Текст книги "Отцы"

57

Твое взросление особенно замечалось тогда, когда происходили события, происходившие раз в год. Например, ежегодный переезд на лето на питерскую дачу. Переезд этот был изматывающим мероприятием. Я каждый год должен был помогать деду перегнать автомобиль из Москвы в Петербург, в то время как вы с бабушкой ехали поездом. Боюсь, эксцентрическая бабушкина ностальгия по питерской даче как-то генетически, что ли, передалась и тебе тоже. Ты и сейчас рвешься туда каждое лето, хотя там нет горячей воды и туалет на улице. А тогда за несколько дней до отъезда ты принималась ходить по квартире и причитать:

– Я скоро поеду на дачу. Неужели я скоро поеду на дачу? Я просто не могу поверить, что уже совсем скоро поеду на дачу.

Там, на питерской даче, присутствовали, надо признать, сосновый бор и озеро, достойное туристического буклета про красоты Финляндии, но я все равно не понимал твоих восторгов, и тем более не понимал, зачем надо причитать о скорой поездке на дачу так громогласно и именно в то время, как мы с дедом грузим автомобиль невероятными объемами потребного для дачной жизни хлама.

Мы с дедом отправились рано утром и ехали весь день. Поздно вечером мы приехали в нетопленый и промерзший за зиму дачный дом почти на финской границе. И легли спать на отсыревшие диваны. А в шесть утра я должен был встать и ехать на Московский вокзал в Петербурге встречать бабушку и тебя. Господи, за что мне это!

Я не спрашивал бабушку, зачем должен преодолевать каждый июнь трудности переезда в Петербург и зачем каждый август должен устраивать срочную эвакуацию семьи из Петербурга, ибо в августе там неожиданно, но регулярно наступает поздняя осень. Не спрашивал и в этот раз, а теперь уж и не спросишь. Просто я встал в шесть утра, выпил гипертоническое количество кофе и в восемь дежурил уже на платформе, встречая поезд «Красная стрела».

Ты махала мне в окно. Я вошел в вагон, чтобы помочь вынести вещи, и ты сказала:

– Представляешь, папа, баночка была такая большая, что я даже не ожидала найти такую большую баночку.

– Какая баночка, Варь?

– Баночка с икрой, папа. Я люблю поезда, потому что тут дают сухой паек, а в сухом пайке всегда есть баночка икры.

Ты взяла меня за руку, и мы зашагали в вокзал. Там в вокзале есть лавка, где торгуют компакт-дисками, и ты сказала:

– Давай зайдем и купим детских песенок, чтобы слушать в машине.

Мы зашли. Ты вежливо поздоровалась с продавщицей и спросила:

– У вас есть детские песенки, похожие на музыкальную сказку «Алиса в стране чудес»?

Продавщица выдала тебе сборник детских песенок, но ты осмотрела пластинку скептически:

– Простите, эти песенки не очень похожи на сказку «Алиса в стране чудес». Понимаете, я ищу песенки, которые точь-в-точь похожие на «Алису», но ни на одном диске нет таких песенок, кроме диска «Алиса в стране чудес», а у меня уже есть этот диск.

Мы так ничего и не купили. Восемьдесят километров от Петербурга до дачи мы слушали «Алису в стране чудес», и ты пела все песенки вместе с пластинкой.

Немного не доезжая до нашего поселка, мы остановились у магазина, чтобы купить продуктов. Погода испортилась. Накрапывал дождь. И вообще, лето в Петербурге наступает только к концу июня.

– Давай, – сказала ты, – бабушка пойдет за продуктами, а мы, папа, купим мороженого и будем его радостно есть.

Мы купили мороженого, устроились на крыльце магазина под крышей и стали радостно есть. Я мерз как собака. Ты, кажется, тоже. Я разворотил твой багаж, нашел на самом дне теплую куртку (совершенно необходимая вещь для летнего отдыха) и одел тебя.

