Текст книги "Инженеры и ценовая система"

Торстейн Веблен
Инженеры и ценовая система

THE ENGINEERS AND THE PRICE SYSTEM

THORSTEIN BUNDE VEBLEN

Перевод с английского

ИЛЬИ КОШКИНА

В оформлении обложки использован плакат 1931 г.

ТОРСТЕЙН ВЕБЛЕН (1857–1929) – американский экономист, автор ряда социологических и экономических трудов, основоположник институциональной школы в экономике, занимающейся исследованием взаимодействия институтов и институций. Преподавал в Корнельском, Чикагском, Стэнфордском университетах и в Университете штата Миссури (1910—1917). На русский язык переведены три работы Веблена – «Теория праздного класса», «Теория делового предприятия» и «Инженеры и ценовая система».

Торстейн Бунде Веблен

Опубликовано Издательским домом Высшей школы экономики

<http://id.hse.ru>

О природе и использовании саботажа

Слово «саботаж» произошло от французского «sabot» – вид деревянной обуви. Оно означает «идти медленно, неуклюжей шаркающей походкой» – как ходит человек в таких ботинках. Поэтому так стали называть меры, приводящие к замедлению, снижению эффективности производства, созданию помех для работы и увеличению брака. В Америке под саботажем часто понимают насильственный протест, промышленный террор, разрушения, поджоги и взрывы, хотя это сильно отличается как от изначального, так и от современного значения термина. Совершенно иначе слово «саботаж» понимают те, кто отстаивает эту меру как аргумент в борьбе за повышение заработной платы или улучшение условий труда. Хорошим определением саботажа можно назвать то, которое с недавнего времени используют Индустриальные рабочие мира[1]1
  Индустриальные рабочие мира {англ. Industrial Workers of the World, IWW) – союз анархистов, социалистов и радикальных профсоюзных активистов, основанный в 1905 г. (Здесь и далее – примеч. пер.)


[Закрыть]: «сознательное снижение эффективности» – невзирая на то, что и оно не отражает всю полноту этого понятия. Зловещий смысл, который приобрело слово «саботаж» в Америке, – то есть хаос и насилие – вероятно, привнесли в него отдельные люди и газеты, стремящиеся дискредитировать использование саботажа рабочими и потому заостряющие внимание на его мрачных проявлениях. И это неправильно, поскольку слово превращается в средство обвинения, а не объяснения. Несомненно, жестокие методы имели место в акциях саботажа, устраиваемых недовольными рабочими, – так же как и в конкурентных войнах предприятий. Это действительно один из способов саботажа, но не самый распространенный и не самый эффективный, хотя шокирующий и обращающий на себя внимание. Случаи преднамеренного насилия редки по сравнению с прогулами по мнимой болезни и дезорганизацией работы, которые обычно составляют основу законного саботажа.

Первоначально слово «саботаж» вошло в обиход французских рабочих, членов профсоюзов, избравших тактику пассивного сопротивления, и продолжает ассоциироваться со стратегией этих рабочих, которые известны как синдикалисты[2]2
  Революционный синдикализм (фр. syndicat – профсоюз, союз) – направление профсоюзной мысли, возникло в конце XIX столетия. Синдикализм есть отказ от каких-либо идеологий (анархизм).


[Закрыть], а также их единомышленников в других странах. Но тактика синдикалистов и их использование саботажа, по сути своей не отличаются от тактики других рабочих в других местах, или от похожей тактики создания помех, простоя и ограничений, используемой в спорах сотрудников и нанимателей о заработной плате и других условиях. В итоге за последнюю четверть века слово закономерно перешло в повседневную речь и стало обозначать все мирные или скрытые маневры по созданию помех, простоя и ограничений на производстве, которые предпринимают либо рабочие – чтобы отстоять свои требования, либо наниматели – чтобы противостоять рабочим, либо конкурирующие предприятия – чтобы обеспечить себе преимущество. Такие маневры широко используются в бизнесе, но только в последнее время появилось понимание, что этот распространенный способ вести дела имеет общую природу с тактикой синдикалистов. Так что до последних нескольких лет было не принято называть подобные действия саботажем, если они использовались работодателями и корпорациями. И стратегия скрытого противодействия, создания помех и простоя, очевидно, имеет один и тот же характер, независимо от того, прибегает к ней предприниматель или рабочий, а значит, ее следует называть так же. Поэтому теперь рабочие говорят о капиталистическом саботаже так же свободно, как работодатели и газеты говорят о синдикалистском саботаже. Теперь слово используется должным образом и описывает определенную систему производственной стратегии и управления, независимо от того, кто ее применяет. Саботаж обычно подразумевает мирное или тайное противодействие, создание задержек, простоя и ограничение производства.

