Текст книги "Фау-2. Сверхоружие Третьего рейха. 1930–1945"

После года очень тяжелых трудов мы все же обрели под ногами хрупкое основание, на котором могли что-то создавать. Теперь было нужно, чтобы высокие власти признали ценность нашей работы, обеспечили нас средствами – большими деньгами – и увеличили штат работников. Но первым делом мы должны были представить убедительное доказательство, что ракета с жидкостным двигателем в состоянии пройти по вычисленной траектории.

Только сейчас мы начали размышлять над проблемами полета. У нас был опыт запуска только твердотопливных пороховых ракет. Мы знали, как трудно добиться стабилизации конструкции в полете, как на нее влияют ветер, угол запуска, смещение центра тяжести при заправке ракеты и другие побочные факторы. Наконец мы решили проектировать первую полноразмерную ракету «агрегат-1» («А-1»).

Мы поставили целью создание высокоскоростной ракеты. Не в пример берлинскому Ракетенфлюгплацу, мы отказались размещать двигатель в носовой части, чтобы горячие выхлопные газы окружали расположенные внизу баки с горючим и согревали их. Наш двигатель с 295-килограммовой тягой в несколько секунд воспламенил бы емкости с горючим – или же его пришлось бы выносить так далеко вперед, что о стабильности не могло быть и речи. Кроме того, резко возросло бы сопротивление воздуха.

Я помню глубокое разочарование, пережитое в августе 1932 года во время демонстрационного полета в Куммерсдорфе, когда ракета такого типа, построенная группой Ракетенфлюгплаца, вертикально поднявшись на 30 метров, резко легла на горизонтальный курс и рухнула в соседнем лесу. Этот «одноручечный репульсор», как его называли, имел диаметр 10 сантиметров. Двигатель размещался в небольшом алюминиевом пулеобразном кожухе водяного охлаждения. Тяга составляла примерно 60 килограммов, а выброс струи раскаленного газа отводился конусом из листового металла, приваренного к верхнему концу бака с кислородом, чтобы струя газов не касалась стенок бака. Две изогнутых тонких трубы, по которым поступали соответственно кислород и спирт, держали ракетный двигатель на почтительном расстоянии от емкостей. Те были расположены одна за другой и соединялись отрезком трубы, где было достаточно места и для двух манометров, на которых фиксировалось давление в баках. Опорные трубы поставляли две жидкости в головную часть ракеты. Когда клапан бака с кислородом задраивался, в нем за счет испарения начинало расти давление; спирт же подавался сжатым водородом. Контейнер в хвосте этой остроконечной ракеты содержал парашют и факел. К корме ее были приварены четыре небольших алюминиевых стабилизатора. Стартовый вес ракеты составлял примерно 20 килограммов, а грузоподъемность – около 10 килограммов. Утверждалось, что скорость истечения газов превышает 2000 метров в секунду, но конечно же на самом деле она была не больше 1700 метров в секунду.

Крах этого демонстрационного полета заставил нас в отделе вооружений задуматься, на сколько научных и технических вопросов придется найти ответ, прежде чем мы обретем надежду сконструировать надежную в полете ракету. До сих пор мы уделяли слишком мало внимания проблемам устойчивости и контроля. Мы по-прежнему находились под воздействием традиционного образа мыслей, который находил отражение в отчетах о баллистических испытаниях нашего отдела. Мы никак не могли избавиться от убеждения: те расчеты, которые годятся для снаряда, должны также годиться и для ракеты.

Мы стояли на том, что ракета может добиться стабильности полета путем вращения вокруг продольной оси. Но как реализовать эту идею? Должна вращаться ракета – но не топливные емкости. В таком случае центробежная сила поднимет горючее к стенкам баков, что затруднит его поступление в двигатель.

Я предложил добиться вращения путем создания тяжелой стальной части с контейнером для полезного груза; она-то и будет на подшипниках вращаться вокруг своей оси, создав некоторое подобие гироскопа и обеспечив стабильность ракеты в полете.

