Текст книги "Жена дитя"

Майн Рид
Жена дитя

Предисловие вдовы автора

Большинство событий, изложенных в этой книге, происходило в жизни автора или он был их свидетелем.

Элизабет Рид

Лондон, 1888

Глава I
Остров мира

Эквиднек – «Остров мира»!

О Коддингтон (Уильям Коддингтон – один из основателей колонии Род Айленд в 17 веке. – Прим. перев.) и вы, заседавшие в Генеральном совете! Что за безумие охватило вас, когда вы заменили благородное название краснокожих аборигенов на ничтожное «Родс» (Речь идет о законодательном собрании штата Массачузетс, сменившем индейское название на «Род Айленд». – Прим. перев.)?

Будь проклят ваш вкус и ваше пристрастие к классике! Будь проклято ваше невежество – принять имя старого голландского мореплавателя «Родт» за название страны колосса!

В названии, данном Блоком, было по крайней мере соответствие – даже что-то поэтическое. Обогнув мыс Сачуэст, он увидел могучие леса, красные в золотых лучах осеннего солнца. Перед его радостным взором проплывали алые массы древесной листвы и гирлянды багровых вьюнков. Взгляду открывались яркие утесы цвета охры. И в корабельном журнале появилось название «Ред Айленд» – «Красный остров»!

О, достойный Коддингтон, почему ты отверг индейское название? И почему изменил название в честь этого смелого голландца?

Я буду придерживаться старого названия – «Остров мира»; хотя в более поздние времена название меньше соответствовало действительности, чем тогда, когда индейцы вампаноа (Вампаноа – индейское племя, населявшее современные штаты Массачузетс и Род-Айленд. Наррангансет – залив Аталнтического океана в штате Род-Айленд. На берегу – известный курорт Ньюпорт. – Прим. перев.) окунали свои бронзовые тела в воды Наррангансета и вели легкие каноэ мимо скалистых берегов.

С тех пор, Эквиднек, слишком часто чувствовал ты удары серпа войны. Где теперь твои девственные леса, радовавшие глаза Верранззано (Итальянский мореплаватель, открывший в 16 веке Нью-Йоркский залив и залив Наррангансет. – Прим. перев.), которые помнили пейзажи Тосканы? Где твои грандиозные дубы, вязы и клены? Где зеленые сосны и красные кедры? Твои березы, дававшие кору, твои каштаны, поставлявшие пищу? Твой американский лавр, восстановитель здоровья и жизни?

Исчезло – все исчезло! Сметено факелами и топорами безжалостных солдат-разрушителей.

Несмотря на весь этот грабеж, ты все еще прекрасен, Эквиднек. Ты снова остров мира, обитель любви; каждый дюйм твой почвы исхожен ногами влюбленных, каждый утес слышал старую-старую историю.

***

Ньюпорт в год Господа нашего 18… в самый разгар сезона.

Номер в самом гостеприимном из американских отелей – «Оушн Хаус» – «Дом океана», с окнами, выходящими на запад.

Третий этаж, с длинным балконом, откуда открывается вид на Атлантический океан, бескрайний и голубой, уходящий за горизонт. Слева мыс Сачуэст; пена, как снежные хлопья, разбивается о скалу Корморан; справа Бивер Тейл, с его маяком; между ними флот рыбачьих судов, охотящихся на полосатого окуня и таутогу; вдали видны паруса большого корабля под полной осносткой и длинный столб дыма от парохода; оба корабля идут мимо берега на пути из одного большого морского порта в другой.

Прекрасный вид открывается на обширный эстуарий Наррангансета. И прекрасные глаза часто разглядывали этот вид.

Но не было среди них глаз прекрасней, чем у Джули Гердвуд, нынешней обитательницы упомянутого номера.

Она не единственная его обитательница. Рядом с ней еще одна молодая леди – Корнелия Инскип, ее кузина. У нее тоже красивые голубые глаза; но после прекрасных темно-карих глаз, в которых словно горит вечный свет, они почти незаметны.

На языке писателя, автора романов, Джули именовалась бы брюнеткой, а Корнелия – блондинкой. Фигуры у них такие же разные, как и цвет волос: Джули высокая, женственная, Корнелия миниатюрная, хрупкая и внешне гораздо более молодая.

