Текст книги "Зенитчик: Зенитчик. Гвардии зенитчик. Возвращенец"

– Не притворяйтесь, что вы без сознания. У вас веки дрожат.

Таким наблюдательным оказался благообразный джентльмен лет пятидесяти. На русском языке он говорил абсолютно чисто без какого-либо акцента, но перед словом «джентльмен» почему-то сразу захотелось поставить прилагательное «английский». Во всяком случае, иностранщина из него не то чтобы прет, но чувствуется. Глаза я все-таки открыл.

– Кто вы такой? И что здесь происходит?

– Не слишком ли много вопросов в вашем положении? – усмехнулся джентльмен.

– А у вас в роду было много евреев, – заявил я.

– С чего вы взяли?

Похоже, мне таки удалось его слегка удивить.

– Отвечаете вопросом на вопрос. Так как мне вас называть?

– Можете называть меня сэр Джеймс.

Все-таки «сэр», в этом я был прав.

– Договорились, Гарри.

– Гарри так Гарри, – не стал спорить джентльмен, – и не пытайтесь меня вывести из себя. Второй раз ваш фокус не пройдет.

– Хорошо, не буду. Так что здесь все-таки происходит, и кто вы такие?

Гарри с интересом уставился на меня.

– Очень странно вы себя ведете: лежите пристегнутый наручниками к кровати и пытаетесь меня допросить, а все должно быть наоборот.

– А вы меня отстегните, тогда и поговорим.

– Не будем торопиться, сегодня ночью вы вели себя несколько… э-э, скажем так – неадекватно. Поэтому продолжим нашу беседу в этом положении. Итак, вы хотели знать, что здесь происходит? Все очень просто. Вы – межвременной заяц, а мы – межвременные контролеры. И мы вас поймали. Аналогия понятна?

– Понятна. Вот только штраф я платить не собираюсь.

– Это почему же? – заинтересовался Гарри.

– Есть один нюанс. Я – заяц поневоле, и если бы вы, контролеры хреновы, не шлялись по времени туда-сюда, я в такую ситуацию тоже не попал. Или я не прав?

Прав, прав. По вашей роже вижу, сэр Джеймс, он же Гарри, что прав.

– Догадались все-таки, – неожиданно быстро согласился Гарри, – да, при наших перемещениях во времени происходят спонтанные переходы, природу которых мы объяснить не можем. Вы просто оказались не в том месте и не в то время. Зашли бы в туалет минуты на две-три позже – гуляли бы по Европе, а не вшей здесь кормили.

– Ага. В следующий раз, прежде чем в туалет войти, разрешения у вас спрошу.

– Давайте отложим эту тему. Как я понимаю, у вас накопилась масса вопросов. Поэтому давайте так: сначала я отвечаю на ваши вопросы, потом вы на мои. Условие одно – не затрагивать технические подробности перемещений.

Странно, с чего бы это Гарри стал таким добреньким?

– Давайте попробуем. И первый вопрос: часто происходят такие спонтанные переходы?

– Неизвестно. Чаще всего перемещаются предметы, некоторые артефакты потом находят и долго гадают, откуда они взялись. Известны перемещения животных, но сколько их было, никто не знает. Дворняга двадцать первого века мало отличается от дворняги века двадцатого, а сказать она ничего не может.

– А люди?

– Крайне редко. Скажем так, все известные мне случаи можно пересчитать по пальцам двух рук. Поскольку я отвечаю за Россию, то есть за весь бывший эсэсэсээр, то в основном они произошли на территории нынешней Украины и Белоруссии.

– И что с ними сталось?

– Ничего. Все они были быстро пойманы и отправлены обратно в свое время. Для сохранения неизменности естественного хода событий мы заинтересованы в том, чтобы все они вернулись назад, живыми и здоровыми. Как физически, так и психически.

– Как их нашли, и сколько они продержались?

– От нескольких часов до пяти дней. А нашли их через энкавэдэ. Одни сами пришли, других задержали как подозрительных, одного достали из психбольницы.

– Через замнаркома, который у вас на подсосе сидит?

Брови Гарри удивленно поползли вверх.

