Текст книги "Альфа Вита. Духовная поэзия"

«Всё дурное пишу и… – сжигаю…»

 
Всё дурное пишу и… – сжигаю.
Лист, проплаканный, плохо горит.
Вместе с дымом прогоркшим вдыхаю
Я печали и грусти свои.
Долгий кашель,.. слезюсь на бумагу.
Наболело, а я его – в печь.
Снова – пропасть и также – в полшага.
Я пройду, я смогусь уберечь.
Для того ли мной жгутся тетради,
Чтобы горечью судьбы чадить?
Для того, чтобы жить – Христа ради,
Это значит прощать, и любить…
 

«Вычеркиваю из стиха…»

 
Вычеркиваю из стиха,
И стих становится корявым
Легко, а в жизни всё не так —
Не убираются изъяны.
Не перекрасить в общий цвет
Грехи – не вычеркнуть, не счистить
Ошибки уходящих лет,
Следы разубеждённых истин.
Она совсем иная, жизнь,
В ней всё до точки остаётся.
Любой неверный шаг души
Запишется, но не сотрётся.
И, право, сразу не поймёшь,
Как из проступка добродетель
Растёт, как будто кто ведёт,
Как будто кто-то есть на свете,
 
 
Кому подвластен ход судеб,
Кому и пишется доточник,
Кто зрит всевременной портрет
Души, а не её подстрочник.
И оттого прощает нам,
Что видит, как душа слагалась
Здесь на земле из тысяч ран,
Как святость болью вылеплялась.
 

«Где нам с тобою суждено…»

 
Где нам с тобою суждено
Остаться навсегда?
Где та минута, что сорвавшись —
Окажется последней?
И ничего не будет больше—
Не будет никогда,
Но ты не ведаешь о том,
Беспечный человече.
Живи, живи, пока – живёшь,
Пока тебе – живётся.
И всё, что жизнью соберешь —
Написанным вернётся.
Где каждый день твой, каждый час —
Распишут посекундно,
Чтоб в вечности тебе не стать —
Молчаньем беспробудным.
Пусть будет всё, что нажил ты —
И помыслом, и делом.
Трезвись, рожденный человек,
Чтоб стать единым целым.
«Да помянет Господь тебя
Во Царствие Своем»
И ангел сохранит любя —
Над бездной перемен.
 

«Где-то там, в захолустье души…»

 
Где-то там, в захолустье души,
Я потертого счастья отведал.
И теперь сквозь отдушину бегаю
И пытаюсь его ворошить.
Записал в стихотворную строчку
И, позволив себе этим быть,
Сделал выстрел по самую точку,
А над ней (!) – вертикальную жизнь.
 

«Где-то там, говорят, есть иное совсем…»

 
Где-то там, говорят, есть иное совсем,
Есть такое, чему нет названий, ни места.
Только мне ни к чему этот дивный концерт,
Я живу тем, что слышу в биениях сердца.
Я иду этим ритмом и этой стопой,
Я шепчу вслед за ними здесь пауз пролёты.
Кто когда-то куда-то нырял с головой,
Разведя неподъёмно сведённые счёты,
Тот услышит мои неслова о любви,
Неслова, что молчат, тишине потакая.
Ах, куда ж вы меня завели, завели
Неслова, уводя от опасного края!
Неслова, сколько вас в бесконечных мирах,
Некасанием льющихся в вечные воды!
Неслова не читаются в здешних устах,
Неслова – проживаются вдохом свободы.
Где-то там, говорят, есть иное совсем,
Где-то там за морями морей есть иное.
Дует ветер грядущих больших перемен,
Дует ветер неслов о великом покое.
 

«Где-то там, за кадильным туманом…»

 
Где-то там, за кадильным туманом,
Среди рощи горящих свечей,
Я, зарёванным став истуканом,
Надрывался о доле своей.
И, пронзая себя троеперстно,
По-мытарски, дробя кулаком,
Я вздыхал тихим струнам из детства,
Я внимал этим струнам из детства
Пересохшим, промоленным ртом.
И куда-то исчезла канонность,
Будто сдёрнула ризу земля…
И святой, отодвинув условность,
По-отцовски глядел на меня.
 

