Текст книги "Саур Могила"

– Двести – безапелляционно сказал сержант, переглянувшись с коллегой.

– Ну, тогда держи, – вынул малиновую корочку, ткнул ее в нос «даишнику» Сашка.

Тот быстро пробежал ее глазами.

– Звыняйтэ товарышу лейтенант, обизнався (засопел носом).

– Не товарищи вы, а суки, – цикнул слюной под ноги инспекторам Шубин и, врубив скорость, вырулил на автостраду перед Алчевском

Несколько уходящих в небо труб когда-то одного из крупнейших в Европе металлургического комбината еще дымили, в воздухе чувствовался запах доменного шлака.

Вскоре он сменился свежестью рощ и лугов – путешественник вымахнул на возвышенность Брянки, за которой на широком просторе раскинулся Стаханов.

Слева от трассы, окаймленной аллеей высоких тополей, высились цеха вагоностроительного завода, справа радовал глаз современными высотками микрорайон «Южный» – преддверие города бывшей шахтерской славы.

Миновав центр с теперь немноголюдным базаром, городской, с прудом парк и квартал «Стройгородок», байкер оказался на окраине, именовавшейся Чутино.

Когда-то это было основанное еще запорожцами селение, а теперь несколько утопающих в зелени улиц, окаймленных небольшой сонной речушкой Камышевахой. Со стороны древнего Свято-Николаевского собора – главной достопримечательности города, звонили к заутренней.

Подъехав к дому родителей, который отец выстроил после войны, Сашка заглушил мотоцикл, и, прихватив с багажника сумку, направился к воротам, на басовитый лай своего любимца Дозора.

– Ну, будет, будет, – потрепал он по загривку, войдя во двор, весело скачущего вокруг поджарого овчара, а навстречу уже спешила мать, вытирая фартуком руки.

– А где батя? – расцеловавшись с ней, поинтересовался гость, когда они зашли в летнюю кухню.

– Собирает яблоки в саду, – ответила та, радостно оглядывая сына. – Зови его, будем завтракать.

– Понял, – ответил тот, поставив сумку на табурет, и вместе с Дозором пошагал к внутренней калитке.

За ней белели известкой стволы десятка яблонь слив и груш, а в конце усадьбы, на низкой лавочке рядом с плакучей ивой, у тихо струящейся воды, сгорбившись, сидел отец. Забросив ногу на ногу.

– Здорово батя! – подойдя, сказал сын и, пожав ему руку, уселся рядом.

– А мы уж тебя заждались, – оживился тот. – Вот, – собираю урожай, кивнул на стоящую рядом корзину с золотистыми плодами.

Сашка взял один (то был анис), смачно захрустел и констатировал «в самый раз». После чего оба закурили.

– Ну, как дела, сынок? – затянулся беломориной отец. – На фронте борьбы с преступностью.

– Вчера взяли очередную банду, – ответил гость. – Полные отморозки.

– Да, развелось этой погани кругом. Прям настоящая война, – вздохнул Иван Петрович. – Дожили, называется.

– Ничего, па, прорвемся – растер окурок ногой Сашка. – Там мама зовет завтракать.

– И то дело, – кряхтя, поднялся старый шахтер. – Бери корзину.

На завтрак была жареная картошка с салатом из помидоров и огурцов, с огорода родителей, а к ним банка тушенки «Великая стена» и копченый сыр из продуктов, доставленных Сашкой.

– Зря потратился, сынок, – кивнул Иван Петрович на горку свертков с пакетами, лежащих на буфете – У нас с матерью все есть, урожай в этом году богатый.

– То так, – поддержала его мать, налив сыну чая с липовым цветом.

– По хозяйству надо чего помочь? – прихлебывая его, спросил у отца Сашка.

– Да нет, – ответил тот. – Все в порядке.

– Ну, тогда я проскочу к Оксане. Повидаться

– Хорошая дивчина, – посветлела лицом мать. – Сколько лет встречаетесь, пора бы и жениться.

– Точно, пора, – взглянул на сына Иван Петрович. – А то так бобылем и останешься.

– Не останусь, – рассмеялся молодой Шубин и вышел.

