Текст книги "Русское иго, или Нашествие ушкуйников на Золотую Орду"

И лишь в четвертой Новгородской летописи говорится об ушкуйниках[35]35
  Кочин Т. Е. Материалы для терминологического словаря древней России. М.-Л., 1937. С. 378.


[Закрыть].

Из чего следует, что «в ватагах ушкуйников были не только новгородцы, но и устюжане, вологжане, вятичи, карелы, вепсы, смоляне, тверичи и москвичи (о подобном «интернационале» мы уже говорили). Так же как варяги, викинги и прочие бандиты, ушкуйники были людьми без национальности. Ушкуйники предпочитали быть вольными людьми и подчинялись выборным вожакам, которые часто назывались воеводами. Купцы и князья обеспечивали ушкуйников оружием и финансами, естественно, входя в долю при дележе добычи. В этом случае ушкуйники выступали как наемники»[36]36
  См.: Галанин А. В. Волоки Северо-Восточной Европы // Вселенная живая. Владивосток, 2009. URL: http://jupiters.narod.ru/volok.htm


[Закрыть].

Но откуда нам еще есть возможность черпать информацию?

* * *

Как отмечал знаток новгородской истории А. В. Арциховский, количество исторических источников по Средневековью еще недавно представлялось большинству историков величиной неизменной.

Хроники, акты и другие письменные материалы, сохранившиеся в старинных архивах и библиотеках, во всех странах Европы давно учтены и описаны, а на новые открытия подобных материалов не приходилось надеяться: все хранилища хорошо исследованы. На археологические раскопки никто не возлагал особых надежд. Значение вещественных источников для истории Средних веков долго недооценивалось историками, а находки в земле новых письменных источников были, казалось, за пределами возможности. Исключением являлись лишь каменные надписи; но такие надписи в средневековых слоях встречаются значительно реже, чем в античных, и они в Средние века были сравнительно коротки.

Все же именно изучение Античности указывает для медиевистов возможности новых открытий. Большие раскопки античных городов позволили изучить по остаткам зданий и вещевым находкам быт, культуру и хозяйство древних людей с такой полнотой, которая прежним ученым показалась бы недостижимой.

Средневековые города могут быть изучены столь же подробно. Открытия египетских папирусов неизмеримо увеличили количество письменных источников по эллинистическому и римскому Египту. Но средневековые аналогии папирусам были до последних лет неизвестны.

В России летописи, грамоты и другие письменные источники XI–XV веков, сохранившиеся в архивах и библиотеках, давно приведены в известность и к настоящему времени изданы довольно полно. Большие археологические раскопки средневековых русских древностей начаты были еще в XIX веке, но до революции сводились главным образом к раскопкам курганов, что дало много ценных выводов по исторической географии и хронологии. Раскопки русских средневековых городов начались в советское время. Самые большие раскопки производятся в Новгороде.

Такое предпочтение Новгорода объясняется прежде всего его историческим значением.

Это был важнейший политический, экономический и культурный центр, своеобразная феодальная республика, город Садко и Василия Буслаева, город воинов, отразивших нашествие немецких рыцарей, город великих художников, создавших несравненные иконы и фрески.

К счастью для науки, в земле Новгорода хорошо сохраняется дерево, во многих других городах истлевающее бесследно. Поэтому дома, мастерские, лавки, пристани, дворцы, улицы всех эпох – все это цело в Новгороде под землей, хотя бы в плане, все это из области сказочной романтики может и должно перейти и уже переходит в область науки. Деревянная обстановка этих зданий тоже цела. Наряду с древесиной в Новгороде хорошо сохраняются древесный луб и кора, в том числе береста, что и открыло теперь совершенно новые научные возможности»[37]37
  Арциховский А. В. Археологическое изучение Новгорода // Труды Новгородской археологической экспедиции. М., 1956. Т. 1. С. 7.


[Закрыть].

