Текст книги "Неокантианство. Десятый том. Сборник эссе, статей, текстов книг"

Фридрих Убервег

Неокантианство и неокритицизм [Продолжение]

«Леонард Нельсон выступает против всей теории познания. Вопрос об объективной истинности нашего знания неразрешим. Для того чтобы решить поставленную проблему, необходимо иметь критерий, на основании которого мы могли бы решать, является ли познание истинным или нет. Таким критерием может быть либо само познание, либо его отсутствие. Если бы это было познание, то оно относилось бы к области проблематического, истинность которого может быть установлена только с помощью эпистемологического критерия. Но если эпистемологический критерий не является познанием, то для того, чтобы быть применимым, он должен быть известен, т.е. мы должны быть в состоянии признать, что он является критерием истины. Но для того чтобы получить это знание о критерии, мы уже должны были бы его применить. Таким образом, в обоих случаях мы приходим к противоречию. Поэтому эпистемологический критерий невозможен, а значит, не может быть и эпистемологии».

Теоретико-ценностная критика. – Переход к Фихте.  Примерно в то же время, что и Коген, Виндельбанд основал ценностно-теоретическую интерпретацию критики. Она разделяет отказ Марбургской школы от вещи-в-себе, но дистанцируется от нее в той мере, в какой еще больше сближает эпистемологию с этикой и эстетикой и полностью растворяет ее в теории ценностей. Как для действия и чувства, так и для мышления существует абсолютная обязанность, которая требует уважения и которая одна делает суждения истинными или ложными. Помимо сведения логики к ценностям, наиболее значимым предложением Виндельбанда стало разграничение номотетических наук (направленных на познание законов) и идиографических наук (направленных на познание личности). – Идеи Виндельбанда были подхвачены и развиты РИККЕРТОМ, который отчасти приблизился к взглядам ФИХТЕ. Последний ввел понятие трансцендентального сознания и провел обширные исследования соотношения естественных и культурных наук, вызвавшие широкую дискуссию. Если естественные науки ориентированы на общее, то науки о культуре занимаются индивидуальным, но только теми индивидуальными фактами, которые связаны с культурными ценностями. Неокритицизм Мюнстерберга напрямую связан не с Кантом, а с Фихте. Он также понимает всю совокупность философских проблем как проблемы ценностей и разработал целостную систему ценностей. Он отличает сферу жизни от объективированной реальности науки. Если последняя представляет собой закономерное временное событие, то еще не овеществленные процессы актуального опыта лежат вне времени и свободны.

Школа Виндельбанда-Риккерта с 1910 г. выпускала журнал "Логос, международный журнал по философии культуры" (Тюбинген), до войны выходили также русский и итальянский переводы. Влияние этого движения ограничивалось в основном юго-западной Германией.

Вильгельм Виндельбанд (родился в 1848 г. в Потсдаме, в 1873 г. приват-доцент в Лейпциге, затем профессор в Цюрихе, Страсбурге, Гейдельберге, умер в 1915 г.) был, наряду с Дильтеем, самым значительным и всесторонним немецким историком философии конца XIX века. В своем "Учебнике истории философии" он первым представил историю философии в терминах истории проблем. Несмотря на сравнительно небольшой объем его систематических работ, он оказал значительное влияние как философ своего времени. Он был интеллектуальным главой так называемой юго-западной немецкой, или баденской, школы, которая имела влияние и за рубежом (в России).

По мнению Виндельбанда, задачей философии является также теория познания. Она ставит вопрос не о его психологическом происхождении, а о его истинностной ценности.

