Текст книги "История Российская. Часть 3"

1379. Мамай на Рязань. Дубок. Переславль. Умер Семен. И той же осенью 6887 (1379) месяца сентября собрал Мамай князь оставшуюся силу свою и совокупил воинства много, пошел ратью как можно быстрее без вести на Рязанскую землю. А князь Олег Иванович рязанский не ведал о сем нисколько, и когда пришли в землю его татары, не успел собраться и не стал против них на бой, поскольку не приготовил себе, и перебежал на сю сторону Оки, а грады свои бросил. Татары ж, придя, взяли град Дубок и сожгли, и Переславль сожгли, и прочие грады пожгли, и волости и села повоевали и пожгли, и многий полон собрав, возвратились восвояси, Рязанскую землю пустой сделали. Олег же рязанский после отшествия татар, видев землю свою всю пустой и огнем сожженной, все имение и богатство татары взяли, скорбен стал и опечалился весьма. И мало из людей того полону от татар избежали, начали вселяться и жилища устраивать, и была пустота многая в земле Рязанской. Того же сентября преставился сын великого князя Дмитрия Иоанновича князь Семен.

Мятеж в Литве. Умер Кестутий. Витовт в Немецкую землю. В тот же год великий был мятеж в Литве; восстали сами на себя и убили великого князя Кестутия Гедиминовича, бояр его, и слуг его, ибо взяли было на княжение Ягайло Ольгердовича. Сын же Кестутия Гедиминовича Витовт бежал тогда в Немецкую землю и оттуда много зла сотворили земле Литовской.

Затмение луны. На ту же зиму в Филиппово говенье месяца декабря в 5 день в воскресенье в раннюю зорю было знамение на небе: луна помрачилась, и в кровь положилась, и стояла на одном месте, и после сего начала снова светла являться с полуденной стороны, а помрачилась с востока, и снова во свою светлость вступила. Той же зимой князь Андрей Ольгердович бежал из Литвы во Псков, а оттуда к Москве. И принял его князь великий Дмитрий Иоаннович в любовь.

В тот же год пошел в Цареград Дионисий, епископ суздальский, в судах рекою Волгою к Сараю. Сия ж повесть прежде написана в повести о Митяе: поскольку Дионисий с Митяем вражду имел и сам хотел на митрополитском престоле сидеть, и возбранил ему князь великий Дмитрий Иоаннович идти в Цареград, да не сотворит препятствия поставлению Митяя; Дионисий же епископ преисхитрил великого князя Дмитрия Иоанновича, что не пойдет он в Цареград, и на том ввел в поручение великому князю преподобного игумена Сергия Радонежского, и потом поручителя преподобного игумена Сергия предал, и побежал ко Цареграду Волгою в судах к Сараю. Тогда уверился князь великий Дмитрий Иоаннович, что изменил ему Дионисий епископ и поручителя своего предал преподобного игумена Сергия, и бежал Волгою к Сараю, а оттуда ко Цареграду, и скорбен стал князь великий о сем, и отпустил Митяя, архимандрита Спасского, к патриарху в Цареград ставиться в митрополиты на Руси. Митяй же посуху пошел с Москвы к Коломне, с Коломны на Рязань, с Рязани к Орде Мамаевой. Царь же в Орде Поволжской был бедным по сравнению с Мамаем князем, ибо только имя «царь» имели, но сие мало и худо бывало, ибо вся слава и деяния Мамаевы были. И многие нестроения бывали в Орде, и многие князи татарские побивались, лишались головы, и от острия меча умирали, и помалу оскудевала Орда от великой силы своей. Митяй же в Орде у Мамая мало удержан был, и снова отпущен, и прошел всю землю Татарскую с миром и с тихостию, ибо повелел его Мамай проводить татарам своим. И пришли к морю к Кафинскому, и отпустил татар Мамаевых к Мамаю, которые проводили его, и вошел Митяй со всеми своими в корабль, и поплыли по морю. И уже близ Цареграда были, что видно весь Цареград, и разболелся Митяй в корабле и преставился, и положили его в Галате. И вот сбылось писанное: «Не хотящему, не делающему, но милующему Богу». Поскольку князь великий Дмитрий Иоаннович хотел, а Митяй делал, оба старались одно дело сотворить и нисколько не преуспели, ибо Бог не хотел, их же судьбами ведал он лишь один.

Троицкий монастырь. Кержацкий монастырь. В тот же год повелением великого князя Дмитрия Иоанновича игумен Сергий Радонежский создал монастырь на реке Дубенке на Стромыни, и поставил в нем церковь Успения пречистой Богородицы, и игумена привел из своего монастыря от святой Троицы, именем Леонтия; и освящена была церковь месяца декабря в 1 день, иноков совокупил и монастырь устроил совсем; обогатил же его и обеспечил князь великий Дмитрий Иоаннович всем потребным во славу христианскую, Богу и пречистой Богородицы матери на спасение души своей и на сохранение державы своей.