* * *

Этот краткий терминологический и источниковый экскурс и сухая академическая риторика не дают нам возможности взглянуть на фактическую историю. А она насчитывает не одну сотню лет, множество событий, фактов, имен…

Но прежде – о самом Новгороде, без краткого экскурса по которому невозможно двигаться дальше по истории всей северо-западной Руси.

Господин Великий Новгород

Господин Великий Новгород и ушкуйники – два неразделимых понятия…

Город Великий Новгород, расположенный по течению реки Волхова в двух верстах от его истока из озера Ильменя, разделялся на две половины или стороны: Торговую на восточном и Софийскую на западном берегу Волхова.

Первая также имела название Купецкой, потому что там сосредоточивалась торговля; вторая называлась еще Владычней, ибо там жил новгородский владыка.

Центром города был Детинец, или собственно град, на Софийской стороне. Это было просторное место, обнесенное стеной с башнями и воротами. Внутри находилась патрональная церковь святой Софии премудрости Божией и двор владыки. Кроме того, было там еще несколько церквей, судебная изба и дворы, построенные улицами, как это показывает существование Бискуплей (епископской) улицы.

Детинец новгородский был обширнейший между подобными срединными укреплениями русских городов. Неизвестно, с какого времени стены Детинца стали каменными – частично, и также неизвестно, с какого времени они стали каменными на всем протяжении, и до каких пор были частью каменные, а частью деревянные. В летописях говорится о заложении каменного города в 1302-м. Но в третьей летописи новгородской первое построение каменных стен Детинца приписывается Ярославу Мудрому и относится к 1044 году, после того как этот князь организовал поход на Литву.

Последнее известие не лишено вероятности. В начале XII века уже пригород Ладога был обведен каменной стеной; естественно допустить, что главный город не лишен был таких укреплений, какие имел пригород, и, следовательно, построенные в начале XIV века каменные стены не были первыми на своем месте. После 1302 года два раза говорится о построении каменного города Детинца. Под 1333 годом говорится, что владыка Василий сделал каменный город в два лета, а под 1400-й опять упоминается о заложении Детинца от церкви Бориса и Глеба. Может быть, это были перестройки и поправки.

В 1334 году над всей стеной сделана была кровля. На воротах, в каменных банях устраивались церкви. Так, архиепископ Иоанн в 1182 году поставил на одних из ворот Детинца церковь Богоявления; в 1296 году владыка Климент соорудил на других воротах каменную церковь Воскресения. В следующем – 1297 году – была выстроена церковь Преображения на воротах, откуда был въезд в Людин конец, на юг. В 1305 году построена церковь Василия на Прусских воротах на западе.

Обычай строить «на городских воротах» церкви совпадал с понятием о важности и святыне города. Город – место защиты против врагов, должен быть всегда готов к отражению нападений и нуждался в Божией помощи. Церкви на входах города как бы осеняли его небесной благодатью. Город был местопребыванием владыки и духовного управления всей новгородской земли. Город был глава земли; его первоначальное значение было то, что в нем должны укрываться жители в случае неприятельского нашествия; город был место верховного суда и хранения казны Великого Новгорода; все это вместе придавало особенную важность и требовало помощи и благословения свыше Детинцу, называемому часто просто городом[38]38
  См.: Каргер М. К. Новгород Великий. Л. – М., 1966.


[Закрыть].

За пределами Детинца простирался город Новгород – город в нынешнем смысле слова, разделенный на «концы». На Софийской стороне полукружием около Детинца располагались три «конца»: на юге Людин конец, или Гончарский, на западе Загородный конец, а на севере – Неревский. Ближайшая часть города к Детинцу называлась Околоток. На Торговой стороне было два «конца»: на юг – Славенский, на север – Плотницкий.