– Как вы узнали?

– Догадался. Приказ о моем аресте уж больно грозный был. И что с ними дальше стало?

– Не могу ответить на ваш вопрос, они были возвращены в свое время, их дальнейшей судьбой мы не интересовались.

Врет или нет? Будем надеяться, что нет.

– А я на чем спалился?

– На особисте из запасного полка Брянского фронта. Он на вас запрос послал в Ленинград. Ответ об отсутствии компрометирующих сведений ходил долго и по известным причинам до адресата не дошел. Но сотрудник, который, в конце концов, вскрыл конверт, проявил бдительность, уж больно подозрительной была ваша личность. Гражданин непризывного возраста из Ленинграда был призван белорусским военкоматом, который через несколько дней оказался на оккупированной территории. Вас проверили по всем учетам, и оказалось, что такого человека не существует, то есть вас совсем нет, нигде. Решили, что вы немецкий шпион, начали искать, дело пошло по инстанциям, и в конце концов попало к нам. А мы проверили вашу личность по базам начала двадцать первого века и сразу нашли. Вы просто сдвинули свою биографию на семьдесят лет.

– Если придумать себе легенду и новое имя, то можно легко засыпаться на мелочах. Я же не профессиональный разведчик.

– Понятно. Но вы представьте, какой мы испытали шок, когда узнали, что уже почти год по этому времени шляется попаданец! Единственное, что нас успокаивало – вы не исчезли и после своего провала в прошлое. Значит, выжили и вернулись обратно. Вас начали искать с утроенным рвением, но вы слишком хорошо запутали следы.

– Ничего я не путал, в хаосе отступлений сорок первого все происходило естественным путем.

– Неважно. Вас почти нашли, но тут немцы прорвались к Воронежу, и все поиски стали невозможны.

– А как только я выбрался из этого пекла, меня сразу взяли. Группу из Москвы не стали посылать из соображений секретности?

– Да. Кто-нибудь из них мог проболтаться кому не надо о доставленном шпионе, да и забрать вас к себе было бы сложнее. А так – много исполнителей, каждый делает свой маленький кусочек работы, и никогда не будет интересоваться дальнейшей судьбой арестованного.

– А на последнем этапе вы перехватываете меня с помощью приказа вашего высокопоставленного энкавэдэшника.

– Совершенно верно. Согласитесь, все получилось как нельзя лучше.

– Соглашусь. А хомячина?

– ?!

– Лейтенант гэбэ, который меня сопровождал.

– Почему хомячина?

– Похож очень.

– Никогда его не видел. Этот будет молчать. Он хороший исполнитель, все, что ему поручено, выполнит наилучшим образом, но абсолютно безынициативен. А, получив новую должность, он про вас вообще забудет.

Со своей судьбой мне все стало ясно, было, правда, еще пару скользких тем, и я не удержался, спросил:

– Вы можете переместиться в любое время?

Гарри помедлил, но все-таки ответил:

– Нет, конечно, есть масса ограничений. Например, невозможно переместить вас в ваше объективное будущее, хотя бы в две тысячи двенадцатый год. Нельзя вернуться в прошлое после даты своего рождения и еще девять месяцев, то есть не получится встретиться с самим собой. Зато мы сможем вернуть вас в момент исчезновения. Никто ничего и не заметит.

– А как же субъективный год, который я прожил здесь?

Гарри только развел руками.

– Мы не боги.

– Понятно. Еще вопрос: мы с вами из одного времени?

– Нет, объективно мы живем на тридцать лет позже, но в две тысячи одиннадцатом я живу одновременно с вами. Надеюсь, вы не станете разыскивать меня с целью мести? Свой год вы назад уже не вернете, а я в этом году еще ни в чем не виноват и о путешествиях во времени знаю еще меньше вашего.

– Делать мне больше нечего, я не кровожаден. Скажите, а какого черта вам здесь вообще надо? Чего вы сами в этот сорок первый лезете и нас с собой тащите?

– Вы же такой догадливый, – ухмыльнулся Гарри, – вот и догадайтесь.

