Текст книги "В ставке Гитлера. Воспоминания немецкого генерала. 1939-1945"

С военной точки зрения в период между военными кампаниями в Польше и во Франции Германия оставалась в одиночестве. Италия, единственный союзник, заслуживавший внимания, с началом войны отказалась от своих обязательств и продолжала занимать двусмысленную позицию страны, «не находящейся в состоянии войны». Гитлер был сильно разочарован, но, видимо, не осознавал, что в этом частично была и его вина. В январе 1940 года диктатор на время смирился с оценкой, прозвучавшей в докладе отдела «Л» по результатам исследования, проведенного по просьбе Йодля. В докладе говорилось, что Германия не может рассчитывать на серьезные выгоды от участия Италии в этой войне, главным образом, ввиду ее, предположительно, огромных потребностей в военном имуществе. Примерно в это время Гитлер велел собравшимся у него главнокомандующим «распространить ложную информацию» и назвал, видимо, среди тех, кому эта информация предназначалась, генерала Марраса, итальянского военного атташе в Берлине. Все это не очень стимулировало ОКВ заглядывать вперед и разрабатывать основы союзнической стратегии с Италией, как не давало и исходной базы для подобной работы. Ситуация в значительной степени изменилась 19 марта, когда Гитлер «вернулся сияющий и чрезвычайно удовлетворенный встречей с дуче, который теперь, кажется, готов к вступлению в войну в ближайшее время»[60]60
  См. запись в дневнике Йодля 19 марта 1940 г. Судя по его замечаниям, он был полностью согласен с изменением позиции Гитлера.


[Закрыть]. Однако единственным документом, послужившим основой для предложений по взаимодействию, была карта расстановки сил, которую Гитлер взял с собой на первую встречу с Муссолини и которая, как всегда и на более поздних этапах, содержала много преувеличенных цифр с целью ввести в заблуждение и союзников, и противника[61]61
  Дневник Йодля, 15 марта 1940 г.


[Закрыть]. Было всего 157 с половиной дивизий, способных начать боевые действия, но карта показывала 200 соединений германской армии, цифра эта получилась, главным образом, за счет включения ста тысяч человек из армейского пополнения. Поэтому с германской стороны первоначальный энтузиазм неестественно быстро уступил место разочарованию, и с большими сомнениями штаб приступил к разработке главных целей единой стратегии, чтобы было о чем говорить на совещаниях по стратегическим вопросам, когда оба штаба союзников встретятся, чтобы ближе «войти в контакт». Такой настрой хорошо иллюстрирует одна запись в дневнике Йодля, сделанная им несколько дней спустя:

«Рассказал фюреру, как мы предполагаем вести предстоящие обсуждения с итальянским Генеральным штабом. Сначала запросить через военного атташе в Риме, как они думают, чем могут нам помочь. Затем перейти к обсуждению возможности операции по форсированию Верхнего Рейна. Никаких штабных переговоров, пока мы не выложим наши карты»[62]62
  См. запись в дневнике Йодля 22 марта 1940 г. Насколько я знаю, итальянский генерал Стафф никогда не принимал эти планы Гитлера слишком всерьез.


[Закрыть].

Вскоре стало ясно, что итальянское военное руководство по-прежнему полностью против вступления своей страны в войну и, соответственно, еще меньше, чем мы думали, склонно начинать более тесное взаимодействие. Меморандум маршала Бадольо, в то время начальника штаба Верховного командования, от 4 апреля 1940 года содержал следующее: «Не должно быть обязывающих отношений с германским Генеральным штабом; они цепкие и властные по натуре и стремятся подчинить Италию собственным целям и воле». 11 апреля 1940 года генерал Грациани, тогда начальник Генерального штаба сухопутных войск, писал: «Контакты с Берлином следует ограничить общим обменом мнениями». Посему едва ли удивительно то, что никто не подумал о подготовке к созданию такого типа штаба, которому обе стороны поручили бы разработку стратегии совместных военных действий.