Не похожи они и по характеру и настроению. Темноволосая Джули более склонна к мрачным мыслям и серьезным поступкам, в то время как веселая проворная Корнелия, судя по ее речи, меньше склонна думать о прошлом и еще меньше о будущем. Одетые в легкие утренние платья, в крошечных туфельках на ногах, обе девушки сидят у окна в креслах-качалках. Обе, разглядывая голубое море, только что увидели пароход, выходящий из-за далекого мыса Юдифь и направляющийся на северо-восток.

Прекрасное зрелище – это огромное черное чудовище, прокладывающее свой путь по голубым водам, оставляя за собой длинный белый кипящий след.

Корнелия вскочила и подошла к балкону, чтобы лучше разглядеть пароход.

– Интересно, что это за корабль, – сказала она. – Один из больших океанских пароходов? Кунард? (Здесь и ниже упоминаются корабли известной английской пароходной компании «Белая звезда Кунадра», названной по имени основателя. Корабли этой компании перевозили почту в Канаду и Соединенные Штаты. – Прим. перев.).

– Думаю, нет, Нел. Хотела бы я, чтобы это был такой корабль, а я у него на борту. Слава Богу! Через несколько недель так и будет.

– Что! Тебе уже надоел Ньюпорт? Лучшего места в Европе мы не найдем. Я уверена в этом.

– Во всяком случае людей более интересных мы найдем.

– А что ты имеешь против них?

– А что они имеют против нас? Я говорю не о местных жителях. Они хороши по-своему. Я говорю о летних гостях, таких, как мы. Ты спрашиваешь, что они имеют против нас. Странный вопрос!

– Я ничего не заметила.

– А я заметила. Наши отцы были розничными торговцами, и все эти Дж., и Л., и Б. смотрят на нас сверху вниз! Ты знаешь, что так оно и есть.

Мисс Инскип не могла отрицать, что тоже нечто такое заметила. Но она была из тех уравновешенных спокойных характеров, которые мало значения придают аристократическим знакомствам и потому невосприимчивы к светскому высокомерию.

Но гордая Джули – совсем другое дело. Высший свет этого «водяного» места если не отвергал ее полностью, то относился надменно – та его часть, которую она назвали «Дж., и Л., и Б.»

– И почему? – продолжала она с возрастающим негодованием. – Если наши отцы были розничными торговцами, то их деды тоже. В чем разница, хотела бы я знать?

Мисс Инскип не видела никакой разницы и так и сказала.

Но это не успокоило возмущенный дух ее кузины, и, видя это, Корнелия попыталась отвлечь ее, переведя разговор на другую тему.

– Что ж, Джули, если мисс Дж,, и мисс Л., и мисс Б. смотрят на нас свысока, об их братьях этого не скажешь. Особенно на тебя они так не смотрят.

– Не нужны мне их братья! Не нужна их снисходительность! Ты считаешь меня дурой, Нел? Причина в миллионе долларов, которые оставил отец и которые перейдут ко мне после смерти матери. К тому же, если зеркало меня не обманывает, я не такое уж пугало.

Она имела право так говорить. Никогда перед зеркалом не стояла девушка, меньше похожая на пугало, чем Джули Гирдвуд. Рослая, с прекасной фигурой, дочь торговца обладала достоинством подлинной герцогини. Лицо ее соответствовало фигуре. Невозможно было посмотреть на него и не подумать о любви; впрочем, как ни странно, одновременно возникало какое-то представление об опасности. Так должны были выглядеть Клеопатра, Лукреция Борджа и прекрасная убийца Дарнли (Дарнли, аристократ 16 века, был убит по приказу своей жены, шотландской королевы Марии Стюарт. – Прим. перев.).

В ее облике не чувствовалось неловкости, ни малейшего следа низкого происхождения или неуклюжести и грубоватости, которые обычно бывают с ним связаны. Возможно, кое-что из этого можно было заметить в ее кузине Корнелии, выросшей в деревне. Но Джули Гирдвуд сликом долго ступала на плиты Пятой авеню, чтобы ее можно было отличить от гордых дам, расхаживающих по этой аристократической улице. На ней стоит дом ее матери.

– Это правда, Джули, – заверила ее кузина. – Ты богата и прекрасна. Хотела бы я о себе сказать то же самое.

– Ну, ты, маленькая льстица! Если ты не богата, то уж точно красива. Впрочем, ни то ни другое здесь много не значит.

– Зачем же мы тогда сюда приехали?

