Текст книги "Воплощение j"

Последняя попытка

Они провалились в припорошенную снегом полынью одновременно…

Говорят, в таких случаях перед глазами человека проносится вся жизнь. Но он, видимо, не относился к большинству, потому что не увидел ни ярких картинок детства, ни лиц давно умерших родителей, даже никого из многочисленных прошлых романов. Только образы, так или иначе связанные с зимней рыбалкой. Хотя, с другой стороны, ничего удивительного. Для аналитического ума характерно всегда связывать причину и следствие.

Какая все-таки это странная штука – человеческие пристрастия. Странная и необъяснимая. Она никогда не любила сидеть тихим утром на берегу с удочкой, что вполне естественно для женщины. Философия всегда была уделом мужчин. Но как тогда прикажете понять ее привязанность к зимней рыбалке? Она неизменно сопровождала его в походах на подледный лов, и не для того чтобы держать мужа под приглядом. Достаточно было посмотреть, как азартно дергает она мормышкой окуньков, весело пригубливает за компанию «для сугреву», с наслаждением вдыхает запах только что сваренной ухи.

Никакого собственничества, ни малейшей попытки привязать его к своей юбке. Три сезона она без звука отпускала его одного куда угодно, да и сама частенько отрывалась с подругами в театрах и концертных залах. С такой профессией, как у него, далеко не всегда получается уделять должное внимание супруге. Но зимой – только совместная рыбалка. Это святое.

Он не раз пытался вытащить ее на горнолыжный склон. Элегантные костюмы, роскошная амуниция, солнцезащитные очки от Версаче, сногсшибательный зимний загар, который без труда отличишь от халявного, полученного за несколько сеансов в солярии, – и какого рожна еще красивой, стильной бабе нужно? Но нет, поди ж ты: не нравится, – говорит, снобизма много, ну прямо фу-ты ну-ты. Да, породу так просто не переплюнешь!

Сегодня ничто не предвещало беды. Зима была в полном разгаре, и лед давно уже набрал безопасную толщину. Конечно, оба они прекрасно знали, что есть места, где быстрое течение или донные ключи подмывают его. Нечасто, но иногда такое встречается. И нынче они немного расслабились. Непростительная ошибка для таких опытных зимников. А может быть, просто не повезло.

Когда он пришел в себя, на поверхности никого уже не было. Вцепившись в край, он погрузился с головой, вглядываясь в бездну. От ледяной воды глаза сразу остекленели, и лишь каким-то чудом он успел разглядеть ее и схватить за воротник тулупа. Теперь дело за малым – нужно вынырнуть. Но сделать это оказалось не так-то просто, течение упрямо волокло мгновенно потяжелевшие тела под лед. Он подтянулся и уже почти выбрался, но хрупкая льдина обломилась. Ему удалось зацепиться.

Зимнее солнце ласково улыбалось ему сквозь двадцатисантиметровый слой воды. «Давай, мужик, давай. Осталось совсем чуть-чуть». Еще одна попытка, и вновь облом. Опять ухватился. В нормальном состоянии он легко мог задержать дыхание на минуту, даже на полторы. Но сейчас масштаб времени был совершенно другой. Попробуем еще раз. Черт, снова сломался. Рука почти не слушается. Ошибся, надо было хвататься за лед правой рукой, теперь уж не сменить. И почему я не левша? Ну, последний разочек. Да должно же, наконец, это когда-нибудь кончиться!

Он уже не чувствовал рук, но не сомневался, что крепко держит ее. Поможет ли искусственное дыхание? Нет, сейчас думать об этом никак нельзя. Нужно только выбраться, остальное – ерунда. В какой-то сотне метров стоит машина, а там – водка, сухая одежда, примус…

Спасительный рационализм пытался дать ему последний шанс – дети. Для них, несомненно, было бы гораздо меньшей трагедией потерять лишь одного, а не обоих родителей. Но он знал, что никогда не уцепится за эту соломинку. Как он сможет потом смотреть им в глаза? В эти умненькие, доверчивые, бесконечно дорогие глазенки. Да и не только в детях дело. Ну и что с того, если смотреть на себя без зеркала дано далеко не каждому? Мужское достоинство. К сожалению, в наше циничное время это понятие уже редко используется в его истинном смысле.

