Текст книги "Тест на любовь"

4

Ирма встретила Ольгу Геро в аэропорту. Увидев ее в толпе, она почувствовала, как сжалось сердце, – это была женщина на десять лет старше той, которую она видела полгода назад. Та была цветущая, энергичная, с блеском в глазах. Она издали наблюдала, как пограничник рассматривал ее паспорт, вероятно, не в силах поверить, что на фотографии и наяву одно и то же лицо. Но стрижка каре с челкой до глаз убедила, он пропустил Ольгу через пограничный контроль.

Ирма кинулась к Ольге, стиснула ее в объятиях. От Ольги не пахло духами, не пахло ничем, будто жизнь ушла, оставив лишь оболочку Ольги Геро.

Ирма щебетала, пытаясь скрыть истинное впечатление от встречи. Она повезла подругу в гостиницу, хотя сначала собиралась прокатить ее в горы, в недавно выстроенный дом. Но завтра утром Ольге ложиться в клинику, так что пускай отдохнет в тихой гостинице, в переулочке старого города, с окном, обращенным на милый пейзаж: неспешные воды Влтавы, переливающиеся на ярком солнце, белые лебеди на середине реки. И небо, насколько хватает глаз.

Ирма сама вела машину, ей ни на секунду не хотелось оставлять Ольгу с кем-то еще.

Они познакомились в Праге больше десяти лет назад, когда Ольга снимала для крупного московского журнала, а Ирма занималась ею как гостем, приехавшим по обмену в ее журнал. Ирма поначалу весьма настороженно отнеслась к очередной визитерше из Москвы. Они приезжали часто, и всем в ту пору надо было одно и то же: кроссовки, джинсы детям, себе люстру из чешского хрусталя и много чего еще.

Ольга ни о чем не спрашивала, ничего не просила. Ирма несколько дней выждала, наблюдая, как работает Ольга. Однажды их водитель со вздохом сказал:

– Ольга, если ты так будешь работать, то очень скоро станешь большим начальником.

Ольга засмеялась:

– Это мне никак не грозит. Я всю жизнь делаю только одно – снимаю и снимаю. И ничего другого не собираюсь делать.

Когда она училась в школе, на день рождения ей подарили самый простой аппарат, она ходила с ним по городку, в котором тогда жила, забредала в тенистые уголки сада, снимала, подсматривала и однажды принесла в местную газету несколько снимков. Женщина посмотрела на снимки, на саму Ольгу, в то время тихую скромную школьницу с рыжеватой косой по пояс, без всяких попыток украсить себя, подняла на нее глаза, совершенно зеленые и раскосые, такие, что Ольге просто немедленно захотелось сделать ее портрет, но она не осмелилась даже заикнуться об этом, и спросила:

– Ты действительно это сама сняла?

На снимке были две старые женщины, но в их лицах столько жизни! Обычно старух снимали не так – морщины, печаль, – а в этих столько желаний… Назавтра бабки глядели на печальных читателей с газетной полосы. С тех пор Ольга не расставалась с камерой. Она снимала реальную жизнь, ее снимки убеждали: на земле нет ничего другого – только природа и человек. Все остальное – мусор, упаковка: и дома, и машины, и вещи и люди всегда были по-настоящему живые.

Как-то вечером Ирма привела Ольгу ч бар роскошной гостиницы. Ольга оказалась в таком баре впервые в жизни. Она наблюдала, как Ирма делает заказ. Она держалась совершенно свободно, это занятие для нее было привычным. Она попросила сухой мартини, то ли действительно любила его, то ли просто хотела показать Ольге, что Чехословакия – это настоящая Европа. Они выпили, Ольга посмотрела на Ирму, а та спросила:

– Слушай, Ольга, тебе правда ничего не надо? Ольга подняла брови:

– В каком смысле? Что ты имеешь в виду?

– Ну у нас здесь, в Праге. Кроме работы. Ольга пожала плечами:

– Да нет. У меня все есть.

Ирма расхохоталась. И так искренне, что за, соседними столиками обернулись.

Ольга удивленно посмотрела на Ирму.

– А ты считаешь, мне многого недостает?

– Я не знаю. Но твоим коллегам всегда что-то надо, а тебе нет. Разве не странно? Сама знаешь, сколько их было здесь до тебя. Одна, такая пухленькая, очень говорливая, меня просто извела рассказами о своих мальчиках. – Заметив изумление на лице гостьи, хихикнула, поправилась: – Совсем не о том, о сыновьях.

