Текст книги "Охрана музеев. Тайна номер 1"

Глава 6

30 июня, 16:20. Петропавловская крепость. Улица Времени

В Петропавловской крепости есть двухэтажный жилой дом: жёлтый, классического петербургского канареечного цвета. Если выйти из дома, то прямо перед ним будет расположен бастион Нарышкина – тот самый, с которого открывается обворожительный вид на Неву, Дворцовый мост и Зимний.

Любопытные туристы фотографируют этот дом всегда старательно – на нём написано, что это памятник архитектуры XVIII века и что в нём раньше была гауптвахта.

Однако в этом доме живут люди. Представьте себе – в Петропавловке, на улице Времени… В самом сердце города, которого не должно было бы существовать.

В основном здесь были расположены служебные квартиры сотрудников Отдела охраны музеев при Президенте Российской Федерации.

Вот в дом номер один и направился во второй половине дня Егор Иванович Старцев, начальник питерского отделения этого самого четвёртого отдела.

– Привет, Борька, – закричал Старцев с порога, открыв дверь своим ключом, – к тебе можно?

– А то! – закричали откуда-то с другого конца квартиры. – Заходите!

– Как дела в городе над вольной Невой?

– Придурков много на земле… И разных судеб, – старательно запел Борис. Пел он, надо отметить, ужасно.

– За операцию по русалкам объявляю благодарность! А у нас тут новые напасти… Информации нет про то, что для чего-нибудь надо женщин похитить? У которых имеются маленькие дети… Такого не проскакивало?

– Нет. – Борис удивлённо покачал головой. – В интернете такого не было. Никто не светился.

– Выясни, пожалуйста. Что-то меня это дело беспокоит. У тебя попить что-нибудь найдётся?

– «Тархун», – с гордостью ответил знаток интернета и его обитателей, занимающийся в отделе отслеживанием в сети всех, кто мог причинить вред или беспокойство на вверенных территориях. Надо отметить, что с каждым годом таковых становилось всё больше.

– «Тархун», – скривился Старцев, – как ты его пьёшь! И он же зелёного цвета, ядовитого такого. Сплошной краситель с ароматизатором!

– «Тархун», – радостно закивал Борис, – я его люблю. Тут мне вчера доставка привезла гадость какую-то коричневую. Так у меня целая баталия была! А теперь всё в порядке. «Тархуном» я обеспечен. Жить можно. Есть будете?

И Борис выкатился из-за стола на коляске. На вид парню было года двадцать три – двадцать четыре, но так как сколько ему лет точно, никто не знал, считалось, что двадцать три. День рождения же решено было праздновать в тот день, когда его нашли. Светлые волосы упрямо росли во все стороны, удивительной красоты зеленовато-серые глаза стыдливо прятались за довольно толстыми линзами очков. Торс угадывался спортивный и крепкий под неизменной олимпийкой с изображением панды на спине.

– В следующий раз меня пивом обеспечь, – проворчал Старцев и отправился за парнем.

– Никакого пива! – строго ответил сотрудник. – Оно вредно для здоровья, к тому же вы на байке гоняете с такой скоростью, что пива вам нельзя. Да ещё и в любой момент вызвать могут – и вы полетите… – Тут его голос невольно сорвался в тоску.

– Это да… – сделал вид, что не услышал этой тоски Старцев. – Но пива-то хочется.

– Есть чай! В пакетиках. И Анфиса Витольдовна еду принесла.

– Давай что есть! Как там твои подопечные?

– Они мне в последнее время облегчают работу – все выкладывают в интернет. С замыслами, списками групп, местами встреч. Ставишь программы – и вперёд, по ключевым словам всё выскакивает. Вот, например, сегодня ночью у нас в дубовой роще на Таллиннском шоссе – пати от сатанистов.

– Что за ересь. – Старцев даже жевать прекратил. – Что у нас сатанисты в священной дубовой роще забыли?

– Так шабаш у них.

– Шабаш бывает у ведьм, сходка в дубовой роще – у каких-нибудь язычников, друидов, на худой конец. А сатанисты должны собираться… На развалинах храма, скорее всего. А так… безграмотно как-то получается.

