Текст книги "Советско-гвинейская любовь"

И это с ней не в первый раз. В трудную минуту, оказавшись в отчаянном положении, она всегда молится и просит бога помочь. И тот помогает.

На следующий день Джузеппе и Лора уехали – решили вернуться домой. Утром вместе с коллегой, который присутствовал ночью при всех процедурах с пациентом и видел Сию в работе, представили ее директору с хорошими рекомендациями. К сожалению, тот смог предложить ей только половину минимальной зарплаты из своего фонда. Сию это не устраивало.

Слева направо: Лора, Сия и Джузеппе перед отъездом.

Однако через пару месяцев ей все-таки повезло. Новый министр здравоохранения начал кампанию по обеспечению кадрами периферийных медпунктов. Сия числилась в министерском списке, и ей достался неплохой медпункт рядом с крупным городом Лабе.

Но после того случая мой гвинейский коллега-биолог, кстати, тоже Милимоно, который много лет работает в клинике и выполняет врачебные обязанности не хуже любого медика, постоянно вспоминает ее и спрашивает меня: «Ну когда же у нас будет работать Сия Милимоно?»

И я тоже скучаю по ней.

Храмы Зерекоре

После горячего приглашения молодой пациентки, ученицы 12-го класса, в воскресенье под легким тропическим дождичком я приехал на мототакси на утреннюю службу в католический собор Зерекоре. Гвинейский город, расположенный в 40 километрах от границы с Либерией. Занесла меня нелегкая в Зерекоре преподавать на медицинском факультете местного университета. Городок небольшой, а храм, надо сказать, по меркам Зерекоре шикарный.

Высокая колокольня с бронзовым колоколом. Веревка от языка колокола была на земле, и служка с огромным удовольствием и достоинством дергал за нее, призывая паству на молитву. Два зала вместимостью не менее тысячи человек. В зале каменные скамейки, построенные амфитеатром. Оптимальный климат. На сцене все скромно. Служки в белых балахонах с красными воротничками. Двор чистый, аккуратный. В одном из углов двора расположен грот Святой Марии с ее скульптурой и фонтаном. У грота женщины, просящие у Марии защиты, помощи. У каждой свое: кому – детей, кому – мужа, кому – спастись от бедности. Мало ли что можно попросить у Марии. Она не откажет. Зал был полный. И что меня поразило: я не видел ни одной пары женщин в одинаковых нарядах! По бокам сцены два хора: классический кафедральный, хорошо подготовленный, и национальный.

Служба началась со входа прета – настоятеля храма. Красивый, дородный негр, одинаково хорошо говорящий на французском и на местных диалектах, подошел к трибуне. После короткого вступления началось внесение креста. Оно сопровождалось высоким эмоциональным гимном. Гимны исполнялись на три голоса. Два солиста и столько же солисток вступали в свои партии удивительно гармонично. В хоре была и моя пациентка.

Удивила акустика зала. Даже в последних рядах все было слышно. Грамотный архитектор строил храм. Многие прихожане подпевали. Крест, сделанный из великолепного по текстуре дерева, был поставлен на постамент. Началась проповедь. Это были страницы из библии, посвященные призывам Христа рыбачить, любить друг друга, делиться с ближним. Речь шла о хлебе насущном. Проповедь прерывалась гимнами, отнюдь не грустными, а пожалуй, оптимистично-бодрыми. Вторая часть проповеди была посвящена объединению католиков всего мира: китайцев, малайцев, африканцев, европейцев, американцев, которые должны любить друг друга и совместно решать общечеловеческие проблемы. Во время проповеди стояла удивительная тишина.

В середине службы прошла обычная процедура сбора денег с прихожан. Кто сколько может. Положил, естественно, и я. Похоже, бенефис от этого представления был. Чем не могут похвастаться другие католические храмы, так это наличием на службе второго, национального хора со своими солистами и инструментальным сопровождением: оригинальными погремушками типа маракасов, трубками из бамбука, ксилофонами и даже рогами. Хор в сопровождении этого оригинального оркестра вступал в процедуру дважды: в начале проповеди и сопровождал вторую процессию, которой я был несколько озадачен и к которой не был готов. Оказывается, я попал на праздник святого Винсента. Служки вносят портрет святого Винсента, скорее всего, копия оригинала в исполнении, видимо, местного художника. Тяжелая челюсть, черная бородка и строго выпученные глаза. Похоже, он был гвинейцем или африканцем (мы все вышли из Африки). За портретом шла процессия с подношениями храму. Кто-то нес на подносе рис, кто-то бананы, мыло, свечи, другие продукты (чем богаты!). Все аккуратно складывалось на сцене. Подношения были предназначены для раздачи нуждающимся. Когда прет говорил о любви к ближнему, все, кто был рядом по соседству, горячо пожали друг другу руки. Кстати, таких богатых алтарей, как в православных церквях, у католиков нет, все скромнее. Могут быть орган либо клавесин и хор. Наверное, обращение к духу человеческому через музыку вызывает больший подъем эмоций, и люди после службы в храме выходят просветленными, эмоционально и энергетически заряженными позитивно.

