Текст книги "Ангел с мечом в сребротканых одеждах"

Мерлин Лерой
Ангел с мечом в сребротканых одеждах

Часть I

Иногда меня спрашивают, как ты стал тем, кто ты есть? По здравому размышлению и по прошествии многих лет, я мог бы рассказать одну занятную историю о чересчур любопытных мальчишках. Или просто ответить двумя словами: трансформаторная будка…

Грот

Всё началось с трансформаторной будки. Кыш сказал:

– Не залезешь, зассышь! – Он всегда подначивал Кощея, брал его на слабо́, хотя, кажется, сам был бо́льшим ссыкуном.

– Да нефиг делать, – сказал Кощей и сплюнул через щель в передних зубах. Так смачно плеваться, как Кощей никто не умел.

Трансформаторная будка в бывшей усадьбе князей Прозоровских когда-то была гротом. «Отдельно стоящий парковый павильон, имитирующий естественную пещеру. Своеобразный архитектурный каприз. Широкая арка с видом на пруд. Постройка конца восемнадцатого века в модном тогда египетском стиле. В настоящее время грот переоборудован под трансформаторную будку, снабжает электричеством учебный корпус и общежития. Приближаться к нему запрещено», – пояснила директриса школы нам, новым ученикам, на обзорной экскурсии.

Со стороны сооружение напоминало жабью голову с разинутой пастью и фасеточными глазами. «Рот» – нижняя часть полукруглой арки грота – закрывался металлическими воротами и был перечёркнут огненной стрелой на жёлтом фоне. «Глаза», забранные решётками, равнодушно взирали на заросший камышом и осотом искусственный пруд. К боковым стенам из красного позеленелого кирпича крепились «уши» – изоляторы. Через них тянулись провода, ведущие в центральную усадьбу и во флигели. В одном из них жили мы – ученики, в другом была гостиница для учителей и медпункт.

Закрытая частная школа… Я и не подозревал о существовании таких до тех пор, пока отец однажды не сказал мне:

– Слушай, Игорёха, ты взрослый парень. Я заколебался пахать за всех, тащить твою чокнутую мать, да ещё следить, сделал ты уроки или опять забил. Короче, есть подходящий вариант. Здесь, недалеко. Дисциплина, питание. Два языка. Все дела. Почти как в Англии. Рекомендации самые хорошие, я проверил. Поживёшь там, пока я разберусь с матерью. А на каникулы я тебя заберу.

С моим отцом не поспоришь. У него в запасе всегда есть пара железных аргументов навроде «Не грей мне голову» или «Умных – как собак нерезаных». Мама, если когда-то и пыталась возражать, то теперь сдалась окончательно. Я жалел её. Последние пару лет всё, на что она была способна – это заглотить горсть таблеток и завалиться там, где мозг перешёл в состояние сна. Время от времени, правда, ей всё же удавалось достать отца до печени. Взять хоть эти её вылазки «на волю». Вот она лежит, как обычно, где-нибудь в шезлонге на террасе. Ты вроде уверен, что она здесь, с привычным стаканом джин-тоника в руках, хоба, а её уже нет. «Опять от колышка отвязалась, овца!» – сатанеет отец. И начинается беготня, звонки… Если отец не мог ехать сам, то отправлял на поиски своего компаньона дядь Мишу. Откуда её только не вытаскивали! Из каких-то мрачных подземелий с бомжами, из казино, салона красоты или бутика, где она, обслужившись на кругленькую сумму, вдруг заявляла, что денег нет… Я был уверен, что отец рано или поздно пристроит мать в какую-нибудь богадельню. Но начал он с меня…

Мы стоим возле грота. Жабья пасть заперта намертво. Мы – это я – Игорь Завадский, Костик Соловьёв по прозвищу Кощей и Кыш – Серёга Кыштымов. Родители Кощея разошлись и разъехались. Отец в Израиль, мать – в Америку, пристраивать «золото партии». Кыш вообще безотцовщина. Его мать недавно родила Серёге братика. Братик орал день и ночь. Однажды Кыш накрыл ребёнка подушкой. Хорошо мать вовремя заметила, что внезапно стало тихо… Третий месяц мы трое держимся вместе. Скоро Новый год, в большом зале усадьбы поставили ёлку, и мы придумали отрубить электричество, когда все заорут как придурки: «Ёлочка, зажгись!».