Мы сконструировали «А-1». Вращающаяся часть весом 38,5 килограмма размещалась в носовой части ракеты длиной примерно 1,4 метра и диаметром 0,30 метра. Около 38,5 килограмма горючей смеси под давлением сжатого азота поступали из емкостей в камеру сгорания. Она, встроенная в бак с горючим, обеспечивала тягу 295 килограммов и размещалась в хвостовой части ракеты. Вращающаяся часть, созданная по принципу ротора трехфазного электромотора, перед самым запуском раскручивалась до максимальной скорости. Ракету «А-1» предполагалось запускать вертикально, с направляющих высотой несколько метров. Стартовый вес ее составлял примерно 150 килограммов, а начальное ускорение практически равнялось силе тяжести на поверхности земли, то есть 1 g.

Созданный двигатель после нескольких отказов стал работать безупречно. Но еще до того, как была завершена работа над внешними обводами «А-1», мы решили сразу же приступать к новому этапу создания ракетного двигателя. Вскоре у нас уже был готов первый образец нового двигателя из дюралюминия. Его тяга увеличилась до 1000 килограммов. Мы собирались строить более крупные ракеты, и было важно выяснить, пригодится ли для них накопленный нами опыт.

Единственный испытательный стенд нас уже не устраивал, потому что его полностью занимал двигатель с тягой 295 килограммов. Так что в 1934 году мы обзавелись новым стендом для более мощных изделий, который воплотил в себе все обретенные нами знания. Одновременно мы уже планировали и третий стенд для испытаний ракет в полной сборке.

Мы трудились не покладая рук, но работе постоянно мешали какие-то накладки. На своем опыте мы убедились, что не все экспериментальные данные по камерам сгорания малой емкости автоматически годятся для более крупных камер. Снова и снова двигатели прогорали в самых опасных точках. Кроме того, мы решили добиться, чтобы время горения новой ракеты составляло сорок пять секунд, а не шестнадцать, как у «А-1». Заново возникла проблема охлаждения. Месяц шел за месяцем, но мы не продвигались вперед.

В то же время мы были заняты целым рядом других важных проблем, например стабилизацией в полете крупных ракет. Фон Браун связался с компанией по производству гироскопов из Бритца под Берлином. Одним из ее директоров был бывший австрийский военно-морской офицер Бойков, высокий здоровяк с блестящими глазами и умным лицом, самой примечательной частью которого был крупный нос. Он вдохновлял работу фирмы и во всех вопросах, касавшихся гироскопов, далеко опережал свое время.

Когда фон Браун объяснил Бойкову, что ему нужно, тот ответил улыбкой:

– Я много лет ждал, что поступит такой заказ, как от вас, и готовился к нему.

Выяснилось, что он не только размышлял, но и уже сделал несколько образцов и деталей для моделей. Далее последовал увлеченный обмен идеями. Этот одаренный, с ясным умом, ученый и практик оказал нам помощь, о которой мы могли только мечтать. Мы уяснили: дело было не только в том, чтобы с помощью гироскопов корректировать отклонение ракеты от оси полета, но и контролировать тенденцию к отклонению, едва только она начинает расти. Устранять колебательные движения ракеты в полете мы могли, только если успевали немедленно предпринимать контрмеры. Аппаратура стабилизации должна была чутко реагировать на ускорение. Постепенно мы начали понимать, что наши слабые надежды стабилизировать крупные ракеты во время периода горения должны иметь под собой гироскопические системы, работающие по трем осям.

Все еще оставался нерешенным вопрос и с внешними очертаниями ракеты. Нам было ясно, что она должна обладать «стабильностью стрелы»; иными словами, центр тяжести обязан располагаться перед теоретическим центром давления всех аэродинамических сил. Чтобы сдвинуть эту точку назад, ракету предстояло оснастить стабилизаторами. В соответствии с учебником «Баллистика» профессора Кранца, в котором речь о полетных данных ракеты, доказывалось, что для тела со стреловидной стабильностью невозможно добиться безупречности полета на сверхзвуковой скорости. Но она была нужна, чтобы добиться выхода в космос. И это было еще не все. Мы должны были готовиться пройти по всей шкале скоростей, от нулевой до многократно превышающей скорость звука, – и на всех этапах ракете предстояло сохранять стабильность в полете.

Перед нами стояла проблема найти такую конфигурацию ракеты. Мы понимали, что это будет долгая и трудная работа. Нам была нужна аэродинамическая труба.

