиа.

– Знаешь, как пудинг делать? Заливаешь чиа кокосовым молоком и на ночь в холодильник! Только все равно долго не высидишь, – отрезала Катя. – И потом еще больше наберешь! А ты где их заказываешь, семена, в интернете? Там одни подделки! Там вместо чиа продают зерна папайи! А это совершенно не то! Нужно у дилеров покупать! У тебя есть дилер?

Тонечка призналась, что дилера у нее нет.

…Ничего у нее нет! Ни дилера семян чиа, ни пятидесяти тысяч долларов, не рублей, на поступление, ни клетчатки!.. Зато есть лишний вес и ребенок в кризисе. Извелся весь бедный ее ребенок!..

– Я тебе скину телефон, только не в общий чат, а в личку, а то все набегут, а дилер проверенный, и у него мало.

Тонечка вяло поблагодарила. Тренировка как-то не задалась.

– И заднюю мышцу бедра тебе надо подкачать, висит все и трясется!

– Я подкачаю, – пообещала Тонечка.

– Вы закончили? – спросили рядом.

Она кивнула, занесла было ногу, чтобы слезть, оглянулась и чуть не упала.

– Здрасте, – сказал великий продюсер Герман. – Хорошо, что я вас здесь застал.

– Добрый день, – поздоровалась Тонечка, переволокла ногу с совершенно недостойной задней мышцей бедра через сиденье и утерла пот со лба.

– Привет! – весело сказала Катя и легко, как перышко, слетела с тренажера. – Можете этот занять, я уже ухожу.

Герман кивнул и спросил у Тонечки:

– Вам долго собираться?

Она пожала плечами.

– Ну, минут пятнадцать. А что такое?

– Я вас подожду, вы мне нужны.

– Ну, подождите, – сказала она неуверенно. – Вы заниматься будете?

– Не буду я заниматься, – отчего-то возмутился Герман.

– А, вы в бассейн! – догадалась Тонечка.

– Я не в бассейн, а за вами, – сказал он. – Выходите, я там подожду, на ресепшене.

– Кто это? – спросила Катя с восторгом. – Какой великолепный экземпляр!

– Это не экземпляр, а продюсер, – сказала Тонечка. – Всех времен и народов.

– У тебя с ним амуры?

– У меня нет. У него могут быть амуры только с Анджелиной Джоли! Или с Эмилией Кларк. Я же говорю, он великий продюсер.

– А зачем он сюда явился? Он же к тебе пришел!..

Да, подумала Тонечка, пришел зачем-то. А она вся мокрая, в лиловой растянутой майке, старых велосипедках и повязке на голове!.. Что ж ей не везет-то вечно?..

Она приводила себя в порядок довольно долго – кудри никак не хотели сохнуть, – и когда выскочила в холл фитнес-клуба, Герман первым делом взглянул на часы. Так, чтобы она видела.

Она увидела.

Он сложил ноутбук, сунул его в рюкзак, подошел и взял у нее сумку.

– Что-то ты долго.

– У меня волосы, – и она потыкала себя пальцем в голову. – Не сохнут.

Он посмотрел на ее кудри. Они были влажные и вились сильнее обыкновенного.

– Мне нужно с тобой поговорить.

– Откуда ты узнал, что я здесь?

– У тебя не отвечал телефон, а в сценарном отделе в это время все на фитнесе, так мне сказала секретарша. В этот клуб ходит вся телекомпания, он же напротив.

– Какая тонкая дедукция, – оценила Тонечка. – Так о чем ты хотел поговорить?

Не отвечая, он придержал перед ней дверь, и они вышли на улицу. Накрапывал дождик, было серо и грустно, словно весна и не начиналась.

– Мне бы машину забрать, – в спину Герману сказала Тонечка. – С этой твоей штрафстоянки, где начальники паркуются! Меня без тебя оттуда не выпустят, у меня пропуска нету.

– Я разговаривал с майором Мишаковым, – Герман обернулся и посмотрел на нее. – Который приезжал в театральный институт, когда Света погибла.

– Да помню я, кто это!..