– Давай, – сказал Кыш, и Кощей полез, цепляясь за щербины в кирпиче. Разумеется, сорвался, не добравшись и до середины.

– Лестница нужна, – засасывая сбитый палец, пробурчал Кощей. – Хотя постой! Давай, залезай на спину! Я видел по телеку, как спецназовцы друг другу на плечи встают, когда преграду штурмуют.

Выдержать худосочного Кыша – нефиг делать, даже я смог бы, а Кощей – парень крупный и крепкий. Чуть присогнулся и упёрся руками в стену. Кыш полез сначала коленями, потом встал во весь рост и только что не засунул свой острый нос под нижнюю планку решётки.

– Ну что там? – Не выдержав, спросил я.

– Ни черта не видно, – ответил Кыш.

– Возьми, – я протянул ему монтировку, стащенную из машины отца.

Два дня назад он приехал, как и обещал. На новом гелеке. Кыш с Кощеем обзавидовались. Увидев отца за рулём, я запрыгал, как дурак. Закинул вещи на заднее сиденье и забрался сам. Рядом с отцом сидела какая-то красивая шмара.

– Познакомься, это Инна, – сказал отец, заглушив машину, – маму я отправил в санаторий. Надолго.

Потом добавил, что не сможет забрать меня, уезжает в командировку. Ещё что-то насчёт весёлого Нового года в компании друзей. Дескать, так мне будет лучше. Дальше я не слушал. Из-под сиденья торчала монтировка. Я просто положил её в сумку с вещами и вышел из машины.

Кыш просунул раздвоенный конец под крепление решётки и поднажал.

– Ты… давай там полегче, – ругнулся Кощей. Понятное дело, на Кыше жёсткие ботинки.

– Тише вы! Вроде свет мигнул… – Кыш наверху насторожился и замер.

Застыл и я. В ушах стучало сердце. Кощей скрипнул снегом, переступая с ноги на ногу. Ветер гулял в голых ветвях. Где-то над нами ворона прокаркала вечерню.

– Ну что там?

– Внутри кто-то есть, – прошептал сверху Кыш.

– Ладно тебе! Ссышь, так и скажи!

– Да тихо ты! – Кыш приложил ухо к решётке. – Как будто двое говорят… Или больше… Воют… Или поют… Или молятся…

Внезапно внутри грота что-то сильно загремело, словно на каменный пол уронили кочергу.

– Вот чёрт, я упустил монтировку! – Кыш спрыгнул и отбежал к кустам.

– Стой, ты куда? – Кощей распрямился и покачал корпусом, разминая спину.

– Да это ветер, наверное, воет там под потолком, – вставил я свои пять копеек, стараясь не показывать виду, что тоже испугался.

– Да ну его нафиг, – сказал Кыш, – охота была переться на ночь глядя. Завтра стащим ключ и войдём через дверь.

Массивный, с полкило весом, местами позеленевший ключ с огромными как башни средневекового замка пиками бородки и фигурной головкой размером с кулачок младенца, хранился у директрисы – высохшей словно старая вобла биологички Вилды Францевны Бриссен. Казалось, стукни её меж торчащих горбами лопаток – и посыпется соль. Или перхоть. А может тот белый налёт с запахом старой пудры, что всегда лежал у неё на плечах, это пыль веков? Поговаривали, что Вилда – внучатая племянница фабриканта Рибенека, последняя законная владелица усадьбы, раньше работала здесь смотрителем. Поэтому её не попёрли, когда всё начало разваливаться и усадьбу выиграл на аукционе какой-то хмырь. А ещё говорили, что только Вилда знает, где запрятаны сокровища, которые князь Серебряный привёз из Золотой орды.

