Текст книги "Такая глупая любовь"

Глава пятая
Трудности перевода

Родители долетели до Карловых Вар без приключений, о чем они не замедлили сообщить любимой доченьке, оставив соответствующее сообщение на автоответчике домашнего телефона. Оказывается, звук у Машиного мобильного телефона был целый день отключен, и сколько ни пыталась мама связаться с нею, этого ей не удалось. А теперь Маша стояла посреди пустой квартиры и испытывала мучительный стыд и жгучее чувство вины. А что, если бы что-то случилось?

Впрочем, не случилось же.

– Ну что, дочь, как там у тебя дела? – холодно спросила мама, когда Маша дозвонилась до них. Тоже, надо сказать, не с первого раза.

– Ничего, мам. У меня был просто чумовой день, я ушла с работы только в половине десятого, – пожаловалась Маша, надеясь, что мама оттает и простит ее.

– Ты сама ее себе выбирала, эту работу, – отрезала мама. Маша замолчала, не зная, как еще подлизаться к обиженной матери.

– Ну, а вы там как? Как санаторий? Красиво? Лечение начали?

– Отец твой ударил в грязь лицом, – сказала вдруг Татьяна Ивановна.

– Как? Почему? Что такое он сделал? – заволновалась Маша.

– Ничего. Просто он, видимо, верит в чудеса, потому что прямо с самолета поперся на процедуры. Теперь вот лежит, всю кровать запачкал мне. Эта их грязь лечебная – она отмывается плохо, так что твой отец и притащил все в постель. Придется просить, чтобы завтра все перестелили. А я только завтра начну.

– Что?

– Грязевые ванны, – добавила та удивленно. – Что ж еще?

– А как Сашка? – спросила Маша, удивив тем самым и маму, и саму себя.

– Только не говори, что ты по нему скучаешь. Я все боюсь, что вы однажды поубиваете друг друга. Если тебе действительно интересно…

– Ну конечно, интересно! – с преувеличенным энтузиазмом заявила Маша. – Я уже по вам скучаю.

– Ой, не надо врать! – фыркнула мама, но, кажется, немного оттаяла. Рассказала, как Саша по всему санаторию искал интернет. Как следопыт, с телефоном, который он нес перед собой впереди на вытянутых руках.

– Нашел? – рассмеялась Маша.

– А то! В лобби отеля. Теперь он оттуда и не выйдет. Ну и ладно. Пусть эти чехи на его «лизуне» поскальзываются. – И мама тоже рассмеялась. Маша с легким сердцем пожелала родне спокойной ночи и положила трубку. Затем глубоко вдохнула, закрыла глаза и прислушалась к тишине, которой никогда раньше не слышала.

Тишина была объемной, как фильмы в формате 3D. С улицы доносились звуки города. Машины сигналили, тормозили и трогались с места. Кто-то громко смеялся – в открытые окна смех залетал легко и оставался в стенах опустевшей кухни. Свет уличных фонарей заполнял темное пространство. Наконец-то в квартире стало прохладно. Ветер играл занавесками. Только раскрыв дверцу холодильника, Маша осознала, насколько она голодна – не ела целый день. Страх, паника и адреналин – прекрасное средство против аппетита, но теперь напряжение пережитого дня понемножечку отпускало, и естественные желания давали о себе знать.

Завтра она поедет к Роберту. В это невозможно поверить! Но это происходит на самом деле.

Маша долго стояла в кухне около открытой дверцы холодильника. Все время, прокручивая события прошедшего дня, она пыталась найти ошибку.

Весь этот безумный день в офисе ей было некогда подумать. Маша лихорадочно восстанавливала эскизы, заново сканировала рисунки, оставшиеся у нее в столе. Они не были стерты только по той причине, что были нарисованы акварелью или начерчены карандашами. Вот она – победа реального мира над цифровым. Дел было море. Поле непаханое. Авгиевы конюшни невычищенные. Вагон и маленькая тележка.

Маша суетилась, забыв о себе, и почти до самого конца рабочего дня ее голова была так загружена подготовкой материалов для последующих восстановительных работ, что она даже не успела задуматься о двух вопросах, которые мучили ее, выплывая из подсознания.

