Текст книги "Аромат теней"

6

– Приходи.

Это слово, последнее, которое произнес Беи при расставании, звенело у меня в голове, когда я ехала к Оливии, гудело, как пчела, привыкшая к сладкой пыльце, но отказывающаяся сесть на цветок и замолчать. Приходи.

Я держала карточку, которую он вложил мне в руку, перед тем как я ушла… и прежде чем вернула ему последний поцелуй. На обороте карточки он напечатал свой адрес и написал, что его дверь всегда для меня открыта. На всякий случай. Я собиралась спрятать карточку в сумочку, но передумала. Конечно, я поступила, как школьница, но мне хотелось прижимать карточку к телу на пути в дом Оливии.

В отличие от меня, Оливия живет в центре города, она купила квартиру в роскошном доме с прислугой, службой уборки и круглосуточно дежурящим консьержем. Хотя это не мой стиль, пришлось признать, что здесь красиво и очень удобно для тех, кто хочет иметь легкий доступ к шести милям неоновой игровой площадки всего в квартале отсюда. Блестящие окна со стеклопакетами поднимались высоко в небо, отражая на своих мерцающих поверхностях интерьер из полированного дерева. Скрытое освещение превращало фойе во множество искусных маленьких ниш, и такой дизайн повторялся и в квартире Оливии девятью этажами выше.

Я вышла из лифта и приготовилась постучать в дверь, но тут она отворилась, и я увидела сестру в ярко-алом костюме и с еще более яркой улыбкой на лице. Есть такие вещи, которые способна понять только сестра. Я захихикала, удивив нас обеих, и это было все, что ей потребовалось. Она запищала, ее высокий голос пробил звуковой барьер, и она втянула меня внутрь, прежде чем прибежали собаки.

– Ты выглядишь великолепно, ослепительно, ошеломляюще! – быстро прощебетала она, прежде чем прижать палец к моим распухшим губам. – Он тебя целовал! Расскажи мне, расскажи, расскажи!

– Можно сначала выпить?

– Мартини уже готов. – Она вприпрыжку бросилась на кухню. – Принесу в гостиную.

Я улыбнулась этому признаку ее возбуждения и направилась в сердцевину квартиры.

Кухня, на которой счастливо напевала Оливия, располагалась слева. Спальня – в алькове справа, Я прошла через фойе пентхауса и оказалась в украшенной итальянским мрамором гостиной перед вертикальной стеклянной стеной, за которой открывалась нереальная картина Лас-Вегаса. Этот квартал так ярко освещен, что его можно увидеть со звезд. Бросив пальто на слишком мягкое кресло, я в ожидании остановилась перед окном.

Я казалась себе стоящей в рамке – статуя на слишком высоком пьедестале, почти на одном уровне с грозовыми тучами, такими плотными, что в них отражались огни города. Странно. Создалось впечатление конденсации энергии – словно электричество, зажатое между бетоном и тучами, разрастается до гигантских размеров. Буря раскатистым громом сообщала о своем приближении с запада. Я повернулась спиной к этому дикому городу и расслабилась в женственной атмосфере дома Оливии.

Оливия – опять-таки в отличие от меня – окружила себя вещами. На встроенных от попа до потолка полках собрание отличного хрусталя. Она предпочитает скандинавскую работу: четкие линии «Оррефорса» смешиваются с пестрыми оригинальными творениями «Коста Боды».[21]21
  Шведские фирмы, специализирующиеся на производстве посуды и статуэток, – Прим. перев.


[Закрыть] Далее мраморный камин, используемый как одно из мест для растений, которые располагаются почти в каждом углу и в каждой нише комнаты, Я потерла лист чего-то извивающегося и ползу-чего и подумала, как это у нее получается. Под ее опекой все растения буквально расцветают.

Вместо дивана она поставила посреди комнаты большую кушетку с высокими резными спинками, навалив на нее множество подушек из шенили. В центре стоял большой поднос, украшенный перламутром и ониксом; он служит кофейным столиком. Повсюду горят свечи, цветные, ароматные, чайного цвета, заостренные. Напротив устроился редко включаемый телевизор.