Война на Литву. Трубческ взят. Стародуб. Дмитрий Ольгердович. Той же зимой князь великий Дмитрий Иоаннович собрал воинов многих и послал рати брата своего двоюродного князя Владимира Андреевича, да князя Андрея Ольгердовича полоцкого, да князя Дмитрия Ивановича Волынского, и иные воеводы, и бояре, и вельможи многие, отпустил их месяца декабря в 9 день в пяток на Литовскую землю. Они ж пришли, взяли град Трубческ и Стародуб, и иные многие стороны и волости повоевали, и возвратились со многим богатством восвояси. А князь Дмитрий Ольгердович трубческий не стал на бой, ни поднял руки против великого князя, но со многим смирением ушел из града и с княгинею своею, и с детьми своими, и с боярами. И пришел на Москву на службу к великому князю Дмитрию Иоанновичу, и снабдился у него всем необходимым, и крепость на себя взял. И князь великий, дав ему крепость и на службу приняв, принял его с честию великою и со многою любовию, дал ему град Переславль и со всеми пошлинами.

Вятские разбои на татар. Арская земля. Разбойники убиты. Той же зимой вятчане пришли ратью в Арскую землю, а татары собрались и побили разбойников ушкуйников, и воеводу их рязанца Ивана Станиславова, поймав, убили.

Умер тысяцкий Иван. В те ж времена послан был от князя Дмитрия тверского в Орду тысяцкий владимирский Иван Васильевич; тот не любил князя Владимира Андреевича коломенского и много клеветал на них, но не мог соблазнить. Князь же Владимир слышал, что он идет из Орды и что оклеветали его пред ханом, боялся, да не погубит его, ибо был любим и почитаем у всех и в Москве. И обменявшись сообщениями с великим князем, тысяцкого, обольстив и перехитрив его, поймал в Серпухове и послал его в Москву. И князь Владимир пошел в Москву. И месяца августа в 30 день во вторник до обеда в 4 час дня казнен был мечем тысяцкий оный Иван Васильевич на Кучковом поле у града Москвы повелением великого князя Дмитрия Иоанновича. И было множество народа стоящего, и многие прослезились о нем и опечалились о благородстве его и о величестве его. Ибо на многих сынов человеческих сатана изначала простирает сети свои злодейские, и презрительное отношение к другим, и гордости и неправды вселяет в них, и научил их и друг на друга враждовать, завидовать и властям не покоряться. Говорит так апостол: «Только названный от Бога честь о себе приемлет; и нежели кто назван был, в том да пребывает, и все, повелевающие и послушающие, господствующие и рабствующие, и во смирении и в любви да пребывают; ибо весь закон во смирении и в любви есть, и любовь покрывает множество грехов. Бог есть любовь, и пребывающий в любви пребывает в Боге, и Бог в нем». Так что, сказал, друг друга любите, Бога бойтесь, царя чтите, рабы повинуйтесь во всяком страхе владыкам, не только благим и кротким, но и строптивым; ибо сие есть благодать, да о всем славится Христос Бог, которому слава во веки веков. Аминь.

Кн. Юрий Наримантович. В тот же год пришел из Литвы в Новгород великий князь литовский Юрий Наримантович.

6888 (1380). Было Благовещение в Великий день, а прежде сего было за семьдесят лет и за четыре на Великий день. А после сего будет за семьдесят лет без лета Благовещение в Великий день. Пала церковь каменная на Коломне, уже до завершения доведенная, которую было создал князь великий Дмитрий Иоаннович. В тот же год месяца июня в 15 день освящена была соборная церковь во имя святой Троицы во граде Серпухове, которую создал князь Владимир Андреевич, внук Иоаннов, правнук Даниилов, праправнук Александров, препраправнук Ярослава, пращур Юрия Долгорукого.