– Его-о-ор Иванович! – протянул насмешливо подчинённый. – Вы ещё им пойдите, лекцию прочитайте о правильном поведении сатанистов при встречах. А ещё объясните необходимость принесения человеческих жертв и выдайте ритуальные тексты для призыва сатаны. Для повышения интеллекта и всеобщей грамотности населения.

– Всё равно – безобразие! – отрезал начальник. – Ну зафанател кем-то – всякое бывает. Так ты книжечку открой, буковки почитай. Там ведь всё написано.

Борька гоготал, уже не сдерживаясь.

– Вас печалит то, что сатанисты ведут себя недолжным образом и плохо учили, что должны делать?

– Меня печалит то, что вокруг одно невежество!

– Да ладно! Подростки как подростки. Социально активные. За рощами в окрестностях Питера они у меня присматривают – и на том спасибо. Если что не так – сразу пишут. Мы так весной предотвратили вырубку леса на севере города, помните? Где ещё дуб заветный.

– Бардак – дело добровольное. Сатанисты присматривают за деревьями! Бред.

– Вот такие у нас в Питере странные сатанисты… С гринписовским уклоном, – гордо ответствовал Борька.

– Слушай, а что твои сатанисты-гринписовцы в лесу забыли?

Борька довольно и даже гордо захрюкал от смеха:

– Так мы же все неформальные группировки, как вы знаете, подвигли плести берёзки – чтобы от русалок людей уберечь. Провели титаническую работу. Я им дезинформацию подкинул и убедил всех, что так и положено. По звёздам считали и не по звёздам… Каждой группировке свою легенду. Они и верят.

– Я про это уже слышал. Михаил Ефремович был в восторге.

Борька совсем закатился:

– Ещё бы не в восторге! Все в восторге – особенно ребята из секты.

– Так что у них случилось-то?

– Заплели они берёзки, красиво, кстати, получилось. Отпраздновали – выпили как следует. И решили закрепить это дело оргией. Под теми самыми берёзками.

– И что?

– Кому-то или в порыве страсти, или от выпитого померещились русалки. Грациозно качающиеся на ветвях тех самых берёзок и в лучших традициях местного фольклора расчёсывающие длинные золотые волосы…

– Никто не пострадал?

– Нет, но белочка оказалась заразной. Померещились девы речные не ему одному! Многие потом даже утверждали, что те самые русалки проявили к ним пылкие чувства! Я подробности опускаю, чтоб вас не смущать, но, если хотите – почитайте форум сами!

Борька веселился от души, а Старцев схватился за голову и тихо, чтоб его не услышал юный хакер, застонал:

– Вот заразы! Мне что теперь – от водяного упрёки слушать, что его… девочек совсем залюбили?

Подчинённый гоготал, совершенно не обращая внимания на страдания начальства.

Вздохнув, он с недоумением спросил:

– Так, а собираются они ещё раз зачем?

– Надеются на продолжение! – отчитался Борька.

И они снова засмеялись. Вот только… каждый о своём.

– Хорошо придумали, а теперь к делу. Можешь задать поиск по ключевым словам: похищение женщин с ребёнком?

– Тогда получится, что женщин похищали вместе с ребёнком.

– Нет. Ребёнка оставляли, а женщин забирали.

– Хорошо. Тогда похищение женщин, которые недавно родили.

Старцев кивнул, соглашаясь:

– И началось это с двадцать третьего на двадцать четвёртое.

– А раньше этих чисел такое не могло произойти?

– Вот и надо выяснить. Ладно, пошли ужинать. Потом будем работать.

* * *

Они который раз всматривались в кадры съёмки. Борька увеличивал, раскладывал покадрово… Проматывал побыстрее. Всё равно было непонятно, куда подевались женщины и кто их забрал.

Видеосъёмка огороженного двора сменялась кадрами парковки гипермаркета. Фигура одной похищенной женщины – другой. Но это по-прежнему ничего не проясняло. Несколько секунд мутного экрана – и всё. Дети остаются одни – женщины исчезают. Пробиться не получалось никакими фильтрами.

Ближе к одиннадцати у Старцева зазвонил телефон. Это был следователь.