Вторым важным вопросом была автоматика стабилизации. Можем ли мы воспользоваться рулями направления на серво-механизмах? На начальных этапах траектории воспользоваться ими невозможно, потому что при небольшой скорости старта воздействие аэродинамических сил на рули будет носить отрицательный характер. А затем неуклонное возрастание скорости решительно изменит характер этих сил. Все это надо было учитывать. Должны были постоянно меняться и силы, прилагаемые для вращения, чтобы соответствовать изменению скорости, а это влекло за собой серьезные осложнения.

Теоретически, как мы прикидывали, можно было разместить двигатель за баками, но тогда ракета становилась слишком длинной. Наши двигатели сами по себе были длинноваты. Для очередного проекта мы, как и раньше, разместили двигатель в баке со спиртом.

Мы могли взять четыре небольших мотора и смонтировать их в форме креста, чтобы они обеспечивали вращение ракеты в пространстве, но это был бы слишком дерзкий начальный шаг. Но справиться с этой трудностью оказалось достаточно просто, и решение лежало в самой ее природе. Скорость истекания струи раскаленных газов практически не менялась за все время горения. А не разместить ли плоскости стабилизаторов в этой струе? Имеется ли материал, способный противостоять высокой температуре все время горения, не расплавится ли он, как масло на солнце, когда скорость выброса достигнет почти 2000 метров в секунду?

Материал должен был полностью соответствовать множеству целей, которые стояли перед нами. К счастью, мы совершенно не были знакомы с большей частью трудностей, которые подстерегали нас. Мы атаковали наши проблемы с мужеством неопытности, не задумываясь, сколько потребуется времени для их разрешения.

Мы считали, что создание «А-1» покончило с первой из наших задач. Тем не менее после многочисленных проверок и испытаний мы выяснили, что у «А-1» слишком тяжелая носовая часть. Центр тяжести был смещен далеко вперед, и полностью полагаться на «А-1» в полете было нельзя.

Мы разработали новую конструкцию. В результате появилась «А-2». Учитывая прежнее расположение двигателя, она повторяла «А-1», но гироскопы были сдвинуты с носа ракеты к ее середине, разместившись между баками с кислородом и спиртом.

К 1 октября 1934 года сборка и статические испытания были завершены. В этот день мне пришлось принять на себя самое краткое командование воинским подразделением, которое у меня когда– либо было. Под моим началом оказалась батарея на Кёнигсбрюке, где шла подготовка к запуску первых пороховых ракет, в создании которых я играл ведущую роль. Тогда я не имел представления, что несколько лет спустя эти самые пороховые ракеты обретут такое большое значение на полях сражений в России, Франции, Норвегии и в Северной Африке. Еще меньше я подозревал, что их появление на фронте в самом начале Русской кампании в июне 1941 года возвещает для них начало новой эры.

Мой последний день в Куммерсдорфе был посвящен детальному обсуждению ракеты «А-2», по артиллерийской традиции называемой 4,5-калиберной. В начале декабря 1934 года первые две ракеты «А-2» на жидком топливе благополучно стартовали с острова Боркум в Северном море. Максимальная высота, которой они достигли, равнялась 2000 метров.

Начало было положено.

Глава 4
«Сколько вы хотите?»

Война еще не началась, но нам пришлось вести непрестанные бои. Хорошо еще, что мы не знали, каким силам придется противостоять. В сравнении с тем, что нас ждало, эти ранние споры были детскими играми.

Когда профессор Бекер еще носил звание полковника и возглавлял отдел баллистики и боеприпасов, он на первых порах выделял нам на работу с ракетами небольшие суммы из фондов своего отдела. Став шефом целой службы разработок управления вооружений сухопутных войск, он дал указание, чтобы различные отделы его управления переводили нам небольшой процент своих средств. Но никто не должен был догадываться, что теперь мы имели возможность получать в неограниченных количествах средства, материалы и персонал. Однако бюджетное бюро ревностно и пристально следило за нами. Нам не позволялось приобретать ни машинное оборудование, ни канцелярскую технику. Мы могли получать оборудование и аппаратуру только для испытаний.