Мамаева злость. Хан убит. Многие татары убиты. Мамай про историю расспрашивает. Мамая поход на Русь. Чрез Дон. Воронеж. Волжской орды нечестивый гордый князь Мамай всею Ордою владел, и многих ханов и князей побил, и поставил себе хана по своей воле. И возненавидели его все любящие хана своего, он же начал тех изгонять и убивать, не мог терпеть правые речи их, боясь, что если истину хану возвестят, то его низвергнут. Другие же, которые от Мамая богатились и честь принимали, против его противников стали и как хана не чтили, так и верных ему изгоняли. И из-за сего поднялось в Орде волнение, и многие нестроения были. Видя же во многом смущении том, что не вверился ему никто ж, снова многих князей и алпаутов побил в Орде своей. Затем и самого хана своего убил; которого только номинально имел в Орде своим ханом, сам же всем владел и все творил. Уведал же, что любят татары его хана, и убоялся, что когда возмужает, отнимет от него власть его и волю его, и того ради от него и всех верных его и любящих его отлучали и убивали; хан же его был тогда 18 лет; хану же Великой орды Тохтамышу не повиновались. Гневались же и на великого князя Дмитрия Иоанновича, и на брата его князя Владимира Андреевича, и на князя Даниила пронского, что побили друзей и любимцев его, князей и алпаутов его в Рязанской земле на реке Воже. И о сем скорбели весьма и лицо свое одирал, и ризы свои растерзывал, и говорил: «Увы мне! Что сотворили русские князи надо мною, как меня срамоте и стыду предали, как на меня поношение, и смех, и поругание сотворили всем, как могу избежать сего поношения и бесчестия?». И много о сем сетовал, и скорбел, и плакал, и недоумевал, что сотворить. И говорили ему, утешая его, советники его: «Видишь, великий князь, Орда наша оскудела и сила твоя изнемогла. Но имеешь богатства и имения без числа многие, да воинства соберешь многое и отмстишь за кровь князей, друзей и любимцев своих. Как сотворил ты над князем Олегом рязанским, все грады его и волости пожег, и всю землю его пустой сделал, и всех людей его в полон вывел, так же сотворил над князем великим Дмитрием». Нечестивый же и гордый князь Мамай, слышав сие от советников своих, возрадовался радостию великою, рассчитывая наживу многую обрести, возгордившись, вознесся во уме своем гордостию великою и хотел вторым Батыем быть и всю Русскую землю пленить. И начал расспрашивать про старые деяния, как хан Батый пленил Русскую землю и всеми князями владел, как хотел. И уведал от всех своих подлинно, и начал гордиться, и вознесся гордостию свыше Батыя в безумии своем; и думал о себе, что как в древности царь Навуходоносор вавилонский и Тит, царь римский, пленили Иерусалим, и царь Батый пленил всю Русскую землю и всеми странами, и всеми ордами владел, также и Мамай мыслил во уме своем, а кроме того в безумии своем, и начал всех ласкать и дары многие давали, чтобы с ним готовы были Русь воевать, особенно же на великого князя Дмитрия Иоанновича. И созвал многих татар от волжских орд, затем, собрав воинство многое, пошел на великого князя Дмитрия Иоанновича, как лев ревя, и как медведь пыхча, и как демон гордясь. И переправился через реку Дон со всеми силами, и пришел на устье реки Воронеж, и тут стал силами своими, кочуя; и было воинства его великое весьма. И с тех пор начали Мамая ханом именовать, который не был ханом, ни происхождения ханского.

Рязанский Олег с Мамаем. Письмо к Мамаю. Тогда ж Олег, князь рязанский, услышал, что Мамай кочует на Воронеже в пределах его Рязанских, хочет идти на великого князя Дмитрия Иоанновича московского; и послал Олег князь посла своего к князю Мамаю нечестивому с великою честию и с дарами многими, и ярлыки свои написал к нему так: «Восточному вольному великому хану над ханами Мамаю твой посаженный и присягу давший Олег, князь рязанский, много тебя молит. Слышал же, господин, что хочешь идти на своего прислужника, на князя Дмитрия московского. Ныне же, всесветлый хан, приспело тебе время, золота и богатства много. А князь Дмитрий человек боязливый, когда услышит имя ярости твоей, отбежит в дальние места, в Великий в Новгород и на Двину, и тогда богатство московское все в твоей руке будет. Меня же, раба твоего, милостию освободи от разорения. Еще ж молю тебя, хан, поскольку оба мы твои рабы, но я со смирением и покорением служу тебе, он же с гордостию и непокорством к тебе, и многие и великие обиды я, твой улусник, принял от того князя Дмитрия, и когда же о своей обиде твоим именем погрозил ему, он же о том не радел, еще ж и град мой Коломну на себя заграбил, и о том о всем тебе, хан, молю и челом бью, да накажешь его чужое не похищать».

Письмо Олега к Ягайло. А также после сего послал тот же Олег, князь рязанский, к великому князю Ягайло Ольгердовичу литовскому, сообщая такое: «Радостно пишу тебе, великий князь Ягайло литовский, ведомо всем, что издавна ты мыслил московского князя Дмитрия усмирить; ныне же приспело время нам, вот великий князь Мамай идет на него с великими силами, приложимся же к нему. И я же послал своего посла к нему с великою честию и с дарами многими, а ты пошли своего посла также с честию и с дарами и пиши к нему от себя, поскольку о себе ведаешь более меня».

Литовский Ягелло. Пишет к Мамаю. Ягайло же, слышав сие, рад был и весьма хвалил и благодарил друга своего Олега, князя рязанского, и послал своего посла к Мамаю с великими дарами, и молением, и челобитьем, и написал к нему так: «Восточному вольному великому хану Мамаю князь Ягайло литовский про твою милость присягу давший тебе много тебя молит и челом бьет. Слышал, господин, что хочешь устрашить улус своего прислужника московского князя Дмитрия. Того ради молю тебя, хан, ибо ведал, какую великую обиду сотворил князь Дмитрий московский твоему улуснику Олегу, князю рязанскому, да и мне пакости также делает многие. Тем же оба молим тебя, всесветлый и вольный хан, да накажешь его не творить так неправды, да двинешься к нам сам и, придя, увидишь и уразумеешь смирение наше, а грубость от великого князя Дмитрия».

