Текст книги "Курганские"

– У него там возникли проблемы...

– Я в курсе, – повторил Борис Петрович.

– Тогда я могу откланяться? – спросил я.

– Да, конечно. Всего доброго.

Я быстро вышел из машины. Водитель тут же занял свое место, и машина тронулась с места. Я не успел увидеть, кто сидит на заднем сиденье, каков он из себя.

Я пошел направо, сел в свою машину и поехал в сторону дома. Въехав во двор дома, я внимательно осмотрел его. Как ни странно, знакомой серой «Волги» я там не заметил. Наверное, потеряли ко мне интерес. Может, это и к лучшему...

Я поднялся на свой этаж, вошел в квартиру, сел в кресло и стал анализировать события. Во-первых, похищена Олеся. Олег находится в опасности. Об этом говорят несколько драк в следственном изоляторе с его участием. Наконец, Олег выдвинул ультиматум загадочному Борису Петровичу. И четвертое – это возможная поездка в Амстердам в случае гибели Олега или каких-то иных событий, на ход которых он не сможет, как он сказал, сам повлиять.

Итак, напрашивается вывод. За три следующих дня должны будут произойти какие-то события. Но что это будет? С чем они будут связаны? Неужели Олег задумал бежать и Борис Петрович будет организовывать побег? Нет, это маловероятно. Эта идея обречена на провал.

Что же еще может быть? Тайное похищение? Тоже практически невозможно. Какие еще действия может предпринять Борис Петрович по требованию Олега? Я не мог этого понять.

Так просидел, ломая голову, почти целый вечер...

В выходные решил не искушать судьбу и поехал с семьей за город. Однако предчувствие того, что что-то должно случиться, заставило меня, перед тем как выйти из квартиры, вставить в прорезь видеомагнитофона чистую кассету и запрограммировать таймером запись всех выпусков новостей, а также криминальных программ. Я рассчитывал, что если за выходные что-то случится, то обязательно подробности этого передадут по телевидению и я смогу увидеть их в записи.

Жена удивленно смотрела на мои манипуляции и спросила:

– Ты ждешь чего-то интересного для себя? Хочешь записать какую-то передачу?

– Да, – кивнул я, – «Криминал», по работе.

...Выходные пролетели быстро. Вечером в воскресенье я вернулся домой и тут же бросился к видеомагнитофону просматривать все, что было записано в наше отсутствие. Однако ни в новостях, ни в других передачах ни о ЧП в следственном изоляторе, ни о каких-то волнениях в криминальной жизни столицы ничего сказано не было, за исключением трех убийств, два из которых были совершены на бытовой почве, а третье – заказное: убили какого-то авторитета в Измайловском районе. «Ну, – подумал я, – таких убивают каждый день. Значит, все пока нормально».

Однако в девять вечера неожиданно зазвонил телефон. Я снял трубку.

– Алло!

Мужской низкий голос назвал меня по имени-отчеству.

– Да, это я.

– Я должен вам сказать... – раздалось в трубке.

– Кто это говорит? – перебил я.

– Это неважно. У вас есть один клиент, который находится в следственном изоляторе. Так вот, у этого клиента очень много долгов. Вы, наверное, это хорошо знаете.

– Ну и что?

– Долги нужно возвращать.

– Но это не мое дело, а его. От меня-то чего вы хотите?

Собеседник сделал паузу.

– Я хочу немногого. Чтобы вы работали так, как работают обычные адвокаты, и не выходили за рамки своей профессии.

– Что вы имеете в виду?

– А то, что вы должны делать то, что вам полагается. Вы же неглупый человек и должны все прекрасно понимать.

– Я не считаю, что выхожу за рамки своей работы. Да и почему я должен перед вами отчитываться?

– Мое дело, – сказал неизвестный, – предупредить вас. Мы нормальные люди и не хотим неприятностей ни вам, ни вашим близким. Тем более что вы понимаете, если мы знаем ваш телефон, то, соответственно, знаем и адрес, и даже номер вашей машины.

Я понимал, что все сказанное относится к моей работе с Олегом. Но какую цель преследует неизвестный своим звонком, не понимал.