– Спасибо, папа. – Ты погладила меня по голове. – Теперь мне не будет ни холодно, ни жарко. Холодно мне не будет, потому что меня греет куртка, жарко мне не будет, потому что меня холодит мороженое.

Я хотел было поддержать беседу про холод, но ты вдруг вскинула руку в небо и закричала:

– Белая ворона! Смотри!

В небе была чайка. Мы были совсем недалеко от озера.

Мне отчаянно хотелось спать. Чтобы не заснуть за рулем, я попросил тебя, сидевшую на заднем сиденье, будить меня. И всю дорогу до дачи ты звонко барабанила ладошками мне по лысине.

На дороге метрах в ста от нашего дома нас встречал твой дачный приятель Гоша.

– Варя! Какое счастье! – кричал мальчик так громко, что слышно было даже сквозь «Алису в стране чудес».

– Гоша! – крикнула ты в ответ и особенно звонко хлопнула меня по голове. – Останови, папа!

Если бы тебе не надо было отстегивать ремень безопасности, я бы не успел остановить машину, ты выскочила бы на ходу. Вы с Гошей бросились друг к другу и обнялись.

В первые пять минут общения вы покрасили соседский дом акварельной краской, выкрикивая, что в прошлом году это было ваше любимое развлечение. Потом вы налепили на дом салфетку с надписью «окрашено». Потом Гоша принес показать тебе огромную водопроводную трубу, нечаянно ударил тебя водопроводной трубой по щеке, отчаянно извинился и был прощен. Еще вы исследовали оба дома на тот случай, если где-нибудь прячется страшный осьминог. Осьминога нигде не было. Еще ты была приглашена к Гоше на обед и приняла приглашение с тем условием, что не будет супа из капусты.

Полюбовавшись вами минуты четыре (время горения сигареты), я ретировался спать в самую дальнюю комнату. Я плотно затворил дверь и еще на всякий случай накрыл голову подушкой. Я совсем уж было заснул. Но тут вошла ты.

Ты решительно сняла подушку с моей головы, восторженно поцеловала меня и сказала:

– Папочка! Наконец-то я на даче! Мы покормили дикого ежика! Я очень соскучилась по Гоше! Мы будем играть сейчас в кукольный дом! Гоша будет играть за всех людей, а я за всех лошадей! Люди будут любить лошадей и водить их в зоопарк! Папочка! Осталось только снять штаны, и наступит лето!

– Штаны, – пробурчал я, – можно было снять и в Москве, Варенька. Лето наступило бы все равно.

Ты на секунду задумалась, а потом тихо, но твердо сказала:

– Нет.

58

Через день я уехал с дачи. В Москву на работу. Ты жила с бабушкой и дедушкой под Санкт-Петербургом, а я жил в Москве, и мне от этого было довольно грустно. Время от времени я звонил бабушке и дедушке в Питер и, разговаривая с ними, слышал фоном звуки твоей жизнедеятельности. Например, плакала твоя кукла. Или дедушка вставлял в телефонный разговор со мной неуместные междометия. «Если ты потерял ключ от почтового… o!.. ящика, возьми, пожалуйста… о!.. в шкафу отвертку… о!.. и взломай ящик, потому что там… о!.. телефонные счета, и их надо… о!.. оплатить… О! О! О!»

Я воображал себе, что там происходит. Дедушка, скорее всего, разговаривал со мной, лежа на диване, а ты, скорее всего, прыгала у деда на животе. Ну или, в крайнем случае, молотила деда плюшевым зайцем.

– Варя… – говорил дед. – О!.. Тут папа звонит… О!.. Хочешь поговорить с папой?

– Не-а! – отвечала ты, и это была единственная для меня возможность услышать голос дочери.

Ты не любила разговаривать со мной по телефону. Но однажды, когда я позвонил в очередной раз бабушке и дедушке узнать, как дела, ты сама вырвала у деда трубку:

– Папа! Привет! Ты как! Знаешь! Вот чего! – Ты совершенно не собиралась выслушивать моих сообщений о том, как я, и уж тем более не собиралась выслушивать нежных слов «Варенька», «солнышко» и что там еще способен исторгнуть из себя любящий папаша, с которым любимая дочь ни с того ни с сего соизволила вдруг поговорить. – Вот чего, папа, пришли ко мне маму на выходные, а то я по ней соскучилась.