Хорошо, попробуем догадаться. В исторический процесс они не лезут, наоборот, блюдут неизменность существующей реальности. Изучают историю? Смешно. От Гарри просто прет прожженным дельцом, несмотря на аристократическую приставку «сэр», он бесплатно на историю работать не будет. А что есть в сорок первом, что имеет приличную цену и не влияет на ход истории?

– Брошенная военная техника? Неповрежденная, аутентичная техника, любой музей отвалит приличные бабки.

– Отвалит, – согласился Гарри, – и даже экспертизу проводить не будет.

Мне бы на этом остановиться, но меня уже понесло.

– А еще можно ценности, утерянные при эвакуации, прихватить, произведения искусства уничтоженные. Если с умом поработать, то много чего можно найти. Один Екатерининский дворец в Пушкине чего стоит! Кстати, не потому ли Янтарную комнату до сих пор найти не могут?

Если я думал смутить Гарри, то не на того напал.

– Мы делаем благородное дело, мы спасаем произведения искусства мирового значения…

– Я сейчас разрыдаюсь от умиления – произведения они спасают! Крысятничаете вы по углам мировой бойни. Мародеры! Гробокопатели! Не боитесь, что я по возвращении о вас все расскажу?

– Расскажете, расскажете. Только о чем? О том, что потомки изобрели машину времени и ценности, а также произведения искусства, погибшие в прошлом, таскают в будущее? Книжку об этом напишите, интервью на телевидении дайте, фильм, наконец, снимите. И понастойчивее, понастойчивее.

То, что советует Гарри – кратчайший путь в дурдом, но крыть было нечем. Тон Гарри стал ледяным, как арктический айсберг.

– У вас есть еще вопросы?

Вопросов больше не было.

– У меня все, спрашивайте.

Гарри прошел от кровати в дальний угол, вернулся, пристально рассматривал меня секунд десять и только потом заговорил.

– Все нормальные попаданцы сразу на товарища Сталина выйти пытаются или к Лаврентию Палычу на прием попасть. А вы? Образованный человек, инженер, более того, кандидат наук, а чем занимаетесь? Полтора года простым красноармейцем.

– Сержантом, – автоматически поправил я.

– Это несущественно. А в органы-то чего сразу не пошли?

– Зачем вам это знать?

– Я хочу знать, с кем имею дело, и что можно ожидать от других, попавших в схожие обстоятельства.

– Прийти в НКВД? Самому? Не имея никаких доказательств? Попал бы в психушку, в лагерь или к стенке поставили.

– Могли бы попытаться выйти сразу на политическое руководство страны. Над чем смеетесь?

– Анекдот вспомнил. Приходит к Сталину Поскребышев и говорит: к вам экстрасенс пришел, будущее предсказывает. Расстрелять, – приказывает Сталин, – шарлатан, знал бы свое будущее – не пришел.

– Смешно, – высказал свое мнение Гарри, – но в этом вы правы: Сталин либо не поверил бы вам, либо выжал как лимон и выбросил в помойную яму. Это только в вашей фантастике Сталин может плясать под чью-то дудку. В реальной жизни он всех заставляет плясать под свою.

Гарри взял паузу, прежде чем задать новый вопрос.

– Могли бы тогда попытаться выйти на военное руководство и подсказать ему путь выхода из катастрофы.

– Один, только один раз, дальше история пойдет по другому пути, и все мои знания уже ничего не будут стоить. К тому же возникают прежние проблемы – как на них выйти и кто мне поверит? Да и зачем подсказывать генералам ответ, если сами они задачу решить не могут, тут же ошибутся опять, а научить их решать такие задачи я не могу.

– Согласен, Ваши профессиональные знания не имеют здесь никакого значения, поскольку находятся за пределами военной области, но ведь у вас есть неплохой багаж исторических знаний, во всяком случае, он выше среднего. И вы ни разу, заметьте, ни разу не попытались использовать его для предотвращения хоть какой-либо катастрофы. Двадцать семь миллионов ваших соотечественников, погибших в этой войне, смотрят на вас, и вам всю жизнь придется жить с осознанием того, что вы могли спасти многих, но даже пальцем не шевельнули. Почему? Спасали свою жизнь, или как здесь говорят, шкуру? Почему тогда торчали на фронте, на передовой? Ведь могли уйти.

