Текст книги "Легенда о царице. Часть вторая. Земная богиня"

Глава вторая. Бог на ровном месте

Проводив диск Атума в поля Камыша возрождаться на завтра в образе Гора и завершив тем самым, благополучно для своей страны, еще один день, царица Нейтикерт не спешила подняться во дворец, а осталась посидеть в саду, в удобном кресле черного дерева, глядя на плавающих в бассейне рыбок и бутоны синих лотосов и белых нимфей ускользающих в глубину, а не на золотые и гранитные изваяния грозных и великих богов, требовавших ежедневных многочасовых молений и подношений.

Царица потянулась, сцепив руки на затылке, и легкомысленно вытянув ногу, пощекотала животик кувыркавшегося тут же пятнистого мау. Тот без всякого почтения вцепился в царственные пальцы, не подозревая, какой внеземной благодати он удостоился, после чего был, слегка подкинут царицыной ножкой в воздух и атакован вторым мау. Они подняли дикую кутерьму разбудившую фараонову крысу. Фараонова крыса, свернувшаяся клубком на коленях царицы, недовольно чирикнула и глубже засунула нос в пушистый, совсем не крысиный, хвост, поскольку крысой она и не была, по сути, ни единого мгновения, а была она совершенно другим животным. Мартышка, сидевшая на спинке кресла над левым плечом Нейтикерт, с интересом смотрела на кошачью возню и скалила зубы ну совершенно не мартышечьи зубы.

За бассейном, в кустах гибискусов и жасмина, угадывалась какая-то легкая возня и шебуршание. Черный, как наступающая ночь кушит зажег светильники и, повинуясь взмаху ладони, попятился задом в глубину сада. Туда же отправились оба веероносца, прижав ладони к плечам.

Нейтикерт взяла с небольшого столика с ножками газели и такого же изящного как газель, сочный инжир. Плод смоковницы, однако, чем-то не понравился царице, поскольку, подбросив его несколько раз на ладони, она кинула инжир в кусты. А может просто не была голодна, а может и пресытилась царским столом. Впрочем, она тут же взяла гранат и, взвесив в руке, швырнула его в том же направлении, но на сей раз с некоторым раздражением.

– Ну. – с каким-то ожиданием сказала царица склонив голову набок.

Однако ничего не произошло, и царица взяла со стола алебастровую чашу, покрутила на свету факела, любуясь ее мягкой полупрозрачностью, поставила обратно и взяла увесистый золотой кубок.

– Что-то давно тебя не было. – обратилась царица опять-таки непонятно к кому, впрочем, догадаться уже можно.

Шевеление в кустах на несколько мгновений прикинулось мертвой тишиной.

– Сам выйдешь или послать за тобой людоедов?

Кубок, сверкнув боками в свете факелов, вонзился в кусты, сбивая листву. Через мгновение, будто только такого приглашения и ждал, из кустов вылез мрачный вестник с кубком в руках. Что-то пробормотав, он попрыгал на одной ноге, вытаскивая колючку из подошвы, и остановился на краю бассейна, настороженно поглядывая на царицу. Та, высунув язык и оттопырив нижнюю губу, молча, поманила его пальцем. Вестник несколько неохотно сделал пару шагов.

– О, она позвала меня, пыль земли под ее ногами, дочь Ра меня призва…

– И сын Ра. – подсказала царица.

– О да, конечно, она, сын Ра, поманила меня пальцем, жизнь, здравие и сила! Здравствуй прекрасная царица.

– Здравствуй, мерзавец. – спокойно сказала Нейтикерт загадочно мерцая глазами. – Почему ближе не подходишь?

– Царица что-то говорила насчет убить, зарезать и даже раздавить.

– А… да, говорила… ну это все после. Впрочем, если настаиваешь… – юная дева сладко потянулась.

– Да нет, не очень. Пока что потерплю.

Нейтикерт указала двумя пальцами перед собой.

– Не бойся, не кусаюсь. – доверительно сообщила царственная дева.

Вестник хмыкнул, вспомнив едва не откушенный при первой встрече нос. Видимо сегодня у царицы было некусючее настроение. Он внимательно посмотрел на легендарную историческую личность, пользуясь первым случаем взглянуть на нее без спешки, в домашней обстановке.

