Текст книги "Мы. Потерянное поколение. Прыгающее во времени… (сборник)"

Викки Л.
Мы. Потерянное поколение. Прыгающее во времени…
Сборник коротких зарисовок о жизни незлобивого обывателя из династии женщин

ЗАРИСОВКА ПЕРВАЯ. СЕНТИМЕНТАЛЬНАЯ

Ее звали Ася…

20 век, 21 век, 22 век… Кем мы были? Кем мы станем? Не известно… Совсем. Но вот вопрос, который мы боимся себе задать, вовсе уж не так и сложен. Так кто же мы в настоящем? Кто мы сейчас, здесь? Что мы делаем, куда идем, что делаем и чего хотим. Не в будущем, не где-то там и тогда, не как-то, не с кем-то, а сейчас и здесь. Почему нам так страшно быть здесь и сейчас. Или это не страх, а что-то другое. Но что? Ведь единственное время, которого нужно бояться, это то, что не сейчас. И дело не в том, что прошлое – это прошлое и его не вернуть. И не в том, что будущее может так никогда и не случиться. Это все прописные истины. И сказано все это уже миллион раз, во всевозможных вариациях. Но что более важно, так это то, что и настоящего может не случиться. И самое страшное, и не случается с большинством из нас. Кто это мы, быть может, спросите вы. Мы – это поколение 20 века, дети перестройки, недостройки и постстройки. Мы – это вообще все те дети, что выросли, но так не поняли этого. Мы – это все те, кто делает вид, что живет, кто живет по принципу «казаться, а не быть». Мы – это великие подражатели друг друга. Мы умеем собираться в группы по интересам или «брендам». Мы претендуем на свою интересность, уникальность и ценность. Мы доказываем свою значимость друг другу и на раз вычеркиваем друг друга из всех списков жизни, демонстративно показывая, что мы «из другой песочницы». Все время забывая, что все мы – такие разные, замечательные и неповторимые – вернемся в одну песочницу. И даже раньше, чем та страшная женщина с косой придет за нами. Мы – это те, кто не боится причинять боль здесь и сейчас, но очень боится проявить чуть больше любви, тепла и доверия, чем дозволено нормами «общества». Мы – это те, кто уверен, что все важное можно отложить на завтра, но вот насущные удовольствия необходимо получить здесь и сейчас. Мы – это те, кто не боится сказать «ненавижу», но ужасно боится сказать «люблю». Мы – это те, кто опасается не успеть «прожить» свою жизнь, но лишь из дня в день со скоростью реактивного самолета «сжигает» ее. Снова и снова. Мы – это те, для кого завтра стало более реальным, чем любое сейчас. Мы – те, кто потерялся во времени… и до смертельных судорог боится себя там найти.

Был обычный осенний день – необычным было только то, что уже около 12 часов улыбка не сходила с ее лица. Глупая такая, блуждающая вокруг уголков губ и лучиков глаз улыбка. Да и бог с ней, с этой улыбкой. И все бы ничего, и все бы как всегда, да вот только улыбка эта была совершенно не к месту и не по делу. Уже который месяц она боролась с финансовыми, такими нескончаемо «временными» трудностями. Из тех, что вот-вот… и все никак не закончатся. Но вот улыбка была, и все тут. И скрыть ее было невозможно – и на эту ее улыбку, словно на крючок рыбака, уже который день «ловилась рыба», большая и маленькая. Ведь сияющая женщина всегда в своем праве! И право это просто как сама жизнь – право восхищать и быть любимой!

В таком праве была и она. Сейчас.

И кто бы мог подумать, что всего полгода назад она горстью глотала таблетки, давясь глухими рыданиями о том, кто равнодушно рассказал об этом ее «опусе» той, с которой спал, пока она наивно верила, что у них любовь «до гробовой доски». «Доска» и впрямь почти пришла, да только не с тем, с кем разделить ее хотела. А этот тот лишь равнодушно усмехнувшись, спросил, услышав про ее столь банально-любовный таблеточный экстаз: «что, таблов наглоталась с алкоголем и всю ночь провела с одноногим белоснежным другом?!» (Слова были иные, конечно, но повторить их нет сил и сейчас, так что, уважаемый читатель, сами и в меру своей испорченности и опыта все домысливаем).

На этом затуманенном финале сказка кончилась, красавица, как говорится, проснулась, очнулась и… снова отправилась искать, как же ей рассчитаться по жизненным счетам, да побыстрее, чтобы, жалко влача свое существование, найти уже дорогу к той самой столь желанной гостье – старухе, что так всегда не вовремя и так всегда не к тем приходит, мерно покачивая костлявыми бедрами.