Ольга рассмеялась:

– Знаю, о ком речь…

– Еще бы не знать. Кроссовки, джинсы, размеры… Если нет сейчас – после. Переслать с кем-то. Конечно, я могу и вправе надеяться на ее внимание к моей персоне и моим желаниям в Москве. Но ты понимаешь, икру и водку я не люблю. Потом, я не так уж редко бываю в Европе. К примеру, в Париже. В Риме. Так что, как у вас говорят, идет игра в одни ворота. Вот я и ждала все эти дни», когда ты скажешь, что тебе надо.

Ольга усмехнулась:

– Не дождалась и спросила. Да? Ну так знай, Ирма, у меня есть все, что я хочу. Я все могу купить в Москве. Только дорого. Но я хорошо зарабатываю. Я работаю для нескольких солидных изданий. Мое дело меня способно обеспечить всем. Конечно, может быть, мои потребности не так велики – я живу одна, без семьи… Сейчас по крайней мере. Разве я одета хуже твоих коллег? Да, у нас в магазинах нет хороших вещей. Но у меня отличный мастер в ателье люкс. К нему не попасть, но я могу. – Она вздохнула. – Ты понимаешь, многие из моих коллег не владеют ремеслом. В этом наше главное отличие. А ремесло во все времена и везде хорошо кормит.

Ирма очень внимательно посмотрела на Ольгу и сказала:

– Ты очень западная женщина. Несмотря на то что живешь гораздо восточнее меня.

– Ах, Ирма, если бы ты знала, откуда я на самом деле. – Ольга засмеялась, от мартини появилась легкость в душе и в мыслях. Ирма казалась ей давно знакомой, родной по духу женщиной. – Я действительно с Востока. Кажется, во мне даже течет татарская кровь.

Ирма рассмеялась:

– Но ты похожа не на татарку, а на американку.

– Да, мне говорили, – засмеялась Ольга. – Западные журналисты. Я часто бываю в пресс-центре МИДа. Я очень здорово снимаю даже протокольные кадры.

– Вот-вот, я же говорю, ты похожа на американку. Ты, как и наглые янки, от скромности не умрешь.

Ольга со смехом подняла бокал и отпила глоток.

– С годами, Ирма, я убедилась, что от скромности умирать глупо. Мы и так умрем. От чего-то еще, кроме скромности. Скромность, может, и украшает человека, но отнимает бойцовские качества. Размягчает.

Ирма горячо кивала:

– Совершенно верно. Я так же думаю. А ведь мы с тобой хотим очень многого от жизни, правда?

Этот странный диалог их очень сблизил.

– Ну что ж, – сказала Ирма, , – я понимаю, ты сильная женщина. У тебя ведь нет мужа?

– Нет, сейчас у меня нет мужа, но был. Мы оказались слишком юными для семейной жизни и очень случайными друг для друга. Мы не создали семью, только родили ребенка. Но ребенок воспитывается у моей матери. Она вырастила его как своего сына. Мне жаль, но вариантов не было. Я хотела стать профессионалом. Мне никто никогда не помогал. Все, чего я добилась, – сама. С одной стороны, никогда никого не придется благодарить за услуги. А с другой – я очень устала. Я приехала в Москву из маленького городка на востоке. У меня одна мать – отец ушел от нас, когда я была школьницей. Моя мать работала бухгалтером. Знала бы ты, как она хотела, чтобы я училась в Москве, в университете. Мечта всей ее жизни. За ее исполнение она готова была отдать все.

Ирма смотрела на Ольгу, слушала, но не слишком вникала в смысл ее слов. Ольга говорила горячо, видимо, в ее словах крылся особый для нее самой смысл. Ирма поймала себя на странном чувстве – ей понравилось, что Ольга не замужем. Внезапно ей захотелось прикоснуться к ее руке, повыше запястья. Какая сильная рука, еще бы – она каждый день поднимает тяжелый кофр с камерами.

Ирма проглотила слюну, внезапно заполнившую рот. Еще она бы прикоснулась к ее бедру, обтянутому синей узкой юбкой. Какая плавная линия бедра, восхитилась она, как бы случайно посмотрев на стул, на котором сидела Ольга.

До Ирмы долетела последняя фраза Ольги:

– Мать отдала бы за это все…

– Ольга, ты мне очень понравилась. Я хочу с тобой дружить.