– Я к этому не имею отношения. Виновата мама. Со своей стороны, я предпочитаю Саратогу, где меньше обращают внимания на родословную и где дочь торговца не хуже его внучки. Я хотела отправиться туда на этот сезон. Мама возражала. Ничего не удовлетворяет ее, только Ньюпорт, Ньюпорт, Ньюпорт! И вот мы здесь. Слава Богу, уже недолго.

– Ну, поскольку мы уже здесь, давай наслаждаться тем, за чем сюда приезжают, – купанием.

– Ты хочешь сказать, делают вид, что приезжают купаться. Мисс Дж., Л. и Б. окунаются в соленую воду, но это имеет малое отношение к их пребыванию в Ньюпорте! Неплохо бы им почаще купаться. Может, фигуры стали бы получше. Бог видит, они в этом нуждаются; и слава Богу, что мне это не нужно.

– Но ты будешь сегодня купаться?

– Нет, не буду.

– Подумай, кузина! Это такое замечательное ощущение.

– Мне оно ненавистно!

– Ты шутишь, Джули?

– Ну, я не хочу сказать, что мне не нравится купание. Но эта толпа…

– Но на пляже нельзя отгородиться.

– Мне все равно. Я туда больше не пойду – ни на пляж, ни в другие места. Если бы только я могла выкупаться там, в синих водах или среди бурунов, которые мы видим! Ах! Вот это было бы восхитительное ощущение! Есть ли такое место, где можно искупаться одним?

– Есть. Я как раз такое место знаю. Открыла его в тот день, когда мы с Кезией собирали раковины. Оно под утесами. Там маленькая пещерка, настоящий грот, и перед ним глубокий бассейн, с гладким песчаным дном. Песок белый, как серебро. Утес нависает над этим местом. Я уверена, что сверху нас никто не увидит; особенно если мы пойдем, когда все уже будут купаться. Все будут на пляже, а скалы окажутся в нашем распоряжении. Кстати, мы можем в этой пещере раздеться, и нас никто не увидит. А Кезия посторожит снаружи. Скажи, что пойдешь, Джули.

– Ну, я не возражаю. Но как же мама? Она так цепляется за приличия. Она может не разрешить.

– А мы ей ничего не скажем. Она сегодня не собирается купаться: сама мне сказала. Мы пойдем, как обычно, словно на пляж. А когда выйдем, пойдем, куда захотим. Я знаю тропу через поле, которая приведет нас на это самое место. Пойдешь?

– Ну, хорошо, согласна.

– Тогда нам пора выходить. Слышишь топот в коридоре? Это купающиеся идут на пляж. Давай позовем Кезию и отправимся.

Джули не возражала, и ее проворная кузина выглянула в коридор; остановившись у входа в соседний номер, она позвала:

– Кезия!

Номер принадлежал мисс Гирдвуд; а Кезия – ее смуглокожая служанка, которая выполняла роль прислуги для всех трех.

– В чем дело, дитя? – послышался голос, явно не Кезии.

– Мы идем купаться, тетя, – ответила юная леди, приоткрывая дверь и заглядывая. – Хотим, чтобы Кезия приготовила нам платья.

– Да, да, – ответил тот же голос, который принадлежал самой мисс Гирдвуд. – Ты слышала, Кезия? И послушайте, девушки! – добавила она, обращаясь к обеим молодым леди, которые теперь стояли в дверях. – Поучитесь плавать. Помните, что мы отправляемся за море, и нам может грозить опасность утонуть.

– О, мама! Ты меня заставляешь дрожать.

– Ну, ну, надеюсь, вам никогда не понадобится умение плавать. Но все равно не повредит, если умеешь держать голову над водой, и не только в буквальном смысле. Поторопись с платьями, девушка! Все уже ушли, вы опоздаете. А теперь уходите!

Вскоре в коридоре показалась Кезия со свертком одежды.

Крепкая здоровая негритянка, в шляпе без полей, новоорлеанского стиля, в полосатом пестром платке, она была обязательным приложением к семейству покойного торговца, словно нарочно, чтобы придать его членам вид южан и, конечно, аристократов. Не одна миссис Гирдвуд в то время выбирала служанок именно с такой целью.

Девушки сбросили домашние туфли и обули кожаные сапожки. Кокетливо посадили на головы шляпки, набросили на плечи шали – день был прохладный.

– Пошли! – С этими словами кузины двинулись по коридору, спустились по большой лестнице, пересекли площадь перед отелем и свернули на дорогу, ведущую на пляж.

Но как только из отеля их стало невозможно увидеть, они изменили свой курс и пошли по тропе, ведущей прямо к утесам.