Такое положение сохранялось весь период, в течение которого державы оси проводили общую стратегическую линию. Оно возникло главным образом от недоверия (не без оснований) Гитлера к окружению Муссолини и потому нежелания раскрывать им свои планы заранее. Итальянцы со своей стороны начинали с «параллельной стратегии», но постепенно вынуждены были более или менее увязывать свои планы с планами Германии. Гитлер отказался надавить на них сильнее, чтобы «не вызвать раздражения у дуче и не нанести таким образом урон самому ценному связующему звену в оси – взаимному доверию между двумя главами государств». Последующие события показали, что, скорее всего, истинной причиной позиции фюрера было желание сохранить авторитет Муссолини, поскольку тот был реальным сторонником «политики оси» в Италии и должен был привлечь на свою сторону народ, вооруженные силы и, что не менее важно, королевскую семью.

В январе 1942 года были созданы военные комиссии в рамках трехстороннего договора между Италией, Японией и Германией. Этим органам, несмотря на то что они могли бы в какой-то степени претендовать на роль союзного командования на уровне объединенного комитета начальников штабов, никогда не разрешалось делать то, для чего они были предназначены, во всяком случае, Гитлер этого не позволял. В качестве германских представителей в эти комиссии выбирались люди, которые не знали в подробностях наших планов, и им было строжайше запрещено касаться каких-либо стратегических вопросов, которые следовало держать в секрете от противника. В результате не было никакого смысла в существовании этих органов.

Вместо создания объединенного штаба, занимающегося, как полагается, перспективным планированием, Гитлер сосредоточил всю союзническую работу преимущественно в своих руках. Бывали нерегулярные встречи с ведущими государственными деятелями, осуществлялся несистематический обмен посланиями, о которых мы будем говорить позже. Таковы были его основные методы осуществления союзнической стратегии на протяжении всей войны. Военных, военно-морских и военно-воздушных атташе в столицах союзных нам государств повысили до уровня «офицеров связи высшего уровня», но их снабжали лишь той информацией, которая позволяла им при необходимости действовать успокаивающе. Что касается Италии, то аккредитованный при итальянской верховной ставке немецкий генерал фон Ринтелен размещался вблизи этой ставки в Риме и имел разрешение на посещение ежедневных совещаний; он, по крайней мере, появлялся там чаще, чем его итальянский коллега, которого редко видели как в Берлине, так и в полевой штаб-квартире Гитлера.

Глава 3
Дания и Норвегия – особый случай

Вторжение Германии в Данию и Норвегию весной 1940 года произошло, когда ставка была еще не подготовлена и по-прежнему оставалась разбросанной по всему Берлину и вокруг него. С точки зрения организации стратегического руководства ситуация оказалась необычной во многих отношениях. Вкратце ее самые яркие особенности были таковы:

1. Первоначально эту идею предложил Гитлеру главнокомандующий военно-морскими силами главным образом по соображениям обороны. Гитлер отнесся к ней сперва с некоторым сомнением, но позднее выдал ее за свою и упорно развивал. В результате изначально чисто военные и стратегические доводы в пользу такой операции ушли на второй план, уступив место его собственным экспансионистским целям в мировом масштабе.

2. Цепочка лиц, ответственных за подготовку и армейское командование в ходе этой кампании, не включала главнокомандующего сухопутными силами, начальника его штаба и оперативный отдел. Задачи, которые должно было выполнять ОКХ, Гитлер взял на себя, ему помогал только штаб оперативного руководства ОКВ и ряд других органов, специально созданных для этой цели.

3. Использование такой командной системы, противоречащей всем принятым нормам, полностью нарушило структуру ставки еще до того, как она была окончательно сформирована.

4. И последнее, но не менее важное: кризисные моменты в ходе этой кампании выявили все недостатки характера Гитлера и отсутствие у него военных знаний, и его руководство войсками на более поздних этапах войны – яркое и ужасное тому доказательство.