Перед ним сидела вроде бы обычная молодая девушка, отличающаяся от прочих, может только необычайно пышными и длинными волосами. На царское происхождение указывал лишь обруч с коброй венчавший голову и по две золотые пластины свисавшие с боков обруча, слева и справа, длинною в локоть и тонкие как фольга. И сидела-то вроде бы расслабленно, по-домашнему сидела, но все равно как-то излишне прямо. Говорила она, на сей раз, мягким певучим голосом, но в небольшом количестве слов, ей произнесенных, уже успели уместиться и какие-то непонятные людоеды и весьма понятное «убить», что ясно показывало, что перед вестником сидит в кресле не обычная скучающая вечером девушка, а существо имеющее власть над жизнью и смертью. И применяющая эту власть, по своему желанию, и без особых раздумий.

– Привет тебе, прекрасная царица.

– Очень тронута, спаси-и-ибо! – протянула Нейтикерт, весело глядя на ночного гостя, и вкрадчиво добавила, – А как насчет того чтобы, мне прекрасной и так же божественной, взять да и царские почести воздать?

– Это как же? – вымолвил бродяга. – Упасть семь раз на живот и семь раз на спину? Видите ли, если я буду оказывать Вам подобные почести, то на четырнадцатом такте я окажусь перед Вами лежащим брюхом кверху, и никакой почести в этом не будет вообще, не говоря уж о царской.

Нейтакерт некоторое время смотрела на оборванца и глаза ее странно мерцали в свете нефтяных факелов. Очевидно, царица что-то решала. Возможно – не отправиться ли ей почивать, придавив мимоходом ночного гостя.

– Удивительно, как такой глупый язык все еще не покинул такого бестолкового рта, и как такая безмозглая голова все еще не рассталась с телом? Ну-ка открой-ка мне эту тайну. Или без пытки тут не обойдешься? – царственная египетская девчонка слегка прищурила глаза.

– Ваше Величество, даже бестолковый рот надо кормить, а мой глупый язык сможет отличить воду от пива, а пиво от вина и отдаст предпочтение последнему. Мне бы чего-нибудь съедобного покушать и я все тайны вам открою, не только свои, но и все тайны мира.

Царица опять уставилась на ночного гостя своими странно поблескивающими глазами, опять что-то решая. Это было очень таинственно и страшно – что же решит малообразованная, нецивилизованная, но царственная дева.

– Я не понимаю – это ты о чем?

– О чем, о чем! Кушать хочется! – вестник укоризненно посмотрел на царицу.

Царица приподняла сросшиеся брови, затем, криво улыбнувшись, и, видимо, что-то решив, хмыкнула, и сказала, даже с некоторым с уважением:

– А ты и впрямь, неплохо обучился этикету. Ну, да ладно, обидно будет, если вдруг умрешь внезапно от недостатка пищи, хорошо, так уж и быть, не дам тебе от голода зачахнуть, но тебе на время надобно слегка исчезнуть, чтобы ни одна душа живая не увидала здесь тебя. Сам понимаешь – у юной непорочной девы, нарисовался вдруг, неопознанный мужчина. Да еще ночью, да еще какой-то оборванец. Я девушка очень строгих правил, ну, по крайней мере, внешне их весьма строго соблюдаю и если уж на ум пришло, что-нибудь такое отчебучить, то делаю все в очень строгой тайне. А то, знаешь ли, народ нас не поймет – тебя приблудного бродягу и меня бессмертную богиню.

– Ну, с этим-то никаких проблем, как скажете, моя царица, так все и будет, – произнес странник и свалился в бассейн с такой скоростью, что Нейтикерт не успела предупредить о наличии там не совсем безобидных обитателей, и что в связи с этим могут быть те еще проблемы. Но решив, что если уж странник до сих пор еще жив, то и сейчас как-нибудь, да все обойдется. Ну, а если нет, то… то и вопроса нет.

Через некоторое время столик перед царицей был уставлен яствами и увенчан хрустальным кувшином вина в сопровождении алебастрового кубка, опалесцирующего в полумраке отблеска отдаленных факелов.