Минут через двадцать их могли бы увидеть, когда они спускались по одной из расселин, которые рассекают утес: Корнелия шла первой, Джули сразу за ней, а негритянка в тюрбане со своим свертком шла позади.

Глава II
Пара наяд

Их видели.

Одинокий джентльмен, прогуливавшийся по верху утеса, видел девушек внизу.

Он шел со стороны мыса Охр, но был слишком далеко и смог только определить, что это две молодые леди в сопровождении черной служанки.

Ему в такой час это показалось немного странным. Сейчас время купания на пляже. Он видел раздевалки, из которых выходили купальщики и купальщицы в ярких зеленых, синих и красных нарядах; на удалении они похожи были на разнаряженных лилипутов.

– Почему эти две леди не со всеми? – размышлял джентльмен. – Наверно, собирают раковины, – последовало предположение. – Или ищут какие-нибудь необычные водоросли. Несомненно, они из Бостона. И готов биться об заклад, что на носу у каждой пара синих очков.

Джентльмен улыбнулся, представив себе эту картину, но сразу отказался от своего предположения: заметил цвет кожи служанки.

– Похожи скорее на южан, – произнес он про себя.

После чего перестал о них думать. В руке у него было ружье, и он собирался поохотиться на крупных морских птиц, которые время от времени пролетали над утесом.

Так как прилив еще не наступил, птицы летали низко, подбирая кусочки пищи среди водорослей, которые лежали на краю воды.

Заметив это, спортсмен решил, что внизу у него будет больше возможностей, и начал спускаться по первой же расселине.

Спускался он медленно. Тут и там уступы требовали большой ловкости; задерживал также предательский песок.

Но джентльмен не торопился. Стрелять можно в любом месте. Пройдет еще несколько часов, прежде чем колокол «Оушн Хаус» прозвонит, приглашая постояльцев к большому обеду. Он один из этих постояльцев. До этого времени у него нет никаких причин возвращаться в отель.

Джентльмен, который так неторопливо спусается на берег, заслуживает нескольких слов описания.

Стиль одежды свидетельствует, что он всего лишь спорстмен-любитель. Скорее он военный. Фуражка, немало уже послужившая, бросает на загорелое лицо тень; сильный загар говорит о том, что служба проходила в тропиках; а оттенко загара, свежий и теплый, подтвержает, что джентльмен вернулся из жаркого климата недавно. Простой сюртук гражданского покроя плотно застегнут; полувоенный костюм завершают темно-синие панталоны и хорошо сшитые башмаки. Добавим: одежда сшита точно по фигуре и подчеркивает ее достоинства.

Лицо соответствует фигуре. Не овальное, а скорее круглое, свидетельствующее о смелости и решительности. К тому же красивое, расположенное под гривой темных волос и украшенное четко очерченными усами. Человек, обладающий всеми этими преимуществами и, судя по внешности, немало путешествовавший на военной службе, молод: ему еще нет тридцати.

Медленно спускаясь, он слышал только скрип камней под своими подошвами.

И только когда остановился и посмотрел на пролетающую чайку, рассчитывая дальнобойность своего ружья, услышал другие звуки.

Звуки такие сладкие, что чайка тут же была забыта. Она пролетела мимо, а стрелок так и не нажал курок, хотя мог бы задеть птицу концом ствола.

– Нимфы! Наяды! Русалки! Кто из этих трех? Прозерпина, занимающаяся среди скал водным спортом! Боги и богини, достойные кисти великого живописца!

Такие мысли пронеслись у него в голве, когда он стояля, пригнувшись за камнем, выступавшим из линии береговых утесов. За камнем находилась пещера, в который купались молодые леди; негритянка сидела неподалеку на камне, не очень внимательно глядя по сторонам.

– Целомудренная Диана! – воскликнул спортсмен, – Прости мне это вторжение. Уверяю тебя, оно совершенно непреднамеренное. Нужно уходить, чтобы не превратиться в оленя (Артемида, древнегреческая богиня-охотница, превратила юного Актеона, подглядевшего, как она купается, в оленя, которого разорвали его же собственные псы. – Прим. перев.). Я только хотел взглянуть на пещеру, о которой мне говорили. Именно с таким намерением я сюда пришел. Однако какая нелепая помеха.

Но выражение лица свидетельствовало, что помеха не так уж раздражает его. Да и поведение говорило о том же: он продолжал стоять за камнем, глядя за него.