Саботаж обычно работает в рамках закона, хотя речь скорее о букве, чем о духе закона. Он используется для защиты некоторых особых преимуществ или привилегий, обычно – делового характера. Как правило, речь идет о чем-то вроде законного права, которое каждая сторона стремится сохранить или защитить, либо же ограничить или отменить. Это могут быть особые права, преимущества в отношении доходов или привилегий, а также некие материальные интересы. Рабочие с помощью таких мер пытаются добиться от руководства улучшения условий труда, увеличения заработной платы, сокращения рабочего дня или поддержания привычных норм – все это они рассматривают как свои законные права. Конечно же, любая забастовка по сути является саботажем. Более того, забастовки – это типичный вид саботажа. Первоначально их не называли саботажем только потому, что это слово появилось позже, чем сами забастовки. Существует и другой типичный вид саботажа – локаут[3]3
  Локаут (англ. lock out, букв. – запирать дверь перед кем-либо) – временная остановка производства предприятия работодателем с прекращением выплаты зарплаты.


[Закрыть]. То, что локаут используют работодатели против сотрудников, не отменяет факта: это все та же тактика ограничения производства, создания помех и простоя для защиты своих прав. Локаут обычно не называют саботажем по тем же причинам, что и забастовки. Однако всегда было понятно, что забастовки и локауты имеют общую суть.

Все это не означает, что в привычном использовании забастовок и локаутов есть что-то предосудительное или аморальное. Они – часть обычного функционирования промышленности в рамках существующей системы, и они необходимы ей. Пока система остается неизменной, эта ее часть также будет существовать. На основании имущественных прав владелец и работодатель может делать со своей собственностью что угодно: иметь дело с кем-либо или не иметь, использовать промышленное оборудование и ресурсы или избавиться от них, перейти на сокращенный график или закрыть фабрику и уволить всех рабочих, которые не нужны ему в данный момент. Несомненно, локаут – это совершенно законный маневр. Он может быть признан – и часто признается – благотворным, когда используется, чтобы создать бизнесу хорошие – то есть выгодные – условия. Такова точка зрения обеспеченных граждан. Так же легальна забастовка, пока остается в рамках закона; и она тоже может быть благотворной – по крайней мере в глазах бастующих. Так что эти две типичные разновидности саботажа признаются в целом справедливыми и, в принципе, честными, хотя из этого не следует, что они обязательно справедливы и честны. Многое зависит от обстоятельств.

Саботаж, соответственно, не может быть решительно осужден как таковой. Есть много управленческих мер и в частном предпринимательстве, и в государственном руководстве, которые по сути являются саботажем и которые не только считаются простительными, но и одобряются законодательством, судебной практикой и общественным мнением. Многие подобные меры в сложившейся системе закона и порядка, цен и бизнеса вполне соответствуют определению саботажа, но считается, что они благотворны. Нетрудно доказать, что процветание любого общества, основанного на ценовой системе, невозможно без использования саботажа, регулярное обращение к которому позволяет тормозить и ограничивать производство, а значит, сдерживать цены в разумных пределах и тем самым избегать застоя в торговле. Конечно, подобные соображения привлекают сейчас самое пристальное внимание должностных лиц и предпринимателей, которые пытаются предотвратить депрессию в американской экономике и избежать последующих трудностей для тех, кто зависит от дохода с инвестиций.