Отповедь ханская. Таковое вот задумали Олег рязанский и Ягайло литовский: «Когда услышит князь Дмитрий про Мамаево нашествие и нашу присягу к нему, отбежит с Москвы в дальние места, в Великий Новгород или на Двину, а мы сядем на Москве и на Владимире. И когда хан придет, мы его с большими дарами встретим и умолим его, да возвратится восвояси, а мы княжение Московское разделим между собой повелением ханским надвое, часть к Литве, часть к Рязани». Так помыслили в безумии своем, не помянули сказанного: «Если сотворишь зло ближнему своему, то же сам воспримешь»; и еще говорит: «Не сотвори соседу своему зла и не копай под ним ямы, да тебя Бог в горшее не ввергнет». Пришли ж послы к Мамаю от Олега, князя рязанского, и от Ягайло, князя литовского, с дарами и с грамотами. И Мамай воспринял дары с любовию, и грамоты выслушав, и послов, чествовав, отпустил, и написал Ягайло, князю литовскому, и к Олегу рязанскому так: «Сколько хотите улуса моего, земли Русские, тем всем жалую вас, присягу мне давших и моих улусников; но только присягу имейте ко мне не лестную, и встретите меня со своими силами, где успеете, чести ради величества моего. Мне же ваше пособничество не нужно, но обиды ради вашей и честь вам воздаю моим величеством, жалуя вас, моих улусников, и от насилий и от обид избавлю, и скорбь вашу утолю, если нелицемерно клятву к присоединению имеете ко мне. И тогда только имени моего величества устрашится улусник мой московский князь Дмитрий и отбежит в дальние и непроходимые места, да и ваше имя, моих улусников, в тех странах прославит, да и моего имени радостная честь величится; а страх величества моего ограждает и управляет улусами моими и не позволяет никого обидеть без моего веления. А пленить и победить самому мне, великому хану, не пристойно, ибо мне по достоинству будет своим величеством и столькими несчетными силами и крепкими удалыми богатырями и сего победить, ибо то есть мой улусник и прислужник, и довлеет над ним только страх предо мной; но подобает мне победить подобно себе некоего великого, и сильного, и славного царя, как царь Александр Македонский победил Дария, царя персидского, и Пора, царя индийского, такая победа моему царскому имени по достоинству будет и величество мое прославится по всем землям. Так князям своим и моим улусникам и присягу давшим нелицемерным скажите». Послы же их возвратились и сказали им все, что было от Мамая. Они ж, безумные, возрадовались о суетном сем приветствии Мамаевом, не ведая, что Бог дает власть, кому хочет, ни вспомнили сказанного Господом: «Какая польза человеку, если весь мир приобретет, а душу свою испортит, то есть погубит? Ибо преходяще житие сие и царство от рода в род и от народа в народ, а человек, сотворивший зло, мучится вовеки, не имея помощи от приобретения всего мира». Они же в безумии своем ринулись, стремясь к земному и тленному приобретению, как скот.