Гость, однако, не показывался, и царица уже привстала с кресла, собираясь пошарить в воде древком опахала, обезьянка тоже забеспокоилась, привстав и зачирикав, но тут раздвинув листья кувшинок, медленно и тихо всплыл странник дальних времен, огляделся и вылез, какой-то такой задумчивый и слегка рассеянный и пробормотал:

– Это какой же умник и какой же полудурок, догадался в бассейн электрических сомов напустить, да еще в таком количестве, я их ему бы в самую зад…

– Я этот умник, я. – ответила царица, обладавшая видимо отличным слухом, и с интересом смотревшая на ночного гостя – Так что не стоит торопиться с пояснением – куда бы ты их и кому засунул. И это не последние сюрпризы в моем пруду, ты можешь познакомиться попозже и с другими, особенно при таком-то обращении с царицей и столь тонким знанием придворных этикетов.

– О! В таком случае я считаю, что идея очень весьма остроумна. – восхищенно признал вестник.

– Ну, так садись и угощайся. – гостеприимно предложила хозяйка.

Но, поскольку, единственное кресло занимало ее царственное тело, гость, без церемоний, уселся на песок и, следуя щедрому взмаху ладоней, ухватил жареную перепелку, пробормотав:

– С Вашего позволения.

– Так кто же ты? – спросила хозяйка, через некоторое время, рассматривая жующего гостя с почти научным интересом. – Ты хотел мне что-то объяснить?

– Что ж, царица пора и в самом деле церемонии отбросить и сказать кто я есть такой. – вытирая сальные губы тыльной стороной ладони, не вполне внятно произнес гость. – Мне царица, в этом мире открыто многое, ну да почти что все, а прошлое и будущее в числе прочего того. Более того, мир твой существует, лишь пока в нем я присутствую и в связи с этим, скажу без церемоний, что я, здесь для вас для всех, вроде как, почти что бог. Да, что почти! – так оно и есть. Что вы на это скажите жизнь, здравие и сила вам прекрасная… нет прекраснейшая из цариц и совершеннейшая из женщин?

В тот момент, когда ночной гость произнес слово «бог», царица откинулась на спинку кресла и несколько вытаращила глаза, видимо, совсем не ожидая подобной откровенности, затем очень внимательно, посмотрела на синяк под правым глазом, красивый засос или укус на шее, мокрые волосы, рваный схенти претендента на бога, и поджала губы. Затем закусила их зубами, затем, напротив – их надула, затем сделала движение горлом, будто попыталась что-то проглотить.

Бог (почти?) с удивлением смотрел на царицу – создавалось впечатление, что она с трудом сдерживает тошноту и ее сейчас вот-вот вырвет. Царица, сдерживаясь из последних сил как-то странно хоркнула, потом фыркнула и, наконец, резко наклонившись вперед, захохотала. Обезьянка тут же, взвизгнув, соскочила с кресла, а ихневмон недовольно поднял голову. Вестник, который в этот момент пытался отпить вина из кувшина, от неожиданности булькнул и закашлялся, что еще больше развеселило царицу.

– Скажи-ка, бог! Ой, не могу! А я чуть было не приняла тебя за оборванца! – хохотала Нейтикерт. – Так какой же из богов? Может Ра – отец мой? Иль может быть Осирис? А синяк, синяк откуда о, Осирис? Не очень-то, видать, ты ладишь со своей Исидой. Нет, ну что же ты так похож на проходимца, бог, ведающий буквально все, а в том числе и остальное!

Смеющаяся царица удивительно похорошела. Нет, не стала красивей, просто прекрасное и совершенное каменное изваяние вдруг превратилось в очень живую хохочущую девчонку, хватающуюся за щеки, прикрывающую ладошкой рот, откидывающую назад голову и машущую на ночного гостя руками.

Отсмеявшись, царица переколола ослабший в волосах огромный белый гребень из слоновой кости, отведя волосы за уши и продемонстрировав изрядно порозовевшие щечки, вытерла глаза, пригубила кубок, взглянула весело на божественного гостя, и спросила:

– Так значит бог?