– Мы тоже по тебе соскучились, Варенька, но у твоего брата Васи в эти выходные выпускной вечер.

– Я же не прошу, чтобы приехал ты или Вася. Пусть Вася идет на выпускной, а ты побудь с Васей. А маму пришлите мне.

Моя жестокая девочка даже и вида не попыталась сделать, будто соскучилась по обоим родителям. Только по маме. Девочкина жестокая мама рассудила так, что, раз уж дочь соскучилась, надо действительно смотаться в Петербург на выходные и навестить девочку.

– Я поеду сразу после Васиного выпускного. Ты ведь отвезешь меня на вокзал? – сказала мне мама, и я не уверен, что в конце ее реплики следует ставить знак вопроса.

Мой жестокий сын рассудил так, что я должен после торжественной части выпускного вечера отвезти мать на вокзал, а потом сидеть дома и ждать, не будет ли Васе скучно на дискотеке.

– Если мне будет скучно, приезжай, пожалуйста, и забери меня, – распорядился Вася.

– Разве ты не взрослый человек? – пытался возражать я. – Если тебе станет скучно, поймай такси и приезжай домой.

Огромный Вася покрутил огромным своим пальцем у огромного своего виска:

– Ты что, папа, выпускников с дискотеки выдают только родителям под расписку.

Торжественная часть выпускного окончилась около одиннадцати. К двенадцати ночи я отвез маму на вокзал. В час ночи я послал сыну Васе эсэмэску с вопросом, не хочет ли он уже быть выданным родителю под расписку. Вася ответил, что покамест ему довольно весело на выпускной дискотеке. В два часа ночи я решил, что сын, вероятнее всего, пропляшет до утра, до открытия метро. В 2.15 я выпил вина и решил лечь спать. В 2.30 пришла эсэмэска от Васи: «Приезжай, меня тут все достало». А я даже не мог сесть за руль, потому что выпил вина. Пришлось вызвать такси, поехать за Васей в дискотеку, получить Васю под расписку, вернуться домой, допить вино и лечь спать с ощущением, что я самый несчастный человек на свете и все на свете используют меня в своих интересах.

Утром позвонила доехавшая уже до Петербурга мама.

– Бежит! – сказала мама, имея в виду, что ты бежишь ей навстречу.

В следующий момент я услышал в телефоне такие звуки, будто абонент мой угодил в тропический ураган. «Мама! Бац! Хрясь!» – я не знаю, что там случилось. Вероятнее всего, ты напрыгнула на маму, как веселый персонаж Тигра напрыгивал на всех обитателей книжки про Винни-Пуха. Вероятно, от напрыгивания упал телефон, а может быть, и мама упала вместе с телефоном. Возможно, упало еще несколько людей вокруг встретившихся матери и дочери. Я не знаю. Я тщетно кричал в телефон «Алло! Алло!», но никто не разговаривал со мной, и я только мог слушать звуки недоступного для меня ликования.

Мама провела с тобой субботу и воскресенье. Время от времени звонила мне:

– Алло, – говорила мама. – Мы в ботаническом саду. Ты не представляешь, как Варя тут потешно скучает.

Фоном этому разговору служила занудная ботаническая экскурсия: «Вы знаете, дети, что банан – это трава» и сопровождавшие экскурсию громкие твои зевки.

– Алло, – звонила мама снова пару часов спустя. – Мы в зоологическом музее. Ты не представляешь, как Варе здесь нравится.

Фоном для разговора служила занудная зоологическая экскурсия про теорию Дарвина и громкие твои вопли: «Мама, смотри, какой енот!»

Еще пару часов спустя:

– Ты не представляешь! Варя научилась плавать! Она прыгает в озеро на глубину и плывет. Сама! Варя, хочешь поговорить с папой?