Несмотря на эту мешанину цветов и предметов, квартира Оливии выглядит воздушной и живой. У нее есть и кошка, которая где-нибудь бродит; она всегда готова к тому, что об нее споткнутся.

Я взяла с подноса последний номер компьютерного журнала и заметила, что его уже просматривали, оставив пометки и загнутые страницы. Когда наш отец – ее отец – впервые застал Оливию за чтением научного журнала, мы собирались завтракать, делая вид, что мы нормальная, дружная семья. Я уже какое-то время знала, что она покупает «Популярная наука» и «Компьютеры сегодня», и дразнила ее этим, называя синим чулком и – в мои самые тяжелые дни – мечтой Билла Гейтса.

– Что это ты такое читаешь? – спросил Ксавье, переводя взгляд с дочери на выпавший у нее из руки журнал.

Захваченная врасплох его неожиданным появлением, она тем не менее не растерялась и подняла журнал двумя пальцами, как промокательную бумагу для губной помады. Глядя на нее через край моей чашки с кофе, я с удивлением поняла, что она не рассердила Ксавье, напротив – подействовала на него умиротворяюще. Все остальное утро Оливия старалась не смотреть на меня. И после этого я никогда не смеялась над ее увлечением.

Я положила журнал и устроилась среди подушек цвета сливочного масла и шотландского виски. Здесь я сняла оружие, положила сумочку с куботаном перед собой, а складывающееся лезвие – сзади. Короткий нож я оставила на месте – упрятанным в обуви. Совсем без оружия я чувствую себя голой.

Оливия, неся два огромных бокала с мартини, подняла брови, увидев нож среди своих свечей и безделушек, но не удивилась. Она так же привыкла к моему оружию, как я к ее научным журналам.

– Водка-мартини неразбавленный, две маслины, начиненные рокфором. – Она подмигнула. – На случай если у тебя сегодня уже был оргазм.

– Спокойней, сердце, – сказала я, беря свой бокал. Оливия села напротив меня и подобрала под себя ноги.

– С днем рождения! – Она подняла свой бокал. – Чтобы ты всегда была старше меня!

– Спасибо. Я подумаю.

– И, – смущенно добавила она, – за Бена Трейну, который вернул твои гормоны из спячки.

Я опустила бокал.

– Мои гормоны не были в спячке.

– Были.

– Не были.

– Были.

Я нахмурилась. Она ласково улыбнулась.

– Итак, он такой, каким ты его помнишь? Другой? Тот же самый?

Как рассказать ей? Как описать превращение мальчика в сильного прекрасного мужчину? Конечно, остаются острые углы – и я не намерена о них забывать, – но они не помеха страсти, заново вспыхнувшей между нами? Страсти, по сравнению с которой тускнеет «Давид» Микеланджело. Нельзя соизмерить мои девичьи и теперешние чувства к Бену. Может, Оливия все-таки права, и он действительно разбудил мои гормоны.

– Гораздо больше, Оливия. Гораздо больше.

Продолжать я не стала.

Несмотря на то, что я не сумела выразить свои мысли, Оливия была удовлетворена. Взгляд ее стал мечтательным, она вздохнула над своим коктейлем. Опустив руку, с отсутствующим видом погладила кошку, которая возникла ниоткуда – как же ее зовут? – и сказала:

– Наконец-то ты займешься любовью. Я подавилась маслиной с сыром.

– Прошу прощения, но откуда ты знаешь, что я еще не сделала этого?

– Потому что ты всегда слишком напряжена, – ответила она, тряся руками. Думаю, она так показывала, как надо расслабляться. – Ты относишься к сексу, как к боевой схватке, как та «дог мага», которой ты занимаешься.

– Крав мага, – ощетинилась я, – и я так к сексу не отношусь.

– Относишься, – настаивала она. – Ты смотришь на секс как на сражение, которое нужно выиграть. Ты носишь свою женственность как знаки различия и бросаешься на всякого, кто в ней усомнится.

– Это нелепо. – Я сделала вид, что нисколько не удивлена. – К тому же никто из моих любовников не жаловался.