«Где-то утро, а где-то печаль…»

 
Где-то утро, а где-то печаль
В час рассветный, вот так, понемногу,
Собирает кого-то в дорогу
В наползающую синью даль.
Отпоют, откадят и отплачут
Этим утром кого-то из нас…
Час рассветный всегда многозначен —
Для кого-то закатный он час.
Ты, живой, пробудившийся к делу,
Пополудни – на время – замри:
Каждый раз в этот час мёртвым телом
Кто-то сходит под землю с земли.
Всё равно говорю: с добрым утром —
Всем, окончившим путь свой земной.
Знаю, слово такое им нужно:
Есть в нём право на Вечный покой.
 

Гений

 
Среди веток – поколений,
Среди почек и листвы
Есть всегда зародыш – гений,
Жертва линии судьбы.
 
 
Он до времени невидим,
Он храним иной средой,
Гений – тайного провидец,
Гений – явного изгой.
 
 
Что несёшь в себе, хранитель,
Неземной посланник лам?
Кто ты, мира вдохновитель,
Вверивший себя богам?
Может, их идей – явитель?
Иль бесчестье их словам?
 
 
Кем бы ни был ты в скитаньях,
Но звездами пригвождён
Ты – к величию терзаний
И к ничтожеству времён.
 

Голос души

 
Поверь, есть в облаке летящем
И в свежекошеной траве,
Ручье, бурляще-говорящем,
Душа, поверь мне, человек.
Есть в убегающей тропинке,
Листве, шумящей сотни лет,
Есть в каждой утренней росинке
Душа, поверь мне, человек.
Поверь, есть в стынущем тумане,
В прохладной вдумчивости рек,
В полей цветастом сарафане
Душа, поверь мне, человек.
Есть в перекрёстках уходящих
И в вечно спящем валуне,
Есть – чем-то вечным, настоящим —
Душа! Поверь мне, человек!
 

Город тридцати трех храмов

 
Великокняжеская церковь,
Кругом покой и старина.
Предстательством Мелании хранится
Чудесный град. Смотрю, как тишина
Спешит по переулкам с тенью слиться.
Наличники узорчаты, резны,
И тайна, почивая в каждом доме,
Сокрыта многоцветьем кружевным
И убаюкана июлем для историй.
Пишу в блокнот душистостью и смолью,
И хочется по-пришвински начать,
Воспев размеренное чудо слободское —
Елецкую купеческую стать.
 

«Господи, прости нам грешным…»

 
Господи, прости нам грешным,
Малость душ и немощь тел.
Господи, прости незнанье
Слов Твоих, велений, дел.
Господи, прости молитвы —
Между прочим, впопыхах.
Что раскрои – не дошиты.
Что не спорится в руках
Дело – якобы во благо,
Якобы на радость всем.
Господи, прости солдатам
Отступление и плен.
Господи, прости пьянчуге
Пропивание «за жизнь!»
И чиновнику заслуги —
Те, что он не заслужил.
Господи, прости богатым
Мотовство и денег блажь,
Тех, кто сдуру вороватый
Иль дурной имеет глаз,
 
 
Тех, кто сызмальства обиды,
Как цветы, в себе взрастил, —
Господи, Тебе ль не видны
Души их! Ты их – прости.
И меня прости, поэта,
Что дерзнул послать Тебе
Эти строки, этим летом —
В этом маленьком письме.
 

«Господь нас учит любви…»

 
Господь нас учит любви,
Надеяться, верить и ждать.
А в самые скорбные дни
Ценить – руку друга,
Щадить – сердце друга,
Вбирать в себя боль
и – прощать…
 

«Господь открыл мне силу Слова…»

 
Господь открыл мне силу Слова,
И кровь в чернила обратил.
Я чернецом крестопоклонным
Над белолистием застыл.
Пишу… питаю чисто поле,
Рисую вверенную вязь,
И либры, вырвавшись на волю,
Имеют над бумагой власть.
Соединяются – пословно,
Глаголя мерою души,
И в бой идут – беспрекословно —
За нашу будущую жизнь.
 

«Готовясь к смерти – воспевайте жизнь…»

 
Готовясь к смерти – воспевайте жизнь.
Благодарите и – дарите благо.
Благословила нас на это Высь,
Та, что бескрайним куполом – в полшага.
Нет, ближе – в четверть… Здесь она! Мы – в ней.
Мы с нашим небом с самого рожденья.
От первых вдохов памяти – до дней,
До вечных дней иного пробужденья.
 