Названия «концов» указывают несколько на древнюю историю города. Так, Славенский, вероятно, был древним местом поселения славян ильменских. Названия «Гончарский» и «Плотницкий» указывают на древние занятия жителей Новгорода гончарным и плотничным ремеслами.

Другое название Гончарского конца – Людин, должно, по-видимому, происходить от сословия людей, или людинов, в противоположность боярам и княжеской дружине. В детинцах или градах русских обыкновенно помещались князья, бояре земли и дружины – военная сила; у стен града располагался посад, где жили не входившие в число бояр и дружины и носившие общее название людей или людинов. Так должно быть и в Новгороде; и Людин конец был посадом, в древности примыкавшим к Детинцу. Название «Загородный конец» показывает, что эта часть вошла в состав Новгорода позже остальных и некогда существовала, не составляя отдел города. С точностью определить, когда именно случилось это включение, нельзя. Может быть это произошло в 1116 году, когда летопись сообщает известие, что князь Мстислав Владимирович (по прозвищу «Великий») «распространил» (то есть расширил) границы Новгорода.

Название «Неревский конец» не вполне понятно. Созвучие его с названием реки Наровы побуждало предполагать, не был ли он поселен первоначально выходцами с берегов этой реки; но это предположение не имеет достаточных оснований. Некоторые названия улиц также указывают на их древнее историческое значение. Так Волосова улица в Людине конце напоминает древнее божество Волоса, которому, вероятно, здесь в языческие времена происходило поклонение и где впоследствии поставили церковь святого Власия, по созвучию имени этого святого с именем языческого божества. Варяжская, иначе Варецкая, улица, в Славенском конце, названа так от близости Варяжского (Немецкого) двора, от построенной на ней римско-католической церкви и, вероятно, оттого, что там жили иноземцы, которых в Новгороде называли общим именем варягов. Особенного внимания заслуживает Прусская улица в Загородном конце, простиравшаяся от Прусских ворот Детинца до Прусских ворот во внешнем вале. Эта улица была местом жительства бояр, стояла как-то особняком в истории города и нередко на нее обращалась вражда черни изо всего города. Название «прусы», которое давалось постоянно обитателям этой улицы, само собой указывает на их первоначальное происхождение. Там-то, вероятно, поселились первые пришельцы прусско-варяжского племени, явившиеся вместе с князьями, и к ним-то должны относиться слова летописца о новгородцах из рода варяжского, принесших в Новгород название Руси (от варяг «бо прозвашася Русью»). Их потомки, ославянившись, продолжали, однако, долго сознавать свое особое происхождение, сохранять память о своих предках, составлять, в известной степени, самобытную корпорацию в отношении других частей города, и, по «предковской» памяти, проявлять аристократические наклонности, вызывавшие, естественно, столкновения с массой прочего населения[39]39
  См.: Арциховский А. В. Городские концы в Древней Руси // Исторические записки. 1945. Т. 16.


[Закрыть].

Историки считают, что федеративный дух, слагавший русские земли на правах самобытности каждой из земель в связи с другими, отпечатлелся резкими чертами на составе Господина Великого Новгорода. Каждый конец в Новгороде, как каждая земля в «удельновечевой» федерации, составлял сам по себе целое; жители назывались «кончане»: один другого считал ближе, чем жителя соседнего конца; в общественных делах, касавшихся всего Новгорода, каждый конец выражал себя своей корпорацией, во время переговоров с чужеземцами посылал от себя депутатов; следовательно, в делах, касавшихся всего Новгорода, изъявлял свое участие как часть, сознающая свое отдельное существование; внутри имел свое управление, свое делопроизводство, свои собрания. Не только конец, но и улица, составляя часть конца, имела значение самобытной корпорации, – так, как в русских землях волости, на которые делились земли. Жители улицы носили название «уличане», имели свое управление, выбирали своих «улицких» старост и являлись в общественных делах членами сознательно признаваемого общества. Таким образом, несколько улиц, будучи каждая в отношении к другим до известной степени самобытным телом, все вместе составляли конец, а все вместе концы составляли Господин Великий Новгород. За неимением источников, историки до сих пор (как и в XIX столетии) не могут внятно и убедительно разъяснить (окружающим, да и себе), в каком отношении было деление по улицам к делению по сотням.