– Женщина из супермаркета нашлась.

– Где? Когда? – оживился Егор Иванович.

– Не так давно, на перекрёстке Суздальского и Светлановского.

– Это же северная окраина города.

– Именно. Её чуть не сбил водитель. Он утверждает, что потерпевшая появилась прямо перед колёсами. Самое интересное, видеорегистратор это подтверждает.

– А что говорит женщина?

– Она вообще не говорит.

– И где она сейчас?

– В Бехтеревке, в отделении неврозов.

– Там встречаемся?

– Слушай, давай с утра. У меня сегодня типа был выходной! – взбунтовался следователь.

– Завтра с утра так завтра с утра, – не стал спорить Егор Иванович. – Только вот смотри: ближе к ночи третьего дня нашлась потерпевшая. Получается, что ваша девчонка, Виктория, которой никто не верит, говорила правду. Её тоже похищали.

* * *

30 июня, 23:57. Двадцать третий километр по Мурманскому шоссе

Ветер благодаря полям похожего на немецкую каску шлема не бил в лицо, а деликатно заглядывал под них, будто здоровался. Как же Старцев любил просто нестись в ночи куда глаза глядят! Конечно, было в этом что-то мальчишеское, что-то наивно-романтичное и, возможно, действительно не очень подходило его почтенному возрасту. Но в такие минуты он был самим собой.

Романтичным, беспечным, рисковым и… сентиментальным. Глаза начинали блестеть от слёз, если ночная прогулка затянулась и удалось встретить рассвет в живописном месте. Воспоминания задевали за живое, и что-то, чему категорически запрещалось высовываться в остальное время, начинало лезть прямиком в душу, и что уж совершенно не вписывалось ни в какие рамки – в голову лезли стихи. Записную книжку с редкими откровениями таких вот ночных поездок байкер хранил в потайном карманчике кожаного чемодана в заклёпках, намертво прикрученного ремнями к торцу сиденья.

 
От горячих камней пар,
Так горит изнутри Земля.
Я босыми ногами встал,
Впрочем – может быть, и не я…
И дрожащею дряхлой рукой —
Странно, вроде ещё не старик? —
Флягу взял, что принёс с собой,
И сухими губами приник.
Стало весело и легко,
Стало сумрачно всё вокруг…
У меня теперь нет врагов,
Я не знаю, что значит «друг».
Захочу – прилетит дракон,
Его крылья – мои рабы,
Захочу – превращу в огонь
Чуть идущий от камня дым…
Я не знаю, кто я такой,
И моя ли тянулась рука
Разбудить уснувшую кровь
Каплей горького молока…
Ледяной щемящей тоски
У того молока вкус.
Три глотка молока змеи
Пострашней, чем её укус…
 

«Быть самим собой, ни о чём не думать», – повторял про себя Старцев, незаметно прибавляя скорость и чувствуя себя абсолютно счастливым. Он забыл о работе несмотря на то, что ради этой самой работы и нёсся сейчас за городом в ночи на немыслимой скорости. Он забыл о личных проблемах прошлых и настоящих, он не думал даже о дочери, и – о чудо! – он не осознавал, что снова летит спасать мир, он просто ни о чём не думал, давил на педаль, сжимая обе ручки вкусно пахнущей и приятно шуршащей кожей перчаток. «Быть самим собой, ни о чём не думать».

Перед глазами снова, как много лет назад, встал образ хитроглазого, увешанного мокрыми зарослями травы, речных водорослей и кувшинок старикашки. Скрипучим голосом он поучал, грозя скрюченным пальцем с зелёным, покрытым мхом ногтем: «Ты должен быть самим собой, ни о чём не думать. Рожь возьмёшь с собой в холщовой суме, соли с кулак, самогона кувшинчик. Коня, на котором прибудешь, обезглавишь, голову в озерцо кинешь. И жди».

Зёрна ржи, как выяснилось опытным практическим путём, вполне удачно заменяла буханка бородинского хлеба, самогона кувшинчик – бутылка водки «Президент», а вместо свежеотрубленной головы несчастного животного в рюкзаке подпрыгивал руль от детского велосипеда. Последняя вынужденная имитация, адаптирующая общение со сверхъестественным в рамках реалий мегаполиса, приводила представителя того самого сверхъестественного в ярость.