Каждый, кто хоть раз оказывался в кабинете директрисы, видел этот ключ, висящий справа от двери, водружённый туда как артефакт в этнографический музей. Время от времени наш дворник, по совместительству электрик и завхоз Саббах Сабанчин заходил в кабинет, сняв с плешивой головы берет. Вилда Францевна поднимала глаза от книг или тетрадей, смотрела поверх очков, как бы не узнавая вошедшего. Сабанчин показывал толстым заскорузлым пальцем на ключ, Бриссен кивала в ответ. Только после этого Саббах аккуратно снимал ключ со стены и шёл в трансформаторную будку.

Перед входом он оглядывался, как будто проверял, не следит ли кто за ним, потом вставлял в замочную скважину ключ и три раза поворачивал его против часовой стрелки. Войдя внутрь, громила немедленно закрывал за собой дверь. Сколько мы ни старались разглядеть, что там, за этой дверью, ничего не получалось. Своим огромным нелепым телом с мясистыми плечами, широкими бёдрами, толстыми руками Сабанчин закрывал весь обзор. Если снега было особенно много, дворник брал лопату и тщательно расчищал площадку перед входом.

Всю мужскую работу в школе делал именно он, Саббах Сабанчин – прибить гвоздь, починить шпингалет на окне, повесить портрет или картину. Кто был этот глуховатый и потому немногословный гигант с апокалиптическим именем и уродливой внешностью? Татарин? Вайнах? Большая приплюснутая голова с выпирающими надбровными дугами, бледная с оливковым оттенком бугристая кожа… Когда он приближался, мальчишки смирели и опускали глаза. Казалось, вот сейчас Саббах протянет длиннющую руку с пальцами, похожими на барабанные палочки, поднимет за шкирбан к своим подслеповатым глазам и засунет как мошку в огромный беззубый рот с белёсыми дёснами. Хоп… и нет тебя. Никто и не хватится…

Украсть ключ со стены директорского кабинета представлялось нам с Кощеем плохой затеей. Вилда, кажется, жила на своём рабочем месте. Выходила, разве только на урок. Но тогда запирала дверь на другой ключ, который носила на поясе.

– Да нефиг делать! – строил новый план Кыш. – Вы с Кощеем зайдёте и отвлечёте её какой-нибудь болтовнёй, а я загляну, словно ищу кого-то, и подрежу ключ потихоньку. Главное – найти хоть чуть-чуть похожий, чтоб заместо него повесить и не сразу заметили. Придумал! Надо из проволоки скрутить!

Голова у Кыша на всякие пакости работала чётко, как часы на Спасской башне. Уже к ночи он притащил в комнату кусок стащенной откуда-то медной проволоки. Мы плотно накрутили её на карандаш и по памяти навертели головку. Получилось не очень, но издалека могло сойти. Надежда была на плохое зрение старухи-директрисы.

На большой перемене мы с Кощеем завалились без стука в директорский кабинет и разыграли сценку научного спора между прилежными учениками. Кощей тыкал пальцем в учебник биологии на картинку с оживлением лягушачьей лапки и пытался доказать, что она сокращается от внутреннего электричества. А я блистал эрудицией и почём зря поминал Луиджи Гальвани.

– Вилда Францевна, рассудите нас, – с ангельским выражением лица попросил Кощей. Он, кажется, уже начинал понимать, как понравиться женщине.

– Подойдите сюда, мальчики! – С улыбкой ответила старуха. Похоже, она купилась.

Подталкивая друг друга, мы подошли к директорскому столу. Кощей постарался перекрыть плечами обзор. Я тоже мельтешил рядом, изображая крайнюю заинтересованность. Никто не заметил, как сзади открылась дверь и Кыш ловко подменил ключ. Впрочем, я почти не слышал даже то, что говорила Бриссен, так колотилось моё сердце. Казалось, оно сейчас вырвется, и как теннисный мяч поскачет прямо по высокому дубовому столу. Помню только, что Вилда пообещала нам в ближайшее время показать, как всё работает.