Самое простое изложение фактов уже содержит ряд предпосылок, которые не поддаются дальнейшей дедукции, очевидны сами по себе, но осознаются лишь с постепенным развитием познавательной деятельности человека. Эти высшие принципы, имманентные всей познавательной деятельности, и следует искать на телеологическом пути, указанном Фихте. Они являются средством достижения общезначимого мышления и должны определяться с этой точки зрения. Решающим моментом в реализации этой задачи Виндельбандом является тесная связь, которую он устанавливает между эпистемологией и такими ценностными науками, как этика и эстетика. Доходит до того, что последняя также становится для него ценностной дисциплиной. Запечатленная теория познания также подвергается Виндельбандом перхоррезису [отвергается – wp], поскольку мы нигде не можем выйти за пределы нашего сознания, наших идей. Истинность идеи не означает, что она представляет собой независимую объективность, существующую вне нас. Скорее, по мнению Виндельбанда, идея истинна, если она принадлежит к тем, которые должны мыслиться, которые должны быть абсолютными. Над всем мышлением витает абсолютная необходимость ( Кант: "правило"). Если, согласно общепринятой точке зрения, некоторые идеи должны мыслиться потому, что они истинны, то, согласно Виндельбанду, отношение обратное: идеи истинны потому, что они должны мыслиться. Соответствующую инверсию Виндельбанд проводит и в морально-эстетической сфере. Если в соответствии с обычным взглядом действия должны совершаться потому, что они хороши, то здесь, согласно Виндельбанду, над ними витает абсолютная необходимость. Есть поступки, которые должны совершаться абсолютно, без всяких дополнительных оснований: они называются хорошими. Точно так же существуют определенные эстетические модели поведения, которые должны быть приняты абсолютно, и другие, которые абсолютно предосудительны. Не какое-то оккультное качество произведения искусства делает его прекрасным, а именно обязанность, которая также витает над эстетическим переживанием этого произведения. – В жизни все смешано: правильные и неправильные суждения, хорошие и плохие поступки, наслаждение искусством и неискусством. Естественные события души порождают все без разбора. Задача философии – выделить из этого хаоса те ценности, которые имеют характер необходимости и всеобщности, т.е. те, которые соответствуют абсолютному долженствованию ("критическая философия"). Необходимые и общие, т.е. в вульгарном смысле правильные, суждения и оценки сразу же открываются сознанию с доказательствами как таковые, и единственное, что может сделать философия, – это "позволить этому нормальному сознанию возникнуть из движений эмпирического сознания". Таким образом, философия – это наука о "нормальном сознании" и, следовательно, одновременно философия культуры.  Само нормальное сознание – это система норм, которые действуют объективно, но должны быть реализованы и в субъективном сознании.

Убежденность в существовании этого естественного сознания является предметом личной веры, постулатом мысли; она не может быть доказана. С этой точкой зрения Виндельбанд вступает в самую резкую оппозицию к релятивизму, не признающему абсолютных ценностей. – В философии религии Виндельбанд также опирается на нормальное сознание. Религия характеризуется тем, что рассматривает обычное сознание как трансцендентную, надмирную реальность ("священное"). Проблема существования зла оказывается неразрешимой. В выведении абсолютных ценностей из интеллектуальной истории человечества Виндельбанд также видит продвижение от неокантианства к своеобразному неогегельянству, которое должно освободиться от причудливых внешних проявлений и метафизических излишеств Гегеля, но вместе с ним рассматривает историю как важнейший орган философии.

В своей речи "История и естествознание" Виндельбанд дал основные положения теории истории, которые впоследствии были развиты Риккертом. Виндельбанд разделяет науки на номотетические и идиографические. Номотетические науки ищут законы ("науки о законах"). В "науках о событиях", напротив, изучаются отдельные процессы. Эти два типа наук совпадают с противопоставлением естественных и гуманитарных наук. Однако это различие не является жестким. Биология, например, является одновременно номотетической и историко-идиографической как история развития Земли. Один и тот же объект при определенных обстоятельствах может рассматриваться и с номотетической, и с идиографической точки зрения. Важность идиографических наук основана на том, что все наши ценностные ощущения коренятся в уникальности и несравнимости объекта. Но не всякий факт является "историческим фактом". "Происходит много такого, что не является историческим фактом". К таким фактам относится и то, что имеет определенную значимость. Отбор фактов должен осуществляться историком в соответствии с системой общезначимых ценностей, определяемых философией. Эти два момента – закон и индивидуальность – не могут быть отнесены к общему источнику, поскольку закон всегда требует для своего воздействия данного индивидуального состояния системы, к которой он должен применяться. Сам по себе он ничего не может дать. – Виндельбанд отверг идею о том, чтобы философия истории слилась с эпистемологией истории.