Другое дело, если бы они поменялись местами. В такой ситуации она должна была бросить его и выжить ради детей. А он должен вытащить ее. И он сделает это во что бы то ни стало. Баста, не о чем говорить. Равенство между мужчиной и женщиной. Бред собачий.

Еще один, распоследний разочек!! Он несколько раз прокачал в легких то, что осталось от воздуха. Сейчас все получится. Хрум… Неужели это конец?! Терпи, родной, терпи!!!

Он был мужчиной до мозга костей. Не потому, что проходил спецподготовку в морской пехоте или умел выйти победителем из любой ситуации. Настоящий мужчина – не тот, кто может разрубить противника от шеи до седла. А тот, кто всегда сражается до конца, сражается, когда невмоготу пошевелить пальцем, сражается, даже если самому понятно, что выиграть уже нельзя. Это человек, дух которого сопротивляется несмотря на то, что тело сопротивляться не в состоянии. Побеждать всегда невозможно, главное – никогда не быть побежденным.

И справедливая судьба нередко приходит на выручку достойным, казалось бы, в самых безнадежных ситуациях. Часто, но не всегда. Сплошь и рядом, но не теперь.

Обжигающая вода хлынула в легкие и ледяные иглы занозами вонзились в мозг. Но им было не под силу расцепить сведенные холодом и нечеловеческим напряжением пальцы. И в угасающем сознании вместо калейдоскопа картинок прошедшей жизни неправдоподобно быстро уходило за горизонт ласковое зимнее солнце. Насколько все-таки верно сказано: «Делай что должен, и будь…»

 
                                                          ***
 

Он проснулся, клацая в ознобе зубами. Часы показывали три ночи. В руках ощущалось неприятное покалывание, как будто они все еще отходили от мороза. И это в раскаленном летним зноем городе. Дьявольщина какая-то. С чего бы вдруг?

Чувствуя тепло женского тела, он понемногу успокоился. В душе разлилось тихое ликование – слава богу, все в порядке. Это только кошмар, всего лишь реакция растревоженного подсознания. Он долго лежал, глядя в едва различимый потолок. Пожалуй, теперь просто так уже не заснешь.

Он встал с постели, тихонько, чтобы не разбудить ее, оделся и, осторожно ступая босыми ногами, вышел из спальни. В коридоре обулся, на пороге аккуратно придержал язычок дверного замка. Потом постоял немного снаружи, внимательно прислушиваясь. Вроде не разбудил.

Вытащив сигареты, закурил. Руки все еще предательски дрожали. Пожалуй, в таком состоянии лучше не садиться за руль. Глупо рисковать без особой необходимости.

Выйдя на проспект, он без труда поймал машину.

В рекламных огнях и автомобильном реве бурлила и кипела московская ночная жизнь. Мелькали, надуваясь и лопаясь, пузыри ресторанов, казино и ночных клубов. Невольно задумаешься – а где она, истинная Москва? Днем, в трудах и заботах, или сейчас, в ленивом прожигании жизни за барной стойкой и диких выплесках адреналина на заездах стрит рейсинга?

Рассказывают, что когда в Риме периода упадка захотели избавиться от всех дармоедов и проходимцев, из города выдворили не сонмы певиц и танцовщиц, а ученых и философов. И вообще, философов из Рима изгоняли с пугающим постоянством: и при императоре Веспасиане, и при императоре Домициане. Симптоматично.

И еще он вспомнил, как византийский хронограф Никита Хониат в своей знаменитой «Истории» описывает взятие Константинополя крестоносцами. Вообще-то четвертый Крестовый поход был затеян, как и предыдущие, для освобождения Святой земли от мусульман. Но сарацинский Иерусалим далеко, а богатый Константинополь, хоть и христианский, вот он – рядом. Насквозь прогнившая Византия не смогла оказать сопротивления горстке авантюристов, и беззащитный город подвергся жестокому разграблению.

Победители не сжигали дома – все-таки братья по вере. И не убивали жителей без особой необходимости – только если те пытались отстоять свое имущество и своих жен. Изнасилованных женщин привязывали к седлам и возили по всему городу – они еще могли пригодиться.