– Не-ет! – слышался вдалеке счастливый твой крик.

И еще слышался топот твоих ног по деревянным мосткам на озере, и громкий всплеск оттого, что ты прыгнула в воду, и громкое твое фырканье, и радостное: «Мама, я плыву!»

В воскресенье вечером, когда мама должна уже была садиться в Санкт-Петербурге в поезд, раздался вдруг звонок с дедова телефона. Звонила ты. Голос у тебя был очень грустный. Ты сказала:

– Папочка, это я, Варенька. Я заболела. У меня температура и болит горло. Знаешь, почему я заболела? Потому что я научилась плавать и мы с мамой плавали четыре часа, и даже сорок минут плавали на самую глубину. А потом я заболела. Мама меня перекупала. Я тебе написала с мамой письмо, но ты еще кроме письма скажи маме, чтобы она никогда больше меня не перекупывала.

Я торжественно обещал сказать маме, чтобы мама тебя не перекупывала. Назавтра у меня был день рождения. Мама привезла мне от тебя письмо, запечатанное пластилиновой печатью. В письме было написано: «ПАПА Я ТЬБЯ ПАЗДРАВЛЬЯЮ», и почему-то был еще нарисован осел, про которого мама успокаивала меня, что он не осел, а лошадь.

Четыре дня, пока у тебя была температура, ты каждый день разговаривала со мной по телефону, докладывала о самочувствии и принимала соболезнования. На пятый день я позвонил деду, и дед сказал:

– Варя… О!.. Тут папа звонит… О!.. Хочешь… О!.. Поговорить?

– Не-а, – ответил веселый твой голос.

И я понял, что ты выздоравливаешь.

59

Вечерами на даче делать было нечего, и ты смотрела мультики по телевизору. И однажды посмотрела Самый Ужасный в Мире Мультик. Этот мультик довольно старый, но его время от времени показывают по телевизору, так что ни один ребенок не застрахован от того, чтобы увидеть его и испытать нелепое и трагическое потрясение, каковое и я сам, помню, испытал от этого мультика в детстве.

Мультик рассказывает про пингвина по имени Пингвин. Голос за кадром сообщает, что у пингвинов яйца высиживают самцы, – ну так вот Пингвин и высиживал яйцо со всею возможной бережностью. Он только на секунду доверил приглядеть за яйцом своему приятелю по имени Пынгвын, а тот упустил яйцо в море. Вместо упущенного яйца Пынгвын передал Пингвину похожий на яйцо камень. Дальше начинается кошмар. У всех пингвинов вылупились уже птенцы, а наш Пингвин продолжал высиживать свой яйцеподобный камень. Все пингвины отправились по морю в сезонную миграцию к более теплым островам, и наш Пингвин поплыл вместе со всеми. И он нес с собой камень, продолжая верить, будто этот камень – яйцо. И тяжелый камень утянул нашего Пингвина на дно. И Пингвин погиб.

Я помню, что, когда был ребенком, на этом эпизоде выбежал из комнаты, пометался по квартире, не будучи в силах смириться с этой историей про трагическую и глупую преданность, забежал в спальню, рухнул на кровать и прорыдал до вечера. И ты поступила так же. Ты выбежала из дачной летней кухни, пометалась по саду, убежала в дом и принялась рыдать.

– Варенька, не плачь, – пыталась утешать тебя бабушка.

– Он погиб! Он погиб, пингвинчик! – причитала ты. – Мультик кончился, и ничего уже не исправишь.

Эта последняя твоя реплика подсказала бабушке выход.

– Мультик не кончился, – соврала бабушка. – Это была только первая серия. А во второй серии Пингвина спасают.

– Как это? – недоверчиво переспросила ты, но надежда на чудесное спасение пингвина была сильнее.