– Потому что они опасаются, как бы твоя похожая на тиски вагина не раздавила их мужественность. Как автомат, который принимает карточку, а назад не отдает. – Она весело рассмеялась, заглушая мое гневное восклицание. – К тому же мы говорим не о любовниках, а о любви, и после Бена ты ее себе ни разу не позволила.

Я закрыла рот. Это верно. Мои прежние эмоции высохли, как мелкое озеро под солнцем пустыни.

– Ты, похоже, эксперт, – заметила я.

– Дорогая, я влюбляюсь ежедневно, – заявила она, маша рукой. – Я люблю это дерево, и эту выпивку, и Луну тоже.

Услышав свое имя, кошка потерлась о мои ноги. Я. почесала Луну за ухом… Она замурлыкала. Снаружи сверкнула молния.

– Я люблю тебя, – продолжала Оливия, – и люблю Бена за то, что он любит тебя.

Я, должно быть, выглядела удивленной. Моя рука застыла на спине кошки.

– Ты знаешь, что он тебя любит, – не унималась Оливия.

– Может, и любит, – осторожно произнесла я, снова начав гладить кошку, – и, может, я это знаю, но ты-то откуда?

Оливия наклонилась вперед.

– Как можно знать настоящую Джоанну Арчер и не любить ее?

Я улыбнулась ее искренности, но отвела взгляд. Я ценю ее чувства, но ее риторический вопрос напомнил мне сегодняшнее столкновение с Ксавье.

Оливия, почувствовав это, сменила тему.

– Хочешь распечатать свой подарок?

Я кивнула, но не стала брать пакет, лежавший в углу кофейного подноса.

– Сначала хочу попросить тебя о помощи.

– Хочешь, чтобы я пригласила на прогулку Бена? Разогрела его для тебя?

– Думаю, с этим я сама справлюсь, – сухо парировала я.

– Жаль, – ответила она, скромно потягивая мартини.

– Я хочу узнать, кто мой настоящий отец. Думаю, Ксавье в курсе, но скрывает.

– Зачем это ему?

– Это, видимо, что-то такое, что он потом сможет использовать против меня. – Я нахмурилась и постучала пальцем по бокалу. – Я весь день об этом размышляла, Что если он знает, где живет мой отец? Может, когда-нибудь Зоя рассказала ему?

– Что если, – закончила за меня Оливия, – бросив Ксавье, она вернулась к мужчине, которого любила?

Я улыбнулась, услышав, что она назвала отца по имени.

– Так поможешь мне?

Она посмотрела на меня так, словно у меня интеллект двухлетнего ребенка, что было не очень приятно.

– Я уже начала.

Оливия встала и кивком головы указала, куда идти. И я пошла, оставив подарок, мартини и Луну на кушетке.

Мать-природа, очевидно, намеренно решила представить город света как тусклую лампу. Застекленная стена, которая тянулась и через спальню, обычно давала возможность увидеть всю долину, окруженную горами. Однако сегодня низкие облака не давали возможности заглянуть даже на два фута за стекло. Молнии разрезали небо, и гром гремел прямо над головой. Я вздрогнула, с благодарностью думая о том, что мы в безопасности.

Потом я увидела компьютер, машина уже работала, окрашивая угол комнаты в нелестные зеленоватые оттенки. Подойдя с другой стороны, я заметила на экране тюбики помады и флакончики лака для маникюра. Сначала я не поняла, где все это могла раздобыть Оливия, но потом решила, что скорее всего сама создала. Я смотрела, как моя сестра садится за компьютер, касается клавиатуры и становиться Оливией Арчер, которую большинство даже и представить себе не может.

Пальцы ее, летавшие по клавишам, позволяли ей так же легко проникнуть в правительственные файлы, как выиграть в «Фриселл».[22]22
  Разновидность пасьянса. – Прим. перев.


[Закрыть] Таким образом она раздобыла свое первое поддельное удостоверение личности и еще подростком узнала результаты моих психологических тестов.

Джоанна Арчер получила серьезную психологическую и умственную травму в результате нападения и изнасилования, происшедших шесть месяцев назад.

Оливия негромко напевала, не отрываясь от экрана, опустив брови, хотя регулярно делала инъекции ботокса.[23]23
  Яд, ботулин, в очень небольших дозах используемый как лекарственное и косметическое средство. – Прим. перев.