Старцев улыбнулся, наклонил мотоцикл, вписываясь в довольно крутой поворот на бешеной скорости, и снова увидел перед собой хитрые, поразительно ярко-зелёные глаза, будто болотные огоньки, мерцающие в полумраке: «Это что такое?! Это что?!. Голова коня твоего железного? И ты думаешь, я на это куплюсь? А рожь где? А сроку положенного не выждал? А заклинание сорок раз, прежде чем воду мутить, не отчитал? Да ты хоть понимаешь, что я тебя насмерть замучить щас должен за такие дела? Лихорадкою болотной извести?..»

Быть самим собой… Ни о чём не думать… Только сжимая руль своего верного железного коня, он мог быть «самим собой», и только с двухсот на спидометре он начинал «ни о чём не думать». В этот мир он не пускал никого и никогда. Никогда никого не катал. Просились многие: жена в своё время обижалась, но байкер был непреклонен. Позже это просто стало необходимостью, настройкой входа в иной мир…

Ветер превратился в мерное жужжание, колёса будто заскользили по чему-то маслянистому, вязкому, уши немного заложило, как в самолёте сразу после взлёта, и чуть голубоватое свечение обозначило поворот в лес.

После железнодорожной насыпи надо было повернуть налево и проехать ещё несколько километров.

Старцев заглушил мотор, загнал мотоцикл в лес, чуть в сторону от дороги – и решительно шагнул в сторону блестевшей между берёзами воды.

– Всё равно все беседы о том, что происходит на Неве, надо начинать с него… – пробормотал он.

– А молодой человек не обидит беззащитную девушку? – раздался в темноте нежный голос.

Старцев вздрогнул всем телом и стал срывать с себя кожаную куртку.

– Любимый! – пропел голос совсем рядом, и нежные руки обняли его, – ты пришёл к своей Купаве?

– Не коснись меня, нечисть, ни словом, ни делом. Ни огнём, ни водою, ни ночью, ни днём, – скороговоркой пробормотал Старцев и вывернулся, оставив в руках у русалки свою кожаную куртку.

– Ну вот за что ты так со мной? – печально проронила нечисть, поглаживая вещь, которая только что была на человеке, и принюхиваясь к тёплому, живому запаху.

– Там, в верхнем кармане, для тебя подарок, – засмеялся Егор. – Не грусти!

Он быстрым шагом направился к воде. Вытащил из рюкзака руль от детского велосипеда.

– Со дна золотого на ночь тёмную. Владыка речной – покажись! – проговорил он фразу вызова. И кинул руль в воду.

Что-то плеснуло на глубине. Стало стремительно приближаться. Ближе. Ближе.

– Нет, я не понял, – ворчливо проговорил косматый старик с длинной бородой, откуда-то появившийся на коряге у берега. – Где лошадиная голова, которую надо кинуть в воду? Где рожь? Опять ты с этой железякой? Как это называется?

– Велосипед.

– А чего не от своего коня?

– Ну, знаешь ли… Мой конь кровей нездешних, цены немалой, – возмутился Старцев.

– Жадный ты и неуважительный, Егор Иванович! – печально сказал водяной.

– Слушай, – покаянно покачал головой Старцев. – Какие счёты между друзьями? Зачем тебе руль от моего мотоцикла? Отрезанной головы несчастного животного у меня нет. Есть только водка и сигареты. Ещё хлеб ржаной. Будешь?

– Наливай скорей, пока хозяюшка не проснулась, – тихо и быстро проговорил старик, оглядываясь на гладь реки. – А кто это там бродит?

– Купава вышла встречать, – поморщился Старцев.

– Надо же, как присохла девка… Не обижал бы ты её. Радости у неё и так немного… Али не красавица?

– Красавица. Только боюсь я у тебя на дне оказаться.

– Если бы тебе была судьба на дне у меня оказаться, – насмешливо проговорил старик, – ты бы уже у меня в чертогах сидел да нас с хозяюшкой разговорами развлекал.

Старцева привычно передёрнуло. Отчего-то такого развития событий он опасался больше всего.