Ты очень хотела поверить в чудесное спасение и поверила. Бабушке оставалось только придумать складную историю. Чтобы выиграть время, бабушка, прежде чем рассказывать тебе историю о чудесном пингвиньем спасении, позвала дедушку. Дедушка (известный тем, что прекрасно рисует не только пингвинов, но и вообще что угодно) должен был иллюстрировать выдумываемую бабушкой сказку. И дедушка нарочно подольше искал карандаши и бумагу, чтобы дать бабушке побольше времени на сюжетосложение.

– Скорей, дед, скорей! – подгоняла ты, прыгая от нетерпения.

А дед нарочно долго раскладывал по столу бумагу.

– Ну, слушай, – сказала бабушка. – Пингвин совсем уже было утонул, но тут мимо шло научно-исследовательское судно. Впередсмотрящий увидал тонущего пингвина и прокричал: «Человек за бортом!..»

– Пингвин за бортом! – поправила ты.

– Ну да, «Пингвин за бортом». Пингвина достали специальной сетью и вытащили на палубу.

– А камень? – переспросила ты. – Он же не мог упустить свой камень?

– Конечно, не мог. Он же думал, что камень – это яйцо, и поэтому сжимал камень очень крепко, даже когда захлебнулся морской водой. Так его и вытащили на палубу вместе с камнем. А на палубе его привели в чувство. Покормили, обогрели и рассказали, что камень – это на самом деле камень, а не яйцо.

– И он поверил? – удивилась ты.

– Конечно, поверил. На борту научно-исследовательского судна есть много научной аппаратуры.

– Они просветили камень научной аппаратурой? – догадалась ты.

Дедушка тем временем нарисовал очень похожего пингвина, камень, очень похожий на яйцо, и научную аппаратуру, просвечивавшую камень так, чтобы не оставалось сомнений в его вулканическом происхождении.

– Пингвинчик, конечно, расстроился, – продолжала бабушка. – Но тут на горизонте показалась Антарктида, и на берегу Пингвин увидел своих сородичей и среди них очень красивую пингвина-девочку.

– Чем отличается пингвин-мальчик от пингвина-девочки? – спросил дедушка.

– У пингвина-девочки красивые длинные ресницы, – уверенно заявила ты.

Дедушка нарисовал пингвина с красивыми длинными ресницами, и бабушка продолжала:

– Пингвин был очень застенчивый. Он не знал, как познакомиться с пингвином-девочкой. И тогда капитан корабля посоветовал пингвину подойти к своей избраннице и положить к ее ногам тот самый камень, который он так долго и безнадежно высиживал и ради которого чуть не утонул. Пингвин так и сделал.

– А девочка-пингвин, она ведь наверняка смотрела мультик, – подхватила ты, глаза у тебя горели, трагическая история отчетливо превращалась в историю со счастливым концом.

– Конечно, она смотрела мультик. – Бабушка продолжала рассказывать, а дедушка тем временем рисовал пингвина-мальчика, преподносившего пингвину-девочке легендарный, похожий на яйцо, камень. – Пингвин-девочка, конечно, узнала Пингвина, который чуть не утонул. И так же, как и ты, очень обрадовалась, что он жив.

– Я бы очень-очень обрадовалась! – подтвердила ты.

– И она еще подумала. – Бабушка решила привнести в сказку морали. – Она подумала, что этот Пингвин – самый лучший пингвин в мире. Она подумала, что если этот Пингвин так самоотверженно спасал камень, то это значит, что еще самоотверженнее он будет защищать настоящее яйцо и птенчика, когда тот вылупится.

– И они поженились, – резюмировала ты.

– Ну конечно, – бабушка кивнула, а дедушка нарисовал мальчика-пингвина, одетого в галстук-бабочку, и девочку-пингвина в фате и с букетиком флердоранжа, неважно, где они в Антарктиде добыли флердоранж.

Потом дедушка нарисовал семейное гнездо, в основании которого лежал легендарный, похожий на яйцо, камень. А в гнезде лежало настоящее яйцо. Мальчик-пингвин торжественно это яйцо высиживал, а девочка-пингвин наблюдала процесс высиживания с нескрываемым восторгом. Потом дедушка, к восторгу твоему, нарисовал еще, как вылуплялся птенец и как мама и папа пингвины кормили птенца рыбой.