[Закрыть] Ее накрашенный рот был сосредоточенно поджат.

Компьютеры она для себя открыла примерно в то же время, когда я сбежала в крав магу. Наша мать не оставила никаких намеков, что собирается когда-нибудь вернуться, а отец так старательно изолировал себя, что нам даже в голову не могло прийти обратиться к нему; я была эмоционально недоступна, и Оливии пришлось самостоятельно сражаться со своими демонами.

Я всегда испытывала чувство вины за то, что так отрезала ее от себя в те дни, но благодаря этому она приобрела мастерство, которым мало кто владеет в такой степени, – мастерство странное и неожиданное, как цветок лотоса, распустившийся на помойке. Оливия выработала в себе личность, никак не связанную с ее физической оболочкой, причем личность, абсолютно не похожую на то, что думали о ней окружающие. Фигура ее могла быть сформирована в Городе Грехов,[24]24
  «Город грехов» – комикс, действие которого происходит в вымышленном городе. Начал выходить в 1991 г. и приобрел особую популярность после выхода в свет одноименного фильма режиссеров Роберта Родригеса и Фрэнка Миллера с Брюсом Уиллисом в главной роли. Иногда используется для обозначения Лас-Вегаса. – Прим. перев.


[Закрыть] но интеллектом она посоревновалась бы с лучшими выпускниками Массачусетского Технологического.

Короче, она оказалась необыкновенно талантлива, настоящий компьютерный гений-самоучка.

Она обслуживала подпольные вебсайты хакеров и их не имеющих лиц клиентов, и ее доход от этого бизнеса намного превосходил щедрое ежемесячное содержание, которое она получала от Ксавье. Существовали форумы, которые давали возможность сделать все: от аннулирования просроченной платы за парковку до доступа на оффшорные банковские счета; с их помощью можно было переводить на эти счета деньги так, что этого нельзя было проследить. Какое у нее имя в сети? Конечно, Арчер.

Поскольку Ксавье не одобрял интерес Оливии к чему угодно, кроме основ применения косметики, она выработала привычку работать по ночам, и эта маскировка прекрасно ей служила. Для внешнего мира она спала все утро, проводила дни в беготне по магазинам или на обедах с подругами, а по ночам пропадала на приемах. Но на самом деле почти все время по ночам она проводила здесь, и, как я поняла, для Оливии это была ее арена схваток. Это была та ее часть, которой не знали ни Ксавье, ни окружающий мир.

– Посмотри. – Оливия показала на график в правом верхнем углу экрана. – Надо пройти множество уровней, чтобы добраться до записей о твоем рождении. Но на это по-требуется не больше часа. Посмотрим, так ли хорошо мама запутала свои следы, как она считает.

Я кивнула, как будто поняла, но меня отвлекла панель внизу экрана. Одновременно использовался еще один экран.

– А это что?

Оливия посмотрела туда, куда и я, и мне показалось, что она вздрогнула. На экране было мое имя. Мое и еще одно.

– Ничего. – Быстрые движения пальцев, и изображение исчезло.

– Оливия, – сказала я, медленно произнося звуки ее имени, – что это было? Ты не пытаешься найти этого… этого ребенка?

– Нет! – ответила она излишне быстро и скрестила руки на груди. Жест скорее оборонительный, чем вызывающий. Оливия, может, и компьютерный гений, но язык ее тела я понимаю.

– Не изображай оскорбленную девчонку. – Я ткнула пальцем в экран. – Что ты делаешь?

Зазвонил ее телефон – на этот раз мелодия «Малышка в розовом», – и это спасло ее. Я приподняла бровь, показывая, что мы продолжим этот разговор позже. Оливия быстро повернулась спиной ко мне и раскрыла телефон.

– Алло?

Я снова обратилась к экрану, заставив мысль о нежеланных детях уйти из сознания. Компьютер продолжал рыться в архивах больницы «Санрайз». Я смотрела, играя цепочкой на шее – перед глазами мелькали даты и файлы, – и гадала, как Зое удавалось так долго обманывать всех относительно моего происхождения. И зачем?