– Благодарю вас, мадам, – Кощей изобразил из себя корнета Оболенского и чуть ли не щёлкнул каблуками.

– Я мадемуазель, мой мальчик, – кокетливо улыбнулась старуха, – но это неважно. Мне очень приятно, что вы искренне интересуетесь наукой, дети. В наше время это такая редкость.

Так же толкаясь локтями, мы удалились. У двери украдкой взглянули на ключ. Подделка выглядела ужасно. «Если мы не спалимся – это будет настоящее чудо», – подумал я.

Едва дождавшись конца уроков, мы рванули за флигель, к трансформаторной будке. Кыш достал ключ, вставил его в замочную скважину и повернул три раза против часовой стрелки. Гром не грянул, и земля не разверзлась у нас под ногами. Перед нами открылось просторное высокое оштукатуренное помещение с округлым сводом. Поддерживали его четыре колонны-истукана, похожие на идолов острова Пасхи, только с жабьими головами. На потолке, сквозь побелку просвечивал странный рисунок. Крылатое яйцо парило над волнами острым концом вниз. Со стороны тупого конца виднелся лучистый треугольник с глазом посередине. Выщербленный каменный пол ещё сохранял узор – что-то вроде восьмиконечной звезды. В центре возвышался круглый каменный помост, высотой чуть выше колена. Вспомнился Круглый стол короля Артура, про который мне читала мама, когда ещё была в состоянии разбирать буквы. Повсюду стояли металлические шкафы, набитые электрооборудованием. Всё было опутано проводами, гудело и работало.

– Ну и кто тут выл? – Спросил у Кыша Кощей.

– Не знаю, мне показалось…

– Показалось ему! Ссыкло! – Сказал Кощей и длинно сплюнул в сторону каменного стола. Плевок лёг точнёхонько в центр каменной столешницы, и беззвучно запузырился. Но Кощей не обратил на это внимания, вошёл внутрь и двинулся вдоль стены.

– Где-то тут должен быть рубильник. И кстати, где монтировка?

Мы с Кышем стояли у входа. Кыш гукнул внутрь. Эхо ответило ему. Кыш хлопнул в ладоши. Гул в помещении усилился и перешёл на какую-то высокую звенящую ноту, от которой заложило уши. Истуканы вспыхнули красным, две электрические дуги крест-накрест пересекли пространство над каменным столом.

– Кощей! Назад! – Закричал я.

Кощей резко обернулся, выгнулся, лицо его исказилось, глаза вылезли из орбит. Он непроизвольно схватился за металлический шкаф, оцепенел и вспыхнул факелом. Всё вокруг озарилось мертвенно-белым светом, по коже, словно бешеные муравьи, побежали искры. Волосы мои встали дыбом, зубы ощутили вибрацию. Каменный стол приподнялся, из-под него ударил вверх столб яркого, ослепляющего света.

Белое сияние стёрло вокруг все предметы и сфокусировало зрение на стоя́щей у входа деревянной лопате для уборки снега. Позднее я не смог объяснить мгновенную вспышку знания, что поражённого током нужно спасать именно при помощи деревянной палки. Никто никогда не говорил мне об этом. Словно в замедленной съёмке, еле переставляя ноги, я подошёл, взял лопату, краем ковша зацепил Кощея за одежду и вытянул наружу. Куртка на нём ещё горела. Я сорвал с себя пальто, набросил на огонь и прижал плотнее. Костя забился под толстой тканью. Показалось, он сейчас задохнется. Я сдернул пальто. Выглядел Кощей ужасно! Опалённые волосы пеплом облепили голову и лицо. Руки до локтя почернели. Стиснутые зубы перекусили язык, он болтался на синей жилке и свисал набок. И этот запах! Горелой кожи и волос…

Я растерялся, не зная, что делать дальше, поднял глаза и увидел, как со стороны усадьбы к нам мчится Саббах. Бег его не походил на человечий. Скорее это были прыжки гигантской лягушки. Он отталкивался мощными ногами, приземлялся на руки, подтягивал ноги и вновь отталкивался ими. Рядом бежала Вилда. Нет, она не перебирала ногами, как делают старушки. Подол её длинной юбки словно летел над сугробами. Седые волосы развевались по ветру, глаза были черны, рот провалился внутрь. Это был полёт валькирии.