Я молчал. Не дождавшись ответа, Гарри продолжил сам:

– Тогда я вам скажу. Потому же, почему я не пытаюсь отговорить сэра Уинстона от Дарданелльской авантюры, а наши парни из американского отдела не предупреждают лузеров из Пёрл-Харбора о приближении японской эскадры. Мы тоже патриоты своей Родины, и, поверьте, нам очень хочется это сделать…

– Благими намерениями устлана дорога в ад.

– Вот именно! Потому что мы, как и вы, совсем не уверены в том, что мир, получившийся в результате нашего вмешательства, будет лучше прежнего.

Гарри сказал то, о чем я много думал, но даже сейчас не рискнул произнести вслух. Между тем он продолжал:

– Предположим, только предположим, что вы добрались до Сталина. Предположим, что Сталин внял вашим советам, что его генералы тут же научились бить врага с минимальными потерями и, скажем, в сорок третьем году эсэсэсэр дожал Германию. Вы можете гарантировать, что Сталин не попытается прихватить всю Европу целиком и не рискнет испробовать свои силы на англо-американском оселке? А если учесть скорое появление ядерного оружия у обеих сторон. Какие тогда потери понесет ваша страна?

– Страшно подумать.

Похоже, Гарри возбудился, он начал быстро ходить из угла в угол, он убеждал не только меня, но и себя.

– А вы подумайте, подумайте, хорошенько подумайте. А еще подумайте над тем, как кто-то может пробраться в просвещенный восемнадцатый век и в результате его действий вас не станет. Ваши родители, деды, бабки, дети никогда не родятся, а те, что были, исчезнут, растворятся в мировом континууме. Все, их нет! И вас тоже нет! Может, для страны он и сделал что-то полезное, но вас-то он, по сути, убил. Просто так убил, и не вас одного. Да, будут другие люди, может быть их будет больше, они будут лучше, но это будете не вы! С вашей точки зрения это справедливо?

– Только не надо расчесывать мне нервы и бить на жалость. А может, образуется какая-нибудь параллельная реальность?

– Полная чушь! Ерунда! Никаких параллельных реальностей нет и быть не может. Это плод воображения ваших фантастов. Есть единый исторический процесс, в котором переплетены судьбы миллиардов отдельных людей. И к самому процессу, и к людям надо относиться с максимальной осторожностью и оберегать от всяческих влияний извне.

– Все это так. Вы хорошо сказали, может, даже правильно, и я мог бы с вами согласиться, но есть в ваших рассуждениях один изъян.

– Это какой же?

Гарри замер и пристально уставился на меня.

– А такой же! Сидели бы вы в своем будущем на пятой точке ровно, и не пришлось никаких попаданцев по всем векам отлавливать и трястись, что они натворят что-нибудь не то! Я понимаю, на технологию перемещения потрачены огромные бабки, которые надо отбить, чем вы сейчас здесь и занимаетесь. И не вы один, и не только здесь. Но когда все затраты будут компенсированы, и даже когда они будут многократно компенсированы, вы так и будете шарить по мировой истории, выискивая, где и что плохо лежит. И рано или поздно доиграетесь.

Гарри подошел еще ближе.

– Вас невозможно убедить в необходимости сотрудничества. Хорошо, я предлагаю вам сделку. Вы откровенно рассказываете нам о своих похождениях здесь, мы отправляем вас обратно и подчищаем то, что вы успели тут натворить. Договорились?

– Как я понял, вы все равно должны отправить меня назад, так зачем мне с вами сотрудничать?

– Отправить должны, – наконец-то поймал меня Гарри, – но кто сказал, что это должно произойти завтра? Поживете здесь год-другой-третий, может, и не в таких комфортных условиях, а там посмотрим. Так что, договорились?

Крыть нечем, торчать здесь в компании Гарри, липового полковника и двух мордоворотов до скончания века сильно не хотелось.

– Черт с вами, договорились, Гарри.

– Джеймс, сэр Джеймс.