В своем "Введении в философию" Виндельбанд также обратился к некоторым проблемам, которые не были подробно рассмотрены в его собственных работах (например, к эстетике). Согласно этой поздней точке зрения, философия должна удовлетворять двум потребностям – теоретической и практической. Она должна быть и взглядом на мир, и взглядом на жизнь. Ее проблемы распадаются на теоретические вопросы бытия и практические (аксиологические) вопросы ценности (этика, эстетика, религия).

Ученики Виндельбанда. Наиболее значимым из гейдельбергских учеников Виндельбанда был Эмиль Ласк (родился в 1875 г. в Вадовице, Австрия, доцент в Гейдельберге, умер в 1915 г.). "Studie über den Herrschaftsbereich der logischen Form", Tübingen 1911 г. "Die Lehre vom Urteil", Tübingen 1912 г. Придерживаясь виндельбандовской ценностной теории познания, Ласк стремится к систематическому расширению логики, в которой основная кантовская идея коперниканского вращения не ограничивается сферой бытия, а переносится на сферу нереального, которое, в свою очередь, делится на сверхчувственное и действительное. Необходима "логика философии", т.е. учение о категориях категорий ("форма формы"), которое одновременно открывает перспективы для новой метафизики. – В своем "Учении о суждении" Ласк также устанавливает высшую сферу за пределами добра и зла. – Георг Пик, "Übergegensätzlichkeit der Werte", Tübingen 1921 – Ганс Эренберг (приват-доцент, затем профессор в Гейдельберге), "Kritik der Psychologie als Wissenschaft", Tübingen 1910, критикует психологию с трансцендентальной точки зрения. Она никогда не может быть чистой естественной наукой (наукой о праве), "но как феноменология (= трансцендентальная психология) она может быть чистой наукой о культуре", она не является "чем-то исключительно эмпирическим".

Фритц Мюнх (1879-1920, приват-доцент в Йене) в работе "Опыт и действительность" ("Erlebnis und Geltung") также приводит аргументы в пользу превосходства действительности над бытием и ее независимости от него в смысле Виндельбанда. Пропозиция 2 x 2 = 4 западна сама по себе". То, что смысл этой пропозиции представляется нам реализованным в объектах и что он мыслится субъектами, для него совершенно неважно. Позже Мюнх обратился, в частности, к Фихте, а также к Гегелю.

Бруно Баух (родился в 1877 г. в Грос-Носсене, Силезия, 1903 г. приват-доцент в Галле, 1911 г. полный профессор в Йене) также взял за точку отсчета Виндельбанда и Риккерта, вместе с которыми он понимал философию как "самопонимание культурного сознания". Наряду с глубокими историческими исследованиями в области греческой эпистемологии и взаимоотношений кантовской философии и протестантизма Лютера, его работы были посвящены эпистемологии точных наук, с одной стороны, и этике – с другой. Он представляет эпистемологический взгляд натурфилософии: объектом исследования он делает естественные науки.

Его главный труд "Имманель Кант" объединяет систематические и исторические интересы. Стремясь к исторической объективности, идеи, лежащие в основе философии Канта, подвергаются систематической критике, которая взвешивает их и указывает путь в будущее. Дополнением служит трактат "О понятии естественного права" (Kant-Studien, т. 29).