Хониат, сам бывший участником тех событий, свидетельствует, что когда до нитки обобранные, избитые и истощенные жители брели по дорогам империи в поисках пристанища и пропитания, поселяне лишь издевались над несчастными, полагая, что ненавистные «столичные» получили по заслугам и наконец-то сравнялись с ними в достатке. Тоже навевает…

Да, похоже, Третий Рим ничему не научила судьба первых двух.

Его мысли вернулись из прошлого и стали, словно пройдя сквозь фильтр времени, кристально ясными. Все мучительные метания и сомнения предыдущих месяцев ушли куда-то бесконечно далеко. Он сделал свой выбор.

На всякий случай попросил остановить машину, не доезжая сотню метров. Он проник в дом привычно бесшумно, ловкий, как матерый ночной хищник.

Но с любящей женщиной такие ухищрения, как правило, не проходят. Она вышла, трогательно-заспанная, и обняла его.

– Привет, – прошептала она еще непослушными губами. – А я ждала тебя завтра вечером.

– Удалось пораньше раскрутиться с делами, – почти не солгал он. – Жаль, что разбудил тебя, но билеты были только на ночной рейс, а захотелось вернуться домой как можно быстрее.

– Глупенький, – проворковала она. – У нас будет целый день вместе. Я так соскучилась! Ты голодный? Пойдем скорее, пока дети не проснулись.

 
Февраль 2009 г.
 

Буря в стакане

– Нет, ты только послушай! – Кира изливала свою обиду громким, заговорщическим шепотом, хотя они с Натальей находились в комнате одни. – Сказала я вчера своему, мол, слив бачка в туалете заедает, и что ты думаешь – починил так, что сейчас вообще ничего не работает!

У подруги от возмущения округлились глаза.

– Ну, и как же вы теперь?

– Как, как: ковшиком, вот как. Слесарь только завтра соизволит прийти.

– У моего тоже руки неизвестно откуда растут, – сочувственно вздохнула Наталья, – зато инструмента в доме – из всех шкафов вываливается, вещи некуда складывать.

– И инструмент-то какой, если шильдика «professional» нет, они и в руки не возьмут. С ума сойти, думаю, на все эти деньги вполне можно было бы в кругосветный круиз съездить.

Что ни говори, а с напарницей Кире повезло. Она с ужасом вспоминала о пяти годах, проведенных в офисе с планировкой open space. Такое чувство, будто нагишом сидишь в буфете и, что самое обидное, всем это по барабану. Хорошо хоть удалось сменить работу, сейчас – и кабинет на двоих, и с коллегой полное взаимопонимание.

– А уж сколько всякой дребедени валяется в гараже, так это вообще песня, – увела разговор в сторону от сантехнических проблем Наталья.

– Так ведь по большому счету мужикам женщина не нужна, им вполне достаточно машины. Мне бы хоть небольшую долю той нежности, которая достается ей, я была бы просто на седьмом небе.

– Не говори! Я, например, уже забыла, когда он мне в последний раз дарил цветы или духи, а этой постоянно что-то тащит – какие-то полирольки, салфетки… Мини-пылесос навороченный – ей, а я должна старьем квартиру убирать!

– Да, на день рождения и на 8 Марта их еще хватает, и то – если вспомнят.

– Хорошо, что про 8 Марта телевидение забыть не дает.

– Мне кажется, – задумчиво сказала Кира, – что от этого весеннего праздника один вред. Посуди сама – вот отметятся они в Международный женский день (чтобы его пропустить, я вообще не знаю кем надо быть) и все, дело сделано, совесть опять чиста на целый год.

– Да и День защитника Отечества – тоже тот еще бред. Я понимаю – военные, это, действительно, святое, а остальные-то тут при чем? Наши вон пороху в жизни не нюхали, не знают, с какой стороны к пулемету подойти, и туда же!

– Это все дуры-бабы, раздули показуху, начиная чуть ли не с мальчиков начальной школы. А теперь вроде и неудобно не поздравить.

– Зато с годовщиной свадьбы не поздравить – это очень даже удобно!

– Слушай, а мне он в позапрошлом году цепочку подарил… правда, это был десятилетний юбилей.

В кабинете повисла неловкая пауза.

До конца рабочего дня оставалось еще целых полчаса, все дела уже давно свернуты, носики припудрены, сумочки собраны и по пять раз перепроверены.