Оксаны, живущей на соседней улице, дома не оказалось, ее бабка сообщила, что внучка на работе, и Сашка на «Яве» отправился туда, прихватив подарок.

Им было янтарное ожерелье, на которое лейтенант копил несколько месяцев со своего жалованья.

Проскочив утопавший в зелени «Стройгородок», мотоцикл свернул к ЦГБ, расположенной в тенистом парке и встал у одного из корпусов, с клумбами роз у входа.

Взбежав по ступенькам на высокое крыльцо, Шубин потянул на себя стеклянную дверь и оказался в вестибюле с больничными запахами.

– Здравствуйте, теть Маш, – сказал он, сидящей за перегородкой пожилой женщине. Та, мелькая спицами, что-то вязала.

– И тебе, Шурик, не хворать, – качнула та сидящими на кончике носа очками. – Ты никак к Оксане Юрьевне? Она на втором этаже, в процедурной.

– Спасибо, улыбнулся Сашка и шагнул к широкому лестничному маршу.

Найдя на втором этаже, в числе других, кабинет с табличкой «Процедурная» на двери, он постучал в нее костяшками пальцев и вошел.

Оксана, в белой шапочке и халате, сидя за столом, что-то писала.

– Ой, Сашка! – обрадовалась она. – Каким ветром?

– Степным! – белозубо рассмеялся гость, – А это тебе, – извлек из кармана и протянул девушке узкий пенал. – Подарок.

Та взяла, отодвинула крышку и прошептала, – красивое какое, словно солнце…

– Балтийский янтарь, – улыбнулся лейтенант. – По поверью делает владельца красивее. Хотя этого у тебя и так с избытком.

Оксана действительно была такой. Среднего роста, с точеной фигуркой и черными очами, как ее тезка из гоголевских «Вечеров близ Диканьки».

– Кстати, – наклонился к столу Сашка, – ты во сколько заканчиваешь? Есть предложение смотаться на Донец, искупаться.

– В три, – чмокнула его в щеку, доктор, после чего встала и примерила ожерелье у висящего на стене зеркала.

– Саня, ты у меня такой! – обернулась, сияя глазами.

– Ну ладно – ладно, – поднялся со стула лейтенант. – Значит, в четыре я у тебя.

И, не прощаясь, вышел.

Вернувшись домой, Сашка помог отцу снять с деревьев еще несколько корзин яблок, а затем в охотку переколол поленницу дров за гаражом. На зиму.

Когда полуденная жара спала, и со стороны степи чуть слышно повеял ветерок, они с Оксаной неслись в сторону Северского Донца, по уходящей среди полей вдаль, серой ленте асфальта.

Спустя минут двадцать, вдали заблестела река, и мотоцикл свернул на грунтовку.

– Ну, вот тут и станем, – подрулив к роще плакучих верб, тянущихся вдоль песчаного пляжа, заглушил мотор Сашка.

В уши ударила тишина, нарушаемая пением дрожащего в небе жаворонка.

Северский Донец в этом месте впечатлял широтой и пейзажем. Левый, пологий берег, окаймлялся лугами, правый – высокий и обрывистый, уходящим в небо сосновым бором.

Расстелив в тени деревьев захваченный с собою плед и сняв одежду, пара с хохотом вбежала в воду. Парень замелькал саженками вперед, а девушка стала плескаться на мелководье.

Потом они, смеясь, гонялись друг за другом по песку, Сашка ходил на руках и дурачился, а затем, тяжело дыша, лежали в тени дрожащих листьев и слушали, как в бору считает года кукушка. Размеренно и неторопливо.

Осенью они поженились. Свадьба была скромной, в одном из кафе, которых теперь в городе было больше чем предприятий, на ней свободные от дежурства «беркуты», приехавшие из Луганска, подарили молодым корейский телевизор «Самсунг» и розового живого поросенка.

Вскоре после свадьбы молодая чета сняла комнату в Каменобродском районе областного центра, в доме дальней родственницы Оксаны. Жизнь продолжалась.