Вилда приземлилась рядом с Кощеем, склонилась над ним, цепкими пальцами раздвинула зубы, резким движением оторвала жилку, на которой висел откушенный язык, и сунула его в карман. Меня вырвало в снег. В гигантском прыжке, едва не задев мою голову ногами, пролетело тело Саббаха. Оказавшись у входа в грот, он встал во весь рост и вошёл внутрь. Последнее, что я запомнил, теряя сознание, – Вилда впилась в чёрный окровавленный рот Кощея, вдувая в него воздух.

***

Очнулся я от того, что кто-то осторожно тряс меня за плечо. Над моей кроватью склонился коротко стриженный, молодой мужчина в муаровой рубашке с блеском. В расстёгнутом вороте виднелась цепь, толщиной с молнию на джинсах и такого же ярко-жёлтого цвета. На левом мизинце с удлиненным отполированным ногтем, красовался перстень-печатка какой-то замысловатой формы.

– Ну привет, электрик! Очнулся? Как самочувствие? – Он подмигнул и улыбнулся, задавая тон разговора. – Меня зовут Даниил Альбертович Строгов. Можно просто Данила. Я дознаватель. Разбираюсь тут, что произошло. Готов отвечать?

– Да.

– Говори.

– Кажется, нас ударило током.

– Это понятно. А как вы проникли в грот?

– Открыли дверь ключом.

– Где вы его взяли? – Строгов стал серьёзен и приблизился ко мне вплотную. – Предупреждаю, я уже переговорил с твоим сообщником, он мне всё рассказал. Но я должен сверить ваши показания.

В комнату стремительно вошла Вилда Францевна.

– Что здесь происходит?

Строгов отпрянул, встал и, как мне показалось, с досадой отошёл к окну. Он был широк в плечах, двигался враскачку, словно борец на помосте. Я видел таких парней. Весёлых и рисковых. Они иногда приезжали к отцу. Их разговоры были малопонятными и от этого казались опасными.

– Ничего особенного, – ответил Вилде дознаватель. – Мне необходимо опросить Игоря. Таков порядок.

– Я надеюсь, вам известно, что опрос несовершеннолетнего проводится только в присутствии родителей или опекунов.

– Конечно, известно. Мы связались с его отцом. Он отдыхает на Мальдивах. Узнав, что с Игорем всё в порядке, он решил не прерывать отпуск. Кроме того, господин Завадский сообщил мне, что выдал вам, Вилда Францевна, доверенность на представление интересов сына при взаимодействии с государственными и правоохранительными органами? В вашей школе это обязательная процедура, не так ли? Желаете присутствовать при опросе?

Вилда, едва сдерживаясь, кивнула.

– Отлично! Продолжим. Итак, Игорь, вы вошли в помещение, что вы увидели?

Я не мог продолжать, мне важно было знать, жив ли Костя.

– Что с Кощеем?

– С Константином Соловьёвым? Он будет жить. – Дознаватель помолчал. – Правда останется инвалидом. Ему отняли руки.

Я отвернулся к стене и заплакал.

– Это ещё не всё, – продолжил Строгов с нажимом, – Константин почти ничего не видит, плохо слышит, не может говорить и никогда не будет иметь детей.

– Прекратите немедленно! – Оборвала дознавателя Вилда Францевна. – Это непедагогично! Разве вы не видите, что ребёнок в стрессе.

– Вижу, – спокойно с ехидцей ответил Строгов, – вижу, что этот парень уже далеко не ребёнок. Кроме того, вижу, что он готов что-то рассказать, но вы ему мешаете. Вы, Вилда Францевна, лицо заинтересованное. Не сегодня завтра вам предъявят обвинение в предоставлении услуг, не отвечающих требованиям безопасности. Статья двести тридцать восемь УК. Ввиду преклонного возраста вас, скорее всего, не посадят, но отстранение от должности гарантировано.