Наконец, после большой паузы, собеседник продолжил:

– Теперь самое главное. Мне очень бы не хотелось... Вернее, нам бы очень не хотелось, – поправился он, – чтобы вы проявляли активность в связи с какими-либо событиями в отношении вашего подзащитного. Вы понимаете меня?

– Да, понимаю, – ответил я. – Но это моя работа. Кто знает, каковы ее критерии и в чем заключается эта активность?

– Не нужно никакой активности вообще. А лучше всего постарайтесь забыть все и жить нормальной жизнью. Так оно спокойнее будет. Я правильно говорю? – сказал неизвестный, ожидая моего ответа.

Но я промолчал.

– Ну, всего хорошего. Желаю вам успехов и, главное, беречь свое здоровье, – закончил неизвестный. – Всего доброго.

В трубке послышались гудки отбоя.

Звонок был полной неожиданностью для меня. Вроде не угроза, а с другой стороны – предупреждение. Какова цель этого звонка? Что значит – не проявлять активность? Может быть, они знают о моем задании в Голландии, о том, что я должен привезти из банковской ячейки дневники и списки Олега? Тогда почему они ничего не сказали об этом, почему не требуют передачи номеров ячейки и названия банка? В чем заключается моя активность? Я выполняю свои обязанности – хожу в следственный изолятор, разговариваю с ним, ничего более. Да, конечно, я имел несколько встреч – с Борисом Петровичем, с коммерсантом. И что из того? Так все работают... Какая активность и к чему этот звонок?

Наконец наступил понедельник, 19 января 1998 года – этот день я запомнил надолго. Я подъехал к следственному изолятору. Быстро поднявшись на второй этаж, заполнив карточку вызова, протянул ее контролеру. Женщина взяла картотеку, вытащила листок, посмотрела на него и тут же перевела взгляд на меня:

– Вас просили подойти в кабинет номер шестнадцать.

– А что это за кабинет?

– Там находится заместитель начальника учреждения по режиму.

«Так, – подумал я. – Что-то случилось!» Медленно вышел из комнаты, где находилась картотека, и посмотрел по сторонам. Кабинет номер шестнадцать где-то за углом. Я пошел в ту сторону. Ноги будто налились свинцом. «Что же случилось? – думал я. – А вдруг это и для меня тоже опасно? Вдруг он совершил побег или убил кого-то? Вдруг меня сейчас задержат? Что стоит задержать адвоката? Ведь адвокат всегда на стороне подзащитного, а подзащитный – оппонент той организации, в которой он находится... Но в чем я виновен?» Но это моя версия. «Был бы человек, а статья для него всегда найдется», – вспомнил я слова известного специалиста шить дела Вышинского.

Я подошел к двери кабинета. Дверь была металлической, обитой кожзаменителем. С правой стороны висела табличка: «Заместитель начальника учреждения по режиму». Постучал. В кабинете молчали. Попробовал надавить на ручку – дверь была закрыта.

Я немного подождал. В кабинете никого не было. Опять мою голову заполнили неприятные мысли: что же могло случиться с Олегом? Ведь не случайно он выдвинул ультиматум... И имеет ли отношение к случившемуся Борис Петрович? Ну ладно, что гадать, надо набраться терпения. Сейчас я все узнаю, или, по крайней мере, все станет более определенным.

Я снова зашел в картотеку.

– Извините, – подошел я к окошку, – а в шестнадцатом кабинете никого нет.

– Значит, скоро подойдут, – ответила контролер.

– А у вас можно узнать – мой подзащитный жив-здоров?

– Он вам все скажет, – сказала женщина, показывая в сторону кабинета и дав понять, что разговор окончен.

Я вновь вернулся к кабинету зама по режиму.

За время моего отсутствия хозяин кабинета уже пришел. Из-за железной двери доносился его голос. Видимо, он разговаривал с кем-то по телефону. Прислушиваться не имело смысла. Я ждал окончания. Наконец наступила тишина. Я постучал и немного приоткрыл дверь.