Собрание воинств. Тверских помощь. Новгородцы. Тогда пришла весть на Москву к великому князю Дмитрию, что «князь Мамай Волжской орды не князь уже зовется, но великий сильный хан и стоит на Воронеже, кочуя во многой силе, и хочет на тебя идти ратью». Он же, слышав сие, скорбен стал и опечалился весьма, пошел в соборную церковь и припал со слезами к образу пречистой Богородицы Луки евангелиста письма, и ко гробу великого чудотворца Петра, митрополита всея Руси, и благословился у отца своего Киприана, митрополита всея Руси, и сказал ему про Мамаево нашествие. Ибо тогда в тот год Киприан митрополит вновь пришел из Киева на Москву, который когда пришел прежде в Киев за много лет, поставлен был во Цареграде на Русь в митрополиты еще при жизни Алексия. И прислал к великому князю Дмитрию Иоанновичу на Москву, говоря: «Патриарх меня поставил митрополитом на Русь». Князь великий отказал ему, говоря: «Есть у нас митрополит Алексий, и мы ради сего иного не приемлем». Киприан же в Новгород и во Псков послал, и отвечали ему и те так же. Он же жил в Киеве, ждал преставления блаженного Алексия митрополита. После ж преставления Алексия хотел князь великий Дмитрий Митяя, архимандрита спасского, видеть на митрополитском престоле на Москве, и возведен был Митяй во двор митрополитов, а также пошел с Москвы к патриарху в Цареград ставиться в митрополиты, которого с честью сам князь великий проводил со всеми боярами своими; он же, немного не дойдя Цареграда, преставился. Пимен же, архимандрит переславский с Гориц, тогда послан был в служащих Митяю. И видя, что преставился Митяй, начал мыслить на митрополию русскую, наготове имея посланное с Митяем; и таким образом поставился во Цареграде от патриарха в митрополиты на Русь. И о сем пришла скоро весть к великому князю на Москву, и не восхотел его князь великий, говоря: «Я послал Пимена в служащих Митяю, а не в митрополиты». И тогда послал в Киев отца своего духовного Феодора, игумена симоновского, в месяце марте за Киприаном митрополитом, зовя его с великою честию на Москву. И пришел Киприан из Киева на Москву в четверток 5 недели после Пасхи в праздник Вознесения Христова, и встретил его князь великий с детьми своими, и с боярами, и со всем народом с великою честию. Вот помалу пришла весть о нашествии окаянного, однако не хотелось в то верить. И сотворил совет с братом своим князем Андреем, и преосвященным митрополитом, и со всеми князями и боярами, и решили, что «не по достоинству будет ни ослабевать, ни времени нет расспрашивать, но скорее воинства собирать, да не внезапно тебя изыщут». Он же начал собирать воинство многое и силу великую, соединяясь с великою любовию и со многим смирением с князями русскими и которые под ним были князи местные. Послал же и к брату своему князю Михаилу Александровичу тверскому, прося помощи. Он же вскоре послал силу и отпустил к нему в помощь племянника своего князя Ивана Всеволодича холмского, внука Александрова, правнука Михаилова, праправнука Ярослава Ярославича. А также послал за войсками брата своего князя Владимира Андреевича в Городец, и вскоре тот пришел на Москву к великому князю. Послал же в Северу к Ольгердовичам звать их на помощь, и те обещали вскоре прийти. И потом пришли иные вести, говоря, что Мамай несомненно идет с великою яростию во многой силе. Князь же великий скорбел и печалился весьма, и стал в спальне своей пред иконою Господня образа, которая в главе сего стояла, и молился. И после молитвы ушел из спальни своей, и взял брата своего князя Владимира Андреевича, и пошел к отцу своему Киприану, митрополиту всея Руси, и сказал ему: «Несомненно, отец, идет на нас нечестивый Мамай с яростию во многой силе». Митрополит же начал утешать его и укреплять, говоря такое: «Не смущайся же о сем, господин и сын мой возлюбленный, многие же скорби преподобным и от всех их избавит нас Господь; и показывая, наказал меня Господь, смерти ж не предал меня. Господь нам прибежище и сила, помощник в скорбях, обретших нас весьма. Поведай мне, сын, истину, чем не исправился». Князь же великий сказал: «Расспроси же, отец, до велика, и неповинен я пред ним ни в чем; такой же вот уговор мой с ним был, и по тому уговору даю ему. И вот не повинен я пред ним ни в чем». И сие им говорил, и немедленно князь, пока воинства собираются, повелел Москву и Коломну укреплять. Послал же и в Серпухов воевод, повелел тот укреплять, и запасами многими обеспечить, и поселян всех во грады собрать. Послал же в Новгород и во Псков, повелел всем воинам, собравшись, идти к Москве. И новгородцы послали, сколько могли собрать, и более обещали прислать. Тогда внезапно пришли татары послы от Мамая к великому князю Дмитрию Иоанновичу на Москву, просили выхода, как было при хане Азбяке и при сыне Азбяковом Джанибеке, а не по своей договоренности, как уговор был с ним. Князь же великий давал ему по их договоренности, как с ним уговор был, он же просил, как было при древних ханах, а князь великий так не давали. Послы ж Мамаевы гордо говорили и о Мамае поведали, близ стоящем в поле за Доном со многою силою. Князь же великий посоветовался снова со всеми бывшими тут, и присоветовали дарами утолить нечестивых, обещая им вдвое по сравнению с прежним обычаем послать. Но те хотя льстились, но не смели вопреки требованиям Мамая завершить. Князь поведал отцу своему Киприану, митрополиту всея Руси. Он же сказал: «Видишь ли, господин сын мой возлюбленный о Господе, Божиим попущением за наши согрешения идет пленить землю нашу. Но вам подобает, православным князям, тех нечестивых дарами утолять четырежды вдвойне, да в тихость, и в кротость, и в смирение придет. Если же и так не укротится и не смирится, тогда Господь Бог его смирит. Ибо писано: „Господь гордым противится, смиренным же дает благодать“. Так же случилось великому царю Василию, когда злой отступник Ульян царь пошел на Персию и желал разорить град его Кесарию и всех людей его мечу предать. Великий же Василий помолился Господу Богу со всеми бывшими его христианами и собрал много золота, хотел дать царю Ульяну, что бы утолить и утешить ярость его. Видел же Господь Бог несмирительное сердце Ульяново, послал на него воина своего святого Меркурия, повелел его злой смерти предать. И так убит был окаянный Ульян царь Божиею силою. Ибо так повелел Господь крестьянам творить со смиренною мудростию, как говорит во Евангелии: „Будьте мудры, как змии, и просты, как голуби“. Змиева же мудрость такова есть: когда некое ей бедовое случается, когда бывает от некоего битой и уязвляемой, тогда все тело свое дает на язвы и биение, голову же свою всею силою соблюдает. Также и всякий христианин о Христе, когда тяжелое и нужд время случится ему, гоним, уязвляем, бит, мучим, все свое предает, золото, и серебро, и стяжание, честь, и славу, в великой же нужде и тело свое допускает ранимым быть; голову же свою, что есть Христос и что в него вера есть христианская, соблюдает всяким опасением любви его ради и веры. Так вот повелел Господь мудро устраивать и исправлять: ибо если стяжание и имение, золота и серебра ищет гонящий, дайте ему, сколько имеете; если же чести и славы хочет, дайте ему; если же веру нашу отнять хочет, стойте крепко за сие и сохраняйтесь всяким опасением. И ты же, господин, сколько можешь собрать золота и серебра, пошли к нему и исправься к нему и укроти ярость его».