Без тех благотворных ограничений, которые создает саботаж по отношению к промышленным предприятиям и рабочим, вряд ли бы удалось поддерживать цены в разумных пределах сколь-нибудь долго. Бизнесу контроль уровня и объема продукции необходим, чтобы сохранять на высоком уровне прибыльность рынка – первое и главное условие процветания в любом сообществе, чьей промышленностью владеют и управляют бизнесмены. И любые способы контроля над промышленностью всегда чем-то напоминают саботаж – это все те же ограничения, простой, увольнение с фабрик рабочих, – благодаря чему выпуск продукции поддерживается на уровне более низком, чем позволяют производственные возможности.

Современная механическая промышленность чрезвычайно производительна. Так что объем и скорость выпуска продукции необходимо регулировать исходя из того, что может выдержать рынок, – другими словами, так, чтобы принести максимальную прибыль в ценовом выражении бизнесменам, которые управляют промышленной системой страны. Иначе неизбежно перепроизводство, спад деловой активности и трудные времена для всех. Перепроизводство означает избыточный выпуск продукции, при котором рыночная цена становится невыгодной. Выходит, что длительное процветание страны изо дня в день зависит от сознательного снижения эффективности бизнесменами, которые управляют промышленным потенциалом страны. Конечно, они используют его в своих интересах и поэтому всегда назначают выгодную для себя цену.

В любом сообществе, основанном на ценовой системе, инвестициях и бизнес-предпринимательстве, обычно существует полная или частичная незанятость рабочей силы, и это кажется обязательным условием, без которого не может поддерживаться приемлемый образ жизни. То есть ни в одном таком сообществе индустриальной системе не позволят работать на полную мощность в течение продолжительного времени, так как это приведет к застою в экономике и постепенному ухудшению уровня жизни людей всех классов. Это несовместимо с нуждами бизнеса. Следовательно, качество и объем продукции должны соответствовать требованиям рынка, а не количеству промышленных ресурсов, возможностям оборудования и нуждам покупателей. Следовательно, в обществе должно быть определенное количество незадействованных промышленных мощностей и рабочей силы. Качество и объем продукции, конечно, нельзя регулировать, если индустриальная система работает на пределе возможностей. Поэтому производство держится на уровне ниже максимального, насколько ниже – определяется обстоятельствами. Это всегда вопрос большей или меньшей незадействованности человеческих и промышленных ресурсов, и способность разумно регулировать этот показатель составляет главную мудрость для любого нормального промышленного предприятия.

Все это очевидные вещи. Но на них обычно предпочитают не заострять внимание. Писатели и ораторы, которые пространно рассуждают о похвальных деяниях бизнесменов, не хотят говорить о саботаже, с помощью которого те ведут дела, о сознательном снижении эффективности, ставшем частью их повседневной работы. Принято рассказывать о тех редких, исключительных и впечатляющих случаях, когда предприниматели сходили с этого безопасного привычного пути и успешно регулировали выпуск продукции за счет увеличения производственных мощностей индустриальной системы на том или ином участке.