За столом в большом кабинете сидел майор, с темными волосами и с усами. Он держал в руке телефонную трубку. Кивнув мне головой, майор сделал приглашающий жест.

Я прошел в кабинет. Майор продолжал держать телефонную трубку около уха. Видимо, молча слушал своего собеседника. Я сел на предложенный стул и огляделся. Кабинет был достаточно просторным, около двадцати пяти квадратных метров. Казенные шкафы, какие-то книги. Посредине – большой стол, у стены три кресла. На столе – три телефона. Два из них были внутренними. Рядом – телевизор с несколькими пультами. Экран телевизора был разделен на четыре части. Каждая часть показывала определенные отсеки следственного изолятора. Нетрудно было догадаться, что сюда выходили все видеокамеры, установленные в тюрьме. Время от времени они меняли режим и показывали разные отсеки: то стену, примыкающую к следственному изолятору, то какой-то коридор, то отсек, то двери следственных кабинетов, то коридор с дверями камер. Таким образом хозяин кабинета мог в течение короткого времени контролировать весь следственный изолятор.

Я стал смотреть на монитор. Хозяин кабинета, перехватив мой взгляд, повернул экран телевизора вправо, показав тем самым, что это не для посторонних взглядов.

Наконец он закончил разговор по телефону, положил трубку и, посмотрев на меня внимательно, сказал:

– Слушаю вас.

Я назвал свою фамилию. Он удивленно посмотрел на меня. Моя фамилия ему ни о чем не говорила.

– Я передал карточку вызова моего клиента, и мне велели зайти к вам.

– Да, да, – сказал майор, – я понял. Вы у нас кто будете?

– Я адвокат.

– Документы у вас есть?

– Конечно, – я достал из кармана свое удостоверение.

Майор взял его, внимательно рассмотрел, потом подвинул к себе папку. На ней я увидел имя, отчество и фамилию своего подзащитного. Майор открыл папку и стал просматривать какие-то находящиеся внутри листки. Я заметил, что в папке находятся все мои листки вызовов. Таким образом, все мои посещения за четыре месяца фиксировались.

Майор просмотрел бумаги. Там находились какие-то рапорты – видимо, конвоиров, коридорных. Их было несколько.

– Вы в курсе дела, что случилось? – спросил он меня.

– Нет. А что случилось?

– Давайте сначала поговорим о вашем клиенте. Вы ничего подозрительного не заметили, когда были у него последний раз? Кстати, когда это было?

Указав на листки в папке, я сказал:

– Вероятно, у вас все отмечено.

– Зачем же так говорить? Когда вы были у него в последний раз? – повторил свой вопрос майор.

– Я был у него в четверг.

– И в четверг вы ничего не заметили подозрительного в его поведении?

– Ничего подозрительного. А что все-таки случилось?

– Он ничем с вами не делился? – будто бы не заметил моего вопроса майор. – Не говорил о проблемах, о конфликтах в камере?

– Да нет, ничего не говорил.

– На волю ничего не просил передать?

– Нет, ничего.

– Мы с вами, – майор обратился ко мне по имени-отчеству, – говорим не для протокола. Для нас это очень важно. Он никакой записки на волю не передавал?

– Нет, никакой. Но что случилось?

– Да, собственно... Беда случилась. Вашего клиента больше нет.

– Как больше нет?! Что вы имеете в виду?

– Ну... убили его. Погиб он.

– А можно узнать, при каких обстоятельствах это случилось?

– Какое для вас это имеет значение? – ответил майор. – Это уже наша забота.

– Но я все же его адвокат и представляю его интересы. И я должен знать, каким образом он погиб. И погиб ли он на самом деле.

Майор улыбнулся:

– Вы что, не доверяете нам?

– Я должен убедиться, что если вы говорите, что его нет, так его нет на самом деле.

– А что я вам должен показать? В морг отвести? – раздраженно ответил майор.

Я молчал.

– Ваш клиент убит сокамерниками в драке. Вот все, что я могу вам сказать. Ведется следствие, устанавливается истина, кто это сделал. Поэтому я и задавал вам вопросы.

