Электронная библиотека » Виктор Бурцев » » онлайн чтение - страница 5


  • Текст добавлен: 11 марта 2014, 19:54


Автор книги: Виктор Бурцев


Жанр: Боевая фантастика, Фантастика


Возрастные ограничения: +16

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 5 (всего у книги 26 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Шрифт:
- 100% +

18

– Это один из крупных функционеров местной ячейки, – говорил Рауль, осторожно выводя сумасшедшего из подвала. – Аркадио Мигель, кажется, так его звали. – Он потряс психа за локоть. – Аркадио, ты слышишь меня?

Тот только мычал и закатывал глаза.

– Я думаю, его надо отвести в нашу клинику. Может быть, там ему сумеют вправить мозги…

– Если честно, сомневаюсь. – Антон открыл дверь черного хода. – Судя по тому, как все произошло… Я вообще не уверен, что с этим можно что-то сделать.

– А кстати, как все произошло? – поинтересовался Ловега.

– Ну, про убийство я вам рассказывал. – Они вышли во дворик. Антон указал в сторону арки. – Нам туда. А вот что касается сумасшествия этого… Как вы сказали, Аркадио?

– Да-да…

– Так вот, с этим совсем странно. После выстрела мы скрутили его.

– Как-нибудь особенно гуманно? – с иронией спросил Рауль.

– Нет. – Ракушкин открыл скрипучую решетку и пропустил Аркадио и Рауля вперед. Кованые ворота с грохотом захлопнулись. Антон щелкнул ключом. – Совсем нет. Если вас интересуют подробности, я могу показать. Позже. Но предупреждаю, самбо нам преподавали очень толково.

– Надеюсь, не придется…

– В общем, он потерял сознание. Но это не могло быть поводом. Когда он очнулся… – Антон показал на Аркадио. – Вот что мы увидели.

– Сейчас должна подъехать машина. А там будет видно… – Рауль вздохнул. – Будет очень жаль, если не удастся вернуть его. Он мог бы кое-что рассказать…

– В принципе… – Ракушкин не договорил.

Аркадио Мигель, до того безучастно стоявший около стены, вдруг вздрогнул. Обернулся. Антон встретился с ним взглядом и мог бы поклясться, что в этот миг увидел глаза совершенно здорового человека.

Ракушкин опоздал буквально на секунду. Мигель, ни слова не говоря, кинулся вниз по улице. Следом несся Антон, выкладываясь на полную катушку. Где-то позади ковылял Рауль. Подъезжала машина. Ловега что-то крикнул, махнул рукой, старенький «Форд» коротко рыкнул и дернулся следом за убегающим. Но поздно…

Впереди уже маячила набережная канала.

Антон, понимая, что сейчас произойдет, ускорил бег, стараясь в броске дотянуться до одежды беглеца. Однако тот рывком преодолел оставшееся до ограды расстояние и легко, словно всю жизнь тренировался, перемахнул через нее. Взметнулись брызги.

Антон сорвал пиджак, сбросил туфли… Глубокий вдох он сделал уже в полете.

Вода была холодной и черной. Противно заливалась в уши.

Он погрузился глубоко и сразу принялся загребать руками, уходя еще глубже. Но Аркадио нигде не было. Когда легкие стали разрываться от недостатка воздуха, Антон вынырнул. Едва оказавшись на поверхности, он нырнул снова. И перед самым всплытием он увидел в мутной черноте светлое пятно…

На набережной шумел народ. Кто-то взволнованно метался у чугунной оградки, не зная, что делать, кто-то пристально всматривался в воду, некоторые особенно горячие личности уже стаскивали с себя одежду. Нырять, впрочем, никто не осмелился. И когда Антон показался на поверхности вместе с Аркадио Мигелем, в толпе раздались аплодисменты. Рауль и еще двое с ним уже суетились на лестнице, что вела к воде. Крепкие руки подхватили сначала Аркадио, а потом и Ракушкина. Кто-то перевернул Мигеля на живот, стараясь вылить воду из легких. Начали делать искусственное дыхание. Антон, тяжело дыша, наблюдал за этими действиями.

– Надо бы в больницу, – забеспокоился Ловега.

– Не надо… – тихо выдохнул Ракушкин.

– Почему?

– Он мертв… Совсем мертв.

– Но ведь еще можно откачать!..

– Нет, – Антон поднялся. Какой-то восторженный мужчина подал ему пиджак и туфли. – Нет. Он умер. Думаю, еще в полете. Вы можете отвезти его в больницу, чтобы удостовериться в моих словах.

Ни слова не говоря, Рауль махнул своим людям, и они потащили тело в «Форд». Следом залез и Ловега.