Она лгала Ксавье, потому что не хотела потерять его или его деньги? Но в таком случае зачем исчезать шестнадцать лет спустя? И почему она ничего не объяснила мне? Она ведь знала, что никакой любви между ним и мной нет.

– Но уже полночь. – Оливия говорила с кем-то своим лучшим голосом дурочки. За этим последовал вздох, означающий, что ее собеседнику все равно. – Послушай, сейчас неподходящее время, Батч.

Она закатила глаза, увидев мое выражение лица, и я покачала головой. Батч? Она встречается с человеком по имени Батч?

– У меня сестра, и мы как раз…

Я слышала возражающий мужской голос, но удар грома заглушил слова. Я взяла на руки Луну, у которой при вспышке молнии хвост раздулся бутылкой, и попыталась пригладить ее шерсть, чтобы Луна снова напоминала кошку. Снаружи по стеклянной стене потоками струился дождь.

– Да, я знаю, что идет дождь. Нет, ты не сможешь подождать, пока буря не кончится. Можешь забрать свои вещи, но ты должен сразу уйти. Бай. – Оливия бросила телефон через комнату, и он приземлился на шерстяной шарф и груду подушек. Потом подошла к шкафу и достала оттуда наручники. И хлыст.

Я смотрела с раскрытым ртом.

– Не спрашивай, – попросила она, добавляя искусственный пенис с бугорками. – Мне казалось, это будет забавно. Это было до того, как порвался презерватив. Я пришла в ужас от мысли о генах Батча и выставила его, не вернув игрушки. Он сейчас их заберет.

– Наверно, нашел новую партнершу для игр. – Оливия пристально взглянула на меня, я улыбнулась. – Без обид.

– Отлично. И вообще он на мой вкус был слишком одержим. Хотел лизать меня в самых странных местах. И мог провести часы, просто нюхая меня. Не говоря уже о том, что у него волос больше, чем у шерстистого мамонта.

– Разве это не возбуждает?

– Мне так казалось. – Она швырнула что-то вроде пояса – не хотелось думать, что им опоясывают, – на груду, которая угрожающе росла.

– Не волнуйся, – сказала я, беря в руки тюбик помады с ручкой в виде пениса. – Если он начнет к тебе приставать, я помогу.

– Не нужно. – Она отняла у меня тюбик. Я вместо него взяла в руки Луну. – Выглядит он как падший ангел, но на самом деле совершенно безвреден.

Я поняла, что она имела в виду, когда минуту спустя Оливия открыла дверь и впустила человекообразную обезьяну шести с половиной футов ростом, одетую в кожу. Мне показалось, что он скорее похож на большого бульдога, включая глаза на выкате и обвислые щеки, и, конечно, она была права: он весь зарос волосами. Я осознала, почему Оливия пришла в ужас при мысли о смешении хромосом с этим физиологическим мутантом.

– Джо, это Батч.

– Да, я, – произнесла я, неуверенно кивнув гиганту. Луна, очевидно, испытывала то же самое. Она бросила взгляд на Батча и спрыгнула с моих рук, как прыгун в воду с олимпийской вышки.

– Черт!

Комок шерсти, стуча когтями по мраморному полу, пронесся по комнате и исчез в ванной. Моментально следы когтей у меня на руках покраснели и заполнились кровью. Обязательно останутся шрамы.

– Черт, – повторила я.

– Что с тобой? – Оливия поспешила ко мне, оставив Батча в фойе.

– Он меня никогда не любил, – заявил Батч, закрывая за собой дверь.

– Она, – поправила Оливия, когда Батч присоединился к нам в гостиной. – Она тебя никогда не любила. Может, и любила бы, если бы ты не наступил ей на хвост. Дважды.

Батч только пожал плечами. Большой злой бульдог.

– Вы вдвоем оставайтесь здесь, – велела она, поймав мой взгляд. Это значит, что она не хочет, чтобы он пошел за ней в спальню. – Я соберу твои вещи и найду что-нибудь, чтобы промыть царапины Джо.

Она исчезла, оставив меня с человеком в кожаном. Он практически носил на себе целую корову – и когда направился ко мне, я почти ожидала услышать мычание.