– А кто ведет следствие?

– Органы прокуратуры, кто занимается убийствами.

– А как мне узнать, кто именно из следователей ведет это дело, чтобы связаться с ним?

– Послушайте, – неожиданно перебил меня майор. – Вы проявляете чрезмерное любопытство – кто ведет дело... Все данные про вас есть. Если следствие сочтет нужным, то вас об этом известят. А пока я не смею вас задерживать. Вы будете работать сегодня с другими клиентами?

– Нет, пожалуй, сегодня не буду...

– Ну что ж, тогда до свидания, – приподнялся он из-за стола.

Я взял свое удостоверение и вышел из кабинета.

«Вот тебе и на – Олега убили! Кто убил, по чьему заданию? Случайна ли эта смерть? Нет, конечно, можно выдвинуть разные версии. Может быть, действительно был межкамерный конфликт, типичная бытовая драка, а может, его убили блатные по заданию воров... Не зря же говорили, что он имеет несколько смертных приговоров от воров в законе. Может быть, его убили оперативники? А может... – страшная мысль пришла в мою голову, – а может... Борис Петрович и его организация убрали Олега? Он же выдвинул ультиматум!»

С этими мыслями я отъехал от следственного изолятора. Через несколько метров я остановился и посмотрел, нет ли за мной «хвоста». Но ничего подозрительного не увидел.

Я поехал в консультацию. Но, войдя в свой кабинет, понял, что работать не могу. Не так часто случается в адвокатской практике ЧП. Конечно, был у меня и побег знаменитого киллера из следственного изолятора, были и несколько убийств моих клиентов. Но эти убийства были на воле. А тут – в тюрьме... Хотя, впрочем, это не такая уж и редкость. Я знаю, что, по статистике, в тюрьме часто и погибают, и умирают, просто об этом знает не каждый, лишь те лица, которые допущены в круг событий, происходящих в следственном изоляторе. А следственные изоляторы живут своей таинственной внутренней жизнью...

Окончательно поняв, что сегодня работать не смогу, я сел в машину и поехал домой.

Дома включил телевизор. В вечерних новостях сообщили о происшествии в следственном изоляторе, о смерти Олега. Что меня удивило – эту новость передали практически по всем каналам, а потом и в специальных программах: «Дорожный патруль», «Дежурная часть». Там была дана более подробная информация о смерти Олега. Правда, в некоторых передачах почему-то была изменена его фамилия.

Жена поинтересовалась:

– Это твой клиент?

– Да.

– А за что его?

– Откуда я знаю...

– Но ты же его адвокат и должен знать, за что его могли убить.

– Мало ли за что их там убивают! Ты что, считаешь, что я должен быть посвящен во все их тайны?

На следующее утро практически во всех центральных газетах была подробная информация о смерти Олега. К тому же выяснилось, что в это же время при таинственных обстоятельствах умер и подельник Олега Андрей, муж Ольги. Почему-то газеты писали «в связи с сердечной недостаточностью».

Да, я знал, что в тюрьмах и следственных изоляторах часто умирают люди, и именно «в связи с сердечной недостаточностью». Но, насколько мне известно, Андрей был здоровым парнем и на свое здоровье никогда не жаловался.

Это все было очень странным. Что мне оставалось делать? Кому звонить? Борису Петровичу?

А вечером меня ждала очередная неожиданность. В дверь моей квартиры позвонили.

– Откройте, это ваш участковый, – услышал я из-за двери.

Я молча открыл дверь. В квартиру вместе с участковым вошли двое в штатском.

– В чем дело? – поинтересовался я.

– Мы пришли к вам, – назвали они меня по имени-отчеству, – для выполнения следственных действий.

– Каких еще следственных действий? О чем вы? Вы меня ни с кем не перепутали? – удивился я.

– Нет. Вы ведь адвокат такой-то? – назвали они мою фамилию.

– Да. А какие могут быть следственные действия?

– Вот, смотрите. – И они показали мне бумаги. – Вот ордер на обыск вашей квартиры.

– Какой еще ордер?! При чем тут обыск в моей квартире? В связи с чем?