– Купавушка, – окликнул хозяин реки русалку. – Ты пойди пока погуляй, девочка! Нам поговорить надо.

Девушка подошла. Кинула на колени Старцеву его куртку. Показала гребешок – именно его и вёз Егор ей в подарок – и убежала.

– Пойдёт на ветвях качаться, волосы расчёсывать да песни припевать. Жалостливые.

Старцев пока постелил газетку. Разложил хлеб, разлил по стопкам водку.

– Кстати говоря, – недовольно протянул водяной, – что там твои людишки учудили с моими девочками? Как можно спохабничать было русалок так, что они шутки свои позабросили и на землю носа не кажут?

Старцев, стараясь быть серьёзным, рассказал о происках Борьки и вдохновлённых им сатанистов.

– Совсем мир с ума сошёл, – как-то печально заявил водяной. Подумал и добавил: – Надо выпить.

– За здоровье! – Человек чокнулся с водяным. Выпили.

– Ты опять по делу? Просто же так не приедешь старика навестить?

– По делу, – вздохнул Старцев.

И он рассказал о том безобразии, что творится в городе.

– Не русалки, – покачал головой старик. – И вообще не водные. Утопленниц несколько дней не прибывало. А в город нам соваться сейчас… Как-то охоты нет. Шумно там стало. И грязно. И дети эти ваши человеческие… Это же кто такое бесчинства выдумал, когда они школу заканчивают! Кстати, последи – у воды часто окончание школы празднуют. Так они пьяные такое говорят, такое творят… Что ладно уж меня или моих подданных – мы к людям привычные и добрые. Достаточно добрые, – поправился он, увидев насмешку в глазах Старцева. – Так они кого похуже могут вызвать. И не жителей приграничья, как мы с тобой. А кого-то посерьёзней. И поголодней.

Как Егор и подозревал, водяной был не в курсе.

– И что получается? – говорил он хозяину вод, уже прощаясь, – синий сумрак над рекой прорезала ало-золотая полоска. – Никто ни при чём. Никому эти женщины не нужны. А пропадают.

– Если что узнаю – найду возможность сообщить. Ты к Неве хотя бы раз в день подходи, – кивнул хозяин и исчез.

Старцев покидал всё в рюкзак и отправился к своему мотоциклу.

– Не уходи. – Купава была у той же берёзки. – Не уходи. Мне ведь ничего от тебя не надо. Только немного тепла.

Егор развернулся навстречу прекрасной девушке, посмотрел ей в глаза. Увидел то же одиночество, что заставляло его не давать себе ни секунды передышки, чтобы не задумываться над тем, что происходит с его жизнью… И неожиданно для себя потянулся к русалке. Запутался в длинных волосах, нашёл её губы. А они оказались тёплыми. И сладкими.

* * *

Противно стрекотала сорока. Упорно, тревожно. И такое впечатление, что прямо возле головы.

Старцев приподнялся на локте. Лес. Поляна. Рядом – прекрасная обнажённая девушка расчёсывала подаренным им гребнем золотые волосы.

– Вот видишь, – засмеялась она. – Живой.

Её голос колокольчиком разнёсся по полянке.

– Будешь помнить водяного дочь? – Она легонько поцеловала его.

– Буду, – растерянно пообещал Егор.

– Ладно, помогу я тебе. Заслужил… – Она лукаво блеснула глазами, пальчиком поманила к себе и прошептала на ухо: – Двадцать шестого лунного дня, где носы кораблей каменных – колдовство было.

– Спасибо, – погладил её волосы Егор.

– Колдовство было не наше.

– В каком смысле?

– Чужое. Раскалённое. От него было больно. Я словно обожглась.

– А ты в городе была? – И тут он вспомнил свои ощущения во время прогулок вдоль набережных – будто кто-то следит за ним пристально.

– Придёшь ещё – скажу! – И звонкий смех растаял среди деревьев.

Глава 7

1 июля, 9:45. Психоневрологический институт им. Бехтерева. Улица Бехтерева

– Как-то мы не догадались, что пока доктора не проведут пятиминутки и прочие необходимые процедуры, то разговаривать с нами не будут, – пробурчал Старцев.