После второго денежного захода за подношениями эвек – служка – стал раздавать прихожанам освященные облатки. Досталось и мне. Служба закончилась гимном в совместном исполнении двух хоров. Народ даже приплясывал.

В благодарность за приглашение в церковной сувенирной лавке, где продавали распятого штампованного китайского Христа, я купил девочке красивые бусы, которые она тотчас освятила у прета. Он прочитал над ними краткую молитву.

Просветленный, под уже приличную дождевую теплую капель, я вернулся на преподавательскую виллу, которая находилась рядом с неоапостолической церковью. Но о ней чуть позже.

И все-таки, не вступая в глубокие теологические дискуссии, можно сказать, что служба в мечетях намного беднее, чем в католической и православной церквях. Но я еще не был в буддийских храмах.

Риторический вопрос: нужна ли нам религия? Вопрос далеко не праздный. Наверное, пока нужна. Человек слаб, ему порой необходима защита, хотя бы от самого себя. Религия – это еще и одна из форм психотерапии, воспитания, если она не извращается в корыстных целях и не попадает в примитивные руки. Со временем появится другая религия, где бог будет заменен другим фетишем, который объединит человечество духовно. К сожалению, у человечества сегодня основной фетиш – монета. Если где и сохранилась религия в относительно чистом виде, так это в монастырях. И то им приходится заниматься коммерцией, чтобы выжить.

Кстати, о маме девочки. Красивая, стройная женщина за сорок со светло-шоколадной кожей. В одном из кварталов города у нее свой дом с садом и огородом. Две дочери. Моя пациентка рассказывала: когда ей было два года, отец ушел к другой женщине. Уехал в Конакри. Она оказалась достойным примером эмансипированной африканской женщины. Не запила, как часто делают русские женщины в подобных ситуациях. Нашла работу (грамотная), сумела сама построить дом, поднять детей. Старшая дочь окончила университет, успешно вышла замуж, живет во Франции. Есть внуки. Младшая готовится поступить в университет. Имеет свой мотоцикл. В Зерекоре это признак респектабельности и необходимость. Фрукты из ее сада были редкими и вкусными.

Еще одну женщину с подобной судьбой встретил в Зерекоре. У нее два пацана, уже взрослых. Работает в инвестиционной компании.

Обе эти женщины католички. Среди мусульманок подобного пока не встречал.

Утром в понедельник мы с коллегой – анатомом Славой Батухтиным проснулись от звуков автоматных очередей, раздававшихся недалеко от виллы. Слегка припухли. Соседи предупредили, что в город выходить нельзя. Приемник у нас был, и по местному радио мы выяснили, что накануне в городе произошел межконфессиональный конфликт между католиками и мусульманами. Все лавки, базар, к нашему сожалению, были закрыты. По городу разъезжали солдаты и полицейские. Загоняли народ по домам, постреливая из автоматов. Прилетел какой-то министр из столицы. Радио беспрерывно вещало, успокаивало: «Ребята, давайте жить дружно».

На следующий день животы у нас подвело. Питались мы «с колес», то есть с базара. Наша бонна, аппетитная женщина, ежедневно покупала на базаре все свежее, готовила на древесном угле первое, второе. После застольной молитвы (бонна католичка) мы дружно все поедали. А тут ни бонны, ни базара. Рискнули выйти на улицу. И тотчас на нас наехал патруль. Мотоциклист, сзади которого сидел солдат с автоматом наизготовку. Погрозив нам, патруль умчался. А мы нашли лавчонку, купили втридорога алжирских сардин, тем и спаслись от истощения.