– Он послал какого-то своего деятеля в морг, куда увезли Василия. В общем, экспертиза еще не готова, но деятель голову дает на отсечение, что Ваську отравили.

– А я тебе говорила, – сказала Тонечка быстро. – И что теперь?

– Теперь два этих дела объединяют в одно производство, так как-то это называется. И будут расследовать.

– И правильно!

– Он просил меня приехать, а я сказал, что приеду с тобой.

– Зачем?!

– Для веселья, – ответил Герман язвительно. – Как ты не понимаешь?.. Ты первая догадалась, что у Васьки кто-то был незадолго до смерти. Твоя дочь обратила внимание на Светины часы, которые пропали. На них никто не обратил внимания, только она! Мы вместе были в буфете, когда он кричал, что Свету убили и его тоже непременно убьют. И потом! Детективные сценарии получаются у тебя лучше всего!

– За это спасибо, – пробормотала Тонечка. – Слушай, Саш, а ты не знаешь никаких бывших подруг Василия? Которые были до Светы?

– Имя им легион, – сказал Герман. – Только что какая-то была, любовь всей его жизни, он так говорил.

– И кто?

– Эту как раз не знаю. А до того он крутил с Агафьей Сирениной, звездой эстрады. Была я белошвейкой и шила гладью, потом пошла в театр и стала актрисой. Работала актрисой, была звездою, как трудно заработать своим талантом! Знаешь такие куплеты? А за две или три до нее Тата Михайлова, по-моему, она потом за футболиста замуж вышла, которого в прошлом году в кутузку за членовредительство упекли.

– Как вы все интересно живете, – промолвила Тонечка.

– Не все и не мы, – отрезал Герман. – Лично нам, например, так жить скучно и некогда. Лично мы, например, хотим кино хорошее снимать, а получается у нас все больше какое-то дерьмо.

– Ну, снимайте хорошее.

– Не идет.

– Тогда продолжайте снимать плохое! – заключила Тонечка. – Мы можем поехать сначала к какой-нибудь из девиц, а потом уже к майору, а, Саш?.. Или к нему срочно нужно?

Герман пожал плечами.

– Особенно срочности никакой, конечно, но я и так на работе в последнее время бываю мало и нерегулярно.

– Я могу съездить одна, – сказала Тонечка быстро. – Если ты мне дашь телефон. Я позвоню и договорюсь.

– Нет уж, – сказал Герман. – Поедем вместе. Ты уже одна съездила к Зое, а я потом чувствовал себя свиньей.

– Почему? – невинно спросила Тонечка.

– Потому что.

Он кинул на заднее сиденье своей машины «цвета Диккенса» ее баульчик и взгромоздился на водительское место. Тонечка потопталась возле крыла, открыла пассажирскую дверь и тоже залезла.

Ей было смешно. Какой галантный мужчина! И ухаживает красиво!

В том, что он за ней ухаживает, у нее не было никаких сомнений.

Он листал номера в телефонной записной книжке.

– К кому мы можем поехать? – себе под нос говорил он. – Так, чтоб близко, чтоб без истерик и чтоб, – тут он мельком глянул на часы, – чтоб уже встала.

– В это время суток все приличные богемные девушки еще спят, – сказала Тонечка. – Тут без вариантов.

Он набрал номер и сделал ей знак рукой, чтоб молчала. Тонечка, собиравшаяся еще сказать, что хорошо бы девушка не страдала провалами в памяти, послушно захлопнула рот.

– Агаша? – нежно спросил Герман в трубку. – Агаша, прости, моя радость, что так рано. Это Саша Герман. Агаша, солнышко, мне с тобой нужно поговорить прямо сейчас. Ну, скажем, через полчасика. Сможешь? Ах, моя радость, ты только со съемки! Ничего, ничего! Соберись, Агаша!.. Могу к тебе подъехать. Что ты испугалась? Тогда где? Хорошо, понял. Я еще сценариста привезу.

Он кинул телефон в подстаканник и объявил:

– Все готово! Кафе «Гроссмейстер Ботвинник», она туда подъедет.