– Хочешь, я посмотрю? – Он протянул руку.

Я колебалась без причины, хотя причина мне и не нужна. Я не знаю Батча, но есть в нем какая-то скрытая энергия, что-то такое, что мне не нравится. Нож все еще лежит на кофейном подносе, достаточно близко, чтобы его видеть, но на таком расстоянии он полезен, как нож для масла. Но у меня есть нож в сапоге, и я достаточно уверенно предоставила руку для осмотра. Если в Батче есть что-то опасное, не хочу, чтобы он находился рядом с Оливией, и лучше мне об этом узнать поскорей.

Он осторожно взял мое запястье, глядя на царапины почти с клиническим интересом, мясистое лицо было озабочено. Я слегка расслабилась. Но он поднял мою руку и вдохнул запах раны расширенными ноздрями. Тогда-то я и увидела.

Подушечки его пальцев были странно гладкими, почти сверкающими, и без всяких линий. Без отпечатков. Я заставила свою руку не напрягаться и снова взглянула ему в лицо.

Снаружи сверкнула молния, осветила комнату и его костлявое лицо и пустые глаза: мне улыбался скелет с зубами в форме кинжалов. Он сжал мою руку чуть сильней этими своими лишенными отпечатков пальцами, и этого было достаточно, чтобы я захотела побыстрей убрать ее.

В небе загремел гром, Батч криво улыбнулся.

– Знаешь, который час? Я не посмотрела на часы.

– Да. Время тебе отпустить мою руку.

Пальцы его сжались сильней; еще мгновение, и я бы их сломала, но он неожиданно выпустил мою руку и отступил. Я была напряжена, готова к схватке, и это вывело меня из равновесия. Он просто отошел, как будто никогда не принюхивался к моей коже и не было в его пустых глазах этого выражения откровенного голода. Взяв нож с кофейного столика, я сунула его за пояс брюк, потом достала из сумки куботан. И пошла за ним в спальню Оливии.

– Оливия, – произнесла я своим самым спокойным, самым смертоносным тоном, – встань за мной.

Две пары глаз смотрели на меня, но только в одной было удивление. Батч выглядел забавляющимся. Я подошла к сестре.

– Интересно. Аякс оказался прав. – Батч удивленно покачал головой. – Это с самого начала была ты. Спрятанная на самом виду. Дочь Ксавье, не меньше.

Что бы это значило?

– Я не дочь Ксавье. Он рассмеялся.

– Те, кто тебя прятал, знали, что делают.

– Прошу прощения. Что здесь происходит? Я что-то пропустила?

– Я думал, это она. – Батч кивком указал на Оливию. – Так я оказался ближе всего к тебе, но когда проник в нее… Мне почудилось, что я теряю всякое обоняние.

И достал из-за спины кривой ятаган. Надо отдать должное этим парням: кем бы они ни были, оружием они пользуются уникальным.

– Bay! – выдохнула Оливия. Мне казалось, что я совсем перестала дышать. – Слыхала я об опасном сексе, но это уж слишком!

– Мы охотились за тобой. – Батч не обращал внимания на Оливию. – Ты отпечаталась на коже сестры, печать твоего запаха повсюду. Но я не могу понять, – продолжал он, глядя на часы и похлопывая лезвием по руке, словно в ожидании, – как ты меня узнала. Ты не должна иметь доступа к твоему шестому чувству еще… тридцать секунд.

Полночь. Как сказал тот бездомный бродяга. Постарайся уцелеть.

– Печать запаха? – повторила я, тоже глядя на часы. – Несколько по-девичьи, тебе не кажется?

– Ну, в глубине души я очень мягок. – Он сверкнул зубами-кинжалами. – Скажи мне, Джоанна, чувствовала ты в последнее время запахи? Интересные запахи. Зловоние, приносимое ветром?

Я с трудом глотнула.

– Тебе рассказал Аякс?

– Все это знают. Тебе двадцать пять, верно? В этом возрасте начинается метаморфоза.

– Прошу прощения, – сказала Оливия, – вы что, знакомы друг с другом?

Батч улыбнулся и шагнул вперед.