Как же все-таки вышло, что ее файлы стерты?

Степа так и не дал никакого ответа. Может быть, к понедельнику прояснится? А может быть, они не найдут ответ никогда. От этой мысли становилось как-то не по себе. Как тогда защититься от подобных вещей в будущем? Ведь ситуация-то патовая.

Надо быть осторожнее, недаром же теперь даже праздник такой есть – День защиты информации. Пароль ты когда в последний раз меняла? Маша-растеряша! С другой стороны, кому ее пароли сдались?

А если это вирус, то где и как она его хватанула? Учитывая тот факт, что никуда она особенно не лазила. Ну, фейсбуки разные ваши не считаются. Они-то уж, на минуточку, мировые сети и от вирусов защищены. Наверное.

Может быть, когда искала фильм на пиратском сайте… Ну да, было, было. Но она же его не качала, только ссылку домой перебросила. Хотя ведь и одного грехопадения хватило, чтобы разрушить весь Эдемский сад? По крайней мере, вылететь из него.

А если не вирус, тогда что? Человек? Бесчеловечный какой человек! Разве можно вот так – подойти и стереть чужую работу за несколько месяцев? Всего за сутки до совещания? Немыслимо, невозможно даже представить. Никто на такое не способен.

Тогда остается только один вариант – что файлы стерла она сама. Но если это действительно была она сама – тогда все плохо. Ведь это значит, что у нее началось раздвоение личности и что, хотя ее изначальная аутентичная личность свою работу любит и ценит, вторая личность, видимо, устала, хочет на море или в крайнем случае на грязи. И решила во что бы то ни стало работу потерять.

Второй вопрос – что делать с этим самоуверенным типом, Гончаровым, которому не понравилась идея Роберта. Это беспокоило Машу даже больше, потому что касалось Роберта и его чувств. А уж задеть его чувства – это было последним, чего хотела бы Маша.

Такие красивые домики, такой прекрасный проект. Но Гончаров опасен. Он способен на все что угодно, и Машин священный долг сейчас – защитить Роберта. Ради любви. Ради будущего… ей придется сказать Роберту о том, что ему надо переделать всю концепцию поселка.

И сказать так, чтобы после этого он бы Машу не прогнал, а… поцеловал.

Их первый поцелуй – она столько раз его представляла в самых сумасбродных подробностях. То Роберт спасает Машу из горящего дома, выносит на руках и от наплыва острых эмоций, понимая, что только что чуть ее не потерял, говорит ей:

– Я бы просто не смог дальше жить без тебя. Скажи мне «нет» сейчас, иначе потом будет поздно! – и тут же впивается в ее губы, не дав ей и секунды что-нибудь ему ответить. В других случаях Роберт ждал Машу около ее дома, сидел на ступеньках лестницы, ведущей в ее квартиру… Ну конечно, в их подъезде не было таких ступенек, на которых можно было бы вот так меланхолично сидеть и ждать девушку, чтобы признаться ей в любви. В мыслях Маши ее многоэтажка легко трансформировалась в нью-йоркские одноподъездные домики с высокими лестницами, обрамленными коваными перилами.

– Я был дураком, и я почти потерял тебя. Но я не отдам тебя другому, он может убираться к чертям собачьим! – говорил Роберт, продолжая сидеть. Уж почему он почти потерял ее – это Маша придумывала каждый раз по-разному. Но каждый раз она смотрела на него с грустью и обреченностью.

– Ты уже отдал меня.

– Значит, я отвоюю тебя обратно, – отвечал он решительно. – Может быть, ты предложишь мне чашечку кофе?

– Ты же не пьешь кофе, – удивлялась она. И тогда он вставал с лестницы, приближался к ней, брал ее за подбородок и нежно целовал в губы. Затем он смотрел прямо ей в глаза:

– Я пью его теперь, потому что он напоминает мне о тебе.

Реальность была куда лучше, чем все эти романтические сказки, которые так нравились Маше. В реальности Роберт заступился за нее, попросил Щучку не увольнять ее, пригласил к себе, обещал помочь. Реальность была восхитительной и пугающей одновременно, как головокружительный аттракцион в старом парке напротив их дома, куда она бегала в детстве.