Град Серпухов

 
От перекрестья тихой Нары
С широководием Оки
Владимир-княже, званый Храбрым,
В засаду вел свои полки…
С Боброком стоя недалече
В дубраве, выждав нужный час,
На Куликовской славной сече
Исполнил Дмитрия приказ.
Монголы в бегство обратились,
И тридцать верст их гнали вспять.
Так Русь, а позже и Россия,
Смогла в величии предстать.
Ведут свой счет с горы Соборной
Серпуховские времена.
Увенчан Троицким собором
Град подмосковный, чудо-град.
 

«Давайте вместе слушать тишину…»

 
Давайте вместе слушать тишину,
Давайте слушать дивное безмолвье,
Я вам для музыки оставлю лишь одну,
Из нот чудесной паузы исполненных.
Пусть распадутся тихие беззвучья,
В молчание уйдя и в бесконечность,
Но слышать тишину мы не обучены,
А значит, не заточены на вечность.
 

«Деревья стояли в вазе земли…»

 
Деревья стояли в вазе земли,
С приходом весны расцвели.
Словно ягоды, лопнули спелые почки
И листвой малахитной
к стволам потекли.
Зеленеет природа, как будто краснеет
От стыда, что прозрачен ее пеньюар,
И на коже ее золотисто желтеет
Вся весенняя цветь,
как рассыпанный дар.
И невольно срывают эти монетки,
И кладут в кошельки нараспашку,
Так играют в сокровища малые детки
И не портятся этим богатством.
Одуванчик – алтын,
мать-и-мачеха – мелочь
На карманный расход от Весны детворе.
То не милостыня, а весенняя милость,
То Пасхальная радость на этой земле.
 

Десница Божия

 
И, устремляясь в дали далей
Я каждый день своей судьбы,
Взращённый волей из печалей,
Хранил от пагубной молвы.
Но, как бы ни вверял я Богу
Свою нетореную суть,
Я всё равно терял дорогу,
Я всё равно не ведал путь.
И лишь когда в бессилье падал,
Забыв благие словеса,
То ангел мой, взмолившись, плакал —
И открывались Небеса.
И я, хранителем ведомый
Над бездной горечи людской,
Как грешник новоискуплённый,
Стяжал и память, и покой.
 

«Для души есть последняя гавань…»

 
Для души есть последняя гавань,
Как для тела – земля и тлен.
У души – возвращение в небо,
И иного не будет взамен.
Все пройдет, останется опыт
Этой жизни, прописанный в ней,
И уже ничего не дополнишь,
Не исправишь здесь прожитых дней.
С этим ворохом проб и ошибок,
Превратившись опять в малыша,
В беспричинного света обитель
Поползет сквозь мытарства душа.
 

«До последнего выдоха буду служить…»

 
До последнего выдоха буду служить
Я тому, что при вдохе со мною
Воплотилось, чтоб тоже
попробовать быть,
Воединое слившись с судьбою.
Между вдохом и выдохом
жизнь и пройдет,
Алфавитно освоив понятья,
Прочеркнувшим мгновением
вся промелькнет,
Назову это коротко – счастье.
Пока в теле я жил, оно было со мной,
То позором, то вашим признаньем,
То скользило по сердцу незримой рукой,
То врывалось в него испытаньем.
Научился ходить и, дойдя до клюки,
Возвращаюсь в простынную люлю,
На одре колыбели – всему вопреки —
Я тебя, мое счастье, целую…
 

Добро

 
Благое дело – благо дать,
Благо дарить и благом мыслить.
Во благо – быть, во благо – знать
Благоволение – жизнь Жизни.
 

«Доброе утро – и просто, и ёмко…»

 
Доброе утро – и просто, и ёмко.
Доброе утро… Спокойная ночь…
Тысячи уст повторяют негромко
Эти слова. Повторяют – точь-в-точь.
Чудо? Да, чудо! С доброго утра —
С до-бро-го ут-ра родился на свет
Временем принятый из ниоткуда
Первый Адам на земле – Чело-век.
С ночи спокойной в сон непробудный
Вскоре уходим – в объятья земли.
Может, с обычного… доброго утра
Так же начнётся и вечная жизнь?
 

Дорогу осилит идущий

 
Надеждой выбранный скиталец,
Тебе ль печалиться в пути…
Чем больше горьких испытаний,
Тем слаще прожитые дни.
И пусть трудна твоя дорога
И торен выстраданный путь,
Не ради славы – ради Бога
Ты отказал себе свернуть.
Иди ж, иди туда, где снова
Наполнит вера паруса.
Где ждёт тебя любовь – не слово,
А мост с земли на Небеса…
 

«Если сердце отболело …»

 
Если сердце отболело —
Значит, биться перестало.
Коли бьется – значит, где-то
В нем печаль еще осталась.
Вот оно и изгоняет
Грусть свою загрудным стуком
И порою замирает
В нас от счастья и испуга.
 