– Получается что так. – не стал скромничать пришелец.

– И мир, что есть вокруг, от тебя неотделим?

– Ну, разумеется. Меня не будет и он исчезнет.

– И я всего лишь твое воображенье?

– Не совсем так, но очень похоже.

Царица взяла со стола медный систр и встряхнула его, по саду разлился чистый хрустальный звон, и в глубине сада зажглись два красных огонька и поплыли меж темных стволов деревьев. Неторопливой трусцой на свет вышел леопард. За ним – второй. Оба мау, все еще резвившиеся на песке, зашипели и кинулись к ближайшей пальме. Хищники легли по обе стороны от царицы и недружелюбно уставились на странника светящимися, слегка подергивая хвостами. Чуть погодя, будто этого было недостаточно, оттуда же, из темноты, выдвинулся черногривый лев, потянулся, открыв здоровенную пасть, зевнул с рычащим подвывом и завалился на бок, затем перевернулся на спину и начал ерзать по песку спиной.

– А теперь, повелитель синяков, бог ссадин и царапин, мы продолжим наш разговор о твоей сущности божественной. Меня эта тема весьма интересует, почти с самого рожденья.

– Ну, а для чего все эти хищники, царица?

– А я ж, откуда знаю? Спроси-ка это у своего воображенья. Ведь этого всего, как я понимаю, нет. Чего же ты этак изволновался?

Нейтикерт издала еле слышное шипение, и леопарды поползли к вестнику, ощетинив усы и пристально глядя светящимися глазами, а лев перестал валяться и принял позу сфинкса и посмотрел на вестника, словно только что увидел.

– Согласись, неожиданный мой бог, что несколько странное у тебя воображенье.

Леопарды подползли к сидящему вестнику вплотную и громко зашипели, колотя по земле длинными хвостами.

– Вот ты и на самом деле близок к тому, чтобы стать богом. Догадываешься каким? И догадываешься в чем?

Вестник кивнул, с восхищением глядя на царицу.

– Правильно. На Осириса, но в том лишь только, что раздерут тебя на множество кусков. Только вот обратно все это добро твое собрать никто не сможет. Ведь нет у тебя, пока что, возлюбленной Исиды.

– Царица, у меня просто нет слов, что б выразить восхищение твоим умом. Это действительно самый удачный способ доказательства реальности событий. Но я имел ввиду совсем не это. Просто не очень ясно объяснил и объясню сейчас яснее. Только давай все же уберем животных куда-нибудь подальше.

Нейтикерт, мелодично звеня золотыми пластинами, покачала головой.

– Пусть остаются.

– Зачем?

– Ну-у, … ну, так, вообще, и для солидности, и общего оживления сюжета.

– Как будет угодно Вашему Величеству, но хочу Вам доложить, что я как-то недолюбливаю львов – у них такие большие-большие, желтые-желтые и совершенно пустые глаза. – сказал странник, неодобрительно поглядывая на льва, скучающе разглядывавшего вестника.

– Но все, же одно достоинство у них есть – они мне повинуются беспрекословно.

– О! Это, скорее, достоинство Вашего Величества, и я с восхищением отмечаю, что Вам повинуются не только люди, но и звери. – наконец-то удалось вставить хоть один комплимент страннику.

Однако неприкрытая лесть не произвела видимого эффекта на царицу, по крайней мере, она не стала, мурлыкая, тереться о его ногу. Лицо Нейтикерт оставалось непроницаемым и вновь перед странником оказалось бесстрастное каменное изваяние.

– Ну, так слушай мои слова пришелец. Да, именно пришелец, ибо не могу назвать тебя даже чужеземцем. И слушай очень внимательно. А потом хорошо подумай, прежде, чем ответить. Потому что от твоего ответа кое-что зависит, и ты догадываешься что. И это «что» намного более важно для тебя, чем для меня. Для меня оно вообще никакого значенья не имеет. Для меня это имеет такое вот значенье. – юная дева отщипнула крупную, светящуюся виноградину, отправила в рот и облизнула губы. – Ты хоть это понял?

Тут странник на время прекратил поедать голубя, глаза его слегка округлились.