– В этого «Ботвинника» нужно звонить, – сказала Тонечка. – Туда просто так не попадешь. Там все высшее общество чохом по утрам поправляет здоровье после вчерашней безобразной попойки.

– Ничего, – Герман выкрутил руль. – Как-нибудь.

Знаменитое кафе располагалось в первом этаже гостиницы «Националь» окнами на Кремль. Машину поставить негде, притормозить нельзя, на тротуаре толпы людей, и дождь расходится.

– Я тебя высажу у входа, – распорядился Герман, – развернусь и заеду на подземную стоянку. Или хочешь со мной на стоянку?

– Не хочу, – опрометчиво заявила Тонечка.

Она на самом деле терпеть не могла подземелий, в которые нынче приходилось загонять машины, другого места не было. Но попытка попасть в «Гроссмейстера Ботвинника» без него позорно провалилась.

Тонечку не пустили.

За конторкой стояли аж три барышни, которые дружным хором спросили:

– Бронировали?

Тонечка сказала, что нет.

– К сожалению, все занято, – объявили барышни. – Если хотите, можем записать вас на среду, на восемь утра.

Тонечка уставилась на них.

Из крохотной гардеробной выдвинулся плечистый охранник и в свою очередь уставился на нее. Взгляд у него был какой-то недобрый.

– На среду не нужно, спасибо, – сказала Тонечка. – А я могу подождать здесь коллегу? Хотя бы за барной стойкой?

– У него забронировано? – поинтересовались барышни.

– По-моему, нет.

– Тогда нельзя! – дружно сказали они. – У нас все расписано.

Охранник придвинулся к ней, она сделала шажок назад, потом другой и как-то незаметно для себя оказалась на улице.

Моросил дождь, на Моховой толпились машины, великое множество машин. Очередь на светофор тянулась далеко, за Манеж. И дождь!.. Тонечка посмотрела вверх – козырька над входом не было.

Что ж ей не везет-то вечно?..

Возвращаться обратно в тесное помещение и стоять рядом с охранником она не посчитала возможным. Идти навстречу к Герману – она не знала, в какую сторону. Звонить ему тоже показалось неудобным.

Ждала она довольно долго. С волос потихоньку стала капать вода.

Пропади оно все пропадом!..

Герман появился с совершенно неожиданной стороны – изнутри «Ботвинника». Открылась тяжелая дверь, и он втянул ее внутрь.

– Ты что? С ума сошла? Зачем ты там стоишь?!

– Здесь все занято, – злобно сказала Тонечка. – Мест нет.

Барышни за конторкой хором сказали, что они ошиблись и места есть.

– Принесите плед и чай, быстро, – распорядился Герман. – Ты бы хоть внутри стояла, а не снаружи!

– А ты как здесь оказался?

– Прошел через отель.

Тонечка посмотрела на него с уважением. Еще бы, большой человек, все ходы и выходы ему знакомы, и даже место в жутко модном кафе моментально находится, и не на среду в восемь утра, а прям сейчас!

– Вам у окошка или лучше вон там, где потише? – прощебетала дополнительная, четвертая девушка очень любезно.

– У окошка, – быстро сказала Тонечка.

– Тогда сюда, пожалуйста.

– Чай и плед, – напомнил Герман.

– Да, да, сейчас все будет, секундочку.

Тонечка пролезла в уголок дивана и уставилась в окно. За серой сеткой дождя кремлевские башни казались далекими и зыбкими. И Моховая, заполненная машинами, выглядела из этого окна словно парижский бульвар.

Официантка в синем форменном платье, наколке на волосах и кружевном передничке принесла чай в железном чайнике, стаканы в подстаканниках и тоненькие ломтики лимона на блюдечке.

– Считается, что здесь, как в СССР, – сказал Герман, разливая чай. – Кухня, сервировка. И шахматы! Кто хочет, может сразиться друг с другом.

– Ты хочешь со мной сразиться? – с подозрением спросила Тонечка. – Я знаю только, что конь ходит буквой «Г», а больше ничего не знаю.