Новым в концепции Канта Бауха является то, что он сближает докритический и критический периоды Канта. Контраст был лишь относительным, влияние Юма – лишь тем, что способствовало уже состоявшемуся развитию. Что касается критической эпохи, то здесь наблюдается сопоставление и смешение трансцендентально-психологического и трансцендентально-критического анализов, которые, будучи четко разделены, каждый сохраняет свое право. Наконец, существенным является перенос акцента на критику суждения. Наиболее глубокую мысль Канта Баух видит в учении о том, что "мир должен быть понят как происходящий из идеи". В отличие от реалистической и марбургской интерпретаций Канта, Баух занимает самостоятельную позицию, согласно которой Кант своими наиболее передовыми мыслями преодолел и реализм, и точку зрения Когена, а сам в основном остался на реалистической почве. Однако даже по мнению Бауха, опыт хочет сказать больше, чем: как бы ни было воспринято до сих пор, то или иное правило не терпит исключений. Это не проблема его существования, а реальная данность. Поэтому нужно спрашивать не о том, возможно ли оно, а лишь о том, как оно возможно, какова объективная достоверность его условий (с. 124). Трансцендентальный метод направлен на априорные основания возможности опыта. Однако речь идет не о временном возникновении опыта, а о том, что лежит в его основе. Речь также не идет о психологической фактичности познания, а о его логической обоснованности. Собственно, целью трансцендентальной философии является установление закона так называемого синтеза, который, как глубочайший момент, определяет весь опыт. Пространство и время являются априорно необходимыми условиями объектов опыта, но сами не являются объектами восприятия. Трансцендентальные законы, делающие возможным опыт, должны, чтобы он имел объективную достоверность, делать возможными и объекты, и опыт, т.е. природу. Всеобщность и необходимость опыта становится возможной благодаря трансцендентальным законам синтеза. Баух считает господствующую приверженность реалистически понимаемой вещи-в-себе "худшей ошибкой" Канта, это "самый неудачный догматизм, который Кант втянул в критику". В нем содержится "самый фатальный психологизм". Сам Баух хочет, чтобы "необходимость понятий" заняла место и вещей, и "Я". Если мерить научным мерилом, то вещь, принимаемая за реальность, в понимании Вайхингера является всего лишь фикцией. Объект познания отличен от самого познания, это то, что противостоит простой субъективности синтеза, которая, как говорит Кант, "dawider". Всякое познание есть познание х, выражение функции. Если понимать самостоятельность как аргумент (в математическом смысле), то надсубъективное "dawider"-бытие как логическая достоверность является функциональной величиной, а бытие объекта не дано абсолютно и par excellence, не просто оставлено, а является результатом. Объект сам по себе есть "тот логический закон познания", который действует для нашего понимания независимо от нашего понимания и в котором чистое понимание требует в качестве своего условия единства формы и материи для конкретного явления, причем это требование требует нового рода исполнения. Правомерность этого требования гарантируется чистым пониманием.  В этом оно имеет свое логическое место и происхождение, независимое от нашего понимания, но тем не менее действительное для нашего понимания.  С Марбургской школой Баух связывает мнение о пагубности дуализма представлений и категорий у Канта, который он, по общему признанию, пытался исправить, хотя и неадекватно, с помощью понятия схемы. В действительности решение проблемы следует искать в чистом понимании, но система категорий не должна рассматриваться как замкнутая, а в принципе должна пониматься как бесконечная в кантовском смысле актуального бесконечного. Прогрессивное познание всегда требует новых категорий.

Законы природы понимаются Баухом как понятия, даже если не все понятия являются законами природы без лишних слов и сами по себе. Они представляют собой общие категориальные порядки, посредством которых материалы опыта также единообразно отнесены друг к другу и определены таким образом, что индивидуальный опыт подчиняется им. Понятия имеют функциональный характер – обычная теория абстракции отвергается Баухом. Например, я могу сказать: треугольник качества х (= равнобедренный, прямоугольный и т.д.). Понятия являются общими, но не как "абстрактные", а как "абстрагирующие"; в то же время они "конкретны". В отношении телеологической структуры природы Баух согласен с Кантом в том, что объяснительным принципом является только механизм, а телеология – лишь эвристический принцип. На их сочетании основаны и достижения всей биологической теории развития. Кант ни в коем случае не отрицал механического порождения органического. – Бог приобретает трансцендентально-критическое значение и как трансцендентально-логическое условие возможности, дающее предельное основание не только для теоретической, но и для практической философии. Ведь только если мы предполагаем в Боге причину осуществимости необходимой нравственной конечной цели, то логически оправдано предположение о реализуемости ценностей как таковых, которое всегда делается в практической жизни. В одновременном регулятивном и конституирующем значении идеи Бога теоретическая и практическая философия объединяются в единство системы философии.