На том и началась, а вернее уже почти закончилась история очередной ново-московской золушки. Ася, так ее звали. Вернее, полное имя ее было куда необыкновеннее – Аксинья. Красивое старославянское имя ей досталось в наследство от бабушки – любительницы русских сказок. И как нельзя кстати отражало ее суть. Ася и впрямь был немного не от мира сего, слишком доверяла этому миру, слишком сильно светилась изнутри. Словно солнышко. Да ее так и называли. Сначала мама, когда будила поутру в школу, а потом и тот, кто впервые расколол ее сердце на маленькие звонкие осколки. Да и просто незнакомые люди частенько обращались к ней «солнце», будто хотели вместе со словом впитать кусочек ее души. Хорошая девушка. А впрочем – просто девушка, таких действительно много, особенно для тех, кто умеет видеть. И любила она простые вещи, что любят все девушки – шоколад, секс, смех и вгрызться в огромный стейк с кровью. Но последнее – только когда никто не видит.

О, нет! Что опять? Слезливая мелодрама?!!! – наверняка подумали многие из вас. Да ваш автор и сам так подумал бы. Да, это снова она, драма про любовь. Возможно, лишь с одной разницей – ваш, уверена, «многоуважаемый» автор сего замечательного творения еще пока и сам не знает, какой же будет конец у этой ново-городской сказки. Один месяц, огромное желание все изменить и маленькое доверие судьбе – такова стартовая точка. При таком раскладе всегда остается только надежда.

Но обо всем по порядку и с далекого-далекого конца…

Асе шел двадцать первый год, когда она впервые оказалась одна – сначала одна в чужой стране, а потом одна в своей только что подаренной любящими родителями квартире.

Квартира была хороша – новая, просторная, в историческом центре – ее самой любимой части родного города.

И подарена она была сразу по возвращению из Америки – голубой мечте всей российской молодежи.

В Америку Ася попала по программе Work and Travel – молодежной программе для студентов, мечтающих вкусить прелести свободной заграничной жизни за счет американских же работодателей. Но это в теории, а на практике – тяжелый труд для одних, обман для других и «маленький» веселый косячок для третьих. Она вкусила всего по чуть-чуть, а еще первый раз была с мужчиной. Больно, с кровью и без удовольствия.

И ведь даже рассказать было некому, а так хотелось. И даже не рассказать, а прокричать: «зачем, почему так, почему с нелюбимым едва знакомым и под кайфом, почему это происходит с ней? Как ее угораздило связаться с этими мужиками, довериться „другу“ своего дяди и дать положить себя под первого попавшегося „миллионера“?». А друг тоже хорош! Чуть сам рядом не прилег, да и «хозяйством» своим без всякого стеснения размахивал прямо при ней. А его «удивленную» улыбку, когда он застал ее сверху над тем, под кого сам же и положил, она вряд ли когда-нибудь вообще забудет.

Как и свой первый душ с кровью после первого секса с человеком, с которым они даже говорили на разных языках. Вот уж действительно «любовь» объединяет.

А потом он отвез ее домой и пытался позвать на ужин. «Зачем?! – думала она. Я ведь его все равно ни черта не понимаю, дорогу до дома и то еле объяснила. Грязь, а не жизнь!»

А ведь к тому времени Ася уже 3 года как была безуспешно влюблена в своего бывшего одноклассника и друга. И почти на 100 процентов была уверена, что и он отвечал ей взаимностью. Но не клеилось у них, совсем! Хоть гвозди забивай! Они и забили… И вроде он и знаки внимания оказывал, и она хотела. Да только что-то все время мешало – то ли стеснение обоих, то ли излишняя молодость и трепетность друг к другу, то ли судьба. Так и проходило все мимо, а друзья ничего не замечали или не говорили. И, в конце концов, от излишней неуверенности Ася начала сомневаться в его интересе к себе и окончательно перестала даже пытаться.

К слову, по возвращении из Америки они еще год так «волынкались», пока она не встретила первого «мужчину всей своей жизни», после чего, спустя почти год, и он обрел свою любовь. И, похоже, настоящую – его любимая и стала ему законной супругой, и даже ребенка родила.