Ольга расхохоталась.

– Ну, ты хороша! Разве предлагает дружбу женщина женщине?

– А почему нет? – пожала Ирма плечами. – Потом, я, может, и не очень женщина.

Ольга удивленно посмотрела на Ирму, которая была воплощением истинной женщины.

– Но ты так на нее похожа! – сказала она весело. – Ты такая пухленькая, такая красивая, у тебя такая прекрасная фигура… Ты ведь замужем, насколько я понимаю?

– Да. Я замужем, Ольга. Но я замужем… – Она помолчала. – Впрочем, не важно. Нет, еще не сейчас. Так вот, Ольга, я бы хотела поддерживать с тобой отношения. Я приеду в Москву по обмену с вашим журналом. Я занималась тобой и, стало быть, заработала поездку. Но я не думаю, что тебе поручат меня, передо мной много у кого обязательств и долгов. Только у тебя нет ничего такого, поэтому я с тобой просто стану дружить. Я буду капризной гостьей, я знаю, из-за чего я такой буду. А с тобой я просто хочу встретиться отдельно. Я приеду очень скоро. Я тебе позвоню.

Ольге понравилась Ирма – под мягкостью, нежностью и эфемерностью чувствовались сила и твердость.

В Москве она частенько вспоминала новую знакомую. Она сделала много портретов Ирмы и, всматриваясь в них, никак не могла понять – на бумаге проступали черты другой женщины. Другого человека. Что-то особое во взгляде – напряженность? Обращенность в себя? На снимках она казалась старше, чем в жизни.

Вообще-то Ольга мастерски снимала женщин, притушевывала резкость черт светом, смягчала… Но в Ирме камера улавливала какую-то тайну, недоступную глазу.

Ольга пыталась печатать портреты Ирмы на разной бумаге, но результат один – не Ирма. Не она. Почему?

– Не обращай внимания, – отмахнулась Ирма, когда Ольга рассказала ей об этом. – Мне нравится все, что ты сделала, – сказала она, когда они встретились в Москве. – Так ты говоришь, я не такая в жизни, да? На бумагу лезет кто-то другой? У меня есть тайна? – Она вздохнула и подалась к Ольге. – Да, есть тайна. Есть. Но я никогда не думала, что ее поймает объектив камеры. Как-нибудь я открою тебе свою тайну… – интригующе пообещала она.

Со временем они сблизились, Насколько это было возможно через границу. А потом мир здорово изменился, можно стало без труда слетать в Прагу, в Москву.

Ирма очень часто прилетала в Москву по делам мужа, к тому времени открывшего свою клинику.

Однажды Ирма спросила Ольгу, нет ли среди ее знакомых мастера, который бы изготовил по чертежам одну вещицу с особой точностью.

– Мне нужен специалист, способный сделать смычок к скрипке Страдивари, да так, чтобы эксперт не догадался, что это новодел. Понимаешь, о чем я? Не-ет, никакой скрипки у меня нет, ни Страдивари, ни другой. Просто я ищу хорошего мастера.

Ольга ошарашенно смотрела на подругу.

– Можешь смеяться сколько угодно, но он есть, такой мастер. Совсем недавно он сделал именно смычок к старинной скрипке. Я снимала в Большом зале консерватории и видела, как музыкант, заезжая звезда, бился в истерике – у него треснул смычок. А у него контракт, ему надо играть еще в нескольких странах. Митрич, то есть Анатолий Дмитриевич, сделал ему смычок…

Ирма улыбнулась:

– Отлично. Позвони ему, я готова к нему ехать.

– Я могу с тобой…

– Нет, Ольга, я сама. Она сказала это так резко, что Ольга вздрогнула. Вот таким голосом и должна говорить та Ирма, что на портретах.

– Хорошо. Она набрала номер Митрича.

– Митрич, привет. Я не буду делать длинного вступления. Для Ле Мере есть заказ. Конечно, международный.

Смычок? Вот уж не знаю. Заказчица сама с тобой объяснится. Нет, я не приеду. Фотографии твои привезу после. Да, конечно, готовы. Конечно, украсят… Она? Вполне самостоятельная дамочка. Вот именно, богата и хороша собой. Посылать такую? Ну, привет.

– А кто это – Ле Мере? – Ирма насторожилась.