«Есть в каждом стихе особая строчка …»

 
Есть в каждом стихе особая строчка —
Зародыш для будущих строк.
В ней время свело в единую точку
Дыхание разных эпох.
И ради нее на муки сдаются
И ныне подвижники слов.
Из этой строки ступени куются
Для всех наших первооснов.
Чтоб жизнь поступенчато
к небу всходила,
Бессмертием славя Творца,
Хранится в строке заветная сила
Иного начала конца.
Хранится в строке заветная радость —
Хлебов преломленная новь,
Хранится в строке заветная мудрость
Вина, впитавшего кровь.
И если строкой ваше сердце взошло
По самую суть, а не в бровь —
То знайте: зерно ее слов проросло,
И с вами отныне – Любовь.
 

«Есть в самовыражении страданье…»

 
Есть в самовыражении страданье:
Усталость, измождённость и печаль,
О муки творчества – поэту испытанье,
Древневековая нещадная мораль.
Кто не зарыл таланты, знайте это:
За каждый отвечать настанет срок.
Художников, ваятелей, поэтов
Ждёт творчества мучительный урок.
Певцов и зодчих, лекарей, учёных
Настигнет скорбь от безответных тем.
И только свет – из сердца извлечённый —
Подарит утешение взамен.
 

«Есть тишина, что тише тишины…»

 
Есть тишина, что тише тишины,
И в глубине скрываются глубины,
Наивысоты есть у высоты,
Наисильнейшее встречается у силы.
 
 
Наимудрейших звали на совет,
Там, где порою мудрость не справлялась,
И только у любви наилюбовь
Ни разу и нигде мне не встречалась.
 

«Есть у грехов одна печаль…»

 
Есть у грехов одна печаль:
Пока поймёшь, что жить так – плохо,
Они уже скривили даль,
Тебя в ней сделав кривобоким.
Неужто молодость не может
Жить без рискованных отрав
И, отцветая, осторожно
Коснуться сути, не устав?
Неужто, дерзкие порывы —
От малоумья, с многосилы —
Сгибают нашу жизнь к земле…
И в теле, скопищем осадка,
Толкутся мысли добела,
Чтоб старость пышною была…
 
 
Прорежет мимика морщины —
И на лице всплывут дела.
Из безобразной паутины
Понятно станет, как цвела,
Писалась вся твоя картина…
А где душа? В согбенном теле?
Она всё так же молода?
О настоящем мыслит деле
И всё ей горе не беда?
Но тянутся кривые ветви
Телесных древ в своей мольбе,
Чтобы душа, покинув тело,
Взросла на праведной земле…
А здесь из яблок винно-прелых,
В обход печали и беды
Восходят живостью незрелой
Весенне-юные сады.
 

«Есть – крошки. Есть – крохи…»

 
Есть – крошки. Есть – крохи.
Похожи, но всё же,
Одни – выметаем,
Другие – храним.
По крохам растится душа осторожно,
По крохам становится всё в ней живым.
И если сметаем мы крошки рукою,
То крохи считаем по пальцам руки.
Две буквы в одном,
в одном только слове
Меняют течение
нашей реки.
По крохам слагаются судьбы эпохи,
В мозаику времени смальтой ложась,
Но если мне крошкою ссыплются строки,
Склюю все, что есть,
ничуть не стыдясь.
 

«Железные врата…»

 
Железные врата
И деревянный храм,
Собаки, сторож, лавка,
По сторонам бурьян.
 
 
В окне столетник скрючился
И фуксия цветет,
А в глубине под образом,
Мерцая, воск течет.
 
 
Скрипят ступени старые
И что-то говорят,
Как будто дожидаются
К вечерне звонаря.
 
 
А на закате с купола,
Все зная наперед,
Оранжевое солнце
Возьмет да и стечет.
 
 
Коснется старый колокол
Щеки чуть языком,
И бронзовой волною
Прольется чудный звон.
 

«Живут, надеясь…»

 
Живут, надеясь,
умирают так же.
Глубокий вдох
длиною в одну жизнь.
Однажды мы поймем:
на все одна жизнь
И станем каждым вдохом
дорожить.
 