Торговая сторона, будучи, как показывает ее название, местом торговли, в то же время была местом самоуправления. В Славенском конце был Торг – средоточие торговых оборотов, и в нем же место, называемое Ярославовым дворищем (то есть местом, где некогда существовал двор Ярослава Мудрого). Здесь в разные времена построено было значительное количество церквей, и между ними стояла вечевая башня со ступенями: на ней висел вечевой колокол, созывавший народ для совещания. Здесь собиралось вече на широкой площади вплоть до берега. В окрестностях этого места были торговые дворы: немецкий, готский и плесковский[40]40
  См.: Рыбина Е. А. Иноземные дворы в Новгороде XII–XVII вв. М., 1986.


[Закрыть]. Таким образом Славенский конец, будучи гнездом славянского элемента в Новгороде, был до последних дней существования «республики» центром вечевой и торговой жизни. Из Славенского конца от веча шел через Волхов, прямо в Людин конец, мост, уставленный разными торговыми помещениями.

Весь этот город из пяти концов был окружен земляным валом, а за ним – рвом.

Новгородцы мало заботились о постоянной поддержке своих крепостных укреплений и обращали на них внимание тогда только, когда опасность угрожала им уже реально.

Известие о копании рва около Софийской стороны встречается в летописи под 1372 годом, когда Новгород, после разорения Торжка тверичами, опасался нашествия тверской силы. Но это был не первый в истории Новгорода оборонительный ров: вероятно, он был в это время только восстановлен, а существовал и ранее (но заброшен из-за ненадобности в применении).

В 1383 году, когда ждали нападения на Новгород московского князя Дмитрия Донского, расширили и сам вал. По линии вала в некоторых местах сделаны были каменные башни или костры. В 1391 году на обеих сторонах, на Торговой и на Софийской, были поставлены «каменные костры» (надвратные башни) в конце каждой улицы, то есть в тех пунктах, где улицы доходили до вала. Конечно, в «кострах», по крайней мере в некоторых, должны были находиться ворота для выхода из города за его черту, в поле.

По всей линии сверху вала поставлен был деревянный частокол, называемый острогом. Внешняя сторона вала была во многих местах, отделяясь от вала, окаймлена натуральными протоками. За Неревским концом протекал у самого вала ручей Гзень: он поворачивал к востоку и впадал в Волхов. За Людиным концом было Жидическое озеро, или плесо. Торговая сторона была окаймлена канавой или речкой Копанью. На южной стороне за Славенским концом протекал ручей Жилотуг, сливавшийся с другим протоком – Малым Волховцем. Этот последний в значительном отдалении от вала, протекая из Волхова в Волхов же, окружал всю Торговую сторону и служил ей защитой. Ближе к валу, за Плотницким концо», протекала речка Витка. Кроме этих ручьев и протоков, Федоровский ручей протекал посреди Торговой стороны в Плотницком конце, а может быть, в древности служил ему межой со Славенским. Ручьи Гзень, Витка, Федоровский, Копань были многоводны, но из года в год утрачивали свое значение и в засушливые летние месяцы даже пересыхали. Защищенная природой Торговая сторона менее нуждалась в искусственных средствах, когда не имела их, по крайней мере, до XIV века. В 1335 году часть Славенского конца была обнесена каменной стеной от Ильи до святого Павла. В 1386 году Торговая сторона была окопана валом. Быть может, это было уже восстановление прежнего вала.