Если подробнее, то 12 декабря 1939 года, как раз когда началась Русско-финская зимняя война, гросс-адмирал Редер предупредил Гитлера об угрозе для германских стратегических планов и военной экономики, которая возникнет в случае оккупации Норвегии Британией (см. пункт 1); понятно, что в данном случае он не просто использовал свое неоспоримое право, но и как главнокомандующий кригсмарине выполнял свой долг. Тогда Редер не знал, что у них с Черчиллем была одна и та же мысль; именно в это время Черчилль, занимавший пост первого лорда адмиралтейства, настаивал на оккупации наиболее важных портов Норвегии, включая Нарвик и Берген, чтобы таким образом обеспечить Англии господствующее положение на норвежском побережье. Фактически было бы серьезным нарушением долга со стороны Редера, не изложи он свою точку зрения, ведь для нее имелись веские основания. Обязанность государственного деятеля – делать выводы из подобных заявлений; таковы, по крайней мере, общепризнанные взаимоотношения между политикой и военной стратегией.

Гитлер сделал выбор в пользу решения этой проблемы военными методами. В тот же день он обсудил этот вопрос с Кейтелем и Йодлем в рейхсканцелярии. В результате встал ряд вопросов, и оперативному штабу ОКВ предстояло провести некоторые исследования. Йодль так формулирует их в своем дневнике: «…два альтернативных прогноза: что получается, если нас приглашают войти; что мы делаем, если придется войти силой? ОКВ провести необходимые исследования»[63]63
  Дневник Йодля, 12 декабря 1939 г.


[Закрыть].

Может показаться, что, отдав приказ соответствующим военным ведомствам изучить альтернативные исходные данные операции, которая ставит перед германской военной стратегией совершенно новые проблемы, Гитлер, как Верховный главнокомандующий, сделал все, что было необходимо. Однако следующая запись Йодля в какой-то степени меняет это представление: «…подключить к этим исследованиям бывшего военного министра». Речь идет о Квислинге, который появился в Берлине без ведома законного норвежского правительства и фактически будучи к нему в оппозиции. Эти фразы из записей Йодля содержат, кроме того, чрезвычайно важный двойной смысл, понятный только посвященным. Гитлер явно думал о Квислинге как о человеке, который «мог бы нас позвать», или как о ценном посреднике в случае, если «нам придется войти силой». Здесь уместно привести для сравнения то место из памятной записки Черчилля, где он обосновывает свое предложение оккупировать Норвегию: «Действуя в соответствии с уставом, а также как фактические мандатарии Лиги, со всеми вытекающими отсюда последствиями, мы имеем право и даже обязаны поступиться на какое-то время некоторыми нормами тех самых законов, которые мы стремимся закреплять и подтверждать»[64]64
  Из книги У. Черчилля «Вторая мировая война».


[Закрыть].

Теперь Гитлер окончательно решился на эту авантюру. Первоначальные военные причины проведения такой операции потеряли свою остроту с быстрым завершением Русско-финской зимней войны 12 марта 1940 года; ныне ее единственным обоснованием служили политические соображения и политическая воля диктатора. Инцидент с «Альтмарком» стал еще одним стимулом, и теперь главной заботой Гитлера стало найти не вызывающий сомнений предлог для захвата Норвегии. Когда 10 марта 1940 года поступили первые новости о русско-финском договоре, Йодль записал: «Военная обстановка тревожит, поскольку, раз мир заключили так быстро, трудно будет найти подходящий повод для проведения этой операции». Через два дня он высказался даже еще яснее: «Теперь, когда между Финляндией и Россией заключен мир, у Англии нет политической причины для вторжения в Норвегию, но и у нас тоже»[65]65
  Записи в дневнике 10 и 12 марта 1940 г., когда был заключен мир.


[Закрыть].

Эти события снова привели меня к совершенно иным выводам. Независимо от дискуссий в рейхсканцелярии и фактически не имея о них достаточной информации, я подготовил «оценку обстановки», которую представил Йодлю; в ней я особо подчеркнул, что, на мой взгляд, в оккупации Скандинавии больше нет необходимости. Обосновал я это – по-моему, убедительно – тем, что предстоящее германское наступление на западе свяжет все имеющиеся в наличии британские и французские силы, поэтому в ближайшем будущем не стоит беспокоиться по поводу посягательств британцев на Норвегию[66]66
  Насколько я смог выяснить, этот документ не сохранился.