Она просто обязана помочь Роберту. С этой мыслью Маша и заснула. С этой мыслью и с большим плюшевым медведем в обнимку. Обычно мишка «жил» на кресле, но ощущение полной свободы ближе к часу ночи вдруг перешло в ощущение одиночества. Квартира мерно тикала, поскрипывала и постукивала. Невероятно, сколько разных пугающих звуков она не слышала, когда рядом были родители. Отсюда и медведь. Какой-никакой, а все же живой и теплый. Ну, хотя бы мягкий и теплый. С ним было не так страшно засыпать.

Утром солнечный свет разрушил колдовство, и квартира снова стала родной и уютной. Да, завтрака не было, но это Машу никак не смущало, даже наоборот. Остаться без завтрака – это было почти революцией, тайным переворотом, бунтом против маминой власти. Жить без завтрака – это же просто прекрасно! Выбежать из дома, пролететь через мокрый от росы сонный Сокольнический парк, подбежать к метро, купить два кофе в бумажных чашках, ехать с ними в полупустом метро.

Суббота. Все люди проводят выходные с семьями и друзьями. Маша ехала на Сухаревскую, к Роберту. В его квартиру. В это же просто невозможно поверить.

И все же в ее записной книжке рукой самого Роберта был вписан адрес – даже этаж и номер кода его домофона. Он сказал ей, что большая часть материалов у него дома и что там им будет удобнее работать. А сам посмотрел на нее так, что по спине побежали мурашки.

Теперь Маша старательно продумывала, что именно будет говорить, какую манеру себя вести возьмет на вооружение. Непринужденность, профессионализм, но не чрезмерный, потому что надо помнить, кто из них двоих – настоящий профессионал. Все-таки они не могут существовать на равных. Никто не может существовать на равных с Робертом, и это всегда очень чувствовалось. Все, с кем общался Роберт, всегда отмечали, что он словно стоит на несколько ступенек выше. И хотя он совсем не задается, не воображает и не выпендривается, ощущение такое, что всем постоянно приходится задирать голову. Дотягиваться до его уровня во всем.

Кроме, пожалуй, этого похожего на хромого разбойника Гончарова. Вот он вел себя возмутительно и неуважительно по отношению к Роберту Левинскому. Подумаешь, заказчик. И вообще – хватит о нем думать.

Решено. Профессионально, уважительно, с намеком на большее. Так она и поведет себя. Именно поэтому она и надела значительно более скромное платье – сиреневое, с рукавами-фонариками на плечах и с юбочкой-колокольчиком. Скромно и женственно, вот как надо выглядеть, а не вызывающе. Не то что вчера. Ее белое платье не отметил только ленивый. Даже Степа отметил, а уж он обычно вообще не замечает, во что люди одеты. Если только они не голые.

Даже этот Дон Корлеоне заметил… К черту его.

Когда Маша подошла к двери одного из подъездов длинного девятиэтажного дома, ее сердце застучало с удвоенной силой, и пришлось остановиться, просто подышать несколько мгновений, чтобы привести чувства в порядок. Она сверилась с адресом в записной книжке, отметив еще раз, какой у Роберта красивый почерк. Буква к букве. По его почерку можно создавать шрифты. А что, это идея!

– Маша, это вы? – спросил Роберт в домофон. – Поднимайтесь на пятый этаж, я открою дверь. Проходите, раздевайтесь.

– Хорошо, – ответила она, но домофон к этому моменту, кажется, уже отключился. Видимо, Роберт был чем-то занят. Он всегда чем-то занят. Работает с утра до ночи. Интересно, что он имел в виду под этим «раздевайтесь»? Если Маша снимет хотя бы одну деталь своего туалета, она останется в одном белье.

Он имел в виду обувь, дура!

Дверь в нужную квартиру действительно была открыта, но самого Роберта за ней не было видно. Маша помедлила, чувствуя какую-то неловкость, но затем решительно тряхнула старательно уложенными в «непринужденный беспорядок» волосами. И сделала шаг вперед.