Но, в конце концов, подобные мирные или тайные методы создания помех, простоя и ограничений в бизнес-управлении промышленностью широко известны и вполне одобряемы, поэтому нет нужды в дополнительных примерах. В качестве главного примера того, какой масштаб и силу может иметь снижение эффективности в сфере бизнеса, стоит вспомнить, что все цивилизованные страны сейчас подвергаются эксперименту по деловому саботажу беспрецедентного масштаба и нахальства. Все эти страны, которые прошли через войну, как воюющие стороны или как нейтральные, в той или иной мере столкнулись с нехваткой предметов первой необходимости; и это бремя легло в первую очередь на плечи простого народа, как прежде бремя самой войны. Простые люди одержали победу в войне, но потеряли средства к существованию. Тут нет нужды в восхвалениях или обвинениях. Речь об объективном факте, которому, возможно, требуется некоторая оценка, поскольку она обычно требуется подобным утверждениям. Все эти страны прошли через войну и отчаянно эксплуатировали свое население, теперь они крайне нуждаются в товарах первой необходимости, как для непосредственного употребления, так и для промышленного использования. Государство сталкивается с нехваткой товаров, отсутствием еды, одежды, жилья и топлива, что приводит к волне бедствий. И в то же время во всех этих странах замедляются основные отрасли промышленности. Эффективность производства сокращается. Фабрики останавливаются или работают в половину силы, выпуская продукции меньше, чем позволяют производственные мощности. Людей увольняют, и все больше рабочих, которые отслужили в армии, остаются не у дел. В то же время солдат, которые армии больше не нужны, демобилизуют очень медленно, очевидно, из опасения, что рост числа безработных в стране приведет к катастрофе. И все эти люди испытывают огромную потребность в товарах и услугах, которые готовы произвести бездействующие фабрики и рабочие. Но из соображений деловой целесообразности нельзя позволить этим фабрикам и рабочим начать работать – ведь тогда прибыль бизнесменов будет слишком мала. То есть причина в недостаточном доходе крупных предпринимателей, которые владеют фабриками, контролируют производство и тем самым регулируют выпуск продукции. Товары не будут производиться в количестве, необходимом обществу, так как бизнесмены сомневаются, что смогут продать это количество по ценам, которые дали бы разумную прибыль на вложенные инвестиции или капитал; сомневаются в том, что рост производства, сопряженный с наймом большего количества рабочих и более полным обеспечением общества товарами, увеличит доходы. Ведь под разумной прибылью всегда подразумевается прибыль наибольшая.

Все это просто и очевидно, и вряд ли требует дополнительных пояснений. Это ясно и бизнесменам, которые управляют промышленностью страны. Конечно, с такой целью они и регулируют уровень и объем продукции; и еще, разумеется, они всегда делают это в интересах собственного бизнеса; то есть чтобы получить наибольшую прибыль, а не для того чтобы удовлетворить потребности людей, которые прошли войну и сделали мир безопаснее для бизнесмена, заинтересованного в том, чтобы они воевали. Если ответственные бизнесмены случайно отклонятся от прямого пути сугубо делового подхода и позволят нуждам общества повлиять на их стиль управления, они вскоре окажутся дискредитированы и, вероятнее всего, разорены. Их единственное спасение в сознательном снижении эффективности. Вся эта ложь в природе самого бизнеса. Так работает ценовая система, которую создали и которой управляют бизнесмены. Они заслуживают презрения, более того, они открыто признают это. У них связаны руки, потому что из-за требований ценовой системы к финансированию предприниматели ранее взяли на себя огромное бремя накладных расходов, и теперь любое заметное уменьшение чистого дохода грозит им банкротством.

Сейчас, в условиях, вызванных войной и ее окончанием, дела обстоят довольно типичным образом. В недалеком прошлом денег было много; эти крупные поступления (чистая прибыль) были капитализированы; этот добавочный капитал был присоединен к капиталу компаний и покрыт ценными бумагами с фиксированными дивидендами; эти дивиденды, как чистая прибыль, составляют корпоративные обязательства; падение чистых совокупных доходов делает выполнение этих обязательств невозможным. Следовательно, цены необходимо удерживать на том уровне, который позволит сохранять максимальный чистый совокупный доход, а единственный способ этого добиться – сознательное снижение эффективности в тех отраслях промышленности, которые выпускают товары первой необходимости.

Бизнес-сообщество по-прежнему надеется таким образом продержаться, но есть сомнение: окажется ли нынешнее беспрецедентное использование саботажа управленцами в основных отраслях промышленности достаточным, чтобы провести бизнес через этот серьезный кризис без критического сокращения капитала и последующих банкротств? Нет сомнения лишь в том, что спасение прошедших войну людей вторично по отношению к финансовому спасению владельцев корпоративных ценных бумаг, которые обеспечивают чистую прибыль. А это действительно непростая задача. Получается, что производство в основных отраслях должно ограничиваться, чтобы избежать невыгодных цен. В отраслях, связанных с производством предметов роскоши и других излишеств, положение не столь отчаянное; но даже им, в силу зависимости от обеспеченных классов и их доходов, угрожает опасность. Потребности бизнеса вынуждают урезать производство необходимых обществу товаров, чтобы избежать невыгодных цен, но в то же время растущую потребность в этих товарах нужно встречать с пониманием, чтобы избежать народных бунтов, которые становятся весьма вероятными, когда терпение людей на исходе.