– Я и говорю, Гарри.

– Какой вы, однако, упрямый.

– Какой есть. Да, и снимите, наконец, с меня эти браслеты, они мне не идут, и тренчик верните – штаны спадают.

– И снимем, и вернем, не волнуйтесь. До… Э-э-э, беседу назначим на завтра в одиннадцать ноль-ноль. Конвой, надеюсь, вам больше не нужен?

– Дорогу найду.

– Ну, вот и хорошо. Надеюсь на ваше благоразумие. Сбежать отсюда нетрудно, но что вы будете делать дальше? Подумайте.

Он направился к выходу, но остановился на пороге.

– Скажите, а теперь, зная, что быстро вернетесь назад, вы пришли бы в энкавэдэ?

Я задумался.

– Не знаю. Может, пришел, может, нет. Но о том, что не пришел, я не жалею.

– Странный вы человек.

Гарри-Джеймс, не прощаясь, по-английски, вышел из камеры. Минуты через три притопал старший мордоворот, отстегнул мои руки, бросил на кровать ремешок и утопал, брякая снятыми с меня наручниками. Дверь оставил незапертой.

Как-то вдруг после всего этого разговора у меня естественные потребности проявились. Вбил я ноги в сапоги и рысью к двери. В коридоре наткнулся на младшего мордоворота.

– Туалет где?

– Там.

Младший ткнул пальцем в дверь напротив душевой. Я уже за ручку взялся, когда он бросил мне:

– За периметр выходить запрещено.

– Да пошел ты!

И я решительно распахнул дверь в сортир.

Когда ко мне вернулась способность нормально соображать, организм напомнил о других своих потребностях. Выкатившись в коридор, я поводил жалом по сторонам, но запахов, ведущих к местному пищеблоку, не учуял. Недолгую борьбу между гордостью и голодом желудок проиграл, и я направился обследовать здешнюю территорию.

А на улице вовсю жарило июльское солнце, да неподвижно висели в небе небольшие белые облачка. Снаружи здание покрыто штукатуркой и выкрашено в серый цвет, крыша из оцинкованного железа – зеленая. Похоже, покрасили после начала войны, чтобы не привлекать внимания немецкой авиации. Периметр, ограниченный забором из колючей проволоки, оказался невелик – квадрат со стороной около ста метров. Одни ворота с восточной стороны. Ведущая от них грунтовая дорога через полсотни метров скрывалась за поворотом в лесу. Кстати, лес был самый настоящий, дикий. И не подозревал, что в ближнем Подмосковье могут быть такие заросли.

А Гарри прав, сбежать отсюда легко – колючая проволока в один ряд не помеха. Правда, дыр в ней нет, но я уже приметил возле забора сук с развилкой. Приподнять им нижний ряд, поднырнуть под него и… И что дальше? Уйду я до первого постового, а там или в штрафную роту, или в лагерную пыль, или прямо к стенке. Бросив взгляд на деревья за периметром, я пнул рогатый сук, плюнул и отправился знакомиться с местными достопримечательностями.

К моему удивлению, кроме одноэтажной общаги и гаража на две машины никаких других зданий на территории не нашлось. Зато обнаружилась линия электропередач, выполненная на деревянных опорах, да еще и стальным проводом. Понятно, алюминий идет на самолеты, а на потери внимания обращают мало. Однако это означает, что никаких больших мощностей к данному объекту не подведено, так, несколько киловатт. То есть установки по перемещению во времени здесь, скорее всего, нет. А где есть? Дальнейшее исследование только добавило тумана. Объект этот построен явно в сталинские времена, но назначение его оставалось загадкой. Если здесь жили люди – судя по количеству комнат – около сорока человек, то чем они занимались? Никаких намеков на это не было.

За все время своих хождений я никого не встретил. Да и пока в своей камере сидел, никаких признаков нахождения людей в здании не слышал. Никто не храпел за стенкой, не ходил мимо в душ или туалет. То есть кроме Гарри, липового полковника и двух мордоворотов, похоже, никого здесь нет. Чем же тогда они здесь занимаются? Итак, попробуем систематизировать то, что есть. Присев на старый березовый пень, я погрузился в свои мысли.