– А дату первого свидания отметить – так это уже просто фантастика, – нарушила затянувшееся молчание Наталья.

– Да мы для них вроде говорящей мебели. Надо будет попробовать, спросить ночью, какого цвета у меня глаза.

– Не советую, подруга, так хоть останется какая-то иллюзия, что еще помнит.

– Если вообще когда-нибудь замечал.

– Анекдот есть чудный на эту тему. Надела жена противогаз и встречает мужа с работы. Он заходит, привет-привет, и больше ни слова. Она и так, и сяк старается подвернуться, он – ноль внимания. Наконец это ей надоедает, и она спрашивает: – Ты ничего не замечаешь? – Да вроде нет. – И во мне никаких перемен не видишь? – подсказывает она. Он пристально смотрит на нее. – Ты что, брови выщипала?

– Да, мужики славно устроились в этой жизни. Ты их и накорми, и обстирай, и обласкай, а благодарности не дождешься. Наше рабочее место – кухня, а их – диван перед телевизором.

– Вот именно, перед телевизором; если бы просто – диван, была бы еще хоть какая-то надежда.

– А знаешь, что мой ответил, когда я сказала, будто мужчинам жить легче? – язвительно спросила Кира. – Все так, говорит, только вот почему-то девяносто пять процентов операций по изменению пола приходится именно на мужчин. Как ты, говорит, этот факт можешь объяснить?

– И что с того? Думаешь, эти мужики меняют пол, чтобы у плиты стоять? Ха-ха-ха! И еще раз «ха». Наверняка все это заморочки современной секс-индустрии.

– Я как-то об этом сразу не подумала. Ну, сегодня я его умою! Пусть ему эти транссексуалы ужин и готовят!

– А не телевизор – так компьютер; какие-то флешечки, программочки, игрушечки – прямо детский сад, младшая группа.

– Я тебя умоляю, ты, видать, с «футболистом» не жила. Как забьют гол, он начинает по всей квартире прыгать и вопить дурным голосом – дитя малое, да и только. Хотя дети, конечно, столько пива не пьют, тут надо отдать ему должное.

– Просто у них слишком много свободного времени: запустить бы голубчиков на вторую смену, по хозяйству, и было бы совсем не до футболов, – понимающе кивнула Наталья.

– И не дай бог наши проиграют – тушите свет и отползайте в сторону: в таком состоянии ему лучше вообще на глаза не попадаться. И они еще нам будут толковать про перепады женского настроения! А если вдруг выиграют – тут начинается такое безумное счастье, «веселится и ликует весь народ», по-другому и не скажешь. И когда кто-то ликует недостаточно интенсивно – смертельная обида до конца дня гарантирована.

– Ну, значит, самое безобидное – это ничья, – сострила Наталья, и девушки залились счастливым смехом.

– Жалко, винца нет, замечательный бы получился тост.

– Даже если и сподобятся в кои-то веки поздравить, на подарок какой-нибудь романтический фантазии уже не хватает. Мой вот давеча сковородку преподнес. Хотела я его этой самой сковородкой по лбу приложить. А потом думаю – посуда-то здесь при чем? Да и грех сказать – куда там современному тефлону до их чугунных голов! Бабушкам нашим в этом смысле было гораздо проще.

– Точно, я фильм один американский смотрела, так там невеста жениху такую головомойку устроила за подаренный миксер, что только держись. А нашим и кастрюля с рук сходит.

– Слушай, – спохватилась вдруг Наталья, – мы с тобой пересидели уже целые три минуты!

Молодые женщины, ломая каблуки, опрометью бросились к выходу, словно стайеры с высокого старта. Как ни крути, а жизнь – это забег на длинную дистанцию.

На улице пути их разошлись, иной раз и девочкам приходится ходить направо. Земля, она, конечно, круглая, но не в жизни, а только на уроках географии.

В двадцати метрах от входа в офис, на обочине, стоял новенький автомобиль, и сквозь в меру тонированное стекло было видно, как водитель дремал, откинувшись на подголовник.

– Какой же он у меня красавец! – с гордостью подумала Кира, и приятный холодок змейкой проскользнул по спине. – Одна беда с таким мужиком: идешь с ним по жизни, как по минному полю, только смотри в оба, чтобы какая-нибудь щучка растяжку не поставила.