Те мудрые бизнесмены, которые используют спасительную толику саботажа, оказываются перед сомнительным выбором между болезненным сокращением чистой прибыли, с одной стороны, и угрозой неуправляемых народных беспорядков – с другой. Любой из вариантов означает бедствие. И существующее положение демонстрирует, что крупные предприниматели выбирают старинный обычай: держаться за прибыль от имущественных прав, пусть даже ценой этого будет недовольство народа – ведь волнения можно затем подавить с помощью судов и армии. Такое положение дел не должно вызывать удивление или негодование, поскольку в нем нет ничего необычного и это, по-видимому, самый быстрый способ достигнуть modus vivendi[4]4
  Модус вивенди (лат. modus vivendi – образ жизни, способ существования) – дипломатический термин, обозначает временные или предварительные соглашения, которые впоследствии заменяют другими, постоянного характера или более подробными.


[Закрыть]. Кстати, за последние несколько недель крупнейшим промышленным концернам в разных частях страны было продано огромное число пулеметов, по крайней мере так говорят. Крупное предпринимательство – оплот Республики, и резонно принимать любые необходимые меры, чтобы его обезопасить. Цены имеют первостепенное значение, а средства к существованию – нет.

Тяжелое положение, вызванное войной, и последовавший за ней застой, в конце концов, исключительны только своим масштабом и серьезностью. По сути, все происходящее – это обычный процесс, непрерывный, но, как правило, незаметный, и для бизнеса уже ставший чем-то самим собой разумеющимся. И только критическая ситуация привлекает внимание к себе. В то же время она служит еще одним серьезным аргументом в пользу сознательного снижения эффективности как образца мудрого управления для любого промышленного предприятия. Но также стало ясно то, что привилегированные классы слишком серьезно заинтересованы в «благотворном» замедлении отрасли, чтобы можно было положиться в этом на случайные и плохо координируемые инициативы частных предприятий, каждое из которых проводит свою стратегию саботажа. Саботажем лучше всего управлять с помощью центральной власти и всестороннего планирования, поскольку национальная промышленность представляет собой сложную систему, полную внутренних взаимосвязей, тогда как отдельные бизнес-концерны, которые призваны контролировать эту промышленность, обязательно будут действовать вразнобой, обособленно и разнонаправленно. Разумеется, такой разнобой достаточно сильно замедляет индустрию, но этот результат, полученный вслепую, нельзя назвать четким и ясным. Даже разумное количество договоренностей между заинтересованными концернами не позволило бы удержать всеобъемлющее подвижное равновесие саботажа, которое требуется, чтобы избежать краха или застоя в экономике или привести национальную торговлю в соответствие с потребностями крупных промышленников.

Там, где правительство заботится об интересах бизнеса, что характерно для цивилизованных стран, законодатели и правительство неизбежно будут в какой-то степени задействованы в управлении саботажем – в той малой доле, которая является частью работы по поддержке индустрии методами бизнеса и для целей бизнеса. Правительство всегда может оштрафовать чрезмерную или вредоносную торговлю. Все здравомыслящие сторонники меркантилизма[5]5
  Меркантилизм – экономическое учение периода раннего капитализма (XVI–XVII вв.). Различают ранний и поздний меркантилизм. Наиболее видным представителем раннего является английский экономист У. Стаффорд, позднего – теоретик Т. Мен.