Во-первых, и это главное, установки по перемещению здесь нет. Если они действительно таскают отсюда технику, а Гарри этого не отрицал с пеной у рта, то размер портала в длину и ширину должен измеряться в метрах. Такую установку здесь просто не спрятать – негде. И энергии для нее нет, да и по дороге, ведущей к этой базе, тяжелые танки явно не ездили. Как же они действуют? Вероятно, открывают портал из будущего, быстро выдергивают туда нужный объект и тут же его закрывают. Фантастично? Зато быстро, надежно и максимально безопасно. В чем тогда смысл существования этой базы? Чтобы что-то тащить, нужно знать, где это лежит. А для этого нужна связь с местными. Значит, главный – Гарри, липовый полковник – технический специалист, два мордоворота – охранники и обслуга в одном лице. Конечно, все это домыслы, но как рабочая версия пойдет.

Во-вторых, никакого государства за ними нет, не тот размах. А то, что я видел, больше походит на частную лавочку: минимальные затраты для получения результата. Государство так не действует, а эти экономят на всем. И кадровый голод у них. Даже для поиска такого шустрого попаданца, как я, использовали местные кадры, никого сверху сюда не прислали, у них просто нет специалистов-розыскников, а у любого государства они есть. Но в этом мне повезло: был бы здесь хоть один грамотный опер, я бы сейчас перед ним соловьем заливался, а не сидел на пенечке и птичек слушал.

Ну что же, первые выводы есть, пусть и не совсем однозначные, а недостающие сведения надо попытаться вытащить на завтрашней беседе. В отличие от допроса, она предполагает обоюдный обмен информацией. Меня они не боятся, поэтому могут что-нибудь важное сболтнуть. Я поднялся и направился обратно в общагу. Завтрак я провалялся без сознания, но прогулять обед не намеревался. О нем настойчиво напоминало урчание в голодном животе.

За время моего отсутствия внутри здания ничего не изменилось, в том числе отсутствовали всякие признаки приготовления пищи. Пришлось побарабанить кулаками по двери, ведущей в закрытое крыло. Минуты через две щелкнула задвижка и в проеме появилась морда старшего.

– Чего тебе?

– Чего, чего. Жрать давай!

Потратив пару секунд на прием и обработку запроса, морда выдала решение:

– Жди здесь.

И захлопнула дверь, едва не прищемив мне нос. Ждать пришлось минут пять.

– На держи.

Старший сунул мне в руки закрытый крышкой алюминиевый судок. Сверху поставил эмалированную кружку с чаем и брякнул вилку.

– Помыть не забудь.

И не дожидаясь ответа, закрыл дверь. В судке оказалась солидная порция серых макарон все с той же тушенкой. Уминая макароны, щедро сдобренные консервированным мясом, я пришел к выводу, что их здесь действительно не много. Готовят сами, все продукты длительного хранения: макароны, крупы, рыбные и мясные консервы. Разве что картошку дали в первый день, а вот свежего или хотя бы черствого хлеба я здесь ни разу не видел. Сидят они здесь тихо, лишний раз за периметр носа не высовывают, чтобы не светиться и лишнего внимания к себе не привлекать. А продукты им раз в две-три недели, а то и раз в месяц привозят. Прокормить четырех мужиков в военное время не просто, а их кто-то снабжает. Значит, есть у них связи с местным высоким начальством, есть. Не может не быть! А может, прямо оттуда продукты? Я поковырял макаронину вилкой. Нет, местное производство, точно местное. Допив весьма мусорный чай, я отправился мыть посуду.

Глава 12

Когда по моим прикидкам до полудня остался час, я открыл дверь кабинета, где меня допрашивали в прошлый раз. На этот раз полковник был в обычном сером костюме, наверняка производства треста «Москвошвея». Рубашка, галстучек по нынешней моде – просто образцовый совслужащий.

– Как шея? Не болит?

– Это вместо «здравствуйте»?

– Ну, типа да. Слушай, а чего ты педиков так не любишь? Был печальный опыт?

– А в глаз? – набычился полковник.