Спустя несколько дней история прояснилась из рассказов студентов. Около католического храма оказалась молодая мусульманка. Что-то ее туда занесло. У нее был кошелек с деньгами, и вдруг он исчез. То ли потеряла, то ли украли. Она подняла шум и обвинила католиков в краже. Молодые мусульмане накатили на молодых католиков. Католики дали отпор. Завязалась потасовка, которая разрослась. Драка продолжалась, а девка исчезла. Для полиции и солдат гарнизона появился прецедент поработать, себя показать, хоть пострелять. А то скукота была. Так что во всех скандалах и войнах sherchez la femme!

Кристофер

Воскресное солнечное утро. Недалеко от миссионерской преподавательской виллы в Зерекоре расположены две церкви. В девять часов послышалась мелодичная серенада, исполняемая на два женских голоса. Воздух был чист, неподвижен. Звук лился свободно и действительно пробуждал возвышенные чувства и желание прийти на этот голос, как на голос завораживающей сирены. Начиналась воскресная служба в недостроенной протестантской церкви. Зашел. После вступительного песнопения молодой и энергичный проповедник что-то темпераментно опротестовывал. Но, похоже, критиковал он не библию.

В недостроенном зале народ был молодой, осторожно поддакивал ведущему. В основном студенты и старшие школьники. Наверное, этому народу больше присуще желание попротестовать. Но меня заинтриговала служба в неоапостолической церкви, которая также была рядом с нашей виллой.

Небольшой ухоженный двор с клумбами ярких цветов. В зале красивая лепнина: символ церкви – крест с восходящим солнцем и широко расходящимися лучами. Видимо, символ возрождения и обновления. В зале деревянные скамейки на сто пятьдесят-двести мест. Над сценой – небольшой цветной витраж с символикой церкви.

Служба началась с представления новеньких, присутствующих в зале. Это были жители не только Зерекоре, но и ближайших деревень, дети. Девочки, нарядно одетые, свободно перемещались по залу. И что удивительно, вели себя спокойно. Пришлось представиться и мне. Затем прет, настоятель церкви, в цивильной одежде – черные брюки и белая сорочка – дал сигнал небольшому хору студентов, которому аккомпанировали девчушки лет по тринадцати-четырнадцати на маракасах и ксилофоне из бамбука.

Служба была посвящена какой-то главе библии и затягивалась, потому что велась на трех языках: французском и двух местных. Толкование на местных языках вела молодая женщина. Все было при ней: фигура, бюст, со вкусом, насколько позволял бюджет, одета. Европеоидное личико, похоже, был и интеллект.

Во время основной процедуры сбора денег мимо меня прошел курчавый крепыш и на чистом русском языке сказал: «Здравствуйте, как дела? Поговорим после службы». Я не очень удивился. Почти вся дирекция университета, где мы вели занятия, были «советики». Окончили университеты в Харькове, Ростове, Кишиневе, Москве и с удовольствием говорили со мной на русском.

После службы раздавали кое-какую литературу, из которой я с удивлением узнал, что один из последних всемирных ежегодных съездов руководства неоапостолической церкви состоялся в Новосибирске.

Когда толпа прихожан рассосалась, мой «земляк» представился – Кристофер, инженер по сельхозмашинам. Кристофер оказался разговорчивым, на русском говорил прекрасно. Ему хотелось пообщаться, и я пригласил его на ужин. Не упустил шанса познакомиться и взять телефон у переводчицы проповеди с французского на два местных языка – пель и тома, которую звали Марией. Отнеслась она к этому довольно благосклонно. Вечером бонна приготовила угрей с великолепным острым соусом. Кристофер не опоздал, и за приятным ужином он поведал мне свою историю.

Еще в эпоху Секу Туре, большого друга Леонида Ильича, его как одного из лучших учеников послали в Москву, в сельхозакадемию, на факультет механизации. Окончил он ее блестяще. Вернулся уже после смерти Секу Туре. Как большого специалиста по сельхозмашинам его направили в основной агрорайон Гвинеи – Зерекоре. Здесь действительно много было и есть плантаций риса, кукурузы, какао, кофе. Основной сельскохозяйственный инструмент – мотыга, другой техники не было. Дали ему в мэрии какую-то должность. Уже были жена и ребенок. Выплаты зарплаты вскоре прекратились. Надо было выживать. И однажды дошел «до ручки». В доме не осталось ни риса, ни денег. Завтра нечем накормить ни ребенка, ни жену. В отчаянье вечером он стал горячо молиться, прося Господа выручить его.