[Закрыть] всегда считали необходимым или по крайней мере целесообразным поддерживать с помощью пошлин и субсидий определенный баланс или соотношение между отраслями промышленности и торговли для блага национальной промышленной системы. Целью подобных мер обычно является наиболее полное использование национальных промышленных ресурсов и материалов, оборудования и рабочей силы; неизбежным результатом становится снижение эффективности и расточительное использование этих ресурсов, вместе с увеличением международной напряженности. Но указанные меры сторонники меркантилизма считают подходящими для достижения этой цели, а государственные деятели цивилизованных стран – для достижения целей крупных промышленников. Главное и практически единственное средство сохранения такого искусственного баланса в национальной промышленности – поддерживать товарооборот в некоторой критической точке, запрещая или облагая штрафом любой нежелательный избыток продукции. Полные или частичные запреты – это стандартный метод.

Наиболее ярким и типичным примером саботажа, организованного правительством, является, конечно, протекционистский тариф[6]6
  Протекционизм (лат. protectio – прикрытие, покровительство) – политика государства, направленная на защиту внутреннего рынка, с одной стороны, и активное поощрение выхода национальных компаний на внешние рынки – с другой. Действовала в эпоху первоначального накопления капитала в Европе (XVI–XVIII вв.).


[Закрыть]. Он защищает интересы определенных групп, ограничивая конкуренцию с зарубежными производителями. Принцип заключается в том, чтобы сохранить поставки товаров минимальными, а цены максимальными, и таким образом принести довольно приятные дивиденды тем заинтересованным группам, которые предлагают эти товары, за счет остального общества. Протекционистский тариф – это типичный заговор с целью ограничения торговли.

Он приносит относительно небольшой, но огромный в абсолютных показателях доход заинтересованным группам, которые на этом зарабатывают, ценой огромных – и в относительных, и в абсолютных показателях – расходов для остального общества. Таким образом, безусловные права и нематериальные активы этих заинтересованных групп продолжают расти.

Аналогичный характер, роднящий эти меры с саботажем, – в части сознательного снижения эффективности – имеют правила выдачи акцизных и налоговых марок, несмотря на то что они не всегда разрабатываются именно для этих целей. То же можно сказать, например, про частичный или полный запрет алкогольных напитков, ограничения в торговле табаком, опиумом и другими вредными наркотиками, препаратами, ядами и взрывчатыми веществами. Похожим по воздействию (пусть даже задачи были другими) можно назвать «Закон об олеомаргарине»[7]7
  Производство маргарина в США сначала было экономически нецелесообразно в связи с недостаточно отработанным способом рафинирования. Однако вскоре рафинирование было усовершенствовано, продажи маргарина стали расти, а его производство привлекло внимание политиков. В интересах молочных хозяйств Конгресс в 1886 г. утвердил ряд «антимаргариновых» законов, которые действовали в течение 64 лет. «Закон об олеомаргарине» 1886 г. вместе с последующими поправками 1902 и 1930 гг. устанавливал налоги сначала на белый, а позже и на желтый маргарин. Закон также требовал называть новый продукт только термином «олеомаргарин» (oleomargarine).


[Закрыть]; то же касается избыточно дорогих и обременительных инспекций, введенных в отношении производителей промышленного (денатурированного) спирта в интересах компаний, занимающихся другими видами горючего; то же касается исключительно досадных и изощренных спецификаций, которые ограничивают использование почты в интересах служб доставки и других транспортных компаний, предоставляющих данные услуги.

В той же связи стоит заметить, что с тех пор как почтовые компании поступили в ведение федеральной власти, их работа обросла таким количеством препон и задержек, что федеральный контроль над этими услугами оказался полностью дискредитирован и теперь общество явно предпочло бы вернуть почту под частное управление. Почти такое же положение дел наблюдается в железнодорожной отрасли. Саботаж работает как средство сдерживания, независимо от того, используется ли он правительством или против него.