Однако он был мне нужен как источник информации, а потому я обострять я не стал.

– Ну ладно, ладно. Извини, не хотел обидеть. Предлагаю считать наш позавчерашний мордобой выпивкой на брудершафт и перейти на «ты». Идет?

– Едет. На ты так на ты.

– Как тебя зовут, мне знать без надобности, да и ты настоящее имя все равно не скажешь, поэтому я тебя продолжу полковником называть. Ну а обо мне ты и так знаешь больше, чем мне хочется.

– Полковником так полковником.

– Слушай, – я резко сменил тему, – а что ты заканчивал? МВТУ или МФТИ?

– Ни то, ни другое. МЭИ.

– О как, – оживился я, – почти коллеги. А здесь чего? На Родине прилично устроиться не мог?

– Здесь тоже вроде как Родина, – усмехнулся полковник, – а насчет там устроиться, кем? Дома электромонтером пойти, чтобы к полтиннику мастером назначили? А в Москве все приличные места на десять лет вперед расписаны, без связей никуда не возьмут.

– В аспирантуру не пробовал? Учился-то, небось, хорошо?

– Отличником был. Только еще три года на шее у родителей сидеть я не мог. Да и после защиты – десять лет ассистентом, тридцать доцентом и в гроб. А на кафедрах такое творится… Да ты и сам знаешь.

– Знаю, проходил. Ничего в этом мире не меняется. В общем, подошел к тебе неприметный господин и предложил поработать несколько лет почти по специальности за приличные бабки в почти экстремальных условиях, и ты согласился. Ты же для них идеальный кандидат: нищий провинциал без знакомств и связей в столице, при этом умный и с большими амбициями. Ну и как тут?

– Да ничего, тихо сейчас. Вот прошлым летом было жарко. С двадцать второго ни одного дня спокойно не сидели. А сейчас фронт на юге движется, там ничего особо ценного нет, да и техники брошенной мало.

– А вы на металлургических заводах пошуруйте, – предложил я, – там этой техники до дури и никакого влияния на исторический процесс две-три тысячи тонн металлолома не окажут.

– Так она же восстановлению не подлежит!

– Из трех не подлежащих восстановлению один собрать всегда можно. Это смотря кто восстанавливать будет. И еще запчасти останутся. Плюс безопасность. Это же не в немецком тылу шарить – отобрал нужные экземпляры, открыл портал и туда их. А с настоящими боевыми повреждениями музеи еще охотнее брать будут.

– А что? – задумался полковник. – Может и получиться.

Фразу про открытие портала он съел и не поморщился, будем считать это еще одним аргументом в пользу моей теории.

– Если получится, Джеймс эту идею присвоит, – предположил я.

При упоминании Джеймса полковник скривился, как будто кислый лимон разжевал.

– Присвоит, точно присвоит, – согласился он, – но мне тоже кое-что перепадет. Поэтому можно попробовать.

– Слушай, а ты не знаешь, почему этого рафинированного барыгу к вам сослали? Проштрафился?

– Не знаю. Когда я здесь появился, он уже был руководителем экспедиции.

Глядя на кислую физиономию полковника, я подумал: уж не сэр ли Джеймс причина столь острой нелюбви его к сексуальным меньшинствам. А что? Они там у себя в закрытых мужских школах всякое вытворяют. А с женским полом здесь полный голяк. Мог и начать приставать к полковнику.

– Понятно. Ну что? Начнем нашу беседу, пожалуй.

– Начнем.

На чем начали, на том и кончили. Часа через два я не выдержал.

– Не обижайся, полковник, но следак из тебя, как из дерьма бронебойная граната. Ну что ты меня на несовпадениях ловишь? Год назад дело было, многие мелочи из памяти выветрились. Жизнь у меня за это время была бурная и событиями насыщенная.

– Но мне же нужно выяснить…

– Тебе нужно выяснить три вещи. Первое – кому я проболтался о своем происхождении. Второе – кого я здесь убил. Третье – кого от смерти спас.

– Четвертое – кого ты здесь трахнул, – добавил полковник.

– А при чем тут моя половая жизнь?