Грозы в Зерекоре бывают часто. Рядом расположены горы Нимба – кряж более сорока километров длиной, в котором с десяток Магниток чистого железа имеется. У этих гор и формируются тучи. Уже в середине января часов в пять вечера над горами неспешно появляется черная полоса туч. Медленно, нехотя увеличивается и сползает в сторону города. Видимо, и по всей длине этой гряды. Ну и часам к восьми, когда темно уже, ветер поднимает с земли все, что может лететь: пыль, мусор. А через три минуты тучи выливают на город потоки воды, как из перевернутой бочки. Недолго, но бурно. Нередко с градом. Конечно, Монт Нимба не Гималаи и не Альпы, но в этом регионе они формируют погоду. Грозы бывают уже в январе, феврале. Сезон дождей начинается отсюда. А днем – солнце, жара, духота. К вечеру все, что не успело утечь в местную речку, испаряется и снова начинают формироваться новые тучи.

Так вот в эту ночь разразилась гроза с бурей. Утром – тишина и солнце. Кристофер первым вышел из дома и… О, счастье! Под окном лежала купюра в две тысячи франков, принесенная ветром. Тогда это были большие деньги, и он сумел накормить семью.

Вечером он сотворил молитву богу в благодаренье за это чудо, и поверил он в бога и дал обет служить ему. С этого дня удача стала улыбаться ему чаще. Услышав в этом зов провидения, он решил податься на службу в католический собор. Его охотно приняли на должность дьяка. Грамотный, даже философию учил с атеизмом. Библию освоил быстро. Но продвижение по служебной лестнице было затяжным. А тут открылась неоапостолическая церковь в Зерекоре. Грамотные и здесь были нужны. Забыл он о тракторных колесах, предложил свои услуги настоятелю, и сегодня он уже второй человек в церкви после настоятеля. Да и материально стало легче.

После ужина договорились встречаться чаще, поговорить о философии и теологии. Оказалось, что у него и у меня философия была одним из любимых предметов во время учебы.

Но чаще я встречался с Марией, не совсем святой. Она оказалась женщиной темпераментной, со здоровым чувством юмора. Встречались за душевными беседами и не только. Ей было интересно общаться с новым человеком. Иногда она приходила ко мне со своей младшей сестрой лет четырех-пяти. Несмотря на конфеты, которые благосклонно принимала без заискивания, та смотрела на меня букой. Не потому, что я белый. Ревновала сестру. Дети – народ чувствительный. И не давала даже прикасаться к сестре.

Но все кончается. Моя преподавательская миссия закончилась. Уезжал в Конакри с автовокзала. Мария меня провожала. На память сфотографировались в привокзальном фотоателье. Когда я сел в такси, Мария заплакала. Пришлось выйти, успокоить, обнять, поцеловать. Пообещал приехать в следующем учебном году.

По соседству со мной в такси оказался майор. Дорога до Конакри длинная и тяжелая. Можно рекомендовать ее в наказание. Полдороги майор молчал. Потом разговорились. Оказалось, что он не женат, развелся. Нашлись общие знакомые – русские преподаватели, у которых он учился в университете. В конце признался, что позавидовал мне, когда увидел слезы провожавшей меня Марии. Это дорогого стоит, не забывается.

Алмазные копи

Часть первая

Пациент, которому помогли мои альтернативные методы лечения, узнав, что я был в Гвинее и собираюсь туда снова, воскликнул: «Мой деловой партнер из Москвы недавно вернулся из Гвинеи. Говорит, алмазы там добывал. Михаил. Могу дать координаты». Эта информация задела за живое. Бес авантюризма тут же поднял во мне голову. Мои документы на контракт по работе в качестве преподавателя были уже в Гвинее. А тут еще затрава – алмазы.

Желание опять побывать в этой стране получило новый стимул. Михаил согласился встретиться, и я махнул к нему в Нижний Новгород. У него были там какие-то дела. И вот мы сидим в кафе за приличным пивом, и он с удовольствием вспоминает о Гвинее.

– О, это была авантюра! Ну ты представляешь обстановку в стране в девяностые и в начале двухтысячных. На фоне обвалов весь бандитский бомонд вылез наружу. Авантюристы, рэкетиры, челноки. Сам помнишь, наверное. Ну а я со своим бизнесом слегка прогорел. Влез в долги. Рэкет наехал. Нужны были дополнительные вливания. А где их взять?