Дары Мамаю. Тютчев. Тысяцкий Никула. Ржевский. Волосатый. Тупик. Поленин. Судок. Белозерские. Каргопольские. Кубинские. Вандомские. Ярославские. Прозоровские. Курбский. Ростовский. Устюжские. Поход в Троицкий. Пересвет. Ослебя. Купцы в войске. Северка. Устроение полков. Большой полк. Правая рука. Левая рука. Глеб брянский. Передовой. Воеводы. Волуевич. Квашня. Белоус. Мещерский. Вельяминов. Кобылин. Число войск. Олег ужаснулся. Литовский не пошел. Князь же великий Дмитрий Иоаннович, послушав совета Киприана митрополита и князей бывших, отпустил послов Мамаевых, одарив довольно, и с ними послал избранного на такие дела, именем Захарий Тутчев, дав ему два толмача, знающих татарский язык, и золота и серебра много отпустил с ним к хану Мамаю. Дошел же посол до земли Рязанской и, слышав, что Олег, князь рязанский, приложился к Мамаю, послал тайно скоро вестника к великому князю на Москву. Услышал же то князь великий, и скорбен стал и опечалился весьма, и взял брата своего, который из двоюродных, князя Владимира Андреевича, и пошел к отцу своему Киприану, митрополиту всея Руси, и поведал ему, что Ягайло, князь литовский, и Олег, князь рязанский, совокупились с Мамаем на нас. Киприан же митрополит сказал: «Ты же, господин сын мой возлюбленный о Христе, каковые обиды сотворил ты им?». Князь же великий Дмитрий Иоаннович, прослезившись, сказал ему: «Я же, отец, согрешил и недостоин жить. К ним же ни одной черты по отцам моих закону не преступил. Ибо ведаешь, отец, сам, что доволен я пределами своими и у чужих не желаю похищать, и им ни одной обиды не сотворил; не знаю, чего ради восстали на меня». Говорил ему митрополит: «Если так есть, не скорби, не смущайся, Господь тебе заступник и помощник есть, поскольку Господь правду возлюбил и за правду борется, и правда от смерти избавляет; не спроста же вот действуй да внезапно, не действуй исподволь, но собирай воинства и по всем землям со всяким умилением, и смирением, и любовию пошли, да сойдутся все люди, и много умножится воинства, и так не с одним смирением станешь, но смирение и страх совокупишь, и возразишь, и устрашишь сопротивляющихся тебе». Князь великий ж, слышав о князе Олеге рязанском, снова по всем землям послал, со смирением и умилением прося и созывая князей и своей вотчины всяких людей в воинство, и перестал печалиться, возложил печаль свою на Господа и на пречистую его матерь, и на святого чудотворца Петра, и на всех святых, говоря: «Как Господь хочет, так творит; ибо воле его кто противится? Нам же подобает просить прощения грехов своих и милости от него, он же творит все на пользу и спасение нам». И творил князь великий милостыню по монастырям и по церквам странникам и нищим. Малое время была тихость повсюду. И великий князь был на пиру у Никулы Васильевича тысяцкого с братом своим князем со Владимиром Андреевичем и со всеми тогда пришедшими князями и воеводами, и вот снова пришли вести, что Мамай неотложно хочет идти на великого князя Дмитрия Иоанновича. Он же с братом своим князем Владимиром Андреевичем и с прочими князями и воеводами советовался, умыслили стражу приготовить крепкую в Поле. И послал на стражу крепких воинов вооруженных, Родиона Ржевского, Андрея Волосатого, Василия Тупика и иных крепких мужественных на сие, и повелел им на Быстрой и на Тихой Сосне стеречь со всяким опасением, и под Орду ехать языка добывать, и истину Мамаева хотения уведать. А сам князь великий в тот час по всем землям снова гонцов разослал с грамотами, да готовы будут против татар. И повелел совокупляться всем на Коломне месяца июля в 31 день, на память преподобного Евдокима, сам же начал в том участвовать и готовиться с пришедшими тогда князями. И собирались воинства многие, вести же не было ниоткуда; посланные же в Поле стражи оставались на месте, и не было от них вести никакой. Князь же великий послал в Поле вторую стражу, Климента Поленина, Ивана Святослава, Григория Судока и иных с ними, заповедал им вскоре возвращаться. Они же встретили от Василия Тупика ведущих языка к великому князю, что несомненно Мамай идет на Русь и что присоединились к нему Олег, князь рязанский, и Ягайло, великий князь литовский; однако не спешит еще Мамай, но ждет осени, да возрастут плоды земные, и литва да войдет во страны Русские. Князь же великий Дмитрий Иоаннович уведал истинно, что несомненно идет на них князь Мамай со многою силою, и начал утешать и укреплять брата своего князя Владимира Андреевича, и прочие князи, и бояре, и воеводы, да крепки и мужественны будут против татар. Они же все единодушно возопили, что «готовы мы во Христе пострадать за христианскую веру и за твою обиду». И повелел всем людям быть на Коломне месяца августа в 15 день, на Успение пречистой Богородицы, и там поставить каждому полку воеводу. И пришли князи белозерские, крепкие и мужественные на брань, с воинствами своими: князь Федор Семенович, князь Семен Михайлович, князь Андрей кемский, князь Глеб каргапольский и кубинский. Пришли ж вандомские