– Да чепуха. Мы его в шутку так называем. Он столько за свой век всего натворил, что давно пора ставить собственный знак. Его фамилия Меринов, вот откуда Ле Мере. Для нас, его знакомых, все подделки – работа фирмы «Ле Мере». А у нас сейчас столько подделок – брр…

Ирма закивала:

– Понимаю. Ничего удивительного – подделка появляется на завтра после рождения добротного оригинала. Знала бы ты, сколько у нас подделок!

– Да, любимое занятие народов мира. Ну, давай отправляйся. Вот адрес. Он тебя ждет.

Ирма ехала на такси, смотрела по сторонам и вспоминала недавний разговор с мужем. По вечерам он не отходил от компьютера, занимаясь расчетами. Он нанял специалиста-материаловеда и несколько химиков.

Сначала Ирма не понимала, что происходит с Иржи.

– Можно подумать, ты собираешься открыть небольшой заводик резиновых изделий. Весьма специфических. – Она захихикала.

– Совсем не тех, на которые намекаешь, – улыбнулся Иржи. – Просто пришло время хорошенько подумать над твоей идеей, которая мне вначале показалась безумной. – Он серьезно посмотрел на жену. – Ирма, мне нужен хороший модельщик.

– Ты хочешь сказать – модельер?

– Да нет, не такой, как Пьер Карден или Валентино. Есть такая специальность – модельщик. Очень редкая в наши дни, когда все делают машины. Мне нужны человеческие руки. И ты мне должна их найти.

– А что им надо будет делать, этим рукам?

– Строго придерживаться чертежей, которые я подготовлю.

Ирма кивнула. Она поняла, что надо делать.

5

Вернувшись в Прагу, Ирма, не заезжая домой, кинулась в клинику искать Иржи. Ей не терпелось рассказать мужу, какого прекрасного мастера она нашла и за какую смехотворную цену он взялся изготовить вещицу, на которую они делают ставку.

Стягивая резиновые перчатки, снимая маску с лица, он смотрел на Ирму и через силу улыбался.

– Очень вовремя, Ирма.

Она вопросительно посмотрела на суровое лицо мужа.

– Что случилось? – Светлые ниточки бровей вскинулись. Она с трудом проглотила подступивший к горлу комок.

Внезапно он широко улыбнулся. Иржи мог вести себя совершенно неожиданно. Впрочем, если вдуматься, хирург его специализации с неожиданностями встречается на каждой операции.

– Я с тобой еще не поздоровался. Не обнял. Тебя ведь не было неделю. Так?

Ирма смущенно улыбнулась, ее лицо слегка порозовело. Невероятно, но она до сих пор не утратила способность краснеть. Слишком близко к коже расположены сосуды, отшучивалась она, краснея при этом еще больше.

– Здравствуй, конечно. – Ирма подошла к Иржи, встала на цыпочки и поцеловала в щеку. Щека пахла формалином. Точеный носик с веселыми веснушками сморщился. – Что-то случилось?

– Пока нет. Но может случиться.

– Ты уверен?

– К сожалению, да. – Он внимательно посмотрел на жену. – Если не приступим немедленно к тому, что придумали.

– Вот как? – нетерпеливо перебила его Ирма.

– …мы разоримся, – закончил он.

– Разоримся?

– Он повышает цену.

– Но это… это…

– Именно. Мы так не договаривались. Но в бизнесе возможно все. Особенно в нашем. Привыкание, а потом повышение цены.

– Я готова…

– Это замечательно. Когда мастер закончит работу? Ирма сказала.

– Хорошо. Молодец, дорогая. Он ни о чем не спрашивал?

– Нет. Его не интересует;, что именно он делает. Ему все равно, хоть атомную бомбу. – Она засмеялась, вспоминая свой визит к толстенькому, средних лет человечку, абсолютно лысому, настолько лысому, что казалось, волосы даже не собирались расти на этой голове. Она являла собой натуральный бильярдный шар. А его комната-мастерская в дачном доме – луза, и он сидел в нем, как посланный кием клиента шар в эту лузу.

– …Итак, мадам? Что вы хотите от меня, моя княгиня? – Он не мигая смотрел на Ирму. – Только не говорите, что вам надо завтра и что вы сейчас не при деньгах. Митрич без аванса не работает. На вдохновение положено оставить тридцать процентов. По-божески, да?

– Конечно, конечно… Я при деньгах. – Ирма открыла сумочку.