Ты прыгала на стуле и хлопала в ладоши.

– И с тех пор, – бабушка решила привести рассказ к логическому завершению, – каждый пингвин, когда ухаживает за девочкой, обязательно дарит ей камень или хотя бы маленький камушек в знак того, что будет верным и самоотверженным, как наш Пингвин, чуть было не погибший ради своей самоотверженности.

– Дед, – сказала ты, – нарисуй, как много пингвинов дарят девочкам камушки.

Дед нарисовал много пингвинов. Они все дарили девочкам камушки, и девочки принимали камушки с благодарностью, благосклонно улыбались пингвиньим клювом и потупляли глаза, обрамленные красивыми длинными ресницами.

Теперь я знаю, почему девочки любят камушки.

60

Сразу после твоего дня рождения в конце июля мы всей семьей собирались поехать на море, и, честно говоря, нам удобнее было бы справить твой день рождения в Москве, а не на санкт-петербургской даче, куда, во-первых, приходилось ехать с полными руками подарков, где, во-вторых, совершенно нету места, чтобы переночевать и откуда, в-третьих, надо же все равно потом возвращаться в Москву и болтаться еще по городу два дня в ожидании самолета. Мы пытались уговорить тебя по телефону.

– Может быть, ты хочешь отпраздновать день рождения в Москве? Здесь твои друзья Вова и Елка. Мама бы за тобой приехала.

Ты молчала. Ты выслушала все аргументы о дне рождения в Москве и выдвинула убийственный контраргумент. Ты сказала:

– А платье?

Имелось в виду то самое бальное платье, которое вы купили с дедушкой еще зимой. В сущности, было всего два повода в году надеть бальное платье. Это Новый год и день рождения. Ты это понимала. Еще ты понимала, что растешь и через год платье будет тебе безнадежно мало, поэтому контраргумент у тебя был неоспоримый:

– А платье?

Теоретически можно было бы возражать, что на московского друга Вову платье должно произвести не меньшее впечатление, чем на петербургского друга Гошу. И можно было предполагать, что московская подруга Елка ничуть не меньше завидовала бы твоему платью, чем петербургская подруга Яна. Однако же Вова и Елка про платье ничего не знали, тогда как петербургские друзья Гоша и Яна давно были о сногсшибательной силе платья предупреждены. Вы с Гошей ссорились и мирились каждый день. Иногда не могли поделить лягушку, иногда выяснялось, что один из вас во время купания прыгнул в воду семь раз, а другой – всего пять, что несправедливо. И всякий раз, когда вы ссорились, Гоша кричал:

– Я тебя не люблю.

– Полюбишь, – отвечаешь ты спокойно.

– Я никогда тебя не полюблю!

– Полюбишь, – ты снисходительно улыбалась. – Вот бальное платье надену на день рождения, полюбишь как миленький.

Как же можно после таких слов взять вдруг и уехать с дачи до дня рождения, так и не показавшись Гоше в платье, так и не опробовав нечеловеческую силу красоты. Пришлось нам с мамой, нагрузившись подарками, самим ехать в Петербург, ютиться в проходной комнате и две ночи спать на пыточном диване ради детского праздника.

Наступил твой день рождения. Ты получила в подарок кинжал королевы Люси, фиал королевы Люси, наполненный чудодейственным снадобьем, заживляющим любую рану, и плащ королевы Люси, красивый хотя бы потому, что красный и на завязочках.

Еще (ты предпочитаешь раскрывать подарки по очереди, растягивая процесс их получения практически на весь день) тебе достался пластмассовый лев Аслан. Лев умел раскрывать и закрывать рот, и это было очень полезное его свойство, поскольку, с одной стороны, можно играть, будто лев рычит, а с другой стороны, можно подвешивать льва на ветки, так, чтобы он висел, сжимая ветку зубами. Еще ты получила надувной диван, на котором весело прыгать и кувыркаться, особенно когда диван переворачивается и вся прыгающая на диване компания валится на траву. Еще ты получила – да много чего ты получила в тот день.