Глава 5. Крот

Вольготно раскинувшись в шезлонге на дощатой, овеваемой легким ветерком террасе, майор Линник потягивал из бокала холодный до ломоты в зубах «Миллер» и наблюдал закат солнца над Северским Донцом.

Тот был неподражаем.

Край неба за частоколом высоких корабельных сосен на противоположном отрожистом берегу окрасился в нежные тона пурпура, там же висела подсвеченная уже севшим солнцем гряда причудливых форм облаков; все вместе, с плавным течением прозрачных вод и золотом песчаного пляжа, дарило покой и отрешенность.

Утром майор приехал с кураторским визитом из Луганска в Попаснянский отдел СБУ, расположенный в городе Первомайске, «озадачил» подконтрольных указаниями и полистал дела оперативного учета, после чего отобедал с начальником по фамилии Пасюк в лучшем коммерческом ресторане. По высшему разряду и с «хенесси», которому отдавал предпочтение перед любыми другими напитками.

– Командировка Олег, у меня трое суток, – сказал радушному подполковнику, ковыряясь зубочисткой во рту. – У тебя, в принципе, порядок. Я же, знаешь, немного устал. Организуй мне номер на одной из загородных баз отдыха. А вечером часов в восемь, съездим навестим нашего клиента.

– Слушаюсь, сделал уставное лицо – Пасюк. А потом наклонился к куратору и тихо спросил, – номер с хорями?2222
  проститутками (жарг.)


[Закрыть]

– Естественно, – сыто рыгнул Линник. – Для начала пришли одну. Помоложе и чтобы хорошо строчила.

И вот теперь, накувыркавшись в прохладном, пахнущем соснами номере с девицей (ту, специально выделенный опер увез обратно), майор предавался размышлениям о жизни.

Она была у Владимира Алексеевича двойная. До развала Союза – и после.

Родившись, как и Шубин в шахтерской семье, в одном с ним городе и на одной улице, с малых лет в семье Володя получал совсем иное воспитание.

И к тому были причины.

Его отец – Алексей Линник, происходил родом с Западной Украины, был из большой «заможной» семьи, мужчины которой в годы войны добровольно вступив в ряды ОУН-УПА, активно боролись с оружием в руках против Советов и в результате бесславно кончили кто в густых буковинских лесах, а кто в лагерях ГУЛАГА.

Тогда еще юному Алексею повезло.

В начале июня 41-го он приехал погостить к своей родной тетке Полине, вышедшей замуж за москаля и проживавшей в Чутино, а с началом войны и оккупации немцами Донбасса вынужден был там остаться. Вместе с местными пацанами собирал уголь на терриконах, стрелял из рогатки и ел галок с голубями, а еще мечтал вступить в полицию, но опасался появившихся в этих краях партизанов.

Когда же Красная армия освободила Луганщину и в нее стали призывать не угнанных в Германию ребят 1925-го года рождения, тетка выправила восемнадцатилетнему племяннику метрику, по которой тому было всего шестнадцать.

Его новые друзья ушли на фронт и в большинстве погибли, Алексей же был определен на «трудовой фронт» и стал работать подземным электрослесарем в шахте.

Сразу после войны его тоже призвали в армию (служил три года танкистом в оккупированной Германии), а после демобилизации вернувшись в Донбасс, тайно навестил Буковину.

Там от дальней родни узнал, что случилось с его семьей, и быстро уехал назад. Опасаясь попасть под репрессии.

Советскую власть Алексей никогда не считал своей. Так его учили родители и ксендз. Теперь стал ненавидеть.

Но надо было строить свою жизнь при ней. Что он и стал делать.

Для начала выбился в стахановцы и попал на шахтную «доску почета», будучи великолепным баянистом, принимал участие в художественной самодеятельности коллектива, на людях всегда был добр и приветлив.

Затем женился на одной из местных девушек и построил напротив хаты тетки свой дом с обширной усадьбой и огородом, на которой вскоре запищали сыновья – старший Александр и младший – Володя.

Пока они были мальцы, отец детей не неволил, а когда пошли в школу, исподволь занялся воспитанием потомков.

Тихо и ненавязчиво, как бы между делом.