Мир Роберта Левинского… Она столько раз пыталась представить, каков он! И вот он перед нею. Самая обычная двухкомнатная квартира. Стены выкрашены в глубокий синий цвет, почти индиго. Местами краска облупилась. Интересно, он сам выбрал этот цвет? Маша больше представляла Роберта в других декорациях. Что-нибудь техногенное, с большим количеством стекла и металла. Необычное, но очень мужское. И постеры по стенам, почему-то с черно-белыми фотографиями мостов.

В квартире играла музыка – старые джазовые композиции. Около входа стояли, как солдаты, выстроенные в ровный ряд ботинки, сандалии, кроссовки, тапочки – одним словом, обувь. Так по-робертовски: аккуратно, педантично. Маша невольно улыбнулась. Ей вдруг представилось, как Роберт занимается этим: чистит свою обувь, расставляет ее по размерам, цветам и сезонам. Тапки к тапкам, кроссовки с кроссовками. Вся обувь выглядит так, словно ее почти не носили. Маше приходится каждый раз выкапывать свои босоножки из груды Сашкиных кед, а потом реанимировать с помощью бесцветного крема.

Все так по-другому! Другая жизнь.

Маша вздрогнула, представив себе на секунду, каково бы это было – жить здесь. Маленькая шалость простительна влюбленной девушке. Все девушки представляют себя в роли хозяек своих маленьких замков. В данном случае замок действительно был маловат. Особенно в масштабах Машиных фантазий.

– Маша? Вы чего тут стоите? – Роберт выглянул из комнаты и ободряюще улыбнулся. – Проходите в кухню.

– Я принесла вам кофе, – и она протянула один из двух бумажных стаканчиков, запоздало испугавшись, что кофе, наверное, давно уже остыл.

– Вот спасибо. – Роберт удивленно склонил голову и взял кофе из Машиных рук, слегка прикоснувшись к ее пальцам своими. Другой рукой он придерживал мобильный телефон, по которому, собственно, все еще вел разговор. Маша слушала его немецкую речь, шла за ним и думала о том, что зря она не уделяла внимания языкам. Роберт свободно говорил на английском и немецком, Маша знала это, но никогда не слышала, как звучит его голос на незнакомом языке. Очарованная, она присела на стульчик в совсем небольшой кухне. Для Золушки сорок второго размера. Даже Маше с ее сорок четвертым тут было слегка тесновато.

Странная кухня – никаких признаков жизни. Холодильник был, но чистый, даже стерильный: никаких магнитов, никаких записочек. Идеально чистые поверхности кухонного гарнитура были пустыми настолько, что было сложно предположить, что тут хоть раз что-то делали. Никаких ножей, поварешек, ни даже солонки или сахарницы, никаких разделочных досок. Словом, не было ничего – только пустота. И принесенная Машей бумажная чашка с кофе, которую Роберт поставил на столешницу.

– Одну минуточку, – сказал он одними губами и присел на соседний стол. Маша кивнула и замахала руками, заверяя Роберта, чтобы он не отвлекался на нее и не волновался из-за нее. Она подождет.

Она ждет уже полгода. Но об этом ему знать незачем.

На столе валялись чертежи тех самых «бельгийских» домиков: таунхаусы, четырехэтажные многоквартирные дома, частные особняки. Неужели ему все это теперь придется переделывать? Впрочем, может быть, продать это кому-нибудь еще? Интересно, как должно выглядеть «Русское раздолье», чтобы оно устроило Дона Корлеоне? Дома, отделанные снаружи медвежьими шкурами? Девушки в сарафанах? На стенах – лубок?

– Маша, извините меня! – Роберт наконец отложил телефон в сторону. – Просто им нужно переслать кое-что в Мюнхен. Я буквально за пару минут.

– Даже не оправдывайтесь! Спасибо большое, что вы согласились мне помочь. Я это очень ценю.

– Не стоит упоминания, – бросил Роберт, вглядываясь в чертеж, взятый со стола. Маша помедлила несколько секунд, но затем все же решилась.

– И еще – спасибо вам, что не дали меня уволить, – сказала она. Роберт опустил чертеж вниз и удивленно посмотрел на Машу.

– Уволить? – И Роберт хитро улыбнулся. – С чего вы взяли, что вас хотели уволить?

– Мне сам Щу… Борис Яковлевич сказал, – улыбнулась Маша в ответ. Роберт задумчиво почесал подбородок.