Она подкралась к машине и тихонько потянула на себя ручку, дверь бесшумно отворилась.

– Вот что значит настоящий германец, – удовлетворенно подумала она, – истинное качество проявляется именно в таких мелочах.

Неуловимым движением Кира впорхнула в салон и уютно устроилась на роскошном переднем сиденье.

Человек за рулем, не меняя позы, смотрел на нее в зеркало заднего вида из-под темных очков. Эту картинку он наблюдал уже много раз, но не переставал восхищаться.

Другая закинет сначала свою пыльную ножищу, потом с натугой втиснется, корябая шпилькой полированный порог, да еще и дверью хлопнет со всей дури. Вот, мол, я свою часть выполнила, влезла, теперь дело за тобой – вези!

А моя – просто любо-дорого смотреть: присядет на край своей ладненькой, туго обтянутой юбкой попкой и, крутанувшись как волчок, одним махом перебросит внутрь стиснутые ножки.

Потом его взгляд переместился на приборную панель – надо же, часы убежали на пару минут.

– Вот ка-азлы, – раздраженно подумал он, – ломят такие бабки, а хронометр – как поддельный китайский ролекс: блестит и переливается, но врет безбожно.

– Привет, милый, – ласково прощебетала она, обняв его руку и прижавшись щекой к плечу. – Поехали домой? Сейчас приготовлю тебе что-нибудь вкусненькое.

 
Май 2010 г.
 

Ненависть

Она ненавидела его уже давно. Иногда, просыпаясь по ночам, тихонько плакала в подушку. Боже, какая у них раньше была семья! Всегда вместе – хоть на футбол, хоть в театр, и на рыбалку, и на светский прием. А сейчас? Поужинали и разбрелись по разным углам. И во всем виноват именно он!

По-хорошему, надо было бы, конечно, развестись. «Прошла любовь, завяли помидоры…» А дети? С другой стороны, прожить вместе всю жизнь, вырастить детей и разбежаться – тоже как-то глупо.

Подруга рассказала недавно одну историю, больше походящую на анекдот. Приходит древняя семейная пара в суд – оформлять развод. Лет по сто им, наверное.

– Дедушка, бабушка, вам бы о душе подумать, а вы чего учудили, – говорит им с улыбкой судья.

– Да надоело жить с этим козлом, – прошамкала старушка беззубым ртом, демонстрируя прекрасное владение современным лексиконом. – Еще при Хрущеве хотела уйти.

– И чего же столько тянули?

– Детей жалко было огорчать, пришлось ждать, когда помрут…

Любовника завести, что ли? И завела. Долго стояла потом под кипящим душем, полфлакона мыла, наверное, извела и все никак не могла отмыться. Нет, девки, нельзя ложиться в постель только затем, чтобы досадить мужу. Себе дороже! Посему подобных попыток она никогда больше не предпринимала.

Но вот поиграть немного, пробудить интерес, вызвать ревность – это совсем другое дело! Недаром еще великий Шекспир говорил, что люди – все актеры. А какой же актер не сможет представить пьяного? А какая же актриса не сможет изобразить шлюшку?

Казалось, перепробовала все – и задержки с работы, и мужские голоса в трубке, и бесконечно длинные телефонные переговоры с многозначительными паузами при появлении объекта – бесполезно! Один раз, когда дети были у дедов на даче, не пришла домой ночевать. По ба-ра-ба-ну! По всей видимости, муж вообще не заметил ее отсутствия. И не взволновался, и даже не озаботился.

Секса нормального не было уже незнамо сколько. Не поздно вечером в полудреме, и не второпях спозаранку перед работой. А так, как раньше, субботним утром, когда дети в школе, и можно всласть постонать, и не нужно смотреть на часы, а позавтракать не грех и в обед.

Она мечтательно потянулась, широко раскинув руки. Хлоп-хлоп по постели ладошкой, а мужа уже и след простыл. Welcome, леди, нынче век самообслуживания. Вибратор – ваш друг, товарищ и брат. А также муж, любовник и курортный мачо в одном флаконе. Ненавижу!