– Мы с Говорухиным часто играли, – вдруг сказал Герман. – Он любил. Мы в шахматном клубе на Делегатской встречались и играли. Когда он выигрывал, говорил мне: «Не садись с приличными людьми играть, малолетка!»

– Ты хорошо его знал?

Он кивнул.

– С детства. Но, знаешь, у меня в голове довольно долго не складывалось, что «Место встречи изменить нельзя» и дядя Слава, который в кресле сидит, трубку курит и с отцом в шахматы играет, как-то связаны. Я сердился, когда он мне мешал смотреть, а он только и делал, что мешал! Он не любил свои фильмы, особенно старые. Я, кстати, тоже не смотрю никогда. Вслед за Говорухиным.

Тонечка подумала, что Герман наснимал уйму фильмов – как продюсер! – и, должно быть, пересматривать их невозможно не потому, что Говорухин никогда не пересматривал свои, а потому, что на это придется потратить полжизни, чаю не выпить!

И, кажется, он догадался, о чем она думает.

– Я начинал как режиссер, – он усмехнулся и налил себе чаю. – Снял пять картин.

– Подожди, – удивилась Тонечка. – Режиссер Александр Герман? Я не слышала, а такого быть не может. Я знаю всех режиссеров. Ну, не всех, может, но почти!..

Он покачал головой.

– Снимать под своей фамилией я никогда бы не решился. Еще не хватает, в титрах А. Герман!.. Алексей Герман – великий режиссер. И сын неплох.

– Вот именно.

– Я снимал как Александр Лацис.

– Да ты что? – поразилась Тонечка. – Лациса я зна-аю! Фильм про Кенигсберг отличный.

– Спасибо.

Они помолчали. Тонечка пила чай и посматривала на него. Она не знала, что сказать, и в конце концов сказала глупость:

– Почему Лацис?

– Фамилия деда.

– А… почему ты перестал снимать? – И не удержалась: – Тоже из-за Говорухина?

Герман улыбнулся:

– Отчасти да.

– Как?!

– Я снимал кино, и вроде неплохое. И вроде хвалили! За «Бронепоезд» в Каннах приз дали. Мне нравилась моя работа.

– Ну да, – согласилась Тонечка. – Ты снимал хорошее кино!

Он покачал головой.

– Я снимал неплохое кино, Тонечка. А между неплохим и хорошим кино гораздо большая разница, чем между хорошим и отличным. Цирковые говорят, научиться жонглировать двумя или тремя предметами может каждый. А шаг от трех к четырем – гигантский. Для того чтоб жонглировать четырьмя, нужен дар. А дальше уже неважно, хоть десять! И я понял, что четыре предмета для меня недостижимы.

– Как ты это понял?

– В гамаке на даче, – сказал Герман. – Я лежал в гамаке, смотрел в небо и думал, что Говорухиным никогда не стану, а помереть «неплохим режиссером» не хочу. И перестал снимать.

Тонечка немного подумала.

…А она какой сценарист? Неплохой или хороший? Сколькими предметами она жонглирует?.. Нужно расти и развиваться, а она? Растет? Развивается?

Ей вдруг стало страшно: если она ляжет в гамак и задумается, что дальше и в каком статусе ей хочется помереть, что будет?.. Чем она станет заниматься, если перестанет писать? Кто будет кормить ее семью, если она примется искать себя? Она никогда особенно и не искала, просто ей с детства нравилось водить ручкой по бумаге, а потом с искренним восторгом перечитывать написанное. В детстве все написанное ею самой казалось прекрасным! Восторг перед написанным быстро прошел, а желание водить ручкой по бумаге осталось навсегда.

Выходит, он храбрец, а она – трус. Он смог в одночасье бросить то, что не получалось делать первоклассно! А она просто делает привычную работу, потому что не может решиться поменять жизнь.

– Надо подумать, – пробормотала Тонечка.

– О чем?

Она спохватилась.

– Это я так, про себя.

Кажется, он опять понял. Странная штука – он все понимал, ничего не приходилось объяснять. А она знала совершенно точно: если нужно объяснятъ, то не нужно объяснятъ!..