князи, а также пришли ярославские князи со всеми силами своими, князь Андрей и князь Роман Прозоровские, князь Лев Курбский, князь Дмитрий ростовский, князи устюжские и иные многие князи и воеводы со многими силами. Восхотел же князь великий идти в монастырь к живоначальной Троице помолиться и к игумену Сергию, благословился у отца своего Киприана, митрополита всея Руси. И пришел в монастырь месяца августа в 18 день, на память святых мучеников Флора и Лавра, и восхотел снова возвратиться в Москву, но поскольку начали ускорять вестники, говорящие о Мамаево нашествие, игумен же Сергий умолил его есть у него хлеба в трапезе. «Да даст тебе, сказал, Господь Бог и пречистая Богородица помощь, и еще сей победы венец с вечным сыном носить тебе предстоит, прочим же многим без числа готовятся венцы с вечною памятью». И повелел священную воду готовить, и после вставания от трапезы благословил крестом и окропил священною водою великого князя, и сказал ему: «Почти дарами и честию нечестивого Мамая, да видев Господь Бог смирение твое, и вознесет тебя, а его неукротимую ярость и гордость низложит». Князь же сказал: «Все сие сотворил ему, отец, он же еще более с великою гордостию возносится». Преподобный же сказал: «Если подлинно так есть, то поистине ждет его конечное погубление и запустение, тебе же от Господа Бога и пречистой Богородицы и святых его помощь и милость, и слава». И начал у Сергия игумена просить князь великий иноков Пересвета и Ослебя, мужества и храбрости их ради и полки умея набирать, говоря такое: «Отец, дай мне двух воинов от своего полку, двух братьев, Пересвета да Ослебя, сии же известные всем ратники великие, воины крепкие и смышленые весьма к воинскому делу и службе». Сергий же повелел им скоро приготовиться на дело ратное. Они же от всей души послушание сотворили игумену Сергию, никак не отказались от повеления его. Он же дал им оружие в тленных места нетленное, крест Христов нашитый на схимах, и сие повелел им вместо шлемов возлагать на головы и крепко биться во Христе с врагами его, и дал их в руки великому князю Дмитрию Иоанновичу, сказал ему так: «Вот тебе, князь, мои воины вооруженные, по твоему желанию, которых пожелал ты с тобою иметь в случившихся напастях во время беды и нужды». И сказал им: «Мир вам, братия моя возлюбленные во Христе Пересвет и Ослебя, пострадайте вместе, как добрые воины Христовы, поскольку время вашей купли пришло». И благословил их крестом, и окропил священною водою великого князя и тех своих двух иноков, и всех князей, бояр и воевод, и говорил великому князю: «Господь Бог будет тебе помощник и заступник, и Он победит и низложит супостатов твоих и прославит тебя». Князь же великий принял благословение преподобного и обрадовался сердцем, что сказал ему преподобный Сергий. И сие держал во уме своем, как некое сокровище, и не поведал никому же. И придя во град Москву, благословился у Киприана, митрополита всея Руси, и поведал ему одному, что сказал ему преподобный Сергий. Говорил ему митрополит: «Не поведай сие никому же, до тех пор пока Господь в благое не изведет». Князь же великий Дмитрий Иоаннович, позаботившись и приготовившись со всеми, вошел в соборную церковь и пал ниц пред образом пречистой Богородицы, которую Лука евангелист написал, молясь получить помощь на враги; затем пошел ко гробу святого чудотворца Петра и припал со слезами, молясь получить помощь и заступление от врагов и низложить гордость их и суровость. И кончив молитву, пошел к отцу своему Киприану, митрополиту всея Руси, прощенья и благословенья прося. Митрополит же простил его и благословил, и знаменовал его честным крестом, и окропил его священною водою, и послал пресвитеров и дьяконов многих с честными крестами и со священною водою в Никольские, и во Фроловские, и в Константинопольские врата благословлять всех, да всяк воин благословится и священною водою окропится. Августа 20 дня князь великий пошел в церковь святого архистратига Михаила и молился со слезами многими, отдал поклон у гробов родителей своих, простился и благословился. И ушел из церкви, и уселся на коня, пошел к Коломне. Брата ж своего князя Владимира Андреевича отпустил на Барашеву дорогу, а белозерские князи пошли Болвановскою дорогою с воинствами их. А князь сам великий пошел на Котел со многими силами. И было ему: спереди солнце грело, а сзади за ним кроткий и тихий ветер веял. Шли же разными путями, чтобы не оскудеть в корме и не утеснятся в переправах. Взял же тогда князь великий с собою десять мужей сурожан гостей, чтобы видели: если что Бог случит, поведают в дальних землях, поскольку они ходили из земли в землю и знаемы всеми во ордах и во фрязях; и другая вещь: если случится недостаток в коей потребе, сии куплю сотворят по обычаю их. Вот же имена их: Василий Капица, Сидор Елферьев, Константин, Козьма Коверя, Симеон Антонов, Михаил Саларев, Тимофей Весяков, Дмитрий Черный, Дементий Саларев, Иван Ших. И пришел князь великий на Коломну в субботу месяца августа в 