– О, да! Царица, я это понял.

– Что ты, якобы, понял?

– Я, якобы, понял, что моя жизнь для тебя менее важна, чем для меня и…

– И?

– И ты хочешь, чтобы я это все понял, так же как и ты.

– Более всего, сейчас хочу я, тебя, наглую мартышку, как-нибудь убить и как можно по-больнее. И так, всего быстрее, я и поступлю, лишь за одно твое хамское заявление о сущности божественной своей. Здесь бог один и он сейчас перед тобою, а все остальные боги находятся в Дуате, – вот тебя туда я и отправлю. – царица показала остренькие зубки с четырьмя выдающимися клыками. – Им там будешь объяснять, где ты там сам у себя нашел божественную сущность. Но! Но ты и не просто человек, в смысле – не простой. С первых твоих слов, еще при первой встрече, было ясно, что ты не роме, хотя языком нашим владеешь ты изрядно. Ни один житель Черной Земли не будет себя так вести, в особенно-то перед Великим Храмом. А ты, мало того, что второй раз влезаешь в мой дворец, так нагло требуешь еще и угощения. (И выпить тебе подавай и пожрать тебе, от пуза, охота!). Да и не похож ты на роме, но это ладно. Самое интересное, что ты и не кушит, и не хериуша, и не маджай, и не техенну и не шасу. Ты ни из одного из племен, подвластных Черной Земле, и ни из кого, нами еще не согнутых и ни из какой-либо хрени вокруг, либо в отдаленье. Такое создается у меня лично впечатление, что ты вообще ниоткуда, ибо подобных тебе я не видела и сомневаюсь, что в земных пределах живут подобные тебе. Итак, спрашиваю тебя второй раз – кто ты, откуда, зачем пришел в мою страну, зачем пришел в мой город и что ты делаешь в моем дворце?

Слушая эту речь, вестник не только оторвался от ужина, но и слегка приоткрыл рот и теперь его глаза округлились от удивленья.

– Царица, нельзя не отметить, что ваша красота равняется уму и очень трудно определить, что превосходит что. Ну, а то, о чем ты меня спрашиваешь сейчас, я спрашиваю себя каждый день. Мне это так же непонятно, как и Вам, но Вы можете спросить у меня, а мне спросить не у кого.

– То есть… – царица многозначительно приподняла бровь.

– Ты права, великая царица, – о своем прошлом я ничего не знаю.

– Но откуда-то же ты пришел. Как попал в нашу страну – это ты же должен помнить?

– Ну, просто я шел, шел, шел и вдруг смотрю – река, поля, страна…

– Но ты же что-то ищешь? – голос Нейтикерт несколько заледенел, молодая девушка, только недавно весело смеявшаяся, теперь мало чем отличалась от трех зверей лежащих перед ней. – Ты постоянно рыщешь, шастаешь туда-сюда, маячишь, где не надо, и хочешь уверить меня, что ничего не знаешь, и не понимаешь. Ты что-то очень уж невысокого мнения о царице. Ты только что превозносил мой ум и, видимо решил, что после этого я сильно поглупела. Но ты и сам не очень-то умен, хотя считаешь видимо себя большим пройдохой. Более всего ты сейчас напоминаешь крысу, забравшуюся в амбар, набившую за щеку зерен и утирающую свой длинный нос лапками, но не подозревающую, что у кошки уже дергается хвостик.

– Позвольте мне задать вопрос Вашему Величеству. – смиренно попросил странник и после легкого кивка продолжил. – Как все же Вы догадались, что я не из вашего мира?