– Тонечка, ты отличный сценарист, – сказал он. – Поверь продюсеру. Иначе не стал бы я просить тебя переписывать чужой текст!

– Я не стану переписывать, – быстро сказала Тонечка. – Мы должны об этом поговорить! В конце концов, это просто неприлично, Саша. У сценария есть автор. А тут – бабах! Какой-то другой автор возьмет и все переделает.

– Если должны, значит, поговорим, – пообещал Герман. – Давай закажем? Чего мы сидим?

– Мы ждем, – туманно объяснила Тонечка.

– Нет, ну пока опоздание приличное, всего полчаса. Здесь вкусная пшенная каша с крабом, попробуешь?

Тонечка с энтузиазмом согласилась пробовать.

Он заказал, не глядя в меню, довольно много, спросил еще чаю, и тут к ним за стол приземлилось волшебное существо.

– Саша, прости, прости, – зашелестело существо, приникло к Герману, обцеловало его лицо, погладило его по плечу и взъерошило ему волосы, – ну, я правда спала, когда ты позвонил! Если б другой позвонил, я бы ни за что не поехала!

– Привет, привет, – рассеянно сказал Герман, – Тонечка, это певица Агафья Сиренина. А это сценарист Анастасия Морозова.

Певица дружелюбно кивнула в Тонечкину сторону, полезла в сумку, выхватила телефон и уставилась в него, замерев.

– Ты что-нибудь будешь, Агаша?

– М-м?

– Ты пообедаешь?

– А?

Герман взял у нее из руки телефон. Она потянулась за ним, он отвел руку.

– Отдай! – Она засмеялась. – Негодник!

– Обед, – повторил Герман. – Еда. Ты будешь?

– Закажи сам. – Она выхватила у него телефон. – Матча латте и что-нибудь с ягодами годжи. Я живу в дефиците калорий!..

Тонечка смотрела на них во все глаза. Ей очень хотелось достать записную книжку и быстренько описать картинку, она сдерживалась из последних сил.

Агафья Сиренина была похожа сразу на всех певиц, актрис и красавиц, словно талантливый художник нарисовал дивный шарж. У нее были шикарные поддутые губы, аппетитные щечки, пикантный носик, нарощенные ресницы, широкие брови, загорелая персиковая кожа, налитые груди, распирающие декольте, лакированные острые ногти необыкновенной длины.

– Кулебяку в сливках будешь? Здесь Советский Союз, ягод годжи нету! Ты в первый раз, что ли?

– Не-ет!.. Я обожаю это место, обожаю, тут крутецки. Теплой воды попроси мне. Десять полезных привычек! Теплая вода – моя полезная привычка.

Тонечка заглянула в свой портфель. Записная книжка была совсем близко. Ррраз – и достала. И можно записывать.

– Саш, зачем ты меня дернул? Роль, да? Какая?.. А сценарий ваш, да, девушка? Всегда важна визуализация! Я еще с тех пор визуализирую роль в кино, представляешь?..

Тонечке очень хотелось спросить – с каких именно пор визуализирует Агафья.

– А что за роль? Полный метр или сериал? Я на мудборд в задачи и желания себе написала и то, и другое. Прикинь? И тут ты звонишь! Конечно, я полетела, одеться не успела как следует! – Агафья с удовольствием оглядела себя. Она была облачена в роскошные переливающиеся наряды и оторвалась от телефона только для того, чтобы посмотреть на себя.

По идее, подумала сценаристка Антонина Морозова, свидание с великим продюсером и «визуализация» роли должны были привлекать ее внимание больше телефона, но получалось наоборот.

Что-то она, сценаристка Морозова, упустила, чего-то не до конца поняла в современной системе координат.

Нужно понаблюдать, эдак она вскоре и сценарии писать не сможет!..

– Агаш, Вася Филиппов умер.

– Ох, да знаю я! – Агафья вздохнула, что, видимо, отражало ее скорбь по Василию. – Хороший чувак, вечная ему память. Когда в чат написали, я даже не поверила! А что ты про него вдруг вспомнил? Потому что у нас роман был? – И она пальцами изобразила в воздухе кавычки, то есть роман, видимо, был взят под сомнение.