– В связи с тем, что вы являетесь свидетелем по делу об убийстве Олега, – назвали они фамилию моего подзащитного.

– Но я же не могу быть свидетелем, я его адвокат!

– Все вопросы к прокурору, – прервал меня один из сыщиков. – Нам приказано провести у вас обыск.

– Хорошо. Но сначала покажите мне ваши документы.

Оперативники показали мне «корочки». Да, это была именно та организация, которая вела так называемое оперативное сопровождение этого уголовного дела. То есть это были коллеги моих знакомых оперативников.

– Ну что ж, приступайте, – сказал я. – Но необходимо пригласить понятых.

– Да, конечно, – сказал участковый и тут же вышел звонить в соседние квартиры.

Наконец вошли соседи, живущие напротив меня.

– Мы приступаем, – сказал оперативник, прошел на кухню, достал протокол обыска и стал его заполнять – такого-то числа, во столько-то, в квартире такого-то человека...

– А можно поинтересоваться, что вы будете искать? – спросил я.

– Да, – спохватился один из оперативников. – Мы предлагаем вам сразу выдать оружие, наркотики и иные предметы, запрещенные законом.

– Так, – сказал я. – Я хочу сразу записать в протокол, что ни оружия, ни наркотиков, ни иных запрещенных предметов я не имею. – И, обращаясь к своим соседям-понятым, я сказал: – Попрошу вас быть очень внимательными, поскольку не исключается возможность того, что мне могут подбросить что-либо запрещенное.

– Ну что же вы так! – сказал один из оперативников, назвав меня по имени-отчеству. – Неужели вы думаете, что мы способны на такое? Нам этого не нужно. Мы ищем только то, что касается смерти вашего клиента. У нас есть оперативные данные, что вы вынесли из следственного изолятора какие-то записки на волю в отношении его. А поскольку в данное время ведется следствие именно по факту его убийства, то, как вы понимаете, любые записи имеют колоссальное значение для следствия. Поэтому мы вас убедительно просим, – он вновь назвал меня по имени-отчеству, – выдать те записи, которые вы взяли.

– Я еще раз повторяю, что никаких записей я не выносил и ничего у меня нет, – сказал я и тут же стал лихорадочно вспоминать, куда дел адрес и название голландского банка. А вдруг их найдут? Тут я и попался... А почему, собственно? Ничего особенного в этих записях нет. Просто я подставляю Олега. Да еще и жена его похищена...

Обыск оперативники начали достаточно вяло, вскоре я понял, что их ничего не интересовало, только мои личные записи. Они без всякого энтузиазма отнеслись к газовому оружию, которое хранилось у меня дома, не проявили никакого интереса к пистолетным кобурам. Один даже примерил кобуру.

– Что же вы так равнодушно на это смотрите? – не удержался я.

– Это нас не интересует, – отмахнулся один из оперативников.

– Что же вас интересует?

– А вот это секрет фирмы, – улыбнулся он.

Переходя из комнаты в комнату, оперативники просматривали вещи. Они вели себя корректно. Я понял, что подкинуть что-либо они задания не имеют. Скорее всего это просто обыск.

Наконец они сказали:

– У вас есть радиотелефон?

– Да, есть.

– Можно его у вас попросить?

– Извините, а зачем он вам? У меня есть официальное разрешение на право пользования им.

– Мы должны посмотреть ваш телефон, – настаивали оперативники.

Я протянул им телефон.

– Так, – сказали они. – Вот постановление о его изъятии.

– А какое право вы имеете изымать телефон? – спросил я. – Он является моей частной собственностью.

– Дело в том, что радиотелефон нам необходим для изучения.

Я понял, что они наверняка будут изучать те звонки, которые поступали, или кому звонил я. А может, мне пытаются поставить подслушивающее устройство? Ладно, пусть берут, какое это имеет значение...

– Хорошо, берите, только внесите в протокол, что я не согласен с фактом изъятия.

– Это пожалуйста, – согласились оперативники. Один из них стал вписывать это в протокол.

– Можно ваши записные книжки?