– Не так близко, как познакомимся.

– Хватит, Батч. Еще шаг, и этот кинжал пробьет твой зад. Мы оба посмотрели на ее руку. Я нахмурилась, узнав ее любимые туфли-лодочки. Должно быть, ей в голову пришла та же мысль. Она уронила туфель и подняла другой.

– Этот кинжал пробьет твой зад.

Я вздохнула. Боже благослови ее за старания. Батч снова взглянул на меня.

– Подготовься, невинная. Твой первый настоящий вдох станет последним.

У меня было лишь отдаленное представление о том, что он говорит, основанное на событиях последних двадцати четырех часов, но я узнаю настоящую угрозу, когда сталкиваюсь с ней.

Десять, девять, восемь… секунды бежали, приближая полночь. Снаружи, словно хлыст над головой, треснул гром, и по стеклам застучал дождь с мокрым снегом и градом. Ветер гудел, свистел в стенах, и все здание задрожало, как в параличе. Одни безделушки Оливии зазвенели, другие разбились; сердцевина здания начала раскачиваться на основании. С грохотом взрыва наступила полночь.

– Оливия, назад!

Мне пришлось кричать: по спальне пронесся ураган. Мне казалось, что я на самой вершине торнадо и меня вот-вот втянет внутрь. Стеклянная стена заскрипела, и от этого звука – словно ногтями царапают по доске – у меня мурашки побежали по спине. Я сопротивлялась стремлению зажать уши и вместо этого схватила нож, который был у меня за спиной. Батч напрягся и поднял свой ятаган. Оливия за моей спиной закричала, молния разорвала небо над нами, и я краем глаза уловила какое-то движение.

А потом уже больше ничего не видела.

Рот мой заполнили растопленная лакрица, дымящееся железо и яркое пламя. Я была сожжена, горела изнутри, выпавший из руки нож беспомощно лежал на полу, и это знание было одной из немногих сохранившихся связей между мозгом и телом. Молния уничтожила синапсы, контролирующие движения тела, и теперь мышцы продолжали дергаться, как у цыпленка с отрубленной головой. Я не могла сообразить, стою ли я еще или уже упала. В этой безумной буре я совершенно потеряла себя.

Когда-то, подростком, я ушла ночью во время сильного дождя, меня влекла страсть к приключениям и детское ощущение собственной неуязвимости. Со мной увязалась бродячая собака, она одна бегала со мной по каменистой почве, и я видела, как в нее ударила молния. Золотистая шерсть мгновенно превратилась в пепел, и дым окутал тело, как сигнал о помощи. Когда я добежала до животного, у того были пустые глазницы, а жар, исходивший от тела, не дал мне подойти близко. Вот так я сейчас себя чувствовала: слепой, испуганной и дымящейся. И в самый последний момент перед тем, как мне отказали чувства, я ощутила острую боль в левом плече.

А потом не было ничего. Ни боли, ни света, ни даже темноты. Я не могла понять, открыты у меня глаза или закрыты, и мне казалось, что тело мое висит в воде; оно плывет, онемевшее и уязвимое со всех сторон. Я знала, что я в беде, если уже не мертва, но не могла реагировать. Не знаю, как долго я оставалась в таком состоянии.

Мне казалось, что целую вечность.

И одновременно – наносекунду.

Потом я услышала крик Оливии, и отвратительное зловоние пронизало каждую клеточку моего тела. Я прикрыла рукой рот, чтобы меня не вырвало. Осознав, что я сделала, потрясенная тем, что могу двигаться, я опустила руку и, все еще ничего не видя, нащупала край своей обуви. Ощупью нашла сложенный нож и ударила им в самое сердце разложения и зловония.

Воздух взорвался и перекатился через меня волнами, как мусор с червями, высыпающийся из разорванного мешка, и сопровождавший это крик не был человеческим. Я рухнула на колени, чувствуя себя невероятно слабой, и позволила голове опуститься на руки.

А когда снова подняла ее, мир чудесным образом успокоился, в спальне царила поразительная тишина. Удивительная внутренняя буря прекратилась. Стеклянная стена была целой и невредимой.

А на полу передо мной лежал мертвец.