– Вы давно расстались? – спросила Тонечка. – С Василием?

– Ну когда? – Агафья задумалась. Тонечкин вопрос ее ничуть не удивил. – В прошлом году. Нет, в позапрошлом. Или когда? Та-ак. Дудук новую песню написал «Ты такая, ты такой!», я под нее тогда гоняла и рыдала! Сейчас посмотрим. – Она потыкала в телефон и заключила: – Ну вот, все правильно. В прошлом году, зимой. Саш, он у тебя должен был кино снимать, да?

Герман ел кулебяку и промычал в ответ нечто малопонятное.

– Где вы с ним познакомились? – продолжала спрашивать Тонечка.

– На корпоративе, – с удовольствием сказала певица. – Я пела, а он там отдыхал. Подошел и пригласил меня на завтра в ресторан. Ну, я телефон, конечно, не дала, сказала, чтоб он в офис звонил, там ответят. Так он меня нашел! – она засмеялась. – Выследил! – И опять показала кавычки. – Корпоратив тот совсем непростой был. Большие люди отдыхали, не мелкое чмо какое-то, а настоящие! И он с ними, понимаете? Конечно, я купилась.

Опять пальчики изобразили кавычки, что ты будешь делать!..

– Он меня в кино снял. Первая моя роль как раз у него. Помнишь? – И она вдруг поцеловала жующего Германа в плечо.

Он опять замычал.

– Вы были в него влюблены? – бухнула Тонечка.

– Нет, ну как? Конечно, влюблена, – и она показала кавычки. – Он мне обещал помогать. И правда помогал, вот с Сашей Германом познакомил, я тогда еще не была в такой силе, как сейчас, а Вася режиссер известный.

– То есть не были влюблены?

– Он должен был мне помогать, – повторила Агафья. – Я работаю на свое продвижение сама.

– Он обещал вам помощь или вы просто надеялись? – продолжала Тонечка.

Она никак не могла взять в толк, почему Агафья отвечает на ее вопросы! Почему ее не настораживает интерес постороннего человека, да еще такой… довольно интимный интерес! Это тоже было нечто новое, странное явление, о котором она не знала раньше.

– Да он много чего обещал! – Агафья фыркнула. – Подарки дарил, ухаживал так красиво. Но у него деньги быстро кончились. Я после того корпоратива думала, что он серьезный, если с такими людьми пил, а он чмошник, как все. Хорошо хоть роль дал! А потом стал докапываться, чтоб я с ним ездила, туда-сюда ходила, а я не эскортница, у меня карьера.

– Какие подарки? – спросила Тонечка, и Герман посмотрел на нее с удивлением. Но Тонечка знала, что делает.

Агафья молниеносно напечатала в телефоне сообщение, отправила и вздохнула.

– Да на самом деле ценный подарок один был. Ну, настоящий! – И опять пальчики показали кавычки. – Я его оценщику не носила, конечно, но по ходу да, недешевый. А остальное все ерунда, копейки.

– Что за подарок?

– Ой, такая интересная штучка, – оживилась Агафья. – Золотая фигурка. Довольно большая, вот такая примерно. Он что-то рассказывал, я сейчас уже забыла. Вроде бы это серьга, а фигурка, по словам Васи, старинная. Только она больно здоровая, это какое должно быть ухо для такой серьги!

– Можете нарисовать?

Агафья засмеялась.

– Да нет, конечно!..

– Она до сих пор у вас, эта фигурка?

– Васька как подарил, так и забрал, – сказала Агафья с презрением. – Когда отношения кончились. Я стала искать, не нашла, звоню ему, спрашиваю где. А он говорит, семейная ценность, дедушка-прадедушка, и понес чего-то!.. Мол, ей цены нет, этой Артемиде.

– Кому? – быстро спросил Герман.

– Он так фигурку называл. Она должна оставаться в семье, а раз я за него не пошла, значит, он мне ее оставить не может.

– Василий делал вам предложение?