[Закрыть]. Рассуждения Йодля были прямо противоположными; он считал, что Британия, вероятно, «приберет Нарвик к рукам сразу же», как только Германия нарушит нейтралитет малых государств, начав наступление на западе. Он смотрел на эту ситуацию с совершенно иных позиций, о чем свидетельствует запись в его дневнике от 13 марта: «Фюрер еще не отдал приказ об учениях «Везерюбунг» [кодовое название Норвежской операции]. Пока что ищет для нее оправдания»[67]67
  Дневник Йодля, 13 и 14 марта 1940 г.


[Закрыть].

Последующие высказывания и поступки самого Гитлера полностью прояснили, каковы были главные причины, заставившие его твердо держаться планов оккупации Дании и Норвегии, распоряжение о которой появилось 1 марта. Нужные слова были подсказаны ему рейхслейтером Розенбергом вечером 9 апреля, в первый день операции: «Как рейх Бисмарка родился в 1866 году, так Великий германский рейх родится из событий, происходящих сегодня». За такими общими фразами скрывалась возможность заполучить дополнительную свободу действий для ведения войны против Англии на море и в воздухе и, заглядывая в будущее, вывода немецкой военно-морской мощи за пределы узких границ Германской бухты.

Главнокомандующий кригсмарине показал, что у него имелось достаточно влияния в ставке, чтобы выразить свою озабоченность по поводу возможного захвата Скандинавии англичанами; позднее он пытался, но безуспешно, противодействовать последствиям своего поступка, подчеркивая те преимущества, которые бы мы имели, сохранив Норвегию нейтральной. Генерал Фалькенхорст тоже пытался выиграть время для дополнительных «дипломатических шагов», прежде чем принимать военные меры, надеясь таким образом вообще избежать применения силы. Гитлер ответил категорическим отказом. Офицеров, занимавших важные, но более низкие посты, Йодль осадил точно так же, как перед этим осадил меня. В дневниковой записи от 28 марта говорится: «Похоже, некоторые офицеры кригсмарине относятся к учениям «Везер» без энтузиазма и им нужен стимул. Даже трое непосредственных подчиненных фон Фалькен-хорста поднимают темы, которые их не касаются»[68]68
  Дневник Йодля, 21 и 22 марта 1940 г.


[Закрыть].

Его слова повторяли точку зрения и решимость Гитлера; они характерны для «духа рейхсканцелярии», которая рассматривала любое взвешивание за и против как малодушие и признавала одну лишь «храбрость». Вот еще один пример постоянной фундаментальной ошибки верховной ставки: она считала, что может командовать и осуществлять руководство войсками вплоть до мелочей, не держа при этом руку на пульсе своих солдат или их командиров.

Как всем известно, союзники тоже твердо решили оккупировать Норвегию, и 7 апреля – опять-таки почти одновременно с выдвижением германских войск – начали отправку своих частей с целью оккупации норвежских портов. Не столь широко известно, что мотивы оборонного и экономического характера, служившие поначалу причиной этой акции немцев, быстро оказались задвинутыми на задний план другими соображениями. 24 мая 1940 года британский военный кабинет министров вынужден был в результате мощного наступления немцев на западе отозвать свои войска из района Нарвика – последнего, но самого важного участка норвежской земли, который они все еще удерживали. Эвакуация была завершена 10 июня 1940 года; тем не менее германские войска, хотя они и ни разу не подвергались нападению, оставались в полном составе в Дании и Норвегии вплоть до заключения перемирия в мае 1945 года.

Другой интересной особенностью Норвежской кампании была организация командования. Его специально создали для этой цели в нарушение всех правил и принятой практики.