– Но, может быть, я не имею к этому никакого отношения?

– Да уж, так я вам и поверю! – покачала головой Маша.

– Нет, конечно! Просто Борис вовремя осознал, какой бесценный клад он может потерять в вашем лице.

– И кто помог ему это осознать? – с мнимым укором спросила Маша.

– Ну, это совершенно неважно. Я так считаю, а пока – давайте пить кофе.

– Давайте! – кивнула Маша, хотя в ее стаканчике уже ничего не осталось. Роберт протянул руку и поднес кофе ко рту, и Маша тут же пожалела, что не принесла Роберту более нормального кофе. Было заметно, как он удивился, распробовав остывший напиток.

– Отлично, – бросил он, отставляя стаканчик и стараясь не подавать виду, насколько не понравился ему кофе. Маша прикусила губу.

– Хотите, я сбегаю принесу горячий? Может быть, что-то из еды?

– Нет-нет, не надо, – воспротивился он.

– У вас усталый вид, – ляпнула Маша.

– Вы считаете?

– Да! Вам нужно что-то поесть. Вы что, работали ночью?

– Ночью так тихо. Вы знаете, что в центре по ночам тише, чем в спальных районах? Это, конечно, если не гоняют стритрейсеры. Вот же сумасшедшие люди. Иногда мне кажется, что они могут влететь прямо к нам в дом – так это громко.

– Что вы обычно едите на завтрак? – спросила Маша строгим тоном.

– Маша, я вас уверяю, это совсем того не стоит.

– Ничего? Я так и думала.

– Ну хорошо. – Роберт засмеялся и поднял вверх руки. – Маша, смотрите, как мы с вами поступим. Для начала давайте перейдем на «ты», как считаете?

– О, конечно! – Маша тут же заулыбалась.

– Отлично. У меня есть яйца и бекон, мы можем сделать яичницу. И сварить еще кофе. Кстати, я знаю, что вы, к примеру, любите шоколад. Верно?

– Неверно! – хмыкнула Маша.

– Нет?

– То есть я, конечно, люблю шоколад и все прочие сладости, но вы же предложили перейти на «ты».

– Верно! – ухмыльнулся Роберт. – Значит, ТЫ доставай из шкафчика шоколад, а я займусь кофе и яичницей. Идет?

– Идет! – согласилась Маша с легким недовольством. Все-таки ей хотелось, чтобы это она суетилась, бегала по кухне, что-нибудь жарила. Путь к сердцу мужчины лежит через его желудок, но что делать, если он сам его прокладывает яйцами и беконом.

– Кстати! – крикнул Роберт громко, под шум воды из крана. – Я уже просмотрел свои материалы. У меня, конечно, все больше про инженерию – чертежи и все прочее. Но я отобрал фасады по типам домов. У меня есть два мощных Макинтоша, думаю, что мы до вечера уже сможем восстановить какую-то часть проекта. Как ты думаешь, сколько нужно будет времени, чтобы сделать новые слайды?

– Под вашим чутким руководством…

– «Под твоим», – поправил ее Роберт, выключив кран. Стало тихо. Маша покраснела под его внимательным взглядом и кивнула. Маше вдруг захотелось расплакаться от нежности. Ни к кому и никогда она не испытывала ничего подобного. У девушки были кое-какие «романчики» и в школе, и в институте. Но как-то так… Не дошло дело ни до чего серьезного. Ровесники всегда казались Маше сущими детьми. И ей было скучно с ними, а кроме того, учебы было так много, она была ревнивой властительницей Машиных времени и сил.

Нужно было во что бы то ни стало доказать маме, что Маша не ошиблась, выбирая быть «каким-то дурацким дизайнером», а не то, что было уготовано, как считала мама, самой судьбой. «Капризная девчонка!» Только красный диплом мог вышибить почву из-под маминых ног.