– Отлично. Давайте-ка сюда все параметры вещицы и прочее…

Она вынула из сумки чертеж, который сделал сам Иржи, и подробное описание с указанием степени точности.

– И еще – нужен ваш совет по материалу. Изделие должно быть абсолютно герметично, эластично, не поддаваться влиянию…

– Ага, мы повторим то, что творил сам Господь? – Он пристально посмотрел на Ирму.

Она похолодела. Неужели он догадался или – что еще ужаснее – делал нечто похожее?

– Да, конечно, – с нежной улыбкой кивнула она. – Поскольку Господь творил все, что существует на этом свете. – Ей удалось сохранить спокойствие и проявить выдержку.

Митрич рассмеялся ее бестрепетному ответу.

– Люблю людей с юмором. С ними не скучно.

Его глаза цепко всматривались в лист, разложенный на столе.

– Вопросов нет, моя княгиня. Чертеж изготовлен идеально. Я ворчун, люблю отличную работу и ценю умение других. – Он вздохнул. – Если найдете, кому передать мое восхищение, не держите при себе, наградите словом. Оно бывает дороже денег.

– Да, непременно.

– Итак, я сделаю. Мне не важно, что это, – подчеркнул Митрич, желая успокоить Ирму. – Я делаю все, что угодно, в основном из любви к искусству. Вы сами убедитесь, когда услышите объявленную мной цену.

Ирма напряглась. Но когда Митрич назвал цифру, она изумленно захлопала глазами.

– Но почему? Я могу заплатить…

– Я знаю. Но у меня свой принцип – всегда надо быть немножко голодным, чтобы хотеть работать. Сытость убивает желание. Заметьте – любое желание. – Он захихикал, облизывая губы. – Вот вам элементарный пример из жизни мужчины: сразу после плотного обеда ему не хочется даже женщину.

Она вздрогнула. Беседа принимала иной оборот.

Но Ирма нашлась с ответом, сильно рассмешив мастера:

– За готовым изделием я приду к вам между завтраком и обедом. Хорошо?

– Браво, моя княгиня! – Митрич вскинул брови. – Вы не только хорошенькая, но и умненькая. И я бы сказал – опасная женщина. А с виду кошечка. Я бы мог вас слепить. Не хотите?

– А вы еще и скульптор?

– Я могу все. Так что, если хотите позировать… Ирма засмеялась:

– Я не могу долго оставаться в одной позе.

– А мы разнообразим. Ладно, не смущайтесь, милочка, я просто старый болтун. Мне интересно играть в пинг-понг с мастером. Ну а теперь до свидания. Жду, хм, как обещали, между завтраком и обедом. Смотрите не перепутайте…

Она возвращалась из дачного поселка близ Москвы в хорошем настроении. С удовольствием оглядывала окрестности, поселок утопал в зелени вековых лип. Ирма любила заросшие уголки, от них веет покоем и надежностью.

– Он меня просто обворожил, – рассказывала Ирма Ольге.

– Он такой. Для одних – чудак, для других – вредный тип, а для понимающих – просто клад, – говорила Ольга. – Между прочим, он живет в доме, в котором родился. Никольское в свое время было большой деревней, дальним пригородом Москвы, когда этот дом строил его дед. Потом Москва подступила почти к самому Никольскому и, по-моему, вот-вот поглотит его. Не представляю, что он станет делать.

– Да, я видела, какая там идет стройка. Дворцы, которых и в Европе поискать. – Ирма улыбнулась. – Но мне странно, почему русские хотят жить в готике? Она хороша для Европы с ее рельефом, с горами. У вас просторы, равнина, здесь по стилю подходит такой дом, как у Митрича -русский дом. Славянский.

– Это у нас называется «коттеджи». – Ольга усмехнулась. – Да ну их. Знаешь, Ирма, Митрич считает, что он происходит из вятских мастеров. Может, ты видела в Москве, в Оружейной палате, деревянные часы, которым несколько веков? Их сделали мастера Бронниковы. Часы ходят до сих пор. Так вот, по материнской линии Митрич из них. Конечно, за несколько веков много чего намешалось в роду, но мастерство рода в нем вынырнуло.

А теперь, вернувшись в Прагу и рассказывая Иржи про мастера, Ирма горела желанием поскорее получить вожделенный предмет.

– Как только он сделает, сразу начнем, да? – Она с любопытством посмотрела на мужа.