Казалось, это будет совместная операция, которая потребует тесного взаимодействия значительных соединений всех трех видов вооруженных сил. На первый взгляд для этого требовалось объединенное командование вермахта, и тогда существование штаба оперативного руководства ОКВ оказалось бы оправданным. Но, взглянув на ситуацию пристальней, генерал Йодль, должно быть, вспомнил, что малочисленность его собственного штаба на осенних маневрах вермахта в 1937 году вынудила ОКВ ограничиться лишь общими указаниями и возложить проведение учений как в целом, так и частностях на Генеральный штаб армии. С тех пор штаб ОКВ не расширился, и перед лицом настоящей войны Йодлю пришлось покрутиться в поисках такого же выхода из положения, как и два года назад, когда шла подготовка к маневрам. Имея это в виду, а также будучи в полной уверенности, что основная нагрузка в операции против Норвегии ляжет на плечи люфтваффе, он сначала намеревался передать подготовку и командование Норвежской операцией штабу люфтваффе, действующему под общим руководством ОКВ. 13 декабря Гитлер отдал распоряжение, чтобы «очень небольшой круг лиц изучил способы оккупации Норвегии»; вопреки установленной практике, Йодль передал это распоряжение старшему офицеру штаба люфтваффе, числившемуся в отделе «Л», капитану фон Штернбургу. Несколько дней спустя он обсуждал «норвежскую ситуацию» с начальником штаба люфтваффе генералом Ешоннеком, основная тема разговора – «как урегулировать норвежский вопрос в будущем». Похоже, когда Йодль доложил об этом разговоре Гитлеру, тот сразу же вмешался и распорядился «держать Норвежскую операцию в собственных руках». Поэтому вся работа вернулась в штаб оперативного руководства ОКВ[69]69
  Дневник Йодля, 13, 18 и 19 декабря. Заметим, что там нет упоминания о том, чтобы вызвать Квислинга, что Гитлер поначалу намеревался сделать. В действительности этого так и не случилось. Нет там и намека на возможное обращение Норвегии за помощью – как довода в пользу немецкой интервенции.


[Закрыть].

К концу декабря в отделе «Л» был разработан и представлен Гитлеру первый проект плана. Чуть позднее его переслали главнокомандованию отдельных видов вооруженных сил, но, видимо, неофициально. Лишь с небольшими изменениями этот проект повторял предыдущее предложение создать для дальнейшей подготовки операции высший штаб во главе с главнокомандующим люфтваффе. Гитлер, с его вечным поиском новых структур, которые могли бы удовлетворить его жажду власти, ухватился за это предложение и согласился, что для оккупации Норвегии нужно создать особый штаб, но отверг идею подчинения его люфтваффе и потребовал включить этот штаб в состав ОКВ. Йодль явно намеревался поставить во главе люфтваффе, но Гитлер в итоге отказал ему даже в этом последнем утешении. Он отверг кандидатуру офицера люфтваффе на должность начальника особого штаба и приказал сформировать штаб на основе равноправия трех видов вооруженных сил, чтобы в него вошли по одному опытному офицеру оперативного штаба каждого из них, а возглавил его начальник штаба ОКВ. Геринг, видимо, тут же запротестовал, но безуспешно.

Причины такой позиции Гитлера четко вырисовывались из первых же фраз приказа от 27 января, где говорилось, что исследования на предмет боевых действий на севере будут вестись «под моим [Гитлера] непосредственным и личным влиянием и в строгой координации с общим ведением войны». Как показали дальнейшие события, под этим он подразумевал всего лишь то, что считает себя самым опытным для осуществления руководства столь необычной и сложной операцией, как «Везерюбунг». Кроме того, он явно нашел самый простой способ подавить в зародыше надежду люфтваффе, которую преждевременно подал им Йодль. В этом и в других аналогичных случаях он объяснял это тем, что, по его мнению, Генеральный штаб люфтваффе и, очевидно, их главнокомандующий, сам Геринг, не имеют достаточного опыта в подготовке широкомасштабных совместных операций. Наконец, он, вероятно, быстрее Йодля сообразил, что основное бремя операции «Везерюбунг» падет не на люфтваффе, а на флот. Однако военно-морской штаб был создан только для руководства боевыми действиями на море, и перед ним нельзя было ставить задачу общего руководства совместной операцией.