Вилда замолчала. Дознаватель снова уселся у моей кровати.

– Ладно, дружище, извини, что расстроил тебя. Мне рассказали, что ты вёл себя как герой. Держись. Жизнь такая штука… сложная, короче. Давай, приходи в себя. Я загляну позже.

С этими словами он направился к выходу, чуть притормозил у двери, обменялся колючим взглядом с Вилдой, и вышел.

– Отдыхайте, Игорь, – сказала директриса, – я попрошу медсестру принести обед сюда.

Они ушли, а я остался лежать. Я надеялся, что всё это мне приснилось. Но память была неумолима. Я вспомнил всё в деталях. Как Саббах взвалил меня на плечо и понёс в санчасть. Как у крыльца усадьбы стояла скорая. Как Сабанчин сгрузил меня, как мешок, на кровать, а медсестра помогла раздеться. Как осматривал и мерил давление доктор, а потом велел сделать укол и сказал, что нужно спать. Впрочем, я и сам едва держал голову. Шаг за шагом я мысленно прошёл весь путь к трансформаторной будке. Каждое мгновение, каждый вздох, каждое движение. Своё, Кощея, Кыша… Я нашёл объяснение всему, кроме одного… Что-то было под каменным столом грота. Что-то, чему не было объяснения. Какая-то сила сродни вулканической. И мы активировали её…

Нужно было встретиться с Кышем. Узнать, что он видел, что рассказал Строгову. Я встал, пошатываясь, и начал ходить по комнате. Кажется, Кыша уже не было, когда меня и Кощея уносили от будки… Куда он делся? Если успел слиться, я не должен с ним встречаться, чтобы не втянуть в эту историю ещё и его. Но как тогда сверить свои ощущения. И отец… На Мальдивах…

В комнату вошла медсестра, поставила поднос с едой, потрепала меня по голове, измерила давление и сказала, что завтра разрешит уйти в общий флигель. Я съел почти холодный обед и снова залёг под одеяло.

На следующий день мне отдали одежду и разрешили пойти к себе в комнату. Из четырёх кроватей три были свободными. Это и не удивительно, все разъехались на каникулы. Здесь у окна место Кощея… Мозг отказывался думать, что теперь будет с ним. Кровать Кыша заправлена, тумбочка пуста. Кыша словно никогда не существовало. Узнать у Вилды, где он – значит – подставить его. А больше спросить не у кого.

Находиться в комнате было невмоготу и я пошёл бродить по парку. Ноги сами принесли меня на тропинку к гроту. Видно было, что Саббах не брался за лопату как минимум пару дней. Снег засы́пал всё вокруг. В прозрачной тишине слышался лишь ровный гул трансформаторов, да вороны делили что-то у пруда. Неожиданно я почувствовал чьё-то присутствие за спиной, резко обернулся и чуть не снёс с ног Вилду. Я совершенно не слышал, как она подошла.

– Как вы себя чувствуете, Игорь? – спросила директриса.

– Спасибо, хорошо.

– Правильно сделали, что вышли прогуляться. Кстати, с Новым годом. Сегодня второе января.

– Я проспал Новый год…

– Праздник пришлось отменить. Вы не рады? Вы ведь именно этого и добивались?

Хотелось кричать, но к горлу подкатил ком. Всё, что я смог – это выдавить:

– Я не думал, что так получится… Простите меня.

– А вы бы хотели вернуть всё назад? – Спросила Вилда, взяла меня руками за лицо и заглянула в глаза.

Я вдруг увидел усадьбу с высоты птичьего полёта. Точнее, развалины усадьбы… Крыша учебного корпуса обрушилась, от флигелей остались только внешние стены. Засыпанный снегом парк с чёрными деревьями, отблески раннего зимнего заката на ветвях… И две маленькие фигурки на снегу – себя и Вилду…

– Это невозможно, – прошептал я.