– Какие еще книжки? Вы знаете о том, что Конституция гарантирует гражданину тайну переписки?

– Все это так. Но существуют интересы следствия. Вы понимаете, что это дело неординарное. И сейчас нас интересует прежде всего установление истины. Поэтому мы просим вас передать нам ваши телефонные книжки.

– У меня телефонных книжек нет, – соврал я.

– А как же вы звоните? – удивился оперативник.

– А я все номера помню наизусть.

– Позвольте вам не поверить.

– А как вы можете доказать, что у меня есть телефонные книжки? – улыбнулся я. – Вы же их не нашли. – При этом я стал вспоминать, куда мог деть их.

– Ну хорошо, пусть будет так, – махнул рукой оперативник. – Все, обыск закончен.

Обыск продолжался полтора часа.

– Ну что, теперь мы попросим вас поехать с нами, – сказал оперативник.

– Это еще куда?

– Следователь хочет с вами поговорить.

– Я никуда не поеду, – наотрез отказался я. – Уже десять часов вечера. Время позднее.

– Вам лучше поехать с нами, – сказал один из оперативников.

– Я никуда не поеду! – повторил я. – Пусть он вызывает меня официально. И потом, куда я должен ехать, к какому следователю? Вы ведь должны понимать, что меня могут вызвать только по конкретному уголовному делу.

– Да, и такое конкретное дело существует. Вы проходите по этому делу как свидетель.

– По какому делу?

– Об убийстве вашего клиента.

– Вы что, хотите сказать, что я его убил?

– Это все будет решать следствие, – сказал оперативник. – Наша задача – доставить вас на беседу со следователем.

Тут мне в голову неожиданно пришла мысль. Я понял, что, давая показания, становясь свидетелем по этому делу, я практически выбываю из разряда адвокатов своего клиента. Я понимал, что клиента уже нет в живых. Но существует факт его убийства. Значит, автоматически я остаюсь его адвокатом и после его смерти. Я должен выяснить причину его гибели. Существуют, в конце концов, его родные и близкие. Поэтому я решил сделать следующее – согласился на беседу со следователем.

Мы сели в машину и поехали. Почти всю дорогу мы молчали. Только один из них спросил меня:

– А вы его давно знаете?

– Кого?

– Клиента.

Я пожал плечами, не собираясь отвечать на вопрос.

Приехали мы все в то же здание на Ново-Басманной улице, в отдел по борьбе с бандитизмом и убийствами.

Следователь, который вел дело Олега, вел и дело по его убийству. Тот же кабинет, заваленный бумагами, только оружия в сумках на полу нет.

Я вошел в кабинет, поздоровался и сел. Следователь достал бумагу и, положив руки на клавиатуру компьютера, начал набирать текст «Протокол допроса свидетеля», но тут я попросил лист бумаги и достал из внутреннего кармана пиджака ручку. Следователь удивился, но листок бумаги мне передал, совершенно не понимая, что я собираюсь писать. А я быстро написал заявление на имя прокурора города Москвы, в котором изложил следующее: поскольку адвокат по данному уголовному делу не может быть свидетелем, то я на основании закона отказываюсь давать какие-либо показания, так как хотя мой клиент мертв, но для меня остается важным уточнить истинные причины его убийства. На этом основании я отказался от дачи показаний.

Следователь прочел мое заявление, улыбнулся и сказал:

– Вы не так просты, как я думал!

– А кто же тут простой? – съязвил я.

– Ну что ж, – сказал следователь, – вольному воля. Не смею больше вас задерживать.

Неожиданно дверь открылась, и в кабинет вошел старшина милиции, поигрывая наручниками. Я насторожился. Ничего себе поворот! Сейчас мне объявят, что я задержан по какой-либо статье, и сержант наденет мне наручники...

Следователь удивленно посмотрел на сержанта. Тот взглянул на следователя, на меня и сказал:

– А что вы на меня так смотрите? Мы его привезли.

– Кого? – не понял следователь.

– Как кого? Кого вызывали. Подозреваемого в убийстве, его сокамерника.