Первым свидетельством ярости и разочарования Геринга по поводу того, как обошлись с «его» люфтваффе, стал тот факт, что, как лаконично отмечает Йодль, «представитель люфтваффе» не появился на совещании 5 февраля, когда Кейтель собрал для краткого инструктажа «особый штаб»[70]70
  Дневник Йодля, 5 февраля 1940 г.


[Закрыть]. Поэтому в течение нескольких следующих дней в штабе было лишь два офицера, один от флота и один армейский, которые и начали работу над проектом. Они трудились в тесном контакте с отделом «Л» и размещались в соседних кабинетах. Однако кроме общих рассуждений, содержавшихся в «Докладе об изучении боевых действий на севере», работать им было не с чем. В прошлом Скандинавия никогда не являлась предметом исследований для германского Генерального штаба. Не было даже карт. Более того, вскоре стало ясно, что из «особого штаба» не получилось более удачного ядра или каркаса для эффективной командной системы, чем сам оперативный штаб ОКВ.

Инцидент с «Альтмарком» стал следующим побудительным мотивом, и Гитлер, который так долго колебался, начал теперь оказывать сильное давление на «подготовку операции под названием «Везерюбунг». В итоге 19 февраля Йодль пришел к выводу, что быстрых результатов может достичь только хорошо организованная ставка, обеспеченная всеми необходимыми средствами для осуществления командования. В тот же день Гитлер одобрил предложение Йодля, чтобы «армия назначила нового командира соединения с укомплектованным штабом и поручила ему дальнейшую подготовку и затем командование всей операцией под общим руководством ОКВ»[71]71
  Там же, 19 февраля 1940 г.


[Закрыть].

Благодаря этому предложению Йодля появилось наконец подходящее ядро для структуры командования операцией «Везерюбунг». Но много необычного еще было впереди. После долгих колебаний сухопутная армия в конце концов вновь оказалась главной движущей силой в предстоящей кампании. Однако ОКВ не обратилось к главнокомандующему сухопутными силами, который, ввиду особого характера операции, несомненно, выделил бы, по крайней мере, штабы армий и групп армий для такой работы; вместо этого ОКВ действовало абсолютно самостоятельно и назначало штабы корпусов, то есть чуть ли не самые низшие командные органы, с которыми следовало считаться. Едва ли в ОКВ думали, что армия не желала создания штаба высшего уровня в связи с предстоящей кампанией на западе. Гораздо вероятнее, что Йодль и начальник кадрового управления увидели в этом возможность подать себя в качестве офицеров нового типа по гитлеровскому образцу, которые придерживаются иных, чем обычные армейские офицеры, взглядов и выдвигают людей, наиболее подходящих, по их мнению, для данной работы, независимо от их ранга. ОКХ просто было сказано, что «фюрер хочет поговорить с генералом фон Фалькенхорстом, поскольку он является экспертом по Финляндии»[72]72
  Дневник Гальдера, 20 февраля 1940 г.


[Закрыть]. Такой формулировкой хотели скрыть истинные намерения Гитлера. Дело в том, что Фалькенхорст, командир XXI корпуса, был офицером штаба во время операций на балтийско-финском участке во время Первой мировой войны.

Буквально на следующий день Фалькенхорста вызвали к Гитлеру и кратко проинструктировали. Вместе со штабом XXI корпуса, в который включили и бывший особый штаб, он приступил к работе, по-прежнему тесно взаимодействуя с отделом «Л». Получилась странная картина: Верховный главнокомандующий полагался во всем, что касалось участия сухопутных сил в Норвежской операции, не на Генеральный штаб армии, а на штаб корпуса, и последний под руководством ОКВ отвечал за общее командование всей операцией! В то же время Кейтель и Йодль пошли в обход главы ОКХ и, работая напрямую с командующим армейским резервом, приступили к отбору дивизий, которые они считали наиболее подходящими для операции «Везерюбунг». Так впервые начальник Генерального штаба армии узнал хоть какие-то подробности о планах оккупации Дании и Норвегии; его записи на эту тему заканчиваются смиренным замечанием: «Фюрер и главнокомандующий сухопутными войсками не обменялись по этому поводу ни единым словом. Зафиксируем это для военных историков»[73]73
  Дневник Йодля, 20 и 21 января 1940 г.; дневник Гальдера, 21 января 1940 г.