Вал, огибавший Новгород на обеих сторонах Волхова, не составлял последней границы городских построек. За валом, на значительное пространство во все стороны, простирались посады, прилегавшие к монастырям, построенным около Новгорода в большом количестве. Они считались не в новгородской земле, а в самом Новгороде. Определить с точностью черту этого собственно городского пространства невозможно, но приблизительно можно предположить, что состоящим в городе считалось «пространство на Торговой стороне от Николы Липенского до Хутыня, а на Софийской – от Перыня до Пидбы». На западе Мостище, а на востоке Ковалево были крайними посадами. Нельзя также с точностью определить, где и как были расположены эти посады. Окрестности Новгорода болотисты и в сильные разливы заливались водой, за исключением высоких мест, где построены монастыри. Но иногда вода доходила и до их стен. Вероятно, посады строились на этих более удобных местах, но может быть, существовали они и там, где в настоящее время трудно предположить строения, потому что во многих местах находят свидетельства о наличии жилья. Быть может, новгородцы предохраняли себя от затопления, ставили свои избы на столпах.

Надобно принять во внимание и то, что в Средние века кругом Новгорода были леса. Так, под 1255 годом в летописи говорится, что новгородцы выстроили полк за Рождеством Христовым в поле; это место (за кладбищенской церковью), стало быть, тогда было сухо, а затем его затянуло болото. С некоторых сторон город продолжался непрерывно за валом. Так за валом у Неревского конца был посад «Зверинцы». За Людиным и Загородным концами следовали сплошные поселения, расположенные улицами, как это видно из известия о их сожжении в 1386 году. На Торговой стороне за плотницким концом, к северу, шло непрерывное поселение вплоть до Антониева монастыря. Вправо от него был большой посад, принявший в XV веке уже название конца – Никольский конец. На той же Торговой стороне были посады за валом у Воскресения на Красном поле и у Рождества. Далее: где был монастырь, там был и посад. В 1386 году двадцать четыре посада погибли в огне пожаров – на Софийской стороне: в Раком, в Коломцах, около монастырей Перыня, Юрьева, Аркажа, Пантелеймонова, Благовещенского, Воскресенского, Петра и Павла, Николы Мостищенского, Колмовского. На Торговой стороне – на Липне, на Городище, в Нередицах, близ монастырей: Ситицкого, Лятского, Кирилловского, Ковалевского, на Болотове, на Лисьей горке, в Деревяницах и около Хутынского.

«Эти посады (из них некоторые по неудобству местности могли ограничиваться несколькими избами), с дворами, рассеянными там и сям, с огородами и садами при дворах, придавали Новгороду вид огромнейшего города, которого части были в разных направлениях разрезаны между собой пустыми местами, протоками, рощами, а во время сильной весенней половоди казались выходящими из широкого озера»[41]41
  Костомаров Н. И. Русская республика. Севернорусские народоправства во времена удельно-вечевого уклада. История Новгорода, Пскова, Вятки. М., 2010. [Электронный вариант.]


[Закрыть].

А вот что писал о Новгороде – но уже не о географии города, а об его истории, о домонгольском ее периоде – Б. А. Рыбаков: «История Новгорода – это, во-первых, история одного из крупнейших городов средневековой Европы, а во-вторых, история необозримой страны, раскинувшейся от Балтики до Ледовитого океана и Урала. Когда впоследствии, при Иване III, Новгородская земля влилась в состав Московского централизованного государства, то сразу удвоила его размеры.

Истоки новгородской истории уводят нас в отдаленное время славянской колонизации Севера, когда славяне-земледельцы медленно осваивали всю зону лиственных лесов Восточной Европы.

В своем расселении славяне долго не выходили за пределы этой пригодной для земледелия обширной области, доходившей до озер Чудского и Ильменя и докостромского Поволжья. Далее на север лежала зона безбрежной хвойной тайги, редко заселенной местным неславянским населением, жившим здесь со времен неолита и занимавшимся преимущественно охотой и рыболовством. Родовые поселки славян не заходили в эту суровую зону.