Пожаловался как-то своему старому другу Григорию. Он работал в российской геологической партии в Гвинее. А в этой жемчужине Африки есть все. Мировые запасы бокситов, железа минимум пять Магниток, золото, алмазы, титан. Нет только нефти. И море авантюристов со всех концов света. Золотокопателей, алмазокопателей. Подавляющее число их, конечно, пролетали. Гвинейцы не такой простой народ. Раскручивали приезжих искателей и накалывали, как объяснил мне потом Григорий.

Но мы решили, что нам-то обязательно повезет. С алмазами. Пригласил он меня к себе в Гвинею. Мол, придумаем что-нибудь. Геологическую карту Гвинеи он знал хорошо. Ее еще при первом президенте – Секу Туре, большом друге Советского Союза и лично Леонида Ильича – отнюдь не бескорыстно составили советские геологи. Говорят, за это 50 тонн золота вывезли из Гвинеи. Основная алмазная зона в Гвинее – Бананкоре. Жестко охраняется полицией и солдатами. За нелегальное занятие алмазами государством обеспечивалась тюрьма. Это мне объяснили. Но копать мы не собирались.

Так вот. Положил я остатки своих долларов в карман и рванул к Григорию в Гвинею. За пару недель адаптировался, побывали на море с шашлыками, взяли для надеги знакомого гвинейца и на такси поехали в Бананкоре. А перед Бананкоре – полицейский кордон. Не пускают. Да еще белые. Григорий, правда, сумел запастись проходной бумагой в министерстве геологии. Он что-то артистически объяснял полицейскому на французском, гвинейский товарищ, кивая на меня, поддакивал. Я понял, что представлен высоким экспертом, и после соответствующей мзды мы, конечно, прорвались в вожделенный Бананкоре.

На следующий день отправились на неофициальный базар диамантов. На задворках торгового павильона небольшая группа продавцов. Еще меньше покупателей. Похоже, выставляли не самое лучшее. Ничего подходящего нам не предложили. Утром следующего дня, сразу после утренней молитвы, наш гвинейский товарищ повел нас на окраину Бананкоре. Во дворе одной халупы за высоким забором вдали от лишних глаз показали несколько диамантов приличной пробы. Лупы были у нас с собой. Поторговались и по сходной цене купили несколько камней. Позже я понял, что рисковали мы, что называется, головой. Но бог смилостивился. Благополучно добрались до Конакри. Нам принесли заказанный бифштекс и пару бутылок холодного пива «Балтика». Крепкие напитки мой собеседник игнорировал. Отдав должное местной кухне и «Балтике», Михаил продолжил.

– Но оказалось, самое тяжелое испытание ждало меня впереди. Вывезти камни в Россию и реализовать их было сродни самоубийству. Ну а где основной базар диамантов? В Амстердаме, конечно. На остатки долларов беру билет в Амстердам. В юридической конторе нашего земляка доктора Венана, который двенадцать лет жил в Москве после окончания университета по направлению Гвинейского правительства, получил бумагу – сертификат на камни – после его контроля. Диаманты были его хобби. Но работал он больше с Канадой. Там у него жила семья, которая поддерживала алмазный канал из Гвинеи. Периодически он тоже туда летал. Ну, наверное, когда мешочек заполнялся. С Европой не работал.

Снял я квартиру у хозяйки, которую мне порекомендовал Григорий. В отелях было опасно. Начал обход ювелирных магазинов и контор. В кармане денег ни шиша, а в мешочке алмазы. Показываю. Качество подтверждают, но сотрудничать отказываются. Два дня ходил безрезультатно. Уже отчаялся. Хоть пешком домой возвращайся. На третий день хозяйка, видя мое положение, конфиденциально повела меня к знакомому ювелиру. Тут-то я, наконец, смог реализовать свои камни. Один из них, самый чистый, потянул на двадцать тысяч евро. Он-то и компенсировал мои расходы. Остальные были по мелочи – одна, две тысячи. На радостях хозяйке отвалил пятьсот евро. Выручила.

– Ну а Григорий-то как?

– Он тоже внакладе не остался. Когда приехал в отпуск в Россию, поделились. Дела я свои поправил. Раз ты едешь в Гвинею, даю тебе координаты доктора Венана. Он с удовольствием встречается с россиянами. Может, и дело какое через него пойдет.

Слушай, ты ведь сейчас полетишь в Гвинею через Москву? У меня там застряла цистерна с жиром. Нужен сертификат ветеринарной службы. Найди, пожалуйста, ее координаты и сообщи мне.

Естественно, мы расстались друзьями. Ветеринарную службу сертификатную я нашел, А через две недели улетел в Гвинею.