[Закрыть].

В оправдание беспрецедентного неуважения к ОКХ армия получила лишь следующее: «Штаб XXI корпуса отдается в распоряжение ОКВ во избежание трений с люфтваффе»[74]74
  Дневник Гальдера, 21 февраля 1940 г.


[Закрыть], что прозвучало не очень убедительно, и несколькими днями позже вмешательство Геринга показало, что вообще ничего не означало; на самом деле для Гитлера это был всего лишь еще один способ выразить свою решимость оказывать «лично непосредственное влияние» на предстоящую совместную операцию и заработать лавры командующего-победителя на полях сражений, к чему он так страстно стремился. Другое, более простое объяснение, состоявшее в том, что Гитлер не хотел перегружать ОКХ Норвежской операцией ввиду одновременной подготовки кампании на западе, не выдерживает никакой критики; из командной цепочки оказались исключенными только оперативный отдел и верхушка ОКХ; остальные отделы армейского штаба были полностью задействованы, например отделы разведки, транспорта и снабжения; рабочая нагрузка на последние увеличилась, поскольку теперь они подчинялись двум хозяевам. Структура командования в том виде, в котором она была выстроена для Норвежской кампании, могла показаться импровизацией, но она стала прототипом так называемых театров военных действий ОКВ, которые создавались время от времени на протяжении всей войны.

Интересно сравнить хаос в военной сфере, возникший в результате авторитарного руководства, с простой и достойной подражания командной системой, принятой демократическими странами во время великолепных операций по высадке англосаксонских войск в Северной Африке в ноябре 1942 года и в Нормандии в июне 1944-го. Вот ее характерные особенности:

1. Между главами государств было достигнуто соглашение относительно национальной принадлежности Верховного главнокомандующего и выбора наиболее подходящей кандидатуры на этот пост (генерал Эйзенхауэр); затем ему присвоили высшее военное звание.

2. Объединенный комитет начальников штабов направил короткую директиву Верховному главнокомандующему.

3. Все штабы и воинские соединения, выделенные для проведения операции, были подчинены Верховному главнокомандующему, независимо от национальной принадлежности и вида вооруженных сил. Верховный главнокомандующий и его штаб несли единоличную ответственность за подготовку и проведение операции и за последующее военное управление.

Последним любопытным моментом в этой кампании была решимость Гитлера с его ставкой непосредственно отвечать за командование операцией. Их способности подверглись жестокому испытанию вскоре после выхода первой директивы по операции «Везерюбунг». Фалькенхорст со штабом своего корпуса работали быстро и эффективно. Их план был представлен Гитлеру в устной форме, и он его одобрил; вслед за тем Йодль набросал «директиву», которую отдел «Л» должен был просто довести до ума. Йодль явно настолько свыкся с мыслью, что Норвежская кампания это личное дело Гитлера, что даже пренебрегал обычными способами общения с главнокомандованием отдельных видов вооруженных сил; он включил в свою директиву подробные указания о количестве и родах войск, которые должны выделить армия и люфтваффе, и, кроме того, постановил, что части люфтваффе, действующие совместно с сухопутными войсками, по практическим соображениям переходят под начало генерала фон Фалькенхорста[75]75
  Дневник Йодля, 29 февраля 1940 г.


[Закрыть].

Это нарушало все правила. Приводимые далее высказывания наиболее заинтересованных в этом деле лиц дают ясную картину последствий этого решения и показывают, как оно повлияло на отношения между Гитлером и руководством вермахта.

1 марта

Гальдер. Они не сдержали обещания связаться с нами, прежде чем выставить свои требования.

Йодль. Бурный протест главнокомандующего сухопутными войсками по поводу выделения войсковых соединений.

Моя беседа с Ешоннеком. Сокращение требований.

2 марта

Гальдер. Кейтелю нужны хорошие части. Фон Браухич подчеркивает, что двадцать процентов нашего общего резерва будет задействовано в этой операции.