Ровно в семь часов вечера, когда с соседних участков потянулись к нашему дому гости, вы с мамой удалились в комнаты одеваться и причесываться. Друзья Гоша и Яна, а также их родители терпеливо топтались перед домом на лужайке и ждали выхода именинницы.

Наконец ты вышла. Мне кажется, ты невероятно трогательно потупляла голову. Волосы у тебя на голове, обыкновенно представлявшие собою гнездо или две косички, на этот раз стали самой настоящей прической. Ты чуть приподнимала юбку, когда спускалась по ступеням, и совершенно очевидно было, что спуск по ступеням ты неоднократно репетировала с бабушкой.

Твоя подруга Яна немедленно вспомнила, будто забыла что-то дома, выбежала за ворота, отдышалась там от твоей красоты, всплакнула от зависти и только потом вернулась, поцеловала тебя и подарила подарки.

А друг Гоша, наоборот, держался молодцом и сломался позже. Он сказал:

– Я поздравляю тебя с днем рождения, Варя, вот тебе подарок, – с этими словами Гоша обнял тебя и поцеловал, слишком, на мой отцовский вкус, бесцеремонно.

Сели ужинать. Вы ели шашлык и торт, поскольку именно эти два блюда считали праздничными. Время от времени Гоша вставал из-за стола, подходил к тебе сзади, обнимал так, что ладони его как раз оказывались на твоей груди, и говорил:

– Неужели ты завтра уедешь?

– Я завтра уеду, – отвечала ты беспечно. – Я поеду на море, буду собирать там красивые камушки. И даже найду для тебя, Гоша, камушек с дыркой, который называется «куриный бог».

– Не хочу куриного бока, – отчаивался Гоша.

– Не «бока», а «бога». Ну и зря не хочешь. «Куриный бог» тому, у кого он есть, приносит счастье.

Тут Гоша не выдержал светской беседы:

– Я не хочу счастья. Я хочу, чтобы ты не уезжала. Я тебя люблю! И никуда тебя не отпускаю.

– Не имеешь права, – парировала ты. – Мне уже шесть лет, и я куда хочу, туда и еду, особенно с мамой и папой.

– А я тебя не отпускаю. – Гоша покрылся красными пятнами и стал размахивать руками. – Если ты уезжаешь, тогда я отниму у тебя все подарки, которые подарил.

– Папа, – ты обратилась ко мне. – Вытяни ноги от стола к шкафу, чтобы Гоша не сумел забрать мои подарки. Я тебя серьезно прошу.

Я замешкался и не успел загородить Гоше дорогу. И увещевать мальчика не успел, и никто не успел бы. Гоша бросился к груде подарков, лежавших в углу, схватил подарки, принесенные им, и, обливаясь слезами, бросился вон, приговаривая:

– Я тебе их выбирал! Я тебе их берег! Я даже не играл в них ни одного раза! А ты уезжаешь!

У тебя тоже глаза были на мокром месте. Я спросил:

– Тебе жалко подарки, себя или Гошу?

– Подарки, конечно, – ответила ты честно. – Гошу тоже немножко жалко, но подарки жальче.

– Может быть, ты догонишь его, и вы помиритесь?

– Как же я его догоню? Я же в платье, а он в штанах.

Успокоить тебя нам удалось только тогда, когда мы обратили твое внимание на витражные краски, которыми можно рисовать на стеклах. Ты принялась рисовать, как всегда самозабвенно. Измазала витражными красками платье, побежала вместе с мамой платье отстирывать и совсем уже забыла о сердечных своих невзгодах.

Гошу успокоить не удалось до следующего утра. Наутро Гоша прислал к нам свою бабушку. Бабушка вернула тебе отобранные накануне Гошей подарки и передала от Гоши, что он тебя прощает.