После школы он рекомендовал братьям поменьше общаться с другими шахтерскими детьми – они мол, быдло, научат плохому; стал прививать обеим любовь к музыке, обучая игре на баяне, произведениям Ивана Франка и Леси Украинки, а также старой истории Украины. Без москалей и коммунистов. Еще учил поменьше говорить и больше слушать.

В результате, когда Саше с Володей пришло время вступления в комсомол, в восьмых классах сначала старший, а потом и меньший, под разными предлогами отказались.

Комсомольцами стали перед поступлением в институт – отец желал дать молодым Линникам высшее образование. А перед этим, сначала одному, а затем другому, рассказал о своих буковинских корнях, героях ОУН-УПА и дал напутствие: быть активными строителями коммунизма для всех, но помнить кто они и откуда.

Потом старший закончил Харьковский авиационный институт и уехал строить самолеты в Ташкент, а Владимир на четвертом курсе Донецкого политтеха попав на практику в Москву, отыскал там своего школьного друга.

Как оказалось, отслужив срочную в погранвойсках, тот работал в КГБ, что вызвало при встрече живой интерес Линника.

– Повезло тебе, Вить, служить в таких органах, – с неприкрытой завистью сказал он. – А я буду вечным технарем. Рутинная работа.

Когда же приятели чуть выпили и обстановка стала более непринужденной, Володя между делом поинтересовался, а нельзя ли и ему устроиться в «контору»? Мол, я сам идейный, готовлюсь вступить в ряды и непрочь стать бойцом невидимого фронта.

– Почему нет? – оценивающе оглядел его Виктор. – Это трудно. Но можно попытаться.

И рассказал, как и что сделать.

Спустя год «технарь» учился в Киевской средней школе КГБ, готовящей офицеров контрразведки. Закончив ее, получил звание «лейтенант» и должность оперуполномоченного в Управлении по Луганской области.

– Молодец, сынок, – сказал по этому поводу старый Линник. – Чувствую, ты далеко пойдешь. Но не забывай свои корни.

– Не забуду отец, – заверил его сын. – Коммунистам, мне кажется, недолго осталось.

Вскоре Союз рухнул, Владимир продолжил службу в «нэзалэжной» Украине и теперь не скрывал своих взглядов.

Те полностью совпадали с ее внутренней и внешней политикой: частной собственностью на средства производства, национализмом и стремлением в Европу.

Он даже стал подумывать, а не съездить ли ему на Буковину? Предъявить властям права на «майно» отобранное у предков Советами. Но потом отбросил эту мысль вследствие ее нереальности и стал зарабатывать капитал, как все силовики в новом государстве. А проще – крышевать. Тем более, что обслуживал в Луганске крупный машиностроительный завод и курировал несколько райотделов СБУ на периферии.

На заводе, за покровительство, майор ежемесячно получал от новых хозяев – заранее оговоренные суммы; начальники отделов отстегивали куратору за лояльность, из своей доли «на земле». Аккуратно и регулярно.

Теперь у Линника в Старобельске, куда переехала их семья, был свой, оформленный на жену бизнес, состоящий из нескольких магазинов, и Владимир планировал обзавестись небольшой фабрикой. Она была в том же городе, принадлежала бывшему директору, а метод был довольно простой и апробированный – рейдерский захват. Что по примеру России повсеместно использовалось на Украине.

С месяц назад Линник обратился за содействием в этом вопросе к своему другу детства Шубину, ударно служившему в областном «Беркуте», обещая в случае успеха золотые горы, но тот послал его «на хер» и едва не набил морду.

– Я тебе это еще попомню, сучий потрох, – вернувшись от размышлений в реальность, поставил майор бокал на стоявший рядом столик, после чего взглянул на свою фирменную «Омегу».

Золотые стрелки показывали без одной минуты двадцать (Линник нахмурился), а потом услышал тихий шум мотора подъехавшего внизу автомобиля.

Далее хлопнули дверцы, под тяжелыми шагами заскрипела резная лестница, и на террасу взошел Пасюк в бейсболке, темных очках и спортивном костюме «адидас», чем-то похожий на итальянского мафиози.