– Ну что ж ты так глуп, о, бог с мокрыми волосами! Сам твой вопрос и есть ответ. Ну, хорошо, скажу тебе яснее. Ты разве не понимаешь, что сделал все, чтобы не выглядеть настоящим роме? Ты совершил все возможные ошибки и очень преуспел в этом, а также добавил к ним и совершенно невозможные. Да, ты неплохо говоришь на языке Черной Земли, ты произносишь правильные слова и соблюдаешь форму обращенья, но для тебя все это лишь интересная игра. Вот ты сидишь предо мной, таращишь свои наглые, бесстыжие и подлые глаза, предо мной, твоей царицей, повелительницей Земель Обоих, живым и бессмертным богом и богиней, сидишь, вместо того, чтобы валяться ниц и трепетать от страха, ужаса, а также и восторга, будто не сознаешь, что движением пальца, – юная царица показала ему этот свой палец, – тебя могу я уничтожить, а одним словом поднять до невидимых высот. И когда ты произносишь «Ваше Величество», в этих словах не более почтения, чем – тут взгляд царицы упал на обезьяну, с сосредоточенным видом засовывавшую инжир в кувшин с вином, и она неожиданно замолчала, поглядывая то на странника, то на обезьяну, как будто сама поразилась вытекающему выводу.

Странник тоже уставился на обезьяну и беспокойно заерзал.

– Ваше вели… – начал, было, он…

– Убью! – резко сказала царица. – Убью. Молчи лучше, ради Священной Девятки.

Леопарды с ворчанием приподнялись, а мартышка тут же прыгнула на колени Нейтикерт и оскалила неожиданно крупные зубы.

– По-моему, все понятно, но, главное-то в том, что ты этого сам совершенно не замечаешь. За то время, что ты шныряешь вокруг Прекрасной Твердыни, ты такого наворочал, столько натворил, что тебя разыскивают все ведомства. Ты так здесь отличился, что донесеньями завалены суды, полиция, канцелярия градоначальства и сам великий джати и так всего там много, что кое-что спихнули даже мне. – царица с хищной улыбкой покивала головой, – Ты заслужил столько каменоломен, что их не хватит во всей Кемт, и смертей столько заработал, что советую тебе приобрести еще несколько десятков жизней. Так вот, – улыбка исчезла с облика царицы, – я хочу узнать, почему из-за каждой колонны постоянно торчат твои уши, почему из-за каждого угла высовывается твой длинный нос, и за каждым поворотом я натыкаюсь на следы твоих голых пяток, – взгляд юной царицы воткнулся в вестника как копье.

– Собираешься ли ты объяснить мне прямо и без уверток, откуда и зачем ты явился и почему вьешься, вокруг меня как весенняя пчела. Какого же нектара ты от меня добиться хочешь? Но!… но не забывай, что говоришь со своей божественной повелительницей.

Установилось тягостное молчание, во время которого Нейтикерт не очень благосклонно смотрела на странника.

– Ну, нормальные у меня, вообще-то, нос и уши…

Царица резко вскинула вверх ладонь и леопарды приподнялись и поползли вперед.

– Да, подождите ж вы, Ваше Вели… и… э-э… – снова было начал он, затем помолчал и продолжил совершенно другим тоном. – Хорошо, царица, я объясню все, что в силах объяснить, но этого не будет много. Ну, уж, прости, – что знаю. Для начала я хотел бы узнать одну очень важную вещь, мне еще непонятную. Вот Вы изволили именоваться живым богом, но Вы не можете не понимать, что родила Вас женщина, человек, что в детстве Вы играли со своими сверстницами в куклы, или не знаю, во что там играют царевны и вы такая, же, как и они. Вы с вашим-то умом не можете не понимать, что вы по сути – человек, женщина, правда, божественно прекрасная. Ну вот, я и хотел бы… ну, узнать – Вы что, на самом деле… – неожиданно замялся странник.

– Ты хочешь спросить, верю ли я в свою божественную сущность? – помогла ему царица.

– Ну, в общем, да!

– Ну, так не мямли, а прямо спрашивай. – сверкнула глазами Нейтикерт. – Да, я, безусловно, считаю себя богом Черной Земли, не потому, что верю, а потому, что так оно и есть. Ты опять говоришь глупости, основанные на примитивных представлениях. С образованием у тебя проблемы видно были. Меня, видите ли, родила женщина! Да, женщина, но из божественной семьи властителей Обеих Земель! Отец мой – бог, ныне обретший бессмертие на звездном небе. Да, я играла в детстве с подружками, я и сейчас встречаюсь со многими из них – что из того? Что из того, что я родилась человеком? Во мне божественная кровь Гора. После того, как предыдущий владыка ушел в свой горизонт, живой бог этой страны – я, и бессмертие, в божественных чертогах Дуата, наравне с богами, будет дано только мне! Ты улетишь в небытие! Все улетят в небытие! Я буду вечно существовать в Дуате и те, кого я удостою чести уйти со мной.