Вот именно здесь, на пограничье двух ландшафтных областей, где на протяжении сотен километров пришли в соприкосновение славянские и угро-финские племена, предки эстонцев, карелов, вепсов, коми, удмуртов, и возникла цепь древних городков, окаймлявших самые северные земли, до которых добрались в эпоху родоплеменного строя славяне. Таковы Псков и Изборск близ Чудского озера, Новгород на Ильмене, Белоозеро, Ростов. Одни возникли еще в догосударственную пору и были центрами тех или иных племенных союзов, другие же были поставлены как «новые города», как северные фактории Киевской Руси. Вероятно, к их числу и относился Новгород, возникший в IX веке. Сложение государственности на юге изменило судьбу этих порубежных городов. Русские дружинники перешагнули в IX–X веках границу двух ландшафтных зон, удерживавшую пахарей, и углубились в тайгу, открывая неведомые земли, встречаясь с различными народами и привозя в Киев вещи, изготовленные кузнецами Урала.

В поисках дани драгоценной пушниной русские доходили до Северной Двины, Белого моря, Мезени, Печоры и до самого Ледовитого океана. Меха редкостных зверей, охотничьи соколы, моржовая кость («дорог рыбий зуб») – вот что привлекало русских землепроходцев в тайгу и заполярную тундру, где «путь был зол», где они «идоша непроходными месты, яко не видеша ни дний, ни нощи, но всегда – тьма».

В летописи помещен большой список различных племен и народов, издавна плативших дань Руси; добрая половина их была связана с Новгородом или входила впоследствии в состав его владений: Чудь, Норома, Ямь, Чудь Заволочская, Пермь, Печора, Югра. Отношения с этими племенами были, как и при колонизации Ростово-Суздальской земли, сравнительно мирными. Конфликты, которые изредка возникали между новгородцами и местным населением, носили частный характер и никогда не кончались жестокими массовыми расправами и истреблением народа, как это бывало в эпоху раннего и позднего Средневековья в других странах (от Европы до Америки включительно). Местная знать вливалась в русское боярство (например, Чудин и его брат Тукы).

О далеких северных связях Новгорода очень интересно рассказал летописцу боярин Гюрята Рогович [о нем – ниже] в конце XI века: «Я послал своего отрока (дружинника) в Печору – это люди, дающие дань Новгороду, – и оттуда он поехал в Югру, соседящую на севере с Самоедами. Югорцы рассказали моему отроку о том, что три года тому назад они обнаружили чудо на берегу океана: там, где огромные горы, возвышающиеся до небес, подходят к заливу океана («в лукуморя»), был услышан говор и крик многих людей… Язык их был нам неизвестен, но они, указывая на наше железное оружие, жестами просили отдать его им. И если кто-нибудь давал им нож или топор, то они взамен давали ему меха. Путь к этим горам лежит через непроходимые пропасти, через снега и леса; поэтому мы не всегда доходили туда; кроме того, мы знаем, что есть люди и еще далее на север…»

Если мы взглянем на карту побережья Ледовитого океана, то без труда определим места, о которых летописец беседовал с Гюрятой, – высокие горы подступают к «луке моря» только в одном месте, у пролива Югорский Шар, и поблизости – у мыса Русский Заворот, где отрог Урала – хребет Пай-Хой подходит к берегу залива. Земля, расположенная прямо на «полунощи» от этого русско-югорского комплекса географических названий, – это Новая Земля. Так благодаря древним новгородцам мы узнаем о том, что далеко за Полярным кругом, на Новой Земле, в конце XI века еще сохранялся неолитический облик хозяйства и именно новгородцы познакомили эти далекие племена с новой культурой.