– Нет ничего невозможного, – ответила Вилда, повернулась и пошла к школе, – пойдёмте, я кое-что подготовила для вас.

Мы поднялись на второй этаж, в биологическую лабораторию. На столе в стеклянной банке сидела довольно крупная лягушка. Заслышав как открывается крышка, она мигнула и попятилась. Вилда достала лягушку, крепко ухватила левой рукой поперек тела, большим пальцем нагнула её голову вперёд. Под затылком явственно обозначилась впадина. Бриссен резко воткнула туда длинную толстую иглу и несколько раз повернула её. Я оторопел. Лягушка судорожно задёргала лапами, но скоро затихла.

– Убивать надо быстро, мой мальчик, – сказала Вилда и взялась за ножницы.

Сначала отрезала голову, потом распорола брюшко, вычистила кишки, сняла лишнюю кожу. Полутрупик подвесила на специальную стойку с медным крючком.

– Мессир Гальвани убил много животных, прежде, чем научился оживлять мёртвых электричеством. Смотрите, Игорь, у нас получился нервно-мышечный препарат, состоящий из позвоночника и лапок. Лишнее мы убрали. Это, – она указала пинцетом на торчащие из розового мяса тонкие белёсые нити, – нервные корешки. Они идут с двух сторон вдоль копчика и образуют на бедре седалищные нервы. Сейчас я подведу под оба пучка пластинку гальванического пинцета. А вы возьмёте другую пластину и прикоснётесь к мышцам лапки. Вот видите – они сокращаются!

Безголовая лягушка дёргала лапами, словно плясала какой-то чудовищный танец. Я как зачарованный делал всё, что приказывала Вилда. Кажется, вели она мне сейчас отрезать собственную голову, я сделал бы это не раздумывая.

Внезапно Вилда как будто выбила у меня из-под ног табурет:

– Я знаю, что у вас был третий сообщник. Назовите его имя!

– Не было третьего, – я внутренне задергался как безголовая лягушка на крючке.

– Нет был. Это он похитил ключ со стены в моём кабинете. – Вилда положила пинцет и уставилась на меня. – Хорошо, сменим тему. Что вы хотели найти в трансформаторной будке? Вы шпионили?

– Мы просто хотели отключить свет.

– Кто вас надоумил туда пробраться?

– Никто. Мы сами.

– Что ты запомнил из увиденного?

– Ничего. Я ничего не запомнил!

Я стоял, сжимая в руках гальваническую пластину. Лягушачьи ноги повисли безжизненно. Мне бы уйти, но я не мог. Я чувствовал, Вилда вот-вот объяснит то, что я увидел в гроте. Внезапно дверь в лабораторию распахнулась и вошёл Строгов.

– О! Вот вы где! Я вижу Игорь в полном порядке и даже ассистирует вам, Вилда Францевна! У меня ордер на осмотр трансформаторной будки. Понятые внизу.

Строгов протянул старухе листок бумаги. Рука его оказалась над столом с лягушачьими лапками, и я с ужасом увидел, что они лихорадочно сокращаются. Лягушка, словно марионетка, плясала под рукой дознавателя. Он заметил свою ошибку и отдёрнул руку. Но было поздно. Вилда усмехнулась.

– Кажется, мой индикатор сработал, – сказала она, – теперь мы точно понимаем, что именно вас интересует, господин Строгов… Даниил… Ваше разрешение – липовая бумажка!

Листок вспыхнул в руках дознавателя, мгновенно сгорел и осыпался пеплом. Строгов с досадой отряхнул руки.

– Хватит фокусов, Вилда Францевна! Вы проиграли! Где ваш фамильяр? Пусть откроет грот.

– Я не знаю, где Саббах Сабанчин. Как вы понимаете, в школе теперь каникулы, и многие из работников ушли в отпуск. А больше ни у кого нет допуска… к электротехническим работам.