Тут я понял, что сейчас в кабинет войдет тот, кто убил Олега.

– Хорошо, вводите, – сказал следователь.

Сержант крикнул в коридор:

– Гринько, вводи!

Я настороженно смотрел на дверь. Но следователь протянул мне руку и сказал:

– Все, не буду больше вас задерживать. – Теперь он явно торопился.

Но я, наоборот, не торопился. Мне надо было посмотреть на этого человека. Каков он из себя, убийца Олега? А может, он просто взял на себя это убийство?

Дверь открылась, и появился высокий худощавый парень, с короткой стрижкой, в спортивном костюме. На руках – наручники. Взгляд холодный и колючий. Он сразу смерил взглядом меня, и какие-то враждебные искорки укололи меня. Мне стало не по себе. Неужели он как-то вычислил, что я адвокат Олега?

Следователь показал место, где можно было посадить подозреваемого. Сотрудники милиции усадили его, но наручники не сняли. Один из них встал рядом с подозреваемым, а другой вышел из кабинета.

Я также вышел. Сотрудник, вышедший из кабинета, стал около двери для охраны. Тогда я понял, что у меня появился шанс получить информацию об Олеге. Я подошел к сержанту и спросил у него, который час. Сержант взглянул на часы:

– Половина одиннадцатого.

– Ну вот, – сказал я, посмотрев на свои часы, – как обычно, они опаздывают...

Так, контакт начался, теперь надо как-то произвести впечатление, что я работник прокуратуры. Надо постараться что-то выяснить про подозреваемого.

– А чего так долго везли-то? – спросил я.

– Да нет, как обычно, – ответил сержант. – Не такой уж близкий путь... Пока получали, пока документы оформляли, пока выпускали...

– А как он себя вел?

– Да нормально, спокойно.

– А вообще что ты о нем думаешь? – продолжал спрашивать я.

Конечно, сержанту и в голову не пришло, что посторонний человек, не работающий в прокуратуре, свободно выходящий из кабинета следователя в половине одиннадцатого вечера, может быть адвокатом. Скорее всего он подумал, что я либо помощник следователя, либо оперативный работник, либо другой следователь, в конце концов...

– Человек как человек... Сами знаете, кто он. Чего ему терять-то? На нем два убийства висят или даже три, – сказал сержант. – Ну, и четвертое до кучи взял. А убивал он его или нет – это уже вашему брату решать.

Теперь я уже имел точное представление обо всем. Убийца Олега проходил по делу о тройном убийстве, и теперь Олег для него был четвертой жертвой.

Я стал соображать, как мне задать следующий вопрос, чтобы не выдать себя. Но тут неожиданно дверь открылась, выглянул следователь и спросил меня:

– А что, вы еще не ушли? – И обратился к сержанту: – Проводите товарища адвоката до выхода.

Сержант растерянно посмотрел на меня, но, сделав вид, будто ничего не произошло, сказал:

– Пожалуйста, провожу.

И, показав рукой вперед, сказал мне:

– Прошу, идите.

Я вышел. В конце коридора я попрощался с ним, спустился вниз, сел в машину и поехал домой.

На следующее утро неожиданности продолжились. Раздался телефонный звонок. Я услышал далекий голос Олеси.

– Олеся, ты откуда говоришь? – кричал я в трубку.

– Я из дома.

– Как? Тебя отпустили?

– Да. Нам с вами нужно срочно встретиться.

– Конечно, конечно! Ты можешь приехать ко мне в консультацию?

– Конечно, могу, – ответила Олеся.

– Когда ты будешь?

– Минут через сорок.

– Все, договорились. Я тоже буду там через сорок минут!

Я быстро стал одеваться. Через несколько минут моя машина мчалась в сторону консультации.

Подъехав к зданию, я принял определенные меры предосторожности. Осмотрелся вокруг, оставил машину, не доехав до места, и дальше пошел пешком. Ничего подозрительного я не обнаружил.

Войдя в помещение, я увидел уже сидящих там Олесю с Ольгой. Олеся была бледная, осунувшаяся. Я взял ее за руки.