«Жизнь – два столба – рожденье, смерть…»

 
Жизнь – два столба – рожденье, смерть.
Я думал так, пока однажды
Пред мыслью не разверзлась твердь,
Соделав знание неважным.
И я увидел, как во мне
Всё то, что было, есть и будет,
Соединилось в слово СВЕТ,
Я слышал свет – сияньем в звуке.
Блаженством восклицала вечность,
Я недыханием дышал,
И стала жизнью – бесконечность,
И дух любви над ней витал…
 

«Жизнь бьет и разбивает…»

 
Жизнь бьет и разбивает,
А я – беру и клею,
В единое сшиваю —
И верю, верю, верю…
Жизнь сносит и смывает,
А я – беру и снова
Эпиграфом вставляю:
«В начале было Слово…»
 

«Жизнь истончается и рвётся…»

 
Жизнь истончается и рвётся
От суетливости души.
И даже, если брешь зашьётся,
Заплатою не разрешишь.
Здесь по-иному видеть надо,
Вне времени узрев поток,
Сказать душе любимой – чадо,
Испив от вечности глоток.
Не привыкай, душа, к земному,
Оно с рожденья не тебе
Достанется и не другому,
Оно – запретное в судьбе.
Не соблазнись теченьем буден,
Стяжаньем благ в размен любви.
Не думай, этим не разбудишь
Таланты скрытые свои.
Не думай, этим не коснёшься
С рожденья данной красоты.
Жизнь истончается и рвётся
От суеты, от суеты…
 

«Жизнь не меняется …»

 
Жизнь не меняется —
Меняешься в ней ты.
Все измененья так и происходят.
И некогда цветущие сады
С тобою вместе в нецветение уходят.
И тот, кто видит измененья,
Происходящие вокруг,
Тот переходит в это время
В себе на новый жизни круг.
 

«Жизнь прожита, и песня спета…»

 
Жизнь прожита, и песня спета,
И – как обычно – без ответа.
Как верно это!.. Верно это.
Непостижима жизнь… Поэту
Не угадать, не разгадать
Её неявные приметы —
Стихом любовь не описать.
Стихом любовь не пролюбить,
А лишь прожить, а лишь… прожить.
Пройти собою по любви.
И я в Пути, и ты – в Пути.
Жизнь – только путь. Мы все в Пути.
Идя – живи, живя – иди.
 

«Жизнь – это вывод, это итог…»

 
Жизнь – это вывод, это итог.
Это единожды данный урок.
Это возможность начать,
чтобы Быть.
Это простить себя и полюбить.
В сердце услышать
Божественный глас:
«Вечность не ждите,
вечность – сейчас».
Каждую ночь, закрывая глаза,
Можете вы не вернуться назад.
Каждое утро, глядя в неба ширь,
Вы воплощаетесь в новую жизнь.
 
 
Только идите, идите свой путь,
В вечности некуда вам повернуть.
Круг и прямая – тот выбор для вас
Вечность дает совершить каждый раз
И позволяет по кругу пройти,
Чтобы в прямую с него перейти.
 

«Жизнь – это подвиг, и не стоит…»

 
Жизнь – это подвиг, и не стоит
Себе в ней подвиги искать,
Достаточно ее пройти
От дважды два – до пятью пять.
И у доски, лицом к стене,
Кусочком мела прочертить
Свою полоску на земле,
Попробовав на ней прожить —
С шестом, канатоходцем смелым,
От пункта «А» до пункта «Я» —
Над пропастью судьбы идущим
Под строгим оком букваря.
И вот когда вся каждодневность
Закончится командой «Стой!» —
То вдруг увидишь изумленно,
Что жизни ты своей – герой.
 

Жить

 
Что заставляет просыпаться
И жить. А что такое жить?
Смеяться? Хмуриться? Влюбляться?
Руководить или служить?
А может, ничего не делать
И ждать, когда погаснет день,
А с ним и радости и беды
Уйдут в непонятую тень.
Уйдут туда, где безвозвратно
Легли пластами времена…
Их симфонически потактно
Смирила берегом волна…
И будет ночь, и будет утро,
И задаваемый про «жить»
Вопрос… Да, с ним расстаться трудно.
Скажу: им нужно – дорожить.
С него приходит пробужденье
И дирижёра первый взмах.
Ну, что такое – жить?
Мученья?!
А может – счастье?
Иль не прав?..
 