Ладно, пора вставать. Самое главное – это проскочить мимо трюмо. Пятнадцать минут гимнастики, затем десять минут в душе – и вот ты уже совсем другой человек. Теперь можно и в зеркало без трепета посмотреть.

Взглянула – и острая жалость к самой себе пронзила все ее существо. Какая женщина пропадает! И лицо, и глаза, и волосы. Чудо! А фигура? Она отступила и грациозно повернулась в полупрофиль, любуясь собственным отражением. Вот папа с мамой, светлая им память, постарались! И в купальнике на пляже, и в вечернем платье в салоне, и даже в драной телогрейке в тайге – и-зу-ми-тель-но! Из той редкой породы женщин, на которую хоть мешок бесформенный надень, все равно глаз не оторвешь!

Другой вцепился бы в такую красоту обеими руками и не отпускал никогда, а этому – ни хрена не надо.

Нет, какая же она все-таки дура. Чистоплюйка! Нормальная баба завела бы хорошего мужика, а еще лучше – двух-трех, и изменяла бы, изменяла, изменяла…

Она сжала кулачки так, что побелели пальцы. Кто-то, помнится, сказал, что существуют женщины, которые не изменяют своим мужьям, но нет таких, которые делают это лишь однажды. Есть, оказывается, – полюбуйтесь-ка на эту идиотку. Хотя – какие наши годы…

Она усмехнулась про себя. В детстве вот тоже пару раз, злясь на родителей, хотела умереть. Чтобы смотрели они на труп любимой доченьки, плакали горючими слезами и нестерпимо жалели, что были так несправедливы. А она ожила бы потом, и все опять стали счастливы. Нет, подруга, из-под мужика выбраться куда сложнее, чем из воображаемой детской могилы.

Она повертелась еще немного перед зеркалом, изнывая от странной смеси душевной боли и удовольствия. Потом тяжело вздохнула и поплелась на кухню.

Вот уже сколько лет она терпеть не могла готовить, хотя раньше очень любила это занятие. Все чрезвычайно просто – было ради кого. С каким аппетитом муж уплетал ее стряпню! Как нахваливал! Изредка готовил сам. И тебе, говорил, дам немного отдохнуть, и себя нужно хоть иногда спускать на грешную землю. А то, мол, совсем ты меня избаловала, забыл уже, как питаются обычные люди. Вот как ценил! А сейчас? Побросает в себя наскоро, «спасибо», и пошел.

– Что, невкусно?

– Да нет, все нормально.

Как юный лорд из того анекдота, который заговорил впервые в пять лет, когда ему на завтрак подали пересоленную овсянку.

А кухаркой она не нанималась! И вообще! Чтоб он сдох, паразит проклятый! Здесь, пожалуй, и сама от злости загнешься, а он – как новенький!

Нет, так не годится. Ну нельзя готовить в таком расположении духа, отрава получится, а не еда. А что делать, если оно всегда такое? С голоду помирать? А благоверный, поди, так и помрет, если перед ним тарелку не поставишь.

Она шваркнула сковороду на плиту. Матка боска, там же стеклокерамика! Она мгновенно остыла и ласково погладила черную зеркальную поверхность.

– Ты моя умница, извини глупую взбалмошную бабу. Только ты одна меня и понимаешь, хоть и молчишь всегда. Давай-ка я тебя помою, красавица моя.

Отложив плошки, она, вооружившись скребком, салфеткой и чистящим средством, начала сеанс релаксации.

Немного придя в себя, закончила готовку.

– Завтрак на столе!

Раньше она всегда садилась за стол вместе с мужем, даже если ничего не ела. Трапеза – это ведь не только и не столько набивание желудка. А поговорить? Но смотреть, как муж второпях поглощает пищу – удовольствие ниже среднего. Мавр сделал свое дело – мавр может уходить. Приятного аппетита!

Послонявшись без дела по квартире, она не удержалась и искоса взглянула на него. Вот паскуда! Взять бы скалку, да скалкой! Или молоток для разделки мяса – и наотмашь тупым концом – и раз, и два, и три! Выдрать бы с корнем все твои мерзкие провода, переломать твои проклятые, сутками напролет ревущие вентиляторы, растоптать твои поганые диски и флешки!

Ничего такого она, конечно, не сделала. Плюнула только на ненавистную клавиатуру.

 
19 июня 2011 г.