По правде говоря, конечно, я не собираюсь осуждать любой из этих видов саботажа. Это не вопрос морали или благих намерений. Всегда следует считать очевидным, что правительство предпринимает любые шаги для упорядочивания дел в стране – будь то меры ограничения или стимулирования, – руководствуясь исключительно мудростью и заботой о национальном благосостоянии и безопасности. Можно только добавить, что многие из этих мудрых мер ограничения и стимулирования по сути своей являются саботажем и что на самом деле они обычно, хотя и не всегда, вводятся в интересах привилегированных классов, владеющих и управляющих национальными ресурсами. Эти меры вполне законны и, по-видимому, благотворны, соответственно, и воспринимаются как само собой разумеющееся. И даже то, что они применяются для ограничения торговли и промышленности, считается проявлением мудрой деловой предосторожности.

Во время войны меры управления, характерные для саботажа, применялись более широко и разнообразно. Общество столкнулось с непривычными проблемами, требующими срочного решения. Как и следовало ожидать, их стали решать с помощью запретов, штрафов, ограничений и помех, сознательного снижения эффективности той работы, которая не соответствовала целям правительства. Когда ситуация принимает сомнительный и опасный оборот, государственный бизнес ведет себя так же, как и частный. Правительство стало прибегать к уловкам обременительных требований и стесняющих ограничений, например, во второстепенных отраслях промышленности. Также оказалось, что средства сбора и распространения новостей и другой информации успели достигнуть уровня, недопустимого в военное время. То же касалось механизмов общественного обсуждения любых вопросов. Эти средства, которые в мирное время казались скромными, накопили огромную мощь в годы войны, когда люди находились в постоянном напряжении и ежедневно хотели знать, что происходит в мире. Благодаря новейшим техническим усовершенствованиям в области транспорта и связи, обычные средства распространения информации и общественного мнения стали столь эффективны, что им уже нельзя было позволить работать на полную мощность в столь тяжелый для государства период. Даже почтовая служба стала показывать такие результаты, что пришлось прибегнуть к мерам выборочного снижения эффективности. Как и в случае с частным бизнесом, было принято решение запретить такую работу почты, как вредную для деятельности правительства, основанной на доброй воле и праве узуфрукта[8]8
  Узуфрукт (лат. usus – использование, fructus – доход) – вещественное право пользования чужим имуществом с правом присвоения доходов от него, но с условием сохранения его целостности, ценности и хозяйственного назначения. Предметом узуфрукта могут быть вещи, потребление которых возможно без их уничтожения, например, земельные участки, животные и рабы; денежный капитал не может быть предметом узуфрукта. Устанавливается пожизненно, на определенный срок, или с условием, наступление которого прекращает право узуфруктария (пользователя имущества).


[Закрыть]. Эти безапелляционные меры привлекли большое внимание общественности и вызвали толику сомнения; но они, несомненно, были благом как по сути, так и по намерениям, вот только куда уж это понять неспециалистам – то есть простым гражданам. Неосторожное распространение информации и мнений или чрезмерно откровенная агитация со стороны этих неспециалистов может помешать работе правительства. Так по крайней мере они сами говорят.

Подобные вещи происходили в разных местах и в разные времена, так что все эти нервозные попытки саботировать распространение нежелательной информации и мнений не новы и характерны не только для демократии. Высшие государственные деятели великих монархий Востока и Запада давно освоили и опробовали те же меры. Но эти государственные деятели династических режимов занимались информационным саботажем из-за ощутимых противоречий между властью и народом, чего не должно быть в демократическом обществе. Считается, что Германская империя в период войны являла собой пример подобных противоречий, а также того, как можно поступать с недоверчивой и не заслуживающей доверия частью населения. Способ заключается в саботаже, цензуре, запрете на коммуникации, а также на тщательно продуманной дезинформации.

Подобное поведение со стороны государственных деятелей империи выглядит вполне понятным. Но как это все могут использовать просвещенные демократические государства, такие как США, где правительство беспристрастно представляет интересы граждан и где, следовательно, не должно быть никаких разногласий и неприязни между властью и народом, – совершенно непонятно. И все равно в демократических странах существует достаточно строгая цензура, существует сознательное снижение эффективности средств связи – и в Европе, и в Америке, которая признана образцом самой простодушной демократии. И хотелось бы верить, что все это в конечном счете приносит какую-то пользу, поскольку в противном случае происходящее сильно озадачивает.