– Да, – коротко сказал он. – Сразу. Ты полетишь, как мы планировали, во Вьетнам. – Он помолчал. – Но не к Миню.

– То есть как не к Миню? Ты хочешь другого поставщика? Но почему ты ничего не сказал мне? – Ее глаза стали свинцового цвета, и в них открылась привычная бездонность.

– Не в том смысле. – Желваки Иржи заходили, а глаза холодно блеснули. – Ирма, игры с Минем кончились.

Она с вызовом посмотрела на мужа.

– Я знаю, что ты сейчас скажешь. Да, да, да, ты можешь делать что угодно, с кем угодно, где угодно. Пожалуйста, Бога ради, я не против. Мы давно договорились с тобой обо всем. Я понимаю, количеством ты хочешь заменить качество, которого не можешь добиться по известным нам с тобой причинам. Пожалуйста. Но благовония Миня… Ты знаешь, о чем я говорю. Привыкание – смерть для нас обоих. Для нашего дела – в первую очередь.

– Ох, Иржи, это вовсе не… то, что ты думаешь.

– Я не думаю, я знаю. И ты знаешь. Ты хочешь испытать страсть, желание вполне законное. Эти курения…

– А почему ты сейчас завел со мной этот разговор? – Ирма ощетинилась.

– Потому что мы подошли к главному этапу нашего дела. Нашей жизни. Нашего успеха. Я не хочу, чтобы ты, задурив себе голову, кинулась спать с Минем и все испортила. Когда я заряжу тебя, ты не сможешь этим заниматься. Понимаешь? Если перейдешь грань и не сможешь отвечать за себя, все рухнет. Ты понимаешь это? Ты – первая пчела, которую я выпускаю за медом. Медом моей жизни. Я хочу, чтобы твой вылет оказался удачным. – Он помолчал. – За тобой полетят другие.

Сердце Ирмы трепетало. Да, вот оно, начинается. Это мед и ее жизни тоже. Ее жизни, от которой она знает, чего хочет.

– Хорошо, дорогой. Я все сделаю, как ты скажешь. Много раз Ирма прокручивала в голове предстоящий полет во Вьетнам. Иржи рассказал ей, как вести себя в пути, что ее ждет в клинике Миня.

Азартная по натуре и совершенно бесстрашная после преобразований в организме, Ирма была в отличной форме. В самолете она не отказала себе в удовольствии пофлиртовать с соседями. Если бы Иржи увидел, он вряд ли одобрил бы. Но провести больше суток в самолете – она ведь человек в конце концов? Это были нефтяники из России, они до сих пор что-то строили на Юге и звали ее к себе в гости. Они обещали ее накормить змеиным мясом.

Ирма веселилась, но подсознательно прислушивалась – все ли в порядке внутри, нет ли чего-то необычного? «В по-ряд-ке. В по-ряд-ке», – отстукивало сердце. Стало быть, она владеет собой, если сердце бьется ровно.

Минь встретил ее в Сайгоне и сразу повез в клинику.

– Минь, доктор не велел…

Он кивнул, преисполненный важности. Ирме показалось, он как-то на удивление спокойно согласился. Она помнила, что с ним делалось, стоило ему увидеть ее. Глаза загорались огнем, губы набухали, его прикосновение обжигало.

– Тебе не грустно, Минь? – прошептала она, стискивая его локоть. Потом потрогала мочку уха. – Ах, дорогой, как бы я хотела прикоснуться к ней губами.

Он высвободился.

– Нельзя, Ирма.

– А тебе жаль, что нельзя?

Внезапно она посмотрела ему в лицо. Его взгляд был устремлен поверх ее головы. Она обернулась и проследила за взглядом, который ей показался именно таким, каким он должен смотреть на нее.

Черноволосая, прекрасно сложенная девушка шла через лужайку к гостинице. Ее волосы развевались на ветру, переливались на солнце, как в рекламном ролике дорогого шампуня. Ее бедра, обтянутые небесно-голубыми джинсами, раскачивались так, что от них нельзя было оторвать взгляда.

– Минь? – Она произнесла его имя, как будто ударила рукой по щеке. – Да ты рад, Минь? Что мне нельзя? Но ведь мне не всегда будет нельзя!

Он повернулся к ней.

– Ирма, теперь нам всегда будет нельзя. Я не сплю с партнерами. Запомни, Ирма. У нас теперь только дело.