– Перестаньте ломать комедию! Вы отправили его с донесением?! – Строгов был вне себя.

– Если угодно, вы можете попытаться взломать вход, но предупреждаю, в этом случае сюда явится… – Вилда быстро взглянула на меня, стоящего столбом, – аварийная бригада, коммунальные службы и специалисты-электрики.

Строгов заскрипел зубами, резко развернулся и вышел, так сильно шарахнув дверью, что косяк выскочил из пазов и вся входная коробка рухнула со страшным грохотом. Вилда захохотала, и её смех раскидистым эхом покатился вслед Строгову по пустым школьным коридорам.

– Ты испугался, мой мальчик? – Повернулась ко мне Бриссен, как только эхо затихло.

Испугался?! Да я чуть не наделал в штаны, увидев эту картину!

– Не бойся, – продолжила Вилда, – пока ты со мной, ничего страшного не произойдёт. Завтра я еду за Константином. Врачи сделали, что могли. Теперь только уход и восстановление. К сожалению, с его родителями мне связаться не удалось. Поэтому я решила привезти Костю сюда. Мы поселим его в санчасть. Думаю, сможем обеспечить необходимую заботу. Это лучше, чем отправить в дом для инвалидов. Хочешь поехать со мной? Твоя поддержка будет важна для него.

***

Назавтра мы забирали Костю. Пока Вилда ходила по кабинетам и оформляла документы, я сидел в её стареньком Рено, думая, как мне поступить и что сказать, когда увижу Кощея. Но всё получилось само собой. Вилда вышла и придержала дверь. Кощей появился следом. Он был похож на египетскую мумию – лицо и голова перебинтованы. Сверху натянута вязаная шапка. Рукава куртки пусты примерно до середины. Вилда указала Косте на меня, он повернулся и раскрыл объятья. Я не мог сдержаться и заплакал. Мы крепко обнялись и стояли так несколько минут.

– Молодые люди, садитесь, Константину нельзя переохлаждаться. – Сказала Вилда и завела мотор.

В этот вечер я долго не мог уснуть, представлял, как всё будет. Как я заработаю Кощею на протезы, как научу его снова радоваться жизни. Кажется, для меня начиналась новая жизнь. Впервые со мной рядом оказалось существо, которому я был по-настоящему нужен.

Каникулы продолжались. Костя быстро восстанавливался. Целыми днями мы были вместе – гуляли в парке, обедали, сидели в библиотеке. Вилда поручила нам найти архив князя Прозоровского среди бумаг, которыми был завален самый дальний шкаф библиотеки. На его полках в беспорядке хранились какие-то папки, свитки и старинные книги в кожаных переплётах. Некоторые фолианты были настолько тяжелы, что мне приходилось прилагать усилия, переставляя их с места на место.

Довольно скоро в недрах бездонного дубового шкафа обнаружилась пожухлая папка, крест-накрест перевязанная полуистлевшей тесьмой. Она была настолько ветхая, что развалилась в руках, как только я попытался развязать старый узел. Я кинулся собирать бумаги с пола, поднимал и выкладывал их на стол, за которым Костя тренировался перелистывать страницы специальной палочкой, держа её в зубах. Костя стал помогать мне сортировать эти старые листы.

Бумаги были разного формата, с гербами и без, исписанные то полувыцветшими чернилами, то просто карандашом. Некоторые оформлены датой и подписью, другие казались черновиками. На одном из листов я узнал руку князя Прозоровского. Мне приходилось встречать его колючий почерк на копиях писем, развешанных по стенам учебного корпуса. Записка, привлекшая моё внимание, была совсем коротенькая, с кляксой посередине, некоторые строчки перечеркнуты. Но адресат!

Всемилостивѣйшая Государыня!

Я не поверил своим глазам! Кажется, это черновик какого-то письма князя самой Екатерине! Я начал читать.

«Во исполненiе Высочайшаго Вашего Императорскаго Величества указа разборъ библiотекъ Новикова опредѣленными отъ духовнаго Правительства и отъ Московскаго университета конченъ…