Но что-то вроде незавершенки бывших у них осталось. Все то, чего не было, не оставляет их и до сих пор. И хотя он счастливо женат и у него есть ребенок, а она просто поняла, что он точно уже давно не мужчина ее жизни, но несостоявшийся первый поцелуй взрослой и сумасшедший до дрожи любви все еще жжет ее губы.

Да и их последний танец на свадьбе общей подруги был как освежающий прыжок в прошлое. И, видимо, оказался слишком очевидным для других. По крайней мере, для его жены, не оценившей того, с какой легкостью он кружил ее на руках, а потому напрочь позабывшей об ее существовании при праздновании своего дня рождения, попросту вычеркнув ее из круга друзей и подруг.

Но тот танец был их, недотанцованный еще с выпускного в школе, когда она, чувствую и, зная, что он ее, полюбил, ушла с другим. Вечная ее противоречивость. И почему так – Ася и правда не знала. Может, проклятие их слишком гордого по материнской линии женского рода?!

Кто знает? Но это явно тема для другого повествования с куда более мистическим уклоном. Наш же рассказ гораздо более прозаичен и вертится вокруг одной не слишком-то удачливой, не очень-то успешной, но самой настоящей героини. И ее очень или чуть-чуть, но все-таки любви. Ну и, конечно же, главного героя, без которого героиня оставалась бы просто супер-вумен, а не лирическим персонажем. Итак, начнем…

Ему было 23, когда он ее впервые встретил. Он мнил себя состоявшимся мужчиной, в меру устроенным, в меру упитанным и в меру сексуальным. И однозначно пользующимся успехом у женщин, которых он, впрочем, женщинами не считал, и, видимо «любя» называл «кобылами».

Ей был 21, когда он ей впервые встретился, и она мечтала о большей любви, настоящем сексе и все еще никак не могла дорасти до своего возраста, застряв внешне и внутренне где-то на своих невинных, во всех смыслах этого слова, 16– ти годах…

Стоял май, теплый, весенний и по определению должный внушать ожидание чуда и влюбленности для всех, кто еще не разбит по парам. Но как-то не внушал. Ей вообще уже давно ничего ничто не внушало. А ведь странно. Еще каких-то год-два назад она взапой читала все эти прекрасные сказки про любовь. В смысле самые настоящие – Андерсена и братьев Гримм, а также засматривалась «Десятым королевством» вперемежку с «Русалочкой» и «Спящей красавицей» Диснея, за что постоянно была ругаема мамой. И ждала принца. Глупая. Не знала, что принцев нужно не ждать, их нужно создавать. Ну, или хотя бы искать. Но… что поделать, какая уж есть, такая и будет у нас героиня.

В тот майский вечер она пригласила брата к себе на новоселье в новую замечательную квартиру, щедро подаренную родителями. Пригласила в надежде, что он приведет друзей. Ведь весна и хочется любви – ну той, великой и прекрасной, той, о которой все слышали, а многие уверяют, что и видели.

Гости были приглашены, продукты куплены, брат, его милая супруга и друзья уже ожидали ее в квартире, втайне надеясь на хороший ужин и неплохой алкоголь, а у подъезда курил он, один из друзей ее брата, вечно и всюду не спешащий. Да, тот самый, что в меру во всем.

Припарковав машину во дворе за домом, она, «изящной» походкой, на высоких каблуках и с двумя тяжелыми пакетами в руках медленно приближалась к дому. Как вдруг, огибая дом и выходя на открытую площадку, финишной прямой заканчивающейся у ее подъезда, где все еще неторопливо докуривал свою сигарету он, Асе споткнулась и совершенно неграциозно плюхнулась на колени прямо перед ним. Собственно, как-то так, с коленей, и началось их знакомство.

«Вот черт! Ну почему со мной всегда так! И почему я собственно не надела что-нибудь без каблуков?! Я ведь и ходить-то на них толком не умею. Господи, каракатица неуклюжая!».

Привет! Я Ася. Та самая сестра. С пакетами не поможешь? «Господи, как стыдно-то получилось!» – быстро, чтобы не запутаться и скрыть свое смущение сказала она.

Да, конечно, давай. Я Ник, – спокойно ответил он.

Он был в меру толстый, не вполне опрятно одетый и странно жестикулирующий. Но то, как небрежно он бросил пиджак в ЕЕ квартире и как по-хозяйски себя там вел, очень скоро сделало его постоянным обитателем этой квартиры. Позже он признался, что ему понравилось, как они вместе смотрелись на сделанных в тот вечер фотографиях, а вернее то, с каким интересом она на него на них смотрела. Она те фотографии удалила со всех возможных носителей, как совершенно нелицеприятное доказательство ее слегка опьяненного состояния и однозначно кривых рук фотографа. Но дело было сделано, и их совместная сказка длиной в 4 года началась.