Следами сухопутных дорог новгородцев в северовосточные земли являются многочисленные погосты, основанные ими для сбора дани; список их был составлен уже в 1137 году. Есть они на Северной Двине (погосты Ракунь, Усть-Емец, Усть-Вага, Тойма), и на ее притоке Ваге (Вель, Пуйте), и еще далее на восток (погост Пинега и Помоздин погост на Вычегде, близ реки Ижмы), где до сих пор живут потомки древних новгородцев, сохранившие русский костюм и обряды, но в многовековом отрыве от своей родины утратившие свой язык, – «ижемцы» говорят теперь на языке коми. Самой отдаленной колонией Новгорода была Вятская земля.

Новгородцы принесли на север земледелие, и позднее на Двине и на Ваге появилось много боярских вотчин и монастырей, двигавшихся вслед за крестьянской колонизацией из Новгородской и Ростовской земель. В своих тысячеверстных путях новгородцы часто ходили на ладьях и «ушкуях» по рекам и морям. К Югорскому Шару и Русскому Завороту [полуостров, песчаная коса (высотой 2–3 м и длиной около 45 км) на северо-западной окраине Печорской губы Баренцева моря] они, вероятно, плавали на кораблях по океану, делая в общей сложности путь в 5 тысяч километров, равный путешествию из Новгорода в Лондон и обратно. Летопись говорит о «кругосветном» плавании вокруг Европы через Киев и Новгород, Ла-Манш и Гибралтар, называя балтийско-атлантический отрезок его путем «из варяг в греки».

Сам Новгород был построен на наивыгоднейшем перекрестке торговых путей, важных как для Киевской Руси, так и для всей Северной Европы. Почти полтысячелетия он был для Руси своеобразным «окном в Европу». Одна из древних былин так описывает пути, расходившиеся от Новгорода:

 
Реки да озера к Нову-городу,
А мхи да болота к Белу-озеру,
Да чистое поле ко Пскову;
Темные леса Смоленские…
Широка мать-Волга под Казань шла,
Подале того – и под Астрахань…
Из-под белого горючего из-под камешка
Выбегала мать Днепра-река
Да устьем впадала в море Черное…
 

Из Новгорода вниз по Волхову через Ладожское озеро и Неву легко было попасть в Швецию, на Готланд или в земли балтийских славян. Из Новгорода через Ильмень и Мету попадали на Волгу и шли в Болгарию, Хазарию и далекие земли Востока. А третий путь – «из грек в варяги» – пролегал из Византии и Киева вверх по Днепру, через волоки, затем Ловатью в Ильмень и неизбежно вел в Волхов через Новгород.

В благоприятном положении Новгорода у истоков Волхова заключались противоречия его будущего: с одной стороны, Киев, «мать городов русских», всегда зорко следил за своим новым городом, и киевские князья посылали сюда наместниками старших сыновей, чтобы крепче держать эту международную пристань в своих руках. С другой стороны, удаленность от Киева, широчайшие связи с десятками могущественных и богатых стран и богатства собственной земли давали Новгороду возможность роста, усиления, а, следовательно, и независимости.

Та ранняя пора, когда городок на Волхове был далекой факторией Киева, отразилась частично в феодальном делении Новгородской земли. Обычно каждое русское княжество составляло «тьму», то есть десять «тысяч», десять военно-финансовых округов; каждая «тысяча» делилась на «сотни». Новгородская же земля составляла всего лишь одну «тысячу», делившуюся на «сотни», расположенные веером вокруг Новгорода радиусом в 200–300 километров. Значит, Киев не признавал Новгород равноправным другим частям Руси (например, Волыни или Смоленщине) и рассматривал его лишь как одну десятую часть какого-то целого (может быть, самой «Киевской тьмы»)? Правда, город тоже составлял десять «сотен», то есть еще одну «тысячу», но все же до полного десятитысячного комплекта было далеко.