– Мы готовы, Владимир Алексеевич, – блеснул стеклами, – можем выдвигаться.

– Точность – вежливость королей, – ухмыльнувшись, встал с шезлонга куратор. – Через пять минут выезжаем.

В номере, сбросив купальный халат, Линник облачился в аналогичный прикид, сунув в карман миниатюрный «глок»2323
  марка пистолета


[Закрыть], который всегда брал с собой в командировки.

Помимо служебных заданий генерала и его замов, там нередко приходилось выполнять их личные. Ибо начальство имело свои коммерческие интересы, но, в отличие от подчиненных, на всей территории области.

В этот раз предстояло разобраться с владельцем Мирнодолинского опытно-экспериментального завода находившегося в поселке Тошковка.

Суть дела заключалась в том, что треть акций завода, выпускающего промышленное оборудование, оформленных на подставное лицо, принадлежали одному из руководителей областной СБУ (непосредственному начальнику майора), и тот желал получать более высокие дивиденды.

Линнику поручалось решить этот вопрос. Используя оперативные средства и возможности.

Часть его, до выезда, майор решил и теперь похищенный «неизвестными» в масках из своего коттеджа в Первомайске главный акционер и хозяин предприятия четвертые сутки «припухал» в подвале на заброшенном хуторе в лесной балке. Размышляя, кто его похитил и во что это выльется.

Первомайская милиция во взаимодействии с райотделом СБУ, по заявлению жены активно вела розыск исчезнувшего коммерсанта, но безрезультатно.

Между тем, черный «Рендж-Ровер» с тонированными стеклами, в котором помимо Пасюка с Линником находились два оперативника, вырулил с территории пансионата, и, оставив позади сосновый бор, покатил по степному шляху среди зеленеющих полей кукурузы, в сторону козачьего села села Нижнее.

В паре километрах от него внедорожник свернул на едва приметную, затравеневшую дорогу, а потом, юля из стороны в сторону, спустился в поросшую грушами-дичками, ясенями и старыми дубами, прохладную долину.

Там, сбоку от прыгающего по камням неширокого ручья, в зарослях терна, виднелись остатки каменного строения.

– Приехали, – остановил машину сидевший за рулем подполковник, вслед за чем все вышли из нее и по густой траве направились к тому, что ранее было людским жилищем.

От него осталась выложенная из бурого песчаника коробка, с полусгнившими стропилами крыши, темные провалы входа и окон, подчеркивали запустение.

– Давайте его сюда, остановившись у полузасохшего ореха, – приказал операм Пасюк. – С завязанными глазами.

– Поняли, – бормотнул старший, и парни, подсвечивая себе фонариком, скрылись в дверном проеме.

Минут через пять они вернулись назад, ведя подмышки едва переставлявшего ноги толстого человека в пижаме, с заклеенными скотчем глазами и наручниками на запястьях.

– Слушай меня внимательно, – сказал Линник, когда тройка остановилась в двух шагах, а человек втянул голову в плечи и испуганно всхлипнул. – Пан Коцюба (так звали подставного) желает иметь на тридцать процентов больше прибыли по своим акциям. Ты меня понял?

– П-понял, – шевельнула разбитыми губами жертва.

– Завтра тебя найдут менты с эсбэушниками, – продолжил майор и подмигнул коллеге. – Но им о нашем разговоре ни «гу-гу». Ясно?

– Да, – часто закивал головой мужчина.

– Скажешь, что тебя похитили какие-то отморозки и требовали выкуп. – Ну а если сболтнешь лишнее, тебя снова украдут. И ты канешь в лету.

– Не надо… – зарыдал толстяк, обвиснув в сильных руках, а на его штанах затемнело пятно. – Я все, все сделаю!

– Давайте его назад, – брезгливо поморщился Линник, а когда вихляющаяся тройка удалилась, бросил Пасюку, – пошли к машине.

Значит так, – обернулся к начальнику. – Завтра сольешь информацию по этому клоуну ментам. Мол, получена по оперативным каналам. Ну и оформишь, ее как ДОР2424
  дело оперативной разработки


[Закрыть]. Я буду ходатайствовать перед генералом о поощрении всех ее участников.