28 день, на память преподобного отца нашего Моисея Мурина. Прежде же великого князя сошлись там воеводы многие и встретили великого князя на речке Северке, а Герасим, епископ коломенский, встретил его в городских вратах с крестами. Повелел же князь великий на утро рано в воскресенье всем князям, и боярам, и воеводам выехать на поле и назначил каждому полку воеводу. И взял к себе князь великий в полк белозерских князей с воинствами их, ибо были удалы весьма и мужественны. А на правую руку назначил брата своего князя Владимира Андреевича, дав ему в полк ярославских князей с воинствами их. А на левую руку назначил князя Глеба брянского. В передовой же полк назначил князя Дмитрия Всеволодова да Владимира Всеволодова, коломенского же полку воевода Микула Васильевич, владимирский ж и юрьевский воевода Тимофей Валуевич, костромской же воевода Иван Родионович Квашня, переславский же воевода Андрей Серкизович. А у князя Владимира Андреевича воеводы: Даниил Белоус, Константин Конанович, князь Федор елецкий, князь Юрий мещерский, князь Андрей муромский. Князь же великий, урядив полки, вошел в церковь, и помолился Господу Богу, и пречистой Богородице, и всем святым, и благословился у Герасима, епископа коломенского, говоря: «Благослови меня, отец, идти против татар». Герасим же, епископ коломенский, благословил его и все воинство его сражаться против нечестивых татар. И пошел князь великий с Коломны со многими силами, и, придя, стал у Оки на устье Лопасны реки. И тут пришел к нему воевода Тимофей Васильевич, тысяцкого внук Василиев, правнук Веньяминов, со многими воинствами, что было оставались на Москве. И тут о вестях выслушав, повелел им через Оку реку переправляться, и заповедал каждому полку, говоря такое: «Если кто идет по Рязанской земле, да никто же ни к чему коснется, ни волосу единому, и нисколько не возьмет у кого». На Москве же у отца своего Киприана, митрополита всея Руси, и великой княгини своей Евдокии и у сынов своих у Василия, у Юрия воеводу своего оставил Федора Андреевича Кобылина. И переправилось все воинство его чрез Оку реку в день воскресный, а на следующее утро в понедельник сам переправился. И была ему печаль, что мало пешей рати. И оставил у Лопасны великий князь воеводу своего Тимофея, сына Васильева тысяцкого, да когда пешая рать или конные пойдут за ним, да проводит их без обмана, никто же от тех ратных, идя по Рязанской земле, да не коснется ничему и нисколько да не возьмет у кого. И повелел счесть силу свою, сколько их есть. И было их более 20[0] 000. Слышано же было на Москве у митрополита, и у великой княгини Евдокии, и во всех градах и народах, что князь великий со всеми князями и со всеми силами переправился через Оку реку в Рязанскую землю и пошел на бой, а пешая рать не успела прийти, начали скорбеть и сетовать все, говоря со слезами: «Почему пошел за Оку? Если и сам Божиею милостию сохранен будет, но всяко от воинства его многие падением падут бедным». И о сем все скорбели, слезились неутешно. Услышал же князь Олег рязанский, что князь великий Дмитрий переправился через Оку реку и идет со многими силами против Мамая, смутился о сем, говоря: «Что сей творит, и откуда для этого таковые силы собрались? Мы ожидали, что он сбежит в дальние места, или в Великий Новгород, или на Двину; сей же ныне идет против такового сильного царя. Но как о сем дам весть другу моему великому князю Ягайло Ольгердовичу литовскому? Ибо не дадут нам посланиями обмениваться, заняли пути все». И говорили ему бояре его и вельможи его: «Мы же, господин, слышали о сем за 15 дней и устыдились тебе поведать. Говорят же в вотчине его о монахе некоем именем Сергий, который пророчество от Бога имел, и тот монах вооружил его и повелел ему пойти против Мамая». Олег же князь рязанский услышав сие, устрашился и вострепетался весьма, говоря: «Почему мне прежде сего не поведали о сем? И я бы тогда, придя, умолил нечестивого царя Мамая, да нисколько бы зла не сотворилось никому же. Ибо мне своей земли тем не наполнить, ни убитых воскресить, ни полоненных возвратить; ибо все сие Божиим судом было, как Богу угодно было, так и было то, ныне погубил свою душу; к кому же свойственность покажу? Если к Мамаю, всяко погибнуть имею, ибо беззаконен буду и неверен; если к Ягайло Ольгердовичу, так же есть. Но подлинно воля Господня да будет, кому Господь Бог поможет и пречистая Богородица и все святые, тому и я свойственность покажу». Князь же великий Ягайло литовский по вышесказанным обещаниям своим в назначенный срок совокупил литвы много, и варягов, и жмоти, и прочих и пошел на помощь к Мамаю царю. И придя к Одоеву, стал и начал расспрашивать про вести. И услышал, что князь Олег рязанский устрашился и вострепетал весьма, и начал и тот скорбеть и тужить, говоря: «Зачем прельстился от друга своего Олега рязанского. Почему вверился ему? Никогда же поистине не бывали литва от Рязани учима; ныне же почему в безумие впали?». И так начал ожидать, что сотворится Мамаю с московским.