– При том! Вдруг последствия были? Ты тут удовольствие получил, а нам что с последствиями делать? Не давить же их, в конце концов!

– Ну да. Если тех, кого я спас, еще можно убить, то что вы с убитыми мною делать будете? Воскрешать? А насчет последствий не волнуйся, не будет их.

– Что? Неужто за целый год никого?

– Никого. Это ты тут сидишь молодой, здоровый, сытый и в тепле. Вот тебя на баб и тянет. А в запасном полку на тыловой норме только ноги, того и гляди, окончательно протянешь. Постоянно хочется только одного – жрать. Хоть один раз нажраться до отвала и можно помирать. Никаких чувств не остается, только голод, а ты про баб. Да я бы тогда Клаву Шифер на банку тушенки махнул не глядя.

– Какую Клаву?

– Шифер. Была такая супер-пупер модель в мое время. Блондинка с ногами от ушей. Но это к делу уже не относится.

– А потом? После запасного полка?

– А там сплошная драмкомедия.

– Это как?

– Это когда негде и некого. Да и сил почти не остается: то стрельба, то чистка орудия, то разгрузка снарядов. А еще позиции запасные копать… Да мало ли, солдату дело всегда найдется. А уж как немцы навалились, так совсем не до баб стало.

– А я читал, что у некоторых в условиях постоянной опасности инстинкт продолжения рода только обостряется.

– Может, и обостряется, только не у меня. Темперамент не тот. Или возраст? А может, и то, и другое. Так что не волнуйся, полковник, младенцев тебе давить не придется.

– Это радует.

– Могу обрадовать еще больше. Насчет своего происхождения я тоже никому не проболтался.

– Точно не проболтался? – усомнился полковник.

– Точно. Если бы я проболтался, то вы меня не с огневой позиции, а из психушки вытаскивали.

– Остается два пункта: кого убил и кого спас, – подвел итог полковник.

– Ну, вот давай и разберем эти моменты. Я рассказываю эпизод, вы записываете и потом проверяете последствия. Кстати, на что вы пишете?

– Здесь микрофон, – полковник указал пальцем на настольную лампу, – а пишем сюда.

Он извлек из-под стола устройство, сильно напоминающее нетбук моего времени.

– Можно взглянуть? – Я заинтересовался компьютером.

– Ладно, взгляни, – разрешил полковник.

– А не боишься мне секреты будущего раскрывать? Может, наш разговор сейчас пишут?

– Кто? Сэр Джеймс? Он с этой техникой не в ладах, а уж… охранники тем более. Смотри, думаю, ничего принципиально нового не увидишь.

Действительно что-то очень напоминающее.

– Неужто виндоза?!

– Она самая. А ты ожидал операционную систему будущего увидеть? Смотри.

– А как же конкуренция? Свободный рынок операционных систем?

– Есть, все есть. И рынок есть, и конкуренты, копошащиеся у подошв великой Майкрософт, тоже есть.

– Ничего не меняется! Ну, хоть Билл Гейтс-то помер?

– Не так давно.

– Слава богу! Хоть одна хорошая новость.

Я потыкал пальцем экран. Получается. Если посидеть часок-другой-третий, то мог бы и сам разобраться, как эта хреновина работает.

– Какой у нее номер?

– Двенадцатый. Скоро четырнадцатый обещают.

– А мы только до седьмого дошли.

Программа записи нашего разговора заинтересовала меня намного больше. Похоже, она не только разговор наш пишет, но и сразу переводить его в текстовую форму может.

– Может, – подтвердил полковник.

– Ошибок много?

– Не более одного процента. Фирма гарантирует.

– Довели, стало быть. В наше время только начинали на эту тему экспериментировать.

– Ну что, продолжим? – полковник вернулся к нашей основной теме.

– Продолжим, – нехотя согласился я.

Рассказал я ему, как в горящем вагоне очнулся, как раненых помогал вытаскивать и как военинженеру подсказал людей в другую сторону отправить. Полковник только один вопрос задал:

– Но решение-то он принимал?

– Естественно. Он же военинженер первого ранга, считай, подполковник. А я кто? Штатский в трениках и майке.