– Понял, – расплылся в улыбке Пасюк. – Ну и голова у вас, Владимир Алексеевич!

– На том стоим, – нагнувшись, сорвал куратор соцветие луговой мяты, растер в ладонях и понюхал. – Хоршо пахнет.

– Как насчет обмыть разработку? – предложил начальник. – Я позвоню хозяину пансиона – он мой «штык»2525
  агент (жарг.)


[Закрыть], закажу ужин

– Можно, – кивнул Линник.

Когда в мерцании первых зажегшихся на небе звезд, пыльный «Рендж-Ровер» въехал на территорию дома отдыха, их встретил хозяин, представленный областному гостю.

– Для вас завтра выходной, – сказал операм начальник, и те потопали к служебному, стоявшему на стоянке «форду». Хозяин же, по имени Вилорий, средних лет здоровенный детина, провел офицеров в свой личный блок, где те приняли душ Шарко, после чего все отправились в зал для почетных персон, работавшего до утра ресторана.

Оттуда слышалась разухабистая музыка и смех отдыхавших, с пристроенной ко второму этажу открытой веранды, в фиолетовое небо то и дело взмывали и с треском лопались яркие фейерверки.

Потом из-за темного речного плеса показался белый разъездной катер, с орущей песни компанией, приставший у соседнего корпуса к небольшому, освещенному гирляндами огней, свайному причалу.

– М-да, прямо праздник жизни, – поцокал языком майор. – Красиво отдыхают.

– Сегодня день торгового работника, – расплылся в улыбке хозяин. – Это наши коммерсы из соседних районов.

Чуть позже, удобно расположившись в кожаных креслах гостевого зала, передняя стена которого, выполненная из прозрачного стекла отражала звездный купол неба и сонную реку, подполковник с майором с удовольствием оглядывали горячительное и холодные закуски, а Вилорий отдавал распоряжение нарисовавшейся рядом смазливой, с ногами от плеч, официантке.

– Ну что, приступим? – потянулся он волосатой лапой за бутылкой шотландского виски «Лох-Несс», когда девица, вильнув попкой, упорхнула.

– Можешь, – накладывая на тарелку Линника черную икру, – милостиво кивнул подполковник.

Далее бокалы были наполнены ячменным напитком, и куратор произнес тост. – За коммерцию и хозяина! Что было воспринято с энтузиазмом.

Утолив первый голод, выпили по второй, за процветание Украины, а вдогонку по – третьей. Что б муха не пролетела.

Затем появилась официантка в сопровождении второй, с судком стерляжьей ухи и нанизанными на шампуры шашлыками по-карски.

– Под это лучше водку, – потянул из ведерка со льдом запотевший «Абсолют» Вилорий и наполнил припасенные для него стаканы. – Ну, будьмо! – поочередно чокнулся с гостями.

Те неспешно высосали их до дна, побурев мордами, крякнули и навалились на уху. Мыча от удовольствия.

– Послушай, Вилорий, а что означает твое имя? – опорожнив свою тарелку, взял в руки шпажку с посыпанным зеленью шашлыком, Линник.

– Это меня так родители назвали, – рассмеялся тот. – По трем первым буквам – Владимир Ильич Ленин.

– У него батя был вторым секретарем райкома партии в Лутугинском районе, – чуть заплетаясь языком, добавил Пасюк. – Отдал, так сказать, дань моде.

– Ясно, – мотнул головой майор. И застолье продолжилось.

Что было потом, он помнил смутно.

Урывками в сознании всплывала длинноногая официантка (как же ее имя?) с которой целовался на брудершафт, а после совокуплялся в смежной с залом комнате отдыха. Потом с Вилорием они тащили в туалет блюющего Пасюка, а затем он таскал хозяина за ворот рубашки и орал, «убью, Ленин!».

Спустя еще сутки, отметив командировку, с чувством выполненного долга майор возвращался назад. Под колесами его «тайоты» ровно гудел Бахмутский шлях, магнитола томно пела голосом Чилинтано.

Государственная безопасность страны, в очередной раз была обеспечена.