– Пятиминутку, – усмехнулся Алексей Васильевич. – Мы уже пятьдесят одну минуту ожидаем.

– Интересно, что скажет доктор, если ты ему сообщишь, что считаешь минуты?

– Не-не-не… Со здешним добрым доктором мои состояния обсуждать не надо.

Мужчины переглянулись, пытаясь отреагировать на шутку. Получилось как-то невесело. И очень нервно.

На самом деле коридор как коридор, больница как больница. Всё чистенькое, в персиковых тонах, на стенах – весёлые постеры с цветами. Преувеличенно важные медсёстры, спешащие по делам, но думающие о чём-то своём.

У Старцева здесь как-то странно холодел затылок, словно что-то ужасное, то, чего он всю жизнь панически боялся, осторожно поглаживало его голову.

– Давно ждёте, молодые люди? – Егору Ивановичу не показалось – на этот профессионально-мягкий голос дёрнулся не только он, но и следователь.

– Мы по поводу Маргариты Николаевны Ивлевой, женщины, которая к вам вчера поступила.

– Поступила, – кивнул психиатр.

– Когда мы сможем с ней побеседовать?

– Побеседовать. – Доктор грустно усмехнулся. – Пока у неё ступор. Утрата речи, обездвиженность. Мышечный тонус повышенный. Она попросту безразлична ко всему.

– Травмы? – спросил Алексей Васильевич.

– Нет. Этого нет. Ни травм головного мозга, ни ещё каких-либо повреждений на теле не зафиксировано. Анализы крови – чистые. Где бы она ни была, препаратов никаких не получала.

– И что с ней? – нахмурился Старцев.

– По всей вероятности, острый реактивный психоз. Какая-то психическая травма дала его. На лекарственные средства организм не откликается – вот что плохо. Так что насчёт «поговорить»… Не знаю.

– Могу я взглянуть на неё? – Егор Иванович был уверен, что несчастную утаскивали в иной мир, но по тому, как описывал врач состояние пострадавшей, воздействие было слишком сильным.

– А на каком основании, молодой человек? – строго смотрел на него лечащий врач.

– У нас есть ещё одна похищенная, – ответил за него Алексей Васильевич, показывая удостоверение.

– Я просто взгляну, и всё, – примирительно сказал доктору Старцев.

– Как вам будет угодно, – скептически отозвал психиатр. – Пойдёмте со мной.

* * *

1 июля, 17:06. Петровская набережная. Недалеко от дома третьей жертвы

Выйдя из дома скорби, Старцев сначала доехал до стрелки Васильевского острова, припарковал мотоцикл. И отправился блуждать по городу в надежде, что перпендикуляры улиц, гранит набережных, ленивое течение Невы и серое небо Санкт-Петербурга подскажут ему ответ на вопрос: что всё-таки происходит в городе?

Он шёл неторопливо. Всматриваясь, вслушиваясь, внюхиваясь в окружающую его действительность.

Похищенные женщины, которых утащило в иной мир. Женщины без толики дара – по крайней мере, те две, которых вернули. Женщины с выбранной жизненной силой – её, насколько он мог судить, забрали нарочно. Обычно посещение иного мира действует хоть и угнетающе на психику человека, но не так разрушительно, как он наблюдал во втором случае.

А вот интересно, почему юная особа – как её там, Виктория, – так легко перенесла потерю жизненной силы? То ли надо было и второй водки дать выпить, то ли… Нужно посмотреть повнимательнее на девочку. Может, отдав свою жизненную силу, она получила что-то взамен?

Он прошёл от места первого похищения на набережной Фонтанки до набережной Лейтенанта Шмидта. Ещё раз осмотрел парковку. Вздохнул. И отправился к Петровской набережной – к дому третьей похищенной.

Рядом вода. Во всех случаях рядом вода. Если бы их утаскивала какая-нибудь водная нечисть, то женщины должны были бы быть совсем у воды. Да и находили бы их утопленными. Черт-черт, не слушай!

Но вода – это не только среда обитания всякой живности, благожелательно и не очень расположенной к человеку. Вода – это проводник магии. Наиболее устойчивый в нашем мире.