– Но это совсем не знание, Ваше Величество, это как раз и есть вера, об этом я и спрашивал – верите ли Вы?

– Пойми, странник – этой прекрасной землей раньше правили боги. Затем они ушли в свои божественные чертоги и передали власть Великому Храму, коего именуют Гором, сыном Ра. Я не просто царица – я Великий Храм, я – Повелитель, и моя человеческая сущность значения не имеет. Я проживу здесь жизнь смертного, но из всего населения Черной Земли только я обрету бессмертие наравне с богами, только мне предначертана жизнь вечная. Лишь я одна из всей страны имею Бу – душу-проявленье. Ее имеют только боги и отличие мое от смертных… впрочем, оставим пока вопрос о моей божественной сущности. Пришло время отвечать тебе. Я жду.

– Да, действительно, пора. Я скажу тебе, царица, все, что знаю и что сумел понять. Но это будут вещи удивительные, в которые поверить трудно. Я сам с трудом осмыслил все происходящее, и, уж точно, никто не поверит в это в том мире, откуда я пришел. Так вот, царица. Ты не в моем воображенье, так же как и весь мир вокруг. Ты вполне реальная царица, и, я даже не могу сказать словами, насколько велико мое счастье видеть тебя такой, какой ты и была на самом деле. Я точно из того мира, в котором живете все вы, сколько вас есть: простые роме, не знающие вещей, властители городов, сепов, жрецы, низшие и высшие, все эти хем-нечер и чер-пер-анх и хери-хеб и ты, прекрасная и божественная царица. Я не поднялся из глубин Аменти и, уж точно, не спустился с полей Иалу. Я – из вашего мира, но из того, каким он будет потом, намного позже. Вот и весь мой ответ, – странник с интересом уставился на Нейтикерт.

– Что ты мелешь? Как это может быть – мир, который будет потом? Мир есть только сейчас, и мы движемся с ним. И больше не может быть никак, ибо после только Дуат для богов и только поля Иалу для людей, впрочем, не для всех.

– О, царица! Самое смешное, что и в моем мире все считают точно так же.

– Но как ты все это докажешь?

– Ну, я-то вот он!

Нейтикерт фыркнула.

– Опять начались обезьяньи ужимки! Но можешь ли ты мне это объяснить? Я уже почти что верю, но не могу еще понять.

– Хорошо, я попробую. Предположим, мир – это огромная барка, подобная золотой барке Ра, и плывет она по священному звездному Хапи. – странник указал на жемчужную россыпь Млечного Пути. – Так же, как плывет твоя царская барка с первых порогов Хапи до самого устья. Но можно спрыгнуть и поплыть обратно к порогам, и ты увидишь воды Хапи, по которым проплывала барка ранее и, возможно, взойдешь на ту, же барку, отплывающую от порогов.

– Но это будет уже другая вода и другая барка. – после некоторого раздумья сказала царица. – Та первая уже в неведомое уплыла.

– Зато река останется та же самая… – вестник неожиданно замолчал, сообразив, что хотела сказать царица. – А ведь ты права, царица. Река будет уже другая. – он задумался и через пару мгновений вновь просветлел ликом. – Но берега ведь будут те же! Значит все наоборот – время это река, а все остальное берег. Прошлое не исчезает, оно просто остается ниже по теченью. – вестник указал рукой вверх по течению, на юг.

Нейтикерт молча, смотрела на ночного гостя, затем указала на алебастровый кубок, мерцающий мягким телесным светом.

Странник встал с песка, отряхнул колени, налил из хрустального кувшина с узким горлом почти черного вина и, держа кубок двумя руками, поднес его царице. Темные глаза ее, похожие по отсвету пламени на вино, неожиданно оказались очень близко, так близко, что страннику почудилось – сделай он еще одно движение вперед, и он провалится в их темную мрачную глубину.