– Нет, ну как делал, – и она показала кавычки. – Говорил, что хочет на мне жениться, да. Но я сразу сказала: у меня карьера, брак я планирую через семь лет. Да и дать он мне ничего не смог. Роль дал, и хорошо. Я тогда поплакала немножко, я же на него рассчитывала, а он только время у меня украл. А время дорого. Хотя я по результатам дала пару интервью на хайпе. Про несчастную любовь и мужиков-подлецов. Это сейчас как раз в тренде – женщины рулят, а мужики слабаки и подлецы, сексуально озабоченные.

И она улыбнулась.

Тонечка, пожалуй, начала понимать, почему певица с такой готовностью и без всяких сомнений отвечает на любые вопросы. Ей кажется – по самой обыкновенной инерции мышления, – что ответы принесут ей дивиденды. Она еще не понимает, какие именно, но какие-то точно принесут. Время дорого. Нужно отвечать, пока спрашивают. На хайпе.

– Са-аш, ну что за роль? Что за кино?..

– Кина нет, дорогая моя, – сказал Герман. – Мы хотели про Василия поговорить.

Агафья надула губы. Тонечка отвернулась. Смотреть на ее губы было невыносимо.

– Саш, как же так? Ты же меня дернул! Нет, так не пойдет. Давай хоть что-нибудь.

– Что тебе давать?

– Ну, ролюшку, что же еще!

Тонечка с интересом ждала продолжения. Что она сумеет выторговать, эта предприимчивая молодая особа?

– Саш, я примчалась, ты сказал, что будешь со сценаристом, что я могла подумать? Ну, что роль в кино, разумеется! – Певица заволновалась всерьез, положила телефон на скатерть. – А тут сплошное заболталово! Ты меня знаешь, я даром ничего не делаю.

– К Василию приходила уборщица, вы не знаете? – встряла Тонечка.

Агафья переключила внимание на нее – с видимым усилием.

– Что, какая уборщица?

– Вы с Василием жили у него в квартире? Или у вас?

– У него, ядом снимаю, к себе никого не вожу, еще не хватает! Но у него там такой бордельеро! Все какое-то покоцанное, и пылюка! – она так и сказала «пылюка»! – А я так не люблю. Я порядок люблю.

– То есть уборщица не приходила?

– При мне нет. Он поначалу ничего, а потом стал приставать, что я должна хозяйство вести, это значит за ним подтирать! Ну, обычный мужской шовинизм. А когда мне подтирать, у меня карьера. Саш, так что будем делать?

– Что мы будем делать? – повторил Герман. – На Автозаводской сейчас снимается ситком «Букины-4». Я скажу, тебе позвонят, снимешься как гест-стар.

Агафья подумала немного и кивнула:

– Пойдет. Они цифру хорошую дают.

Она снова пришла в прекрасное настроение, принялась резвиться и ерошить Герману волосы, и щекотать, и прикладываться персиковой щекой к джемперу. Тонечке казалось, что щека на синей шерсти оставляет серую пыль.

– Вы для «Букиных» сценарии пишете, девушка? Между прочим, очень неплохо у вас получается. Вы мне хорошо эпизод напишите, договорились? Чтоб было что поиграть, – и она показала кавычки.

Тонечка пообещала написать хорошо.

– Я тебя провожу, – сказал Герман, поднимаясь.

– Саш, ну, ты мне звони, да? Если я вне зоны, в офисе всегда знают, как меня найти. Я Никиту Бойко взяла помощником. Можешь ему тоже звонить, ладненько? Он сказал – буду твоим рабом! А я ему – меня только по имени-отчеству, особенно на людях, ты теперь прислуга, подай, принеси, выйди вон!..

Герман пропустил ее вперед. Тонечка выхватила блокнот и принялась строчить в него с необыкновенной быстротой.

– Девушка, до свидания! – попрощалась Агафья дружелюбно. – Пишите хорошо!

– Стараюсь изо всех сил.

Когда Герман вернулся, она взглянула на него и продолжила строчить.

– Я ничего не понял, – признался Александр Наумович. – О чем ты ее спрашивала?

– Сейчас.