Стоя по пояс в прозрачной воде: намокшие юбки облегали тело, и ясно видны были ноги, – девушки продолжали забавляться. Только сам Иосиф (Библейский персонаж Иосиф Прекрасный, противостоявший искушению. – Прим. перев.) мог бы уйти от такого зрелища!

Волосы у девушек – черные и золотые – распустились, они сверкали от капелек воды; тонкими розовыми пальцами девушки плескали друг другу воду в лицо, и скалы звенели от веселой музыки их голосов. Ах, кто бы мог отвести взгляд от такой картины!

Спортсмену это стоило больших усилий: ему удалось это сделать, только вспомнив о сестре.

Думая о ней, он не стал больше задерживаться, но отступил дальше за камень.

– Очень неудобно! – снова произнес он про себя, на этот раз, возможно, с большей искренностью. – Мне очень хотелось здесь пройти. Пещера должна быть совсем недалеко, а мне придется идти в обход! Либо это, либо подождать, пока они кончат свои водные игры.

Несколько мгновений он стоял в нерешительности. До того места, где он начал спуск с утеса, довольно далеко. Больше того, дорога очень трудная, в чем он убедился на собственном опыте.

Он решил остаться и подождать, пока «берег не освободится».

Джентльмен сел на камень, достал сигару и закурил.

Он находился шагах в двадцати от того места, где развлекались красавицы. И слышал плеск воды под их ладонями, когда они, словно молодые лебеди крыльями, били руками по воде. Слышны были голоса девушек, прерываемые звонкими взрывами смеха. В том, что он слушает их, нет никого вреда, потому что вздохи моря мешали разбирать слова. Время от времени доносились отдельные возгласы, свидетельствовавшие о веселье наяд, или строгий голос негритянки, призывавший выходить из воды, потому что начинается прилив.

По этим звукам джентльмен знал, что его не заметили, когда он стоял за камнем.

Прошло полчаса, а девушки продолжали плескаться в воде; по-прежнему доносился их смех.

– Должно быть, настоящие русалки: оставаться в воде так долго! Наверно, теперь с них хватит!

Как показывает эта мысль, спортсмен начинал терять терпение.

Вскоре плеск и смех прекратились. По-прежнему слышались голоса девушек; временами их прерывал голос негритянки.

– Ну, они наконец вышли и одеваются, – весело заметил джентльмен. – Интересно, много ли им на это потребуется времени. Надеюсь, не час еще.

Он достал новую сигару. Она была уже третьей.

– К тому времени как я ее кончу, – рассуждал он, – они уже уйдут. Во всяком случае будут одеты; и я смогу пройти мимо, не проявляя грубости.

Он зажег сигару, затянулся и прислушался.

Разговор после перерыва продолжился, но более спокойным тоном и больше не перемежался смехом.

Сигара уменьшилась, превратилась в короткий окурок, а серебристые голоса по-прежнему слышались, перекрываемые хриплой симфонией моря – с приливом звуки моря становились все громче. Поднялся свежий ветер; он принес с собой приливные волны, усилившие шум; наконец голоса девушек начали походить на отдаленные металлические звяканья, и слушатель начал сомневаться, что вообще их слышит.

– Их время кончилось, – сказал он, вскакивая на ноги и отбрасывая окурок сигары. – Они вполне могли дважды завершить свой туалет. Больше не могу ждать: пора продолжать исследования!

Он повернулся к выступающему камню. Один-единственный шаг – и тут же пришлось остановиться: на лице джентльмена неожиданно появилось выражение удивления и даже тревоги! Прилив незаметно подобрался к скалам, и теперь точка, на которой он недавно стоял, находилась под тремя футами воды; а волны продолжали подниматься!

Не осталось ни пляжа внизу, ни карниза над ним: продолжать путь можно только по воде.

Исследователь сразу понял, что продолжать путь в намеченном направлении невозможно, если только он не хочет по пояс заходить в воду. Цель, которую он имел в виду, не стоила такого погружения; и с восклицанием разочарования – и досады за потерянное время – он повернулся и пошел назад по своим следам вдоль утеса.

Больше он шел не прогулочной походкой. Возникло опасение, которое заставило его ускорить шаг. Что если и отступление будет прервано той же преградой, которая помешала идти вперед?

Мысль эта казалась достаточно тревожной; торопливо перебираясь через камни и полоски песка, превратившиеся в бассейны, джентльмен вздохнул с облегчением, только когда оказался у расселины, по которой спустился.