«За алтарем, в прохладной сени…»

 
За алтарем, в прохладной сени,
В задумчивых елях – погост.
Покоится там в блаженной кончине
Подвижница судебных верст.
Склоняют дубы свои ветви к могилке,
И свечи дрожат на ветру,
И старец согбенный, стоящий в молитве,
И смех детворы поутру,
И глас панихидный, и руки на камне
Пришедших с прошеньями к ней…
Всем дарит угодница тихую радость,
Коснувшись десницей своей.
 

«За всех, кто верил в моё слово …»

 
За всех, кто верил в моё слово —
Порой, у бездны на краю,
Не ждал и не просил иного,
А был в пути со мною рядом, —
я Бога возблагодарю.
Пусть станет труд бессмертным садом,
И в нём взрастившееся слово
Да будет каждому – наградой,
Добытой в праведном бою…
Отныне – до скончанья века!
Прими, Господь, смиренья плод —
Строкою странника-поэта.
 

«За Никольскою церковью…»

 
За Никольскою церковью
Речка и овраг…
Там еще стрекозы
Синят на мостках.
Спелые кувшинки
В заводях растут,
Ряска-зеленица
Затянула пруд.
И поют лягушки
Здесь по вечерам,
Это знают детки
И… Никольский храм.
 

«Заблудилась как-то Святость…»

 
Заблудилась как-то Святость,
Потеряла к Богу путь.
И сказал ей Боже правый:
Всё найдётся – как-нибудь.
Ни налево, ни направо
Не ходи – на месте жди,
А ещё, дарую право —
Верь, надейся и… люби.
И спросила Бога Святость:
Где то место, чтоб стоять?
Бог ответил, что… не знает —
Вместе будет с ней искать.
 

«Заболотилась душа …»

 
Заболотилась душа —
Ряска всю ее покрыла.
Перестало небо в ней
Отражаться с прежней силой.
Даже тучи не плывут
В зеркалах воды холодной.
Только ветки из трясины,
Словно руки за свободой,
Тянутся, кривясь в суставах,
Как тогда – зимой голодной…
Плачет выпь по скорбной доле,
И торчат голбцы стволов,
Растерявших пряность кроны,
Уходящих в гать лесов.
Кошенилью вниз по кочке
Клюква спелая стекла…
Может быть, душа проснется,
Не сгорело все дотла.
 
 
И торфяник с едким дымом
Не дойдет до сердца вновь.
Нет, не даст душе погибнуть
В ней живущая любовь.
 

Завещание душе

 
Люби, моя любимая.
Люби, моя желанная,
Всё то, что в жизни выпало:
Негаданнонежданное.
Пусть горькое, пусть слёзное,
Пусть не такое, как,
А ты, моя хорошая,
Люби его – за так.
Не сетуй, горемычная —
На долю, на судьбу,
Житейское, обычное,
«Не пожелать врагу».
Прими с благодарением,
Как вымостился путь.
Он не подвластен гениям,
Им не перечеркнуть,
Не вычислить, не вымерить,
Ни шаг, ни такт, ни кон.
Во всех неботворениях
Главенствует – закон.
 
 
А ты, люби, любимая
В затишье и в бою,
Какую-никакую, но
До ниточки – твою…
До этой самой ниточки
До кончиков влюбись
В такую распечальную…
БОЖЕСТВЕННУЮ жизнь!
 

«Задушевные письма стали редки…»

 
Задушевные письма стали редки,
Ну а что говорить уж о встречах!
Но стекаются к старости все ручейки
И становятся плавною речью.
Может быть, и забудем о многом тогда
И не вспомним ни мест, ни названий,
Но течет то ли время, а то ли вода,
Отделяя глубины от званий.
И тогда в белоризных одеждах судьбы,
Вынув душу из мира ненастья,
Снова телом коснемся все той же доски,
Как когда-то рукой в первом классе.
 

«Зажигают в небо свечи купола…»

 
Зажигают в небо свечи купола,
Благовест плывет дымком, как встарь.
В колокольном оке, слившись с языком,
Замер черным фитилем звонарь.
А над суетой столичных улиц
Фимиамом угольных кадил,
Тихим пением арфийских струнниц
Глас молебный благодать разлил.
 

Заутреня

 
Не бывает этой песни слаще,
Песни той, которой в ранний час,
Час, когда ночное в небе гаснет,
Уступая утреннему в нас,
 
 
Внемлют наши души, тишиною,
Погружаясь в сладостный напев
Еле уловимого настроя
Колокольцев из хрустальных сфер.
 
 
Звёзды гаснут, ангелы приходят
И с души смывают сон ночной.
Отроческим пеньем на приходе
Слышится явленных миру строй.