– Под твоим, – кивнула Маша, и тогда Роберт подошел к ней вплотную, сохраняя эту растерянную улыбку, которая так шла ему. Он склонил голову и посмотрел на Машину челку, затем поднял руку, поднес ладонь к Машиным волосам и поправил выбившуюся прядь. Кажется, ее дыхание остановилось и сердце застучало так, словно пыталось вырваться из плена. Маша чувствовала запах одеколона – она стояла так близко, практически вплотную. Ей действительно показалось, что Роберт сейчас склонится к ней и поцелует ее, и сбудутся самые смелые мечты, и начнется ее собственная сказка – не во сне, а наяву. Но Роберт вытянулся, протянул руку выше, чтобы открыть створку шкафа.

– Вот, держи! – И он с улыбкой протянул Маше огромный брикет «Тоблерона». Брюнетка в шоколаде, тоже мне! Через секунду он отошел к холодильнику, и Маша почувствовала острое разочарование – как будто колючего ежика запихнули ей в горло. Ни слова не выдавишь, слезы так и просятся. Хорошо еще, что говорить было ничего не нужно – Роберт весело и непринужденно готовил яичницу. Маша развернула шоколадку и отломила кусочек. Вечный друг девушек с разбитыми сердцами.

– Вкусно? – спросил Роберт, широко улыбаясь.

– Ага, – кивнула Маша, делая вид, что ей сложно говорить с набитым ртом.

– Отлично. Иди мой руки, позавтракаем и пойдем работать.

– Я не голодна, – пробормотала она.

– Ну что за глупости. Сама заставила меня все это тут жарить, а теперь в кусты? Кто не ест, тот не работает.

– Я думала, это говорят наоборот.

– А у меня все не как у людей, – улыбнулся Роберт, усадив Машу за яичницу. Время летело неумолимо, и Маша поняла, что поцелуя не состоится. Не сейчас, по крайней мере. Все, что у нее есть, – это его прикосновение к волосам и то, как он наклонился, почти обнял ее. Чертов шоколад…

– Роберт, я ведь могу тебе кое-что сказать? – спросила Маша, вздыхая.

– Конечно, – кивнул он в недоумении, жуя бекон.

– Я случайно… м-м-м… то есть совершенно ненамеренно услышала кое-что.

– Что? – Роберт ощутимо напрягся и подался вперед.

– Один разговор, – пробормотала Маша. – Мне кажется, это все глупость и чудовищная несправедливость, но…

– В чем дело, не тяни? – Роберт улыбался, но взгляд потемнел. – Это как-то связано с тем, что произошло в пятницу?

– Да, да, конечно. Этот ужасный Дон Корлеоне…

– Кто? – Роберт склонил голову в удивлении.

– Дон Корлеоне? Ну, Гончаров.

– Вы его Доном Корлеоне называете? Почему? – рассмеялся Роберт. Кажется, его лицо немного расслабилось. – Ладно, не важно. И что он сказал тебе?

– Не мне. Он это Щучке сказал. Сказал… я прямо не знаю, как повторить! – разволновалась Маша. – Мне лично кажется, что вы… что ты все спроектировал просто прекрасно. И необычно, и современно.

– У Гончарова были претензии к проекту? Какие? Что ты слышала? – Роберт отложил вилку.

– Он сказал, что ему не это нужно. Он, мол, не заказывал бельгийскую экодеревню.

– Значит, не заказывал? Так и сказал? – Голос Роберта неожиданно стал злым и колючим. Какое-то время Роберт молчал, раздумывая над сложившейся ситуацией, а Маше оставалось только молчать. Затем Роберт встал, забрал у нее тарелку с так и не съеденной яичницей, сбросил всю посуду вместе с остатками еды в раковину.

– Ему нужны березки и избушки на курьих ножках. Думаешь, нужно все переделывать?

– Я не знаю, – пожала плечами Маша. Теперь уже пришел ее черед удивляться. Она выросла в убеждении, что клиент всегда прав, даже в тех случаях, когда он совершенно не прав. Ты можешь пробовать переубедить его, ты можешь даже отказаться с ним работать, но одного ты не можешь – всунуть ему то, чего он не заказывал.

– Ладно, Маша, радость наша. Значит, будем переделывать все заново. Ну что, за работу, капитан? – спросил он, но улыбка у него была злая и какая-то с подтекстом.

– Это я – капитан? – рассмеялась Маша. – Я максимум юнга.