Наверное, она просто не могла быть одна и постоянно нуждалась в опеке, помощи и родительской заботе. Возможно, она действительно хотела теплых и очень родных отношений со своим таким первым во всех смыслах мужчиной. А, скорее всего, просто очень хотела быть любимой и любить самой. Ну и самую малость боялась взрослой жизни и необходимости начинать ее. Хотя бы с отдельного проживания в так вовремя (или нет) подаренной квартире, куда вот уже полгода ее всячески пытались выпроводить пожить, попробовать быть самостоятельной родители.

Может, он устал от своих вечных пьянок и смен подруг. Вероятно, ему тоже хотелось любви и ласки. А возможно, ему просто нужно было залечить предыдущие, тщательно скрываемые раны, и иметь возможность быть с кем-то тем, кем он в сущности еще и оставался, – взрослым ребенком с нежной душой, скрываемой за излишней, во всех смыслах, толстокожестью.

И уж совсем маловероятно, что их встреча была предназначена судьбой для возникновения великой любви. По крайней мере, ни один из них так и не думал. И их возникшие отношения по расписанию 1 к 6 (в смысле, «понедельник-среда-пятница я занят на тренировках, вторник и четверг у меня бассейн, а в субботу я встречаюсь с друзьями, может в воскресенье?», – с его стороны, и «да, конечно, я как раз занята всю неделю на работе и учебе, а в субботу собиралась в клуб с подругами, а в воскресенье мне нечем себя занять», – с ее стороны) в полной мере устраивали обоих, позволяли и дальше наслаждаться свободой и свободным поиском. Свои отношения они воспринимали как временные, многое не замечали и к концу лета намеревались расстаться, хоть вслух об этом так никто и не сказал. К слову, не говорили они об этом и все четыре последующих года. За них все сказал его статус в социальной сети. «Все сложно» стало ответом на все не высказанные вопросы.

Но как бы то ни было и кем бы ни была предрешена их встреча, ровно в конце лета, в день, назначенный ею к расставанию, он сказал главные слова. Три простых слова, заставившие ее остановиться и прислушаться к себе, боясь сделать опрометчивый шаг. Было ли это веление души или просто слабость, но через месяц она ответила взаимностью, хотя в глубине души понимала, что любит скорее в ответ, если вообще любит. Ну а его отношение к происходящему открылось несколько позже, в одной из их многочисленных неторопливых ночных откровенных бесед с сигаретой, кофе или бокалом вина, и, естественно, после секса, который у них, к слову, был действительно хорош и, видимо, единственно по-настоящему искренний в их отношениях. «Ты знаешь», – сказал он, выдыхая очередное колечко дыма (она так и не научилась их делать, хоть и пыталась не раз, но его кольца просто обожала, как и его руки, и его татуировки, и его теплый, плещущий любовью взгляд), – «я ведь всерьез думал с тобой расстаться, особенно, когда понял, что все, кажется «поплыл». «Ну, так и что, почему остался?» – «Не знаю. Просто не успел уйти». «А я просто побоялась тебя отпустить», – подумала она.

Им было очень хорошо вдвоем. Так хорошо, что не хотелось расставаться. И спустя еще три месяца они стали жить вместе. По ее инициативе, в ее квартире, и ни слова не сказав ее родителям. Мнили себя взрослыми, в сущности поступая словно дети, да и оставаясь, по сути, влюбленными, сексуально невоздержанными, но все еще отказывающимися взрослеть детьми.

Но им было все равно, потому что было хорошо. Как-то действительно очень хорошо. Он, такой весь воплощение мужского цинизма, специально встав пораньше перед работой, готовил ей завтраки по утрам, раскладывал яйца в веселые рожицы на тарелке и даже сервировал изящно стол. Она целовала ему руки и не могла заснуть до тех пор, пока не укутается в него, словно в теплый уютный плед, уткнувшись своим всегда холодным носом в его теплое плечо. Они перестали общаться с друзьями. Совсем. Могли днями не выходить в свет. Просто лежали и говорили, перемежая разговоры вином, сигаретами, песнями Бумбокса и сексом. Одна из этих песен со странным названием «Вахтерам» даже стала их песней – той самой, что играла им в первую ночь, той самой, что играла на их входящих звонках друг на друга, той самой, что она мечтала услышать в день их свадьбы, той самой, что навсегда осталась его…

Приходящие в гости друзья смеялись, потому что центральное место в квартире вполне очевидно занимала кровать, а верхние полки выдвижных шкафов кухни почетно заняли презервативы. Но кому какое дело, когда двое счастливы. Даже если одна из них где-то в глубине души все еще продолжает считать все это ошибкой, а другой не до конца доверяет этой одной и верит в будущее их отношений.