Новгород расположен на берегах Волхова, недалеко от истока этой реки, вытекающей из Ильмень-озера. Древнейшее местоположение было, очевидно, на левом берегу, где стоит кремль и где в названии «Волосова улица» хранится память о языческом боге скота и богатства – Волосе (Велесе). Почти у самого озера, вне города, стоял идол Перуна, поставленный по приказу киевского князя в конце X века. Вокруг Перуна, как гласит древнее предание, горел неугасимый огонь; раскопки обнаружили вокруг идола восемь костров. Вплоть до XX века у жителей Новгорода сохранялось поверье, что, проплывая мимо Перуна, нужно бросить в воду монету, как бы в жертву древнему богу.

Левобережный древний комплекс был, по-видимому, связан с «русинами» из Киева, составлявшими гарнизон пограничной крепости. На правом берегу Волхова находился Славенский холм, связанный в большей степени с местным племенем словен.

Бурный рост города быстро привел к плотному заселению обоих берегов, соединенных знаменитым Великим мостом через Волхов, игравшим важную роль в истории города: здесь сходились на бои враждующие стороны после шумного веча, здесь бесчинствовал былинный Васька Буслаев, здесь приводились в исполнение смертные приговоры – осужденных сбрасывали с моста в волховские глубины.

Новгород XI–XIII веков был большим, хорошо организованным городом. Его кремль, выросший вдвое, был укреплен каменной стеной и включал в себя Софийский собор (являвшийся также хранилищем государственных документов) и епископский двор. В южной части кремля другой новгородский былинный герой – богатый купец Садко Сатинич – построил большую Борисоглебскую церковь.

Напротив кремля находился торг, вечевая площадь, Ярославово дворище, дворы иноземных купцов и церкви купеческих корпораций (Иван на Опоках, Богородица на Торгу, Варяжская божница). Берега Волхова были поделены на пристани и густо уставлены кораблями и лодками разных стран и городов. Судов было так много, что иногда во время пожара огонь по ним переходил с одного берега на другой.

По периферии города располагались монастыри. Юрьевский монастырь, построенный Мстиславом, возвышался, как башня, при въезде в город с юга, со стороны Ильменя, а для плывших с севера такими воротами города являлся Антониев монастырь.

Город был вымощен деревянными мостовыми, относительно которых существовал даже специальный Устав о замощении улиц.

Новгородские летописцы были более, чем их киевские собратья, внимательны к своему родному городу и постоянно сообщали читателям о жизни Новгорода. Мы знаем о городских пожарах, о грандиозных наводнениях, когда воды Волхова затопляли город и жители сидели на крышах своих хором; знаем о годах засухи и неурожаев, когда приходилось покупать жито в Суздальской земле.

Очень много для понимания истории Новгорода, его культуры и быта дали многолетние раскопки… Выявлены жилые усадьбы, улицы, дома, мастерские, боярские терема. Найдено множество предметов – от инструментов ремесленников до золотых печатей и тончайшего «узорочья».

Особый интерес представляют знаменитые берестяные грамоты – письма простых горожан, написанные по самым различным поводам. То это короткая просьба дать взаймы гривну, то приглашение на похороны, записка к жене с просьбой прислать чистое белье, долговые расписки, челобитные, завещания, любовные письма, стихи или избирательные «жеребья» с единственным именем на всем листе. Ни один из средневековых городов Европы не может похвастаться таким разнообразным эпистолярным фондом, который создавался ремесленниками и торговцами, домашними хозяйками и боярами.

В XII–XIII веках Новгород Великий был огромным городом, основное население которого составляли ремесленники самых разнообразных специальностей. Здесь были и кузнецы, и гончары, и мастера золотых и серебряных дел, и множество мастеров, специализировавшихся на изготовлении определенного вида изделий, – щитники, лучники, седельники, гребенщики, гвоздочники и т. п. Порой имена ремесленников попадали в летопись, а иной раз мы узнаем о них по подписям на их изделиях. Так, известны два великолепных серебряных сосуда, изготовленных, возможно, для посадников; на них есть подписи: «Братило делал», «Коста делал».