– А вы? – спросил он Ракушкина.

– Езжайте! – махнул тот. – А после больницы я буду ждать вас на улице Дефенса. Там есть замечательное кафе. Около Музея национальной истории…

– Хорошо!

Хлопнула дверца. Машина зарычала и уехала, оставив после себя мерзкий запах бензина.

19

– Помните Первую мировую? – спросил Зеботтендорф у Генриха.

– Ну, вы спросили! – Тот рассмеялся. – Я помню историю.

– Дело-то не в войне как таковой, а в том, что ей сопутствовало.

К вечеру похолодало, и они переместились на веранду. После дневной жары вдыхать прохладный воздух было приятно. К тому же молчаливые слуги фон Лооса принесли замечательные чесночные хлебцы к полусырому мясу, которые Генрих очень любил. Они напоминали ему Баварию, хотя в тамошней кухне не было ничего подобного. Странная и нелогичная ассоциация.

– Что же?

– Болезни. Раны. Все эти смертельные игрушки: бомбы, пули, газы, мины – все это порождало огромное количество возможностей для хирурга. И вспомните, с чем мы и весь мир начали эту войну и с чем мы ее закончили!

– И тут же ввязались в следующую… – добавил фон Лоос задумчиво.

– Да-да! – согласился Зеботтендорф. – Один год войны сделал для хирургии больше, чем десятилетия мирной жизни. Несколько лет кошмара и хаоса тогда позволили нам нынешним получить высококачественную хирургию, действенные антибиотики, анестезию… Вспомните! Как раньше было? Удар молотка через деревяшку, и пациент в отключке! А сейчас…

– К чему вы клоните, Зеботтендорф? К тому, что война – это двигатель прогресса?

– А вы собираетесь с этим спорить?

Генрих покачал головой.

– А наши лагеря?! – Рудольфа раздражала пассивность фон Лооса в разговоре. – Вы вспомните, вспомните…

– Боже упаси. Я посетил Освенцим лишь однажды и до сих пор пытаюсь забыть…

– Не получается? – поинтересовался Генрих.

Фон Лоос покачал головой.


– Да кончайте вы! – разозлился Зеботтендорф. – Все выставляют немцев палачами! А кто, по-вашему, двигал науку, прогресс?!

– Неужели комендант Майданека? – изумился Генрих.

– Мы проводили опыты! Опыты, понимаете? Важные для науки! Хотите вы или нет, но именно благодаря таким людям, как Менгеле, человечество достигло всего того… – Он покрутил в воздухе руками, словно бы охватывая все достижения мировой науки в целом. – …Того… чего оно сумело достичь! Даже выход в космос!..

– Рудольф… – Фон Лоос печально вздохнул. – Я лично знал Менгеле. Это был редкостный говнюк.

Зеботтендорф пожал плечами.

– Это не имеет значения. Те же опыты проводили и русские, к слову сказать.

– Только делали это на добровольцах, – ответил Генрих.

– А вы-то откуда знаете?

– Знаю. – Тот пожал плечами. – Несмотря на то, что вы говорите, вряд ли кто-либо из еще живых ученых Третьего рейха с удовольствием признает, что пользовался результатами исследований, полученных в Аушвице.

– Не важно! – Зеботтендорф потерял запал и бухнулся в кресло. – К чему я это все говорил?

– Да-да. Мне тоже интересно. – Генрих налил себе апельсинового сока, подсел к вкусно пахнущим хлебцам и мясу.

– И мне! – поддержал его фон Лоос.

– Я вспомнил! – Зеботтендорф радостно поднял палец.

– Да ну? – удивился Генрих с набитым ртом.

Фон Лоос радостно рассмеялся.

– Ну вас к черту! – беззлобно отмахнулся Рудольф. – Слушайте. Война позволяет прогрессу двигаться вперед семимильными шагами. И сейчас мы с вами находимся в той стадии, в какой находилась медицина, а конкретнее хирургия, в 1914 году. Припоминаете?

– Ужас… – равнодушно ответил Лоос.

– Вот именно. Мы хирурги душ! Но мы едва-едва сумели разобраться, какие органы важны, а какие несут только вспомогательную функцию. Едва-едва научились резать. И зашивать. Еще даже не умеем подавлять воспалительные процессы… – Зеботтендорф замолчал, глядя на жующих Лооса и Генриха. – Мы даже еще не умеем удалять гной! Грязь! Вонь!

– Тьфу! – Фон Лоос оттолкнул тарелку. – Идите вы к дьяволу, чертов доктор!

Генрих продолжал невозмутимо жевать.