Помимо эпистемологии, Баух уделял особое внимание этическим проблемам. В этике он также стоит на кантовской почве, но именно в этой области он самостоятельно выводит развитие мысли за пределы этапа, достигнутого Кантом. Он принимает общее учение Канта о категорическом императиве и защищает кантовскую этику от обвинений в пустом формализме. В любом случае этика может быть освобождена от этих недостатков и на почве критики. Необходимо лишь осознать значение гипотетических императивов, которые Кант, по общему признанию, не признавал. Тот факт, что в сознании долга тоже есть ошибки, показывает, что императив долга – это только одна сторона, а не весь моральный закон. Существуют и другие нравственные законы. Они вытекают из системы культурных ценностей, которые, как ни странно, Кант не признавал в их ценностном характере, а ошибочно трактовал их как просто "мелкие удовольствия и наслаждения". Эти культурные ценности и составляют содержание гипотетических императивов. Обязательства человека в этом направлении определяются его индивидуальностью, поэтому второй тип основного морального закона также имеет свои границы и смыслы в отношении возможности его исполнения в индивидуальности человека. Поэтому "что" нравственной заповеди субъективно различно для каждого человека. Реализация культурных ценностей возможна только в историческом обществе; ее предпосылкой является дифференциация по правам и обязанностям. "Завершенная демократия была бы также концом подлинной истории и культуры". В своей глубинной сущности право – это право на исполнение своего долга. Его реализация возможна только через власть. Политика – это всегда политика власти. Но она оправдана лишь постольку, поскольку является исполнением закона. Однако в настоящее время все ценности стали чужды политике.

Под сильным влиянием Виндельбанда находился также Фридрих (бывший Фриц) Нейф, родившийся в Штутгарте в 1887 г., вначале ботаник. "Gesetz und Geschichte", Tübingen 1917; "Kausalität und Originalität", Tübingen 1918. В своей работе "Prolegoma zu einer Kosmologie" Нееф стремится к такому взгляду на реальность, который подчеркивает взаимное "соответствие" вещей друг другу. Это существует и в неорганической природе, в которой отсутствуют "органы". Таким образом, преодолевается разрыв между неорганической и органической природой. При соответствующих обстоятельствах первозданные атомы должны были бы в дополнение к неорганической природе обрести органическую законность. Что касается понятия телеологического, то в данном случае Нейф полностью придерживается кантовской точки зрения. Целеустремленность должна быть не свойством вещи, а лишь принципом рефлексивного суждения. Поэтому он резко выступает против Дриша. В отличие от Риккерта, Нейф опровергает отождествление истории культуры с историей как таковой. Природа тоже имеет свою историю и тоже познает новое.

Отношения Риккерта с Виндельбандом столь же близки, как у Наторпа с Когеном. Родился в Гданьске как сын политика Риккерта, в 1891 г. был приват-доцентом во Фрайбурге, в 1894 г. – доцентом, в 1915 г. – полным профессором, в 1915 г. получил назначение в Гейдельберг. В юности на него оказали влияние Виндельбанд, Бергманн, Риель, Шюппе, Зигварт, Фолькельт, в более зрелые годы – Юккен, Гуссерль (ноэзис и ноэма), Мейнонг (объективное), Мюнстерберг (философия ценностей), Наторп, Рехмке, Зиммель. Полного совпадения взглядов с Виндельбандом не наблюдается. Сам Риккерт характеризует это различие тем, что Виндельбанд для него слишком психологичен и метафизичен. По сравнению с ним Риккерт – гораздо более систематический ум. Его "Система философии" – одно из главных систематических достижений современности.