«Этого еще не хватало!» – подумал странник, чувствуя неожиданную слабость и неодолимое желание свалиться к ногам царицы, – прекрати, не смей думать об этом. Ничего этого нет, и ее – нет. Здесь ты – единственный кто есть! Все остальное прошлое, которое уже случилось, прошло и улетело в бездну и ты все это видишь благодаря непонятному вывиху природы».

Однако царица была – вот она. И завораживающие глаза, по-прежнему не мигая, смотрели на странника в упор, а полные, чувственные губы шевелились, произнося что-то неслышимое. Окружающий мир вдруг отстранился и хоть не исчез совсем, но потерял реальность, время исчезло, и вместо него явилась вечность.

Страннику вдруг показалось, что они превратились в барельеф на стенах дворца, и теперь он будет вечно протягивать кубок вина царице в окружении двух леопардов и льва, неотрывно смотрящих на него, и через тысячелетия люди будут приходить и смотреть на странного человека, протягивающего прекрасной царице кубок вина и будут гадать кто они, эти двое, как они жили там, в глубинах времени, о чем они мечтали, как страдали, как любили, к чему стремились. Трудно сказать, сколько времени они оставались без движения, ибо, как сказано оно, время, на время исчезло.

Нейтикерт протянула ладонь, поднесла кубок ко рту и, слегка пригубив, вернула его страннику.

– Выпей со мной странник, плывущий против течения; выпей с древней, ушедшей за горизонт царицей, говорящий молча, – сказала она со странной улыбкой; жуткие затягивающие глубины ушли из ее глаз, и теперь там плескалась лукавая искорка. – Если, правда, то, что ты говорил, то никогда тебе уже не попасть в ту барку, с которой спрыгнул. Она-то уплыла вперед и уплыла навеки.

Странник медленно вытянул терпкое пахучее вино, чувствуя, как быстро оно забурлило в крови.

– Я верю тебе, – продолжила Нейтикерт, ноздри ее раздулись как у львицы учуявшей добычу, – пусть рассказ твой очень странен, необычен, даже нереален, но я тебе верю. Остается один вопрос – если ты приплыл с Нижних Вод, ты должен знать все, что было с проплывшей баркой.

– Знаю, царица. Ты могла убедиться в этом и в первый раз. О тайном соо…

– Об этом молчи! Если, конечно, жить дальше хочешь, а не сие мгновение умереть. Тем более что ты мог вынюхать это здесь и сейчас. Я спрашиваю не о намерениях, а о будущем.

– К сожалению, я знаю, что будет потом и чем это закончится. Твоя история известна в моем мире.

– И что же? Что произойдет в том будущем, уже и не таком далеком? – выдержка Нейтикерт была нечеловеческой.

– Ты сделаешь, что задумала.

– А дальше? Что будет со мной?

– Позволь мне не отвечать, просто откажись от этого. Гнев твой справедлив, но откажись, просто живи и правь своим народом. Как завещала тебе птица Бенну.

Последние слова вестник произнес тоном пониже, а царица, чуть поджав губы, сказала:

– Не забывай, что здесь я решаю – кому жить, а кому умирать, и, всего главнее, я решаю – когда умирать кому. Еще, немаловажно так же то, что я решаю, как умирать кому. И ты до сих пор не корчишься на колу, потому лишь только, что я так пока хочу, и чтобы я и дальше так хотела, тебе надо очень сильно постараться, тебе надо об этом только и думать и из кожи вон выворачиваться, а не давать богам советы.

– О Ваше величество, не совершайте такой ошибки – вот это все – кол, содранная шкура. Возьми в расчет, царица, что и ты существуешь только в связи со мной, и весь этот мир есть, пока в нем нахожусь Я. Ведь он давно уже прошел и все события давным-давно свершились и то, что есть сейчас вокруг, всего лишь то, что я перед собою вижу. Живет он по своим законам и возможно, вне моей власти, но только в моем присутствии. Я, конечно же, не бог, а гораздо ху…

– Ты наглая, бессовестная и редкостная скотина! Не понимаю, почему я с тобой до сих пор разговариваю, вместо того чтобы содрать с живого кожу?

– Я очень обаятельный, а в остальном Вы совершенно правы.