Йодль. С армией договорились. Геринг зол и устроил головомойку начальнику штаба ОКВ. В час дня встречался с Гитлером. Во второй половине дня разослали новые требования. Несколько уменьшенные после беседы с армейскими и люфтваффе.

3 марта

Йодль. Фюрер очень настаивает на необходимости быстрых и решительных мер в Норвегии. Главнокомандующий люфтваффе протестует против какого-либо подчинения частей ВВС штабу XXI корпуса.

4 марта

Йодль. Все части люфтваффе будут подчинены XX воздушному корпусу. Он будет получать приказы от главнокомандующего люфтваффе в соответствии с требованиями XXI корпуса. Генерал Боденшатц жалуется, что фельдмаршал не держит (Геринга) в курсе относительно операции «Везерюбунг». Не было предварительных консультаций ни с одним офицером люфтваффе. Подчинение XXI корпусу неприемлемо. Он зол на генерала Кейтеля. Я наставлял его на путь истинный.

5 марта

Йодль. Совещание на высшем уровне с тремя главнокомандующими тремя видами вооруженных сил по поводу операции «Везерюбунг». Фельдмаршал в гневе из-за того, что с ним предварительно не посоветовались. Требует дать ему слово и продолжает уверять, что вся выполненная на сегодняшний день подготовительная работа бесполезна. Результат:

а) больше сил задействовать в районе Нарвика;

б) флоту разместить военные корабли в портах;

в) …

г) выделить шесть дивизий для Норвегии.

6 марта

Йодль. Подготовительные меры, кажется, утверждены. Фюрер подписал директиву, в которую включены все изменения, появившиеся в результате совещания 5 марта. Никакие дальнейшие изменения недопустимы.

Далее перечисляю по пунктам самые впечатляющие последствия, вытекающие из того, что изложено выше; их можно рассматривать как типичные для состояния дел в германской ставке на тот момент.

1. Изданные ОКВ приказы оказались настолько неадекватными, что одному из его распоряжений адресаты воспротивились и его пришлось менять, несмотря даже на то, что оно уже было подписано Гитлером; это, конечно, противоречило всем установленным в армии правилам, кроме правил «государства фюрера».

2. В результате утверждения особой структуры командования главнокомандующий сухопутными силами остался за бортом; например, его даже не вызвали 2 апреля на последнее совещание с главнокомандующими и генералом фон Фалькенхорстом по поводу операции «Везерюбунг». Тем не менее он не высказал никаких возражений[76]76
  Согласно записи в дневнике Йодля в этот день, Гальдер, похоже, удовлетворился информацией, полученной от кого-то (помощников?). 2 апреля он отмечает в своем дневнике: «Армия вскоре займется учениями «Везер»; 3 апреля: «Главнокомандующий сухопутными войсками должен взять в свои руки управление Данией в день «Д» плюс 3 (через три дня после оккупации). Так все на самом деле и произошло – 12 апреля.


[Закрыть]. Главнокомандующий люфтваффе, напротив, отказался сдать командование любым из соединений ВВС, выделенным для поддержки сухопутных сил, и отказался подчинить их даже временно штабу армейского корпуса[77]77
  Самое фантастическое последствие отражено в замечании Гальдера, записанном в его дневнике 19 апреля 1940 г. Я привожу его здесь просто в качестве примера: «У Фалькенхорста нет ни одного собственного самолета…»


[Закрыть]. Он ухитрился уйти от этого.

3. Люфтваффе получило свободу действий относительно численности выделяемых для операции военно-воздушных сил. В то же время, несмотря на многочисленные возражения ОКХ, сухопутные силы были увеличены на одну полностью укомплектованную дивизию и большое количество отдельных частей[78]78
  Дневник Гальдера, 5 марта 1940 г.


[Закрыть].

4. Военно-морской флот не пытался претендовать на лидерство; тем не менее, когда Гитлер потребовал, чтобы после завершения высадки войск военные корабли остались стоять в норвежских портах, а флот возражал, Гитлер от этого требования отказался[79]79
  Дневник Йодля, 28 и 29 марта, 4 апреля 1940 г.


[Закрыть].