Свою общую эпистемологическую позицию Риккерт развил в проницательном сочинении "Предмет знания". Основной проблемой эпистемологии является проблема трансценденции, т.е. вопрос о реальности, независимой от сознания. Однако, по мнению Риккерта, проблема трансцендентности относится не к индивиду, а к тому, что он называет, используя кантовское выражение, "сознанием вообще". Это сознание вообще – то, что остается, если отбросить все содержание сознания. Это "безымянное, общее, безличное сознание", "единственное, что никогда не может стать объектом, содержанием сознания". По мнению Риккерта, вне этого сознания вообще нет никакого бытия, все, что существует, находится внутри сознания. Риккерт не отвергает наивный реализм, рассматривающий пространственно-временной мир как независимый от человека. "Тот, кто считает, что эпистемологический идеализм сомневается в существовании пространственно окружающего нас внешнего мира, еще ничего не понял в этой доктрине" (стр. 30f). Только в этом наивный реализм требует поправки: надо добавить, что все бытие есть бытие в сознании. Точка зрения, согласно которой чувственный мир есть лишь видимость другого мира, отвергается Риккертом. Проблема природы познания решается им, как и Виндельбандом, путем обращения к понятию ценности (ought).

Всякое познание как суждение – это не безразличное наблюдение, а утверждение или отрицание. Это, однако, означает одобрение или неодобрение, т.е. позицию в отношении той или иной ценности, поскольку одобрение и неодобрение имеют смысл только в отношении ценностей: отрицание того, что истина есть ценность, в отношении которой мы занимаем выжидательную позицию, представляется Риккерту "непостижимым" ("Философия жизни", с. 187). Определяющим фактором здесь всегда является чувство удовольствия и неудовольствия. В этой измененной концепции познания вопрос о соответствии между мышлением и бытием заменяется проблемой не того, что представляется, а того, что признается или отвергается в суждении.

Исходя из этого, общезначимость суждения предполагает существование вневременных ценностей. Это единственная трансцендентность сознания, которую признает Риккерт. Вера в них отличает логическое суждение от простого гедонистического одобрения или неодобрения. В суждении мы чувствуем себя обязанными одобрить или не одобрить определенным образом. Однако не следует путать эту необходимость суждения с психологическим принуждением, которое порождает утверждение. Скорее, это обязанность, с которой мы сталкиваемся. Правильное суждение означает суждение, которое судит так, как оно должно судить: "Суждение должно быть вынесено потому, что оно должно быть вынесено, а не потому, что оно говорит о том, что есть на самом деле" (с. 178). Соответственно, Риккерт переворачивает и понятие реального. Суждения истинны не потому, что они говорят о том, что реально, но мы называем реальным то, что должно быть признано реальным с помощью суждений. "Понятие реального в конечном счете предстает как понятие ценности". Свою точку зрения Риккерт называет трансцендентальным идеализмом; идеализм: потому что он предполагает только бытие, данное в воображении; трансцендентальный: в отличие от субъективного идеализма и в силу логического приоритета должного над сущим.

В трактате "Два пути эпистемологии" (Zwei Wege der Erkenntnistheorie) Риккерт предпринял уточнение и более точное развитие своей теории познания, фактически не меняя своей точки зрения, путем переработки предложений, полученных от Гуссерля, Мейнонга и Липпс. Наиболее важным аспектом является более четкое разграничение понятий "должное" и "ценность". Ценность действительна (она не существует в действительности, это "небытие") сама по себе. Она покоится в самой себе. В ought она соотносится с субъектом, от которого требует подчинения. Далее в трактате "О понятии философии" была набросана обобщающая картина задачи философии с новой, уточненной точки зрения. Риккерт выделяет три сферы бытия: 1. мир реальностей; 2. царство ценностей. Это не актуальные реальности. Например, ценность произведения искусства – это не что-то реальное, как холст и краски. Не совпадает ценность и с психическим актом оценивания. Способ бытия ценностей – это способ бытия действительного (ср. Лотце).