Тонечка писала довольно долго, он пил чай и не мешал ей. Наконец она остановилась и сказала:

– Какая интересная девушка.

Он пожал плечами.

– Типичный представитель, так сказать.

– Не-ет, – перебила Тонечка с жаром. – Новый человек, Саша! Вот он. Литераторы и кинематографисты могут расслабиться, тема закрыта. Новый человек только что был перед нами, пил теплую воду и жевал ягоды годжи!

– Далась она тебе.

– Ты еще не осознал масштабов явления, – сказала Тонечка и опять принялась писать, но быстро остановилась. – А это прямо явление! Смотри. Она вся сделана, и все у нее напоказ – нос, щеки, губы, груди. Много операций! Весь этот апгрейд нужен, чтоб ее хотели мужчины, подлецы и шовинисты. Сексуально озабоченные. У нее карьера, ей дорого время, она ничего не делает бесплатно, о чем нам объявляет совершенно без всякого трепета. Покойный Василий Филиппов, ее любовник, снял ее всего лишь в одной роли, а должен был, допустим, в десяти. И она потеряла время! А у нее все расписано. Брак через семь лет. Заметь, не лет через семь, а конкретно – через семь лет. Она прямо сверхчеловек. Продукт новой эпохи.

– Да ладно.

– Не ладно. Мужчины подлецы, но они должны. Позвал на разговор – давай роль. Захотел утех, сели ее в свою квартиру, у нее нельзя, потому что она любит порядок. Далеко пойдет девушка, вот увидишь.

– Да пусть идет куда хочет, – сказал Герман, которому надоел ее обличительный пафос. – Зачем ты спрашивала, что он ей дарил? Какая тебе разница?

Тонечка перелистала записную книжку.

– Я всегда записываю, – объяснила она, словно извиняясь. – Не от первого до последнего слова, а так, впечатление. Мне так интересней. Я потом могу прочитать и что-то вспомнить или использовать в сценарии.

Он слушал с интересом.

– Вот после разговора с Зоей Евгеньевной я записала… Зоя – жена Василия.

– Я знаю, Тонечка!..

– Мы с ней разговаривали о жизни…

– Отчего-то я не удивлен, – перебил Герман. – У тебя просто виртуозно получается разговаривать о жизни со всеми подряд.

– Зоя рассказывала, как он за ней ухаживал, – продолжала Тонечка, глядя в блокнот. – Тогда, в молодости, когда был в нее влюблен. Обещал мировую славу, жизнь с гением, стать Ларсом фон Триером. Всякие безделушки дарил, про одну рассказывал, что древность и цены ей нет. Понимаешь, из всего списка – мировая слава, Ларс и общая гениальность – только старинная безделушка была материальной. Конкретная деталь! Он обещал ей жизнь с гением и украшение. И Агафье он обещал «помогать», – Тонечка изобразила пальцами кавычки, – и старинное украшение. Зоя сказала, что Василий потом куда-то украшение спрятал, она его больше не видела. Агафья нам только что поведала, что он подарок забрал, потому что он должен оставаться в семье как реликвия. Я тогда, после разговора с Зоей, подумала: а может, он эту штучку дарил всем своим девицам? Сначала дарил, а потом забирал обратно?

Герман подумал.

– Ты хочешь сказать, что в конце концов одна из обиженных его убила, а штучку забрала?

– Хочу, – призналась Тонечка. – Вдруг это на самом деле какая-то редкая драгоценность?

Герман еще немного подумал.

– Или его убила Зоя и не за безделушку, а за квартиру в Песчаном проезде! Как тебе такой вариант?

– Все возможно, – согласилась Тонечка. – На то и расследование! Но непонятно, почему Зоя убила его именно теперь, а не год назад, не два и не когда он от нее ушел? И зачем она платила за него долги?

– А она платила?

Тонечка кивнула.

– И для чего лечила его мать?

– А она лечила?

Тонечка вновь кивнула.

– Может, как раз сейчас ей все это надоело, и она решила закончить лечить и платить. А заодно поиметь неплохую квартиру в центре нашего богоспасаемого и очень дорогого городишки.