– Ясно, Минь. А с ней? Он пошевелил губами.

– Зачем тебе, Ирма?

– Хочу послушать тебя. Как ты мне про это скажешь. Впрочем, ей и так все было ясно.

– Кто она?

– Салли. Из Америки. Она врач.

– У тебя в клинике?

– Да.

– Откуда ты ее взял?

– Она жила здесь с родителями. В войну. Они тоже были врачами. Они уехали, а она вернулась. Потом.

– Я хочу познакомиться с ней.

– Конечно. Она будет заниматься тобой.

– Отлично. – Ирма вдруг рассмеялась. – Ладно, Минь. Спи с кем хочешь, мне не важно. Тебе хорошо – вот и замечательно. Ты ведь понимаешь, я тоже не хранила тебе верность. Мы вдоволь поиграли, да?

– Мы хорошо играли, Ирма. Спасибо.

– О, ты почти европеец, Минь.

– Не обижай меня, Ирма.

– Прости. Но мне казалось, восточные мужчины…

– Я не восточный мужчина, Ирма. Я Минь. Она кивнула и осторожно поцеловала его в щеку.

– Она не станет ревновать?

– Она?

– Салли.

– Нет, не будет.

Ирма открыла глаза и встретилась с изучающим взглядом темных глаз. Женских глаз. Она снова опустила веки. Наверное, она все еще спит и ей мерещится продолжение сна. О, в этом сне было такое… чего раньше она никогда не ощущала. Ее тело испытывало такое наслаждение, о существовании которого Ирма даже не подозревала. Большее, чем с Минем и его курениями? Да в сто, в тысячу раз. Она все отдала бы, чтобы это наслаждение длилось…

– Ты очень красивая, Ирма, – услышала она чей-то шепот. – Очень. Но мне тебя нисколько не жаль.

– Не жаль? – Ирма вдруг округлила глаза. – А почему меня должно быть кому-то жаль?

На нее по-прежнему смотрели те же глаза. Так это не сон?

– Ты такая хорошенькая. Ты могла бы ничего подобного не делать…

– А кто тебе сказал, что мне это не нравится? – Ирма села.

– Погоди, не дергайся. – Салли положила ей руку на грудь, укладывая обратно на кушетку.

Горячая волна прокатилась по телу Ирмы от этого простого прикосновения. Из глубин памяти выплыла сценка из детства. Громкий заливистый смех девочки, женский смех, теплые, возбуждающие руки… И такая же волна, странная, горячая, которой не было названия. А теперь есть. Ирма знала, что это.

Она легла обратно и пристально посмотрела в темные глаза.

– Что ты со мной делала? – хрипло выдохнула Ирма.

– А тебе разве не понравилось? – В глазах появилась усмешка, голос был низкий, тихий. – А мне казалось, ты просто таяла от удовольствия. Я проверяла…

– Да ты что? – Ирма порозовела.

– А что? Если тебе было хорошо…

– Но… Кто ты?

– Я – Салли, твой доктор.

– Ты занималась мной?

– Можно сказать и так.

– Ты работаешь у Миня?

– Да. Верно.

– И спишь с ним?

– Не только с ним.

– Понятно.

– Могу и с тобой.

– Но я не…

– Откуда ты знаешь? Никто ничего не знает, пока не попробует, дорогая. Ты разве знала когда-нибудь, что станешь курьером?

– Но я сама…

– И я сама. – Салли усмехнулась. Ирма спустила ноги с кушетки.

– Но я серьезно тебя спрашиваю, ты хорошо сделала свое дело? Ничего не выпадет? – Ирма строго посмотрела на Салли, а в голове было совсем другое. Как ей хотелось, чтобы Салли снова прикоснулась к ней. Она прошлась по комнате. Подошла к ней вплотную. – Ты уверена, что хорошо надо мной поработала?

– Да.

– Но ты не выглядишь мэтром… Салли пожала плечами:

– Я рано начала.

– И никак не можешь остановиться. Экспериментируешь. Везет мне на разные опыты!

– Я знаю, Иржи Грубов – твой муж. Он талант.

– Еще бы. Он просто гений. А ты давно тут сидишь?

– Сегодня или вообще?

– Сегодня.

– Ну, как сняли тебя с кресла, положили, я и сижу…

– Жди новых куколок. Они полетят сюда одна за другой.

– Ты не рассказываешь лишнего?