Так продолжалось 8 месяцев. Достаточно долгий срок для почти безоблачного счастья и почти бесшабашного смеха. Тотальное знакомство с ее семьей (представление его семье ограничилось мамой, что тоже неплохо, учитывая ее важность в жизни Ника) и становление полноправным членом этой семьи, вплоть до покорения сердца Асиной бабушки. И, наконец, приучение его к тому, что значит ухаживать и дарить подарки своей любимой женщине, а ее – к тому, что значит готовить для своего мужчины и жить семьей. Да-да, как-то именно к тому моменту их будущие планы стали окончательно совместно-семейными, хотя о настоящей семье никто и не помышлял. Просто это казалось таким естественным и единственно правильным, думать о будущих поездках и покупках как о чем-то, что будет однозначно совершаться вдвоем и для двоих…

Я живу на краю двух миров, в прямом и переносном смысле. Живу так давно, что уже даже перестала замечать это. Да и можно ли заметить такое пустячное обстоятельство, как твое раздвоение в мире, где все половинчато, и все двуедино. Мне даже порою кажется, что во мне живут две девушки. Вот и практически единственная моя стоящая картина изображает двух прислонившихся спинами друг другу девушек, единых и совершенно разных: темную, можно было бы сказать даже смуглую, если бы не общий графитный цвет картины, уверенную в себе, с маленькой острой треугольной грудью и выпирающим женственным животиком, четко очерченным орлиным профилем и коротким, забранными вверх гладкими и черными, словно уголь, волосами, – амазонку, стремительную и абсолютно уверенную в себе; и нежно-молочную, всю такую гладенькую и опрятненькую, словно младенец, невинную, с большой аппетитной и идеальной круглой грудью, плоским животом, божественно сложенным телом, милым детским личиком сердечком, пухлыми губами и огромными, доверчиво смотрящими на мир глазами с длинными роскошными белокурыми волосами – «весеннюю» девушку.

Мой отец, когда увидел картину, сразу сказал, что я отобразила две свои ипостаси – те, что вечно борются во мне, и посоветовал поскорее разобраться, какой же из них дать победить, потому что двум личностям сложно ужиться в одном теле. Я тогда подумала, что он прав, безоговорочно прав, и тут же решила во всем разобраться. Тем более что время было как нельзя более подходящее. Вот уже почти год как в наших с Ником и без того переставшей быть идеальной жизни наступил полный коллапс, комедия положений, трагично-комичная, с бурными истеричными сценами с моей стороны и острым желанием с ним расстаться, ну или хотя бы сделать нашу совместную жизнь, и его, прежде всего, своей мечтой. Он же видел, что со мной происходят какие-то совсем странные и неприятные перемены, но предпочитал их не замечать. Я до сих пор не знаю, хотя предполагаю – скорее нет, чем да – понимал ли он происходящее со мной, осознавал в какой депрессии я пребывала, первый год просто злясь на него ночами, а затем откровенно рыдая в далекой, должной принести облегчение и радость Америке, куда мы переехали еще через год в поисках счастья: я чтобы дать нам, а точнее ему, еще один шанс воплотить мои мечты в реальность и сделать возможной нашу будущую совместную жизнь так сказать сказкой «во веке веков», а он просто чтобы быть со мной рядом, видимо.

И тогда, когда я нарисовала ту картину, и после, почти год рыдая в США, сначала в чудном Нью-Йорке, затем в солнечном Лос-Анджелесе, и, наконец, живя и учась в Англии, спустя почти год после нашего расставания, которым закончилось годовалое путешествие по Америке, я пыталась отчаянно разобраться в себе. Понять, кто же я, зачем я здесь, как мне сделать себя счастливой, ну или хотя бы принести пользу миру, сделать его лучше. Ведь должны же быть цель и смысл у моего пребывания здесь! И если я несчастлива, одинока и бесталанна в свои 25 лет и все еще очень зависима от родителей, слаба, ленива, и самое главное не умею быть счастливой и любимой, ценить то, что есть, а не то, что потеряла, то зачем я здесь, кто я, куда мне идти?! Если нет ничего во мне и я несчастлива, что еще может и должно держать меня в этом мире?!!