– Олеся, ну как ты? – Я чуть было не добавил «милая», но сдержался.

Она покачала головой, как бы сказав, что ей очень плохо.

– Про Олега слышала?

Она опять кивнула головой. Мы прошли в мой кабинет.

– Ну, рассказывай! – сказал я.

– Похитили меня у бутика, торгующего товарами фирмы Армани, – начала Олеся, – затолкали в машину, рот заклеили широким скотчем, руки тоже замотали. Привезли в какую-то квартиру, там держали. Кормили нормально, не били.

– Что они требовали? Что это были за люди?

– Кто знает, что за люди... Наверное, враги Олежки. Ничего не требовали, видимо, чего-то ждали, что-то хотели получить. Никто со мной не разговаривал. Должны были приехать какие-то старшие для разговора со мной, но так и не доехали. Они где-то за границей были.

– Почему ты так решила?

– Потому, что те, кто меня охранял, без конца с ними по мобильному телефону говорили. Все время набирали код страны, который никак запомнить не могли.

– Ну и что? Как же тебя освободили?

– А как в новостях про Олега передали...

– А, так ты там телевизор смотрела?

– Да, все как в обычной жизни было, только по телефону разговаривать не давали и на улицу выходить. А так я все видела и слышала. Как показали Олежку, сразу же те, кто меня сторожил, стали старшим звонить. Долго о чем-то говорили, потом выпустили меня.

– И ничего не сказали?

– Ничего. Только – что найдут, если нужно будет.

– А как ты думаешь, кто его мог...

– Я хотела это у вас спросить.

– Ты знаешь, что у меня тоже были неприятности? – И я вкратце рассказал ей про обыск, про попытку проведения допроса, про одного человека, на которого надеялся Олег, намекая на Бориса Петровича. Она слушала меня, глядя в сторону безразличным взглядом.

– Вы поможете мне его забрать? – неожиданно спросила она.

– Конечно, – ответил я. И обратился к Ольге: – А как ты, Оля?

– Да, мой муж ведь тоже... Он был совершенно здоров. Я накануне получила свидание у следователя, приходила к нему, мы разговаривали. Было все нормально, и вдруг – в тот же день он умирает... Сказали, что завтра можно получить тело.

– Значит, поедем вместе.

Мы говорили еще долго. Про Голландию я ничего не сказал.

На следующий день в полдень мы подъехали к следственному изолятору. Сначала долго ждали какого-то тюремного начальника, потом нам выписали пропуска, и мы поднялись на второй этаж. После этого долго оформляли бумаги. Наконец на тележке вывезли тела, покрытые белой тканью. К этому времени Олеся вызвала специальную машину для перевозки трупов.

Олеся приоткрыла покрывало. Я не узнал Олега. У него было черное лицо, покрытое кровоподтеками. Было видно, что его били долго и жестоко. Зато лицо Андрея было чистым, никаких следов физического воздействия не было.

Девушки заплакали. Мне тоже было не по себе.

Когда мы стояли над телами – а все это происходило в тюремном дворе, – вокруг собралось много любопытных: конвоиры, сотрудники следственного изолятора, хозбригады заключенных. Они сочувственно смотрели на нас.

Мы погрузили тела в машину. Девушки стали прощаться со мной. И тогда я сказал:

– Олеся, я не сказал тебе самого главного. Олег передал мне, что я должен забрать материалы в одном европейском городе...

– Я в курсе, – сказала Олеся.

– Что мне с ними делать?

– Привезите, посмотрите, что это такое. Если там будет что-то интересное для меня, то есть то, что касается меня, я бы хотела их получить.

– Конечно, – ответил я, – поеду туда и все получу.

Мы простились, договорились, что по приезде из Амстердама я обязательно ей позвоню.

Через несколько дней я начал собираться в Голландию. Но неожиданно раздался звонок. Голос, похожий на голос Бориса Петровича, сказал:

– Здравствуйте. Вы меня узнали?

– Да, узнал.

– Не называйте меня по имени, пожалуйста. Нам надо с вами встретиться. Возникли небольшие проблемы.