Реальные аспекты мира, как физические, так и духовные, являются достоянием отдельных позитивных наук, которые полностью разделили их между собой. Задача философии – исследовать сферу ценностей, для чего она вступает в отношения с науками о культуре, которые занимаются эмпирически существующей ценностной жизнью человека. Задача философии – установить сами абсолютные культурные ценности. При этом она должна избегать опасностей как психологизма, так и историзма. Однако у философии есть и другая задача: она должна связать между собой эти два царства – реальности и ценностей. Риккерт находит связующее среднее звено в актах оценивания.  Акты оценивания – это только высказывания об абсолютных ценностях, что принципиально отличает их от всех других событий. Эту сущность оценки Риккерт называет ее "смыслом". Таким образом, наряду с царствами реальности и ценности возникает третье новое царство – "царство смысла".  Именно оно является тем искомым звеном, которое объединяет первые два царства. "С одной стороны, смысл, которым обладает акт оценивания, не является психическим бытием, а указывает за его пределы на ценности. С другой стороны, он также не является ценностью, поскольку указывает только на ценности. Будучи третьей сферой, он связывает две другие отдельные сферы друг с другом именно благодаря своему промежуточному положению. Соответственно, интерпретация смысла (как называет Риккерт озабоченность ценностями) – это не определение бытия и не просто понимание ценности, а схватывание предмета с точки зрения его значимости для ценности, его концепция как высказывания о действительном".

Если Виндельбанд уже пытался перенести принципы неокантианской эпистемологии на исторические науки, то Риккерт продолжает это масштабное начинание. Он отказывается от привычного деления наук на естественные и гуманитарные. Не объект, а метод должен быть положен в основу разделения. Естественные науки ориентированы на общее, на закон.  Частный случай интересует его только как средство нахождения общего закона, под который он подпадает. История, напротив, занимается именно частным случаем как таковым, например, Наполлеон I, эпоха Возрождения и т.д. Материальный контраст между этими двумя областями знания существует лишь постольку, поскольку "из общей реальности выделяется ряд вещей и событий, имеющих для нас особое значение и важность", и именно их историк делает предметом исследования. Ибо это происходит не с каждым объектом, а только с теми, которые этого заслуживают, т.е. с теми, которые сами являются культурными ценностями или связаны с ними. Историк производит отбор из исторических фактов. Принципом отбора является понятие культуры. "Именно через ценности, которые примыкают к культуре, конституируется понятие репрезентируемой исторической индивидуальности". Таким образом, процедура историка носит ценностный характер.  События, не имеющие такого ценностного отношения, не важны и игнорируются. Тем не менее сам историк не должен выносить никаких ценностных суждений. "Истинность ценности никогда не является проблемой для истории, но ценности становятся предметом рассмотрения лишь постольку, поскольку они фактически оцениваются субъектами и, следовательно, определенные объекты фактически рассматриваются как блага". "Таким образом, историк как историк не может решить, способствовала или вредила Французская революция Франции или Европе. С другой стороны, ни у кого из историков не возникнет сомнений в том, что события, обобщенные под этим названием, были значительными и важными для культурного развития Франции и Европы и что поэтому они должны быть включены в их индивидуальность как существенные в изложении европейской истории."

Таким образом, история везде зависит от понятия культуры, а значит, сама собой приводит к требованию такой же общей науки о нормах, которая является центральной задачей философии. Риккерт реализует эти взгляды с предельной последовательностью, так что он отрицает характер расширенных позитивных дисциплин как реальных наук и принимает их только как донаучные собрания материала, например, изучение отдельных небесных тел как индивидов и отдельных областей географии. Индивидуальное изучение Луны, например, "объясняется или интересом к нашей доброй Луне, которая как индивидуум играет роль в жизни большинства людей, и тогда этот интерес и вытекающее из него ценностное отношение совсем не научны, или же, как в подробных картах Луны, как в отдельных географических представлениях, имеется только научный материал, который еще ждет дальнейшей понятийной обработки, и только мысль об этой обработке сделала индивидуальность Луны важной". "Пока географические факты не имеют никакого отношения к истории в широком смысле этого слова или к обобщающим теориям, в них можно видеть только коллекции материала, которые делаются потому, что установление этих фактов может когда-нибудь стать исторически или научно важным".