Тем не менее мы были молоды, изобретательны и знали далеко не один путь, позволяющий обходить запреты. Мы прошли нелегкий курс обучения тому, как получать все, что необходимо. Все закупки преподносились под грифом «образец». Например, даже самые бдительные чиновники бюджетного бюро не могли предположить, что под названием образец устройства для обточки деревянных стержней диаметром до 10 миллиметров скрывалась точилка для карандашей, а образец устройства для записи результатов испытаний при помощи вращающегося ролика – был не чем иным, как обыкновенной пишущей машинкой. Другим способом обмана были ссылки на секретность. Если больше ничего не удавалось придумать, мы скрывались за завесой волшебного слова «секрет». И тут уж бюджетное бюро было бессильно.

Как-то летом 1933 года мы приобрели два ящика шутих для рождественских елок. У нас родилась идея использовать их внутри форсунок, чтобы поджигать первые капли кислорода и спирта. Прошел год. И тут бюджетное бюро заинтересовалось, как в середине лета использовались рождественские шутихи. Мы коротко ответили: «Для экспериментов». Но бюджетное бюро этот ответ не удовлетворил, и спустя восемь недель они запросили, какого рода были эксперименты. Мы ответили: «Секретные» – и только тут они оставили нас в покое.

В декабре 1934 года нам впервые удалось успешно запустить ракету на жидком топливе. По мере продолжения работ у нас росли потребности в средствах и технических специалистах, и мы были вынуждены снова и снова привлекать к себе внимание высоких властей. У нас были большие потребности. Наша территория в Куммерсдорфе давно уже стала мала для нас. Даже при запусках наших пороховых ракет мы не на шутку волновались, потому что всегда существовала опасность, что наши огненные посланцы полетят по какой-то непредсказуемой траектории, а с ракетами на жидком топливе этот риск возрастал. Для проведения экспериментов нам было нужно новое место. Мы хотели строить – надежно, красиво и с размахом. Мы не испытывали желания убеждаться, что наши новые производственные помещения, потребность в которых все возрастала с каждым новым этапом работ, армейский отдел строительства возведет в стиле «сборного модуля 78, тип старый». Суровая красота нового здания для нужд военно-воздушных сил очаровала и нас, и архитекторов, которых мы привлекли. Но где, на каком участке земли нам строиться? И откуда придут деньги?

Снова и снова мы пускали в ход старую уловку, которая почти всегда срабатывала, когда шла речь о создании оружия, – демонстрировали свои изделия перед известными личностями, которые сидели на мешках с деньгами.

В марте 1936 года мы убедили генерала Фрича посетить нашу испытательную станцию в Куммерсдорфе. После нескольких коротких, но содержательных лекций, которые иллюстрировались цветными рисунками и массой чертежей, мы продемонстрировали громовой рев наших трех ракетных двигателей, которые давали тягу соответственно 295, 1000 и 1500 килограммов. И не успело их эхо смолкнуть в сосновом лесу, как генерал заверил нас в своей полной поддержке и выразил убеждение, что мы потратим средства для того, чтобы превратить наши ракеты в надежное оружие. Прямо и бесстрастно он задал самый важный вопрос: «Сколько вы хотите?»

Такой вопрос всегда вызывал у нас смущение. Семизначные суммы, в которых мы нуждались, трудно было себе представить, но новые идеи не давали нам покоя. Мы хотели иметь в своем распоряжении единственное место, где можно было бы заниматься исследованиями и разработками нового мощного оружия. Мы хотели создавать не только ракеты сами по себе, но и все необходимые сооружения, испытательное оборудование, изучать их применение в самых разных областях науки и техники. Собираясь начать с расширенных исследований, мы предполагали завершить их созданием изделия, готового к промышленному производству. Короче, нам были нужны средства для проведения полной программы исследований. Мы нуждались в участке земли, полностью оборудованном для проведения исследовательских и конструкторских работ, где в нашем распоряжении были бы последние достижения науки и техники. Все это стоило немалых денег.

