Текст книги "Дома профессора"

Урсула Ле Гуин
Дома профессора

Посвящается Тони

* * *

У профессора было два дома, один внутри другого. Сам он с женой и дочкой жил во внешнем доме, чистом и комфортабельном, хотя и несколько захламленном, ибо там не хватало места для всех его книг, ее бумаг и ярких, но преходящих «сокровищ» их дочери. Ранней осенью при сильных дождях крыша этого дома начинала протекать, но потом дерево разбухало и переставало пропускать влагу; впрочем, одного ведра, подставленного на чердаке под протечку, вполне хватало. А вот на крышу внутреннего дома не попадало ни капли дождя; там профессор жил один, без жены и дочки; он так, шутя, и говорил порой: «А здесь я живу. Это мой дом». И его дочь часто добавляла – без тени обиды, просто информируя гостя: «Сперва-то этот дом для меня предназначался, но на самом деле он действительно папин». А потом она могла сунуть руку внутрь домика и вытащить оттуда, скажем, настольную лампу с абажуром-колпачком в дюйм высотой или синее блюдечко размером с ноготь на мизинце и с надписью «Киска», полное вечного молока. Разумеется, все эти вещи, как только гости повосхищаются ими всласть, она возвращала обратно и почти точно на прежнее место. Этот маленький домик вообще выглядел очень аккуратным и в самый раз подходил по размерам для своего разнообразного содержимого, хотя кое-кто и находил излишним количество всяких безделушек в гостиной. Дочь больше любила всякие хитроумные штучки и приспособления, купленные в магазине, – тостеры и пылесосы из страны Лилипутии; но она прекрасно знала: большинство их взрослых гостей просто в восторг приходит и от мебели, и от прочих замечательных предметов интерьера, которые ее отец либо сделал своими руками, либо просто «довел до ума». Он обычно немного стеснялся сам их демонстрировать, и ей приходилось специально обращать внимание гостей на наиболее выдающиеся объекты: элегантный буфет со стеклянными дверцами, наборный паркет из твердых пород дерева, изящные деревянные панели, площадку с точеными перильцами, устроенную на крыше дома. Никто из гостей, будь то ребенок или взрослый, не мог устоять перед очарованием венецианских жалюзи, крошечные пластинки которых идеально складывались и раздвигались, стоило потянуть за суровую нитку, их скреплявшую. «А вы знаете, как сделать такие ослепительные жалюзи?» – непременно спрашивал профессор, подмигивая дочери, которая либо сразу, опережая озадаченного гостя, выкрикивала ответ, либо после того, как он нерешительно покачает головой или пожмет недоуменно плечами, радостно сообщала: «Выколоть заказчику глаза!» Ее отец обожал всякие каламбуры и игру слов и, как любой преподаватель, готов был без конца повторять наиболее удачные из них, а потому однажды, провозившись недели две с этими жалюзи, заявил, что венецианские жалюзи вполне могут стать ослепительными и для американца, ибо у него так устали глаза, что он чуть не ослеп.[1]1
  Здесь непереводимая игра слов: вопрос «Do you know how to make a Venetian blind?» имеет два значения: «Знаете ли вы, как сделать жалюзи?» и «Знаете ли вы, как ослепить венецианца?», потому что слово «blind» может быть переведено и как «жалюзи», и как «ослепить».


[Закрыть]

– А я связала этот ужасный коврик для детской, – вставляла жена профессора Джулия, как бы давая понять, что и она участвовала в обустройстве внутреннего домика, что она вполне все это одобряет, но все же в данном вопросе не слишком компетентна. – Коврик, разумеется, совершенно не соответствует уровню Йена, но он все же у меня работу принял, оценив мое рвение. – Связанный крючком коврик и в самом деле выглядел грубовато, да и края у него загибались; коврики в других комнатах, вышитые гарусом по канве в стиле восточных миниатюр, а также яркий ковер с цветами в спальне хозяина лежали абсолютно плоско, безупречно.

Внутренний дом стоял на низеньком столике, помещенном в открытую нишу в так называемом книжном конце продолговатой гостиной внешнего дома. Друзья семьи регулярно проверяли, как идет отделка и обустройство маленького домика, какая в нем появляется мебель, – будучи приглашены к профессору на обед или просто выпить. Случайные же посетители полагали, что этот прелестный кукольный домик принадлежит профессорской дочери и стоит в гостиной, у всех на виду, только потому, что это настоящее произведение искусства, а подобные миниатюрные штучки как раз входили в моду и были на пике популярности. Для некоторых, особо трудных гостей, включая декана его колледжа, профессор, не подтверждая и не отрицая свою роль в качестве архитектора, столяра-краснодеревщика, кровельщика, стекольщика, электрика и tapissier, говорил, цитируя Клода Леви-Стросса: «По-моему, в „La Pensee sauvage“[2]2
  Работа Леви-Стросса «Первобытное мышление».


[Закрыть] есть мысль о том, что уменьшенная модель чего-либо – то есть миниатюра – позволяет получить знание о данном предмете в целом, предшествующее знанию о его частях. Процесс познания, обратный привычному. По сути дела, все искусства развивались именно так, как бы уменьшая материальное пространство в пользу пространства интеллектуального». Профессор обнаружил, что люди, абсолютно неспособные мыслить конкретно и, пожалуй, даже враждебно воспринимающие любые проявления этого – кстати сказать, конкретные мысли и действия и составляли для него самого главное удовольствие во время работы над домиком, – сразу, точно охотничьи собаки, делали стойку, стоило ему упомянуть имя отца-основателя структурализма. Они даже смотреть начинали на кукольный домик с той же напряженной и искренней заинтересованностью, какая возникает в глазах у пойнтера при виде садящейся на воду утки. Жене профессора не раз приходилось принимать у себя малознакомых людей и развлекать их – особенно когда она стала штатным координатором организации, занимавшейся охраной заповедников, – однако же этих гостей занимали лишь самые насущные и неотложные проблемы, так что кукольным домиком они восхищались исключительно ради проформы, если вообще его замечали.

Дочь профессора Виктория, миновав период домашнего прозвища Вики и, в тринадцать лет, вступив в «период Тори», перестала наконец приглашать своих приятелей, чтобы поиграть с кукольным домиком, вытаскивая наружу мебель, хрупкую бытовую технику и прочие предметы, весьма неосторожно используя все это для других игр и других выдуманных героев. Ибо в домике в те времена действительн

...

конец ознакомительного фрагмента