– В любом случае мы команда, – рассмеялся Роберт и пошел в глубь квартиры, туда, где стоял большой стол со стационарным компьютером, экран которого мерцал фотографиями, сделанными где-то в конференц-зале, на архитектурной выставке.

Постеры проектов на стенах, улыбающиеся люди жмут друг другу руки. Роберт вместе с кем-то стоит под вывеской GLEAMS OF THE FUTURE[2]2
  Взгляд в будущее (англ.).


[Закрыть]. Красивые улыбающиеся лица, успешные дизайнеры, разные компании, разные проекты. Единомышленники. Как же Маша хотела оказаться среди них – хотя бы когда-нибудь…

– Как же здорово! – не сдержалась Маша.

– Что здорово?

– Вот так жить. Работать, обмениваться опытом.

– Ты чего там рассматриваешь? – обернулся Роберт, и Маша махнула рукой в его экран. – А, это! Да мне зачем-то на выставке этот коллаж поставили на спящий экран, надо будет снести.

– Зачем? Такая красивая выставка.

– Да брось, все друг друга ненавидят и мечтают о премиях. Лучше пейзажи поставить, они успокаивают. Ладно. – Роберт нажал на кнопку, и коллаж исчез. – Садись сюда. Я сейчас принесу второй стул.

Роберт придвинул свое кресло Маше. Маша присела, стараясь не смотреть туда, где у окна стояла большая, наспех застеленная постель – его постель, от одного вида которой Машу чуть не бросило в дрожь. Почему он спит и работает в одной и той же комнате? У него же есть вторая комната. Маша закрыла глаза и попыталась успокоиться.

Они просто работают. Просто работают. Ну и что, что в спальне.

– Уже устала? – Его насмешливый голос заставил Машу подпрыгнуть чуть не до потолка.

– Ага, буквально с ног валюсь, – фыркнула она.

– Ну, пойди приляг. – Это была невинная шутка, ведь Роберт сказал это, глядя в экран монитора, он водил мышкой по картинке, загруженной в программу-редактор. Но Маша вдруг на секунду представила, что будет, если она действительно пойдет и «приляжет» на его кровать. И просто признается в своих чувствах. Подумаешь, что этого нельзя делать. Подумаешь, что девочки должны молчать и ждать. Кто вообще это придумал? Вдруг он ответит ей, что тоже любит ее?

Вдруг он скажет, что нет?..

– Смотри, что я могу предложить. У меня есть пара вариантов, которые я отбросил как неподходящие. Мне они показались слишком уж… банальными, что ли. Теперь мне начинает казаться, что именно это нашему… как ты его называла?

– Дон Корлеоне.

– Ха-ха! А что, похоже. Гончарову не хватает только плаща и шляпы. Ну смотри, что ты думаешь? Уютные и очень традиционные домики с элементами рустикального стиля. Как считаешь, понравится это твоему любителю родины? – И Роберт развернул на весь экран несколько вариантов въездной группы для поселка. Проекты бы Гончарову понравились, это уж точно.

А дальше… Маша и Роберт работали, и работали, и работали весь день и весь вечер. И так заработались, что чуть было не проработали всю ночь. Маша держалась изо всех сил, чтобы не показать своих чувств – истинных чувств. Она была в печали. Ничего романтического не происходило. Решительно ничего. Обмен письмами между двумя компьютерами, стоящими рядом.

– У тебя раскрылось мое письмо? Изображения читаются? – спрашивал Роберт, погруженный в процесс переделки чертежей и эскизов. – У меня разрешение другое, на ноутбуке не всегда файлы открываются.

– Все открылось! – максимально бодрым голосом рапортовала Маша, продолжая яростно стучать по клавишам его огромного ноутбука. Рядом стояла и ее крошка-картошка, маленький переносной ноутбук. Работы было много, работа была как стена, и Маша понятия не имела, как ее пробить. Был еще один момент, когда Роберт посмотрел на Машу так, что ей вдруг снова на секунду показалось, что сейчас он ее поцелует. Но тут зазвонил телефон, и Роберт отвернулся, чтобы ответить.

– Я быстро. Обещаю! – бросил он, и Маша уныло уткнулась в экран с березками и романтическим дымком над уютными домиками. Ее придуманный мир!