Завершением визита генерала Фрича стали приказы, которые отныне позволяли непосредственным образом получать средства на наши нужды. Вскоре нам посчастливилось заинтересовать главу отдела развития министерства авиации фон Рихтгофена. Мы убедительно описали ему возможности использования ракетных двигателей для взлета тяжелых бомбардировщиков, для оборудования истребителей мощным ракетным оружием и предложили ему принять участие в строительстве. Рихтгофен согласился и обратился с докладом к генералу Кессельрингу, отвечавшему за авиационное строительство.

Наконец в апреле 1935 года состоялось очень важное совещание с генералом Кессельрингом, где нам довелось выслушать и немало критики. С помощью карт, планов и диаграмм генерал Бекер, фон Браун, фон Рихтгофен и я дали первое представление, как должна выглядеть армейская испытательная станция в Пенемюнде. Кессельринг не мог сдержать улыбки, слушая наши восторженные и драматические описания картин будущего, но в конечном счете их одобрил. Он согласился с нашим предложением, чтобы его собственный отдел строительства взял на себя возведение станции в Пенемюнде. Она будет разделена между сухопутными войсками и авиацией и управляться объединенной армейской администрацией. Расходы будут нести сухопутные силы и авиация. По завершении строительства весь этот район будет передан под контроль армии.

Теперь возникла необходимость из соображений секретности найти максимально отдаленное место. Место, где будет звучать характерный рев наших моторов, должно быть полностью изолировано. И, не дожидаясь окончания летних отпусков, наши изыскатели пустились на поиски места для испытательной станции вдоль морского побережья. Нам предстояло работать независимо от времени года и состояния окружающей среды. Из соображений безопасности нам приходилось запускать ракеты в сторону моря и следить за траекторией их полета с земли.

Вернер фон Браун был занят поисками такого места еще с середины декабря 1935 года. Он было решил, что нашел подходящий участок рядом с Бинцем на острове Рюген, но выяснилось, что этим побережьем уже владеет немецкий Трудовой фронт, разбив там центр отдыха организации «Сила через радость». Во время рождественских каникул, которые фон Браун провел с родственниками под Анкламом, он обратил внимание на Пенемюнде и пришел к выводу, что обширный лесной участок на севере острова Узедом вполне отвечает нашим целям.

Когда несколько дней спустя я посетил это место, «проект Пенемюнде» стал обретать зримые очертания. Этот район был расположен вдали от больших городов, от любых транспортных артерий и состоял из дюн и пустошей, поросших древними дубами и соснами; он лежал в безмятежном одиночестве за камышовыми зарослями полуострова, который далеко вдавался в спокойные морские воды. В зарослях папоротника, по черничным полянам, выходящим прямо к низким песчаным берегам, бродили крупные померанские олени с раскидистыми рогами. В этих прекрасных местах, где годами не раздавались выстрелы охотничьих ружей, обитали стаи уток, лысух, гнездились вальдшнепы и плавали лебеди. Цепь морских курортов, которые, как драгоценное ожерелье, вытянулись вдоль побережья, и близко не подходила к одинокому Пенемюнде.

Я прикинул, что сюда будет нетрудно подвести железную дорогу, подъездные пути и поставить в лесу самые важные сооружения. Тут было еще одно неоспоримое преимущество: как раз перед устьем Пене был расположен небольшой островок Грейфсвалдер-Ойе. На нем мы весь год, никем не замеченные, могли вести свои эксперименты. В нашем распоряжении был полигон длиной 400 километров, который тянулся к востоку вдоль побережья Померании.

У нас все еще был небольшой бюджет и немногочисленный штат. Мы пока не знали, как в конечном счете будут выглядеть наши большие ракеты и какие новые задачи они преподнесут. Чтобы нам в дальнейшем не мешало новое строительство, мы сразу спланировали лаборатории, мастерские и испытательные стенды так, чтобы они годами не нуждались в дополнениях.

Когда на совещании Кессельринг согласился, чтобы министерство авиации взяло на себя половину расходов по проекту, наши далеко идущие планы стали обретать реальные очертания. Нас изумило, с какой быстротой они стали претворяться в жизнь. Высокие чины буквально соревновались в благородстве. Поздно вечером по завершении совещания позвонил один из руководителей министерства авиации и сообщил, что земля куплена – за 750 000 марок. Оказывается, он был немедленно послан на мощной машине в Вольгаст, чтобы купить участок земли, который принадлежал этому городку.