Нет, вы не подумайте, пожалуйста, что вы читаете дневник самоубийцы. Нет, сейчас это уже не актуально. Думала я об этом всерьез только тогда, когда окончательно поняла, что мой все еще любимый мужчина, с которым я рассталась после того, как ответила «нет» на его предложение выйти замуж, сделанное 19 мая 2011 года, в городе Нью-Йорк, штат Нью-Йорк, в белой витой беседка в Централ-парк, на берегу озера, под звуки играющей вдалеке скрипки и возгласы периодически пробегающих спортсменов-любителей, ровно за неделю до нашей 4– летней годовщины, с серебряным кольцом от Tiffany&Co, без бриллианта и размера на два больше, чем положено, – больше уже не мой. Совсем и навсегда…

Почему я описываю все так подробно, спросите вы? Потому что я хочу показать вам, что я вовсе небескорыстная влюбленная дурочка, отказавшая ему тогда в силу таких благих мотивов, как безденежье, необходимость повзрослеть и стать, наконец, мужчиной, который знает, чего он хочет, живет своей жизнью и целями, но при этом любит и ценит свою избранницу.

Конечно, я хотела быть уверенной, что предложение любимый делает мне не потому, что мой отец (как я узнала позже) настоял на этом, или потому, что такое предложение способно «успокоить» меня – раздраженную и неудовлетворенную 25– летную девушку, жаждущую выйти замуж, и вернуть отношениям былое счастье (его причина сделать мне предложение, как я тоже узнала позже, правда уже от смертельно обиженного на меня Ника), а потому что искренне любит меня и понимает, что несмотря ни на какие ссоры и обстоятельства, без меня ему будет хуже, чем со мной, потому что я его жизнь (как бы патетично это не звучало). Но не это было главной причиной отказа. Просто я поняла, что все: кольцо, время, место, обстоятельства, мои чувства, его слова, он сам, – все это не то, не там, не к месту и не вовремя. Да что я просто не могу сказать «да», не слышу этот ответ внутри себя. И, в конце концов, я хочу сказать «да» один раз и на такое предложение, о котором мечтала, потому что замуж я собираюсь один раз и другого шанса услышать заветные слова с предложением быть вместе навсегда у меня просто не будет, не должно быть!

Сколько же раз я говорила ему за последний год в Америке, что не люблю его, что он ничтожество, не способное ни на что! И это после того, как он продал квартиру своей мамы, чтобы иметь деньги поехать со мной. Да, я однозначно заслужила его ужасное отношение к себе! Хотя, честности ради стоит сказать, что ехать с собой я его не заставляла и не просила, да и чтобы поехать сама продала свою машину, так что финансово не просила меня поддерживать, хотя, конечно, и получила такую помощь в полном объеме. Просто в действительности я хотела побыть одна, разобраться в себе. Этакий вечно разбирающийся и сомневающийся в себе холерик. Но в этом вся я!

«Сказка, а не девушка», – с сарказмом скажите вы и будете правы. Впрочем, не знаю, лучше спросить моего бывшего любимого мужчину об этом. Хотя вряд ли это получится – потому что настоящим он был долго и мучительно, а вот бывшим стал в одночасье и без наркоза. И отрезал он себя так же стремительно, как и полюбил. И на все мои мольбы «вернуться» сказал только одно: «Ты так стремительно все рвала по-живому, а теперь хочешь все связать за час! Так не получится. Все это у меня уже было – я не люблю тебя больше. Прими это и прости, что делаю больно. Прошлого не вернуть, как и моего отношения к тебе».

И он исчез, навсегда, хотя и не сразу. Еще полтора года они наслаждались «послевкусием любви», как сказала одна из ее подруг. Тем самым горьким и пряным сексом без обязательств, откровенным пренебрежением к ней перед друзьями с его стороны, да и с ее тоже, чего греха таить. И нескончаемой болью в ее сердце от того, что бесконечно родной человек стал нестерпимо, невыносимо чужим и далеким.

И только одно до сих пор бьет в висках, стучит в сердце и вырывается из груди в глухих, почти два года длящихся, рыданиях дома, на учебе, на работе и в метро: «Больно, Господи, почему так больно? Заберите эту боль, иначе она выпьет всю мою душу! Что-нибудь, кто-нибудь помогите!!!»

Но ответ на все еще один – боль. Просто боль…