– Можно подумать, ты не сможешь отличить их. Салли тоже засмеялась:

– Ты веселая. Слушай, давай-ка не будем ходить вокруг да около. Пойдем выпьем?

– Это можно. Пошли.

Они направились в бар. Ирма прислушивалась к себе, пытаясь понять, как ведет себя ее тело. В желтеньких брючках и белоснежной рубахе, пузырящейся на горячем, слегка влажном ветру, в желтой панамке и темных очках, Ирма походила на стрекозу. Но тело говорило ей только об одном – рядом Салли, с которой можно получить невероятное удовольствие. Она пыталась злиться на себя, но справиться с собой не могла. В голове стучала одна мысль – этого ей Иржи не запрещал. Это не может повредить ее делу.

В баре было полутемно. Благовония курились и здесь.

Минь не мог жить без ароматов. Голова Ирмы приятно поплыла.

Салли склонилась к ней и шепнула:

– Ты мне очень нравишься, Ирма. Понимаешь? Ирма посмотрела на нее бездонными холодными серыми глазами и медленно кивнула:

– Понимаю, сестра.

– Хочешь?

Ирма отпила виски, пристально посмотрела в темные, почти агатовые глаза. В них светился огонек, который, казалось, разгорался, трепеща и обещая. Голова все больше кружилась. Ох, этот Минь, в его владениях переселяешься на небеса, и чувствуешь себя совершенно свободной, и хочешь быть счастливой. Сердце Ирмы забилось сильнее. Она давно хотела познать то, что еще оставалось для нее не познанным. К тому же, участвуя в эксперименте, она не видела другого варианта получить удовольствие, которого жаждет. Она медленно кивнула, не отрывая взгляда от Салли. Та потянулась к ней, Ирма обратила внимание, какая тонкая, но крепкая рука – рука хирурга с сильными пальцами и аккуратными ногтями.

– Да.

Не допив виски, они поднялись и вышли из прохлады бара. Молча направились к Салли в номер.

Ирма улыбалась – она не делает ничего, о чем предупреждал Иржи. Этого он не запрещал.

Хотя мог ли он предположить подобное?

Комната Салли оказалась большой и светлой. Оранжевые занавески на окне золотили все вокруг, огромная кровать посредине казалась покрытой золотистым песком. Тихая музыка, неизвестно откуда лившаяся, напоминала шепот моря.

Огромные букеты в вазах, расставленных повсюду, благоухая, наполняли комнату. Салли подошла к Ирме. Взяла ее руку, тонкими пальцами провела по ней от запястья к плечу. Ирма вздрогнула, сердце забилось чаще. Потом пальцы Салли пробежались по тонкой белой шее Ирмы.

– Как ты прелестна, сестра. – Салли покачала головой. – Ты безукоризненна. Ты создана для наслаждения. Я научу тебя получать настоящее…

У Ирмы перехватило дыхание. Такого она не испытывала давно.

Салли расстегнула три пуговицы рубашки, она соскользнула с плеч. Под ней не было ничего.

– О, дорогая сестра. Я видела тебя всю, когда занималась тобой. Я знаю тебя лучше, чем ты себя. Расслабься… Пойдем…

Горячая волна под тихую музыку на песчаного цвета простыне захлестнула Ирму… Больше она не думала ни о чем, качаясь в волнах страсти…

Солнце зашло за горизонт, занавеси на окне поблекли, потом потемнели. Простыни больше не были ровными песчаными, аромат цветов стал терпким, а музыка глуше. Отдыхая от удовольствия, Ирма повернулась лицом к Салли и сказала:

– Тебя мне послал сам Господь.

– Едва ли, сестра. – Она засмеялась. – Скорее всего кто-то из преисподней. – Она обняла ее и крепко поцеловала в губы.

– Ты не понимаешь, о чем я подумала.

– Боюсь, понимаю. И я согласна…

– Неужели ты читаешь мои мысли, дорогая?

– Мы просто очень похожи, сестра, и обладаем тем, что можно соединить и сделать вместе то, чего мы хотим обе.

Салли Гриффит была опытным врачом.

– Я работала в Хьюстоне, – рассказывала она Ирме. – Потом мне осточертели чужие кишки, у меня были деньги, и я решила поехать посмотреть мир. Я насмотрелась и на мир, и на все остальное. Я поняла: в этом мире главное – деньги. Без них нет никакого смысла жить.