– Удивляюсь вашему спокойствию, дорогой Генрих! – Фон Лоос встал, прошелся по веранде. Налил себе сока. Попробовал. Сердито выплеснул его в кусты и взял в руки бутылку с коньяком. – Гадость какая. Неужели нельзя без этих подробностей, черт побери?!

– Я просто хотел, чтобы вы прочувствовали уровень, – спокойно пояснил Зеботтендорф. – Уровень и серьезность вопроса. Поэтому и прибегнул к этой малоаппетитной метафоре. Приношу свои извинения.

Фон Лоос раздраженно сел в визгливо скрипнувшее кресло.

– Итак, я продолжаю? – поинтересовался Рудольф.

– Да, конечно. – Фон Лоос махнул рукой. – Простите, не сдержался.

– Итак, мы находимся в начале пути. В самом начале. Душа для нас все еще тайна за семью печатями. Одно отличает нас от всех остальных: мы знаем, что душа не только существует, но на нее можно воздействовать. Это знание дорогого стоит, поверьте. Кое-что мы умеем, но пройдут не то что годы… Пройдут столетия, пока мы, наконец, достигнем нужного уровня.

– Собираетесь прожить еще сто лет? – спросил Генрих. Он прищурился на Зеботтендорфа. Старик выглядел в лучшем случае на шестьдесят.

– Нет! Но и ждать не хочу. Никакой постепенной работы! Нам нужен рывок! Понимаете? Рывок, возможность жертвовать сотнями жизней, тысячами! Нам нужен материал для работы!

Генрих осторожно отодвинул тарелку. В задумчивости он водил руками по столу. Правая рука задержалась на столовом ноже. Не меняя положения, он обернулся и посмотрел на Зеботтендорфа.

– Вам нужен свой личный Аушвиц, доктор?

– Мне нужна возможность работать. И только война позволит мне… Позволит мне совершить революцию в науке. Такую, о которой можно только мечтать. Понимаете? – Он наконец посмотрел на Генриха. – Бросьте, старина! Вам не к лицу роль моралиста. Неужели, осуждая человека, вы не догадывались, куда он попадет? Ха! Ни за что не поверю…

– Осуждал его не я. Я только делал свою работу… Работу полицейского, – тихо ответил Генрих. – Делал, как мог. Но вы правы. Знал. Все знал.

– Ну, так чего же? Победителей не судят!

Генрих отодвинулся от стола.

– Что-то я потерял аппетит.

– Еще бы. – Фон Лоос вытащил из кармана сигару, понюхал ее, с наслаждением закурил. – Наш доктор отобьет желание жить у любого. Но поверьте мне, все не так уж плохо, как кажется на первый взгляд. Когда я впервые увидел его работы, не поверите, Генрих, чуть не вырвало. Но, оказывается, во всем этом есть и положительные стороны. Например… – Он похлопал себя по животу. – Я прекрасно себя чувствую, хотя мне уже чертова туча лет. А все он.

И фон Лоос ткнул пальцем в Зеботтендорфа, который раскланялся с деланым кокетством.

– Это действительно важное открытие. И это действительно путь к власти. К настоящей власти. Над всем этим гнилым миром!

20

Напротив Музея национальной истории разбит парк. Один из самых больших в Буэнос-Айресе, он стал традиционным местом для встреч влюбленных парочек и почему-то несанкционированных студенческих манифестаций. По негласному договору с властями города студенты превратили это место в аналог английского Гайд-парка, но свобода слова и поведения не распространялась далее витой чугунной ограды.

Парк Лезама находился между двумя крупными проспектами и двумя небольшими улицами – Дефенса и Бразиль. Как раз на углу этих двух улочек и располагалось кафе «Монтерей», из-за столиков которого удобно было наблюдать за происходящим в парке. В меню этого заведения входили даже небольшие театральные бинокли, подававшиеся с фирменным коктейлем «Наблюдатель». Поскольку молодым парочкам не свойственна особенная осторожность и стеснительность, то посмотреть часто было на что.

Антон выбрал это место не случайно. Вход в кафе был расположен так, что войти незаметно не имелось никакой возможности, а в случае особенно крупных неприятностей можно было достаточно легко взобраться на крышу соседнего здания, для чего, как бы случайно, со стены свешивалась старая, но крепкая металлическая лестница.

Ко всем прочим удовольствиям в «Монтерее» хорошо кормили. Помимо традиционных для Латинской Америки блюд, Аргентина имела свои особенности и отличия. Итальянские эмигранты привили этой стране сильную любовь к макаронам, и за аргентинцами закрепилась стойкая слава главных макаронников Южной Америки. Однако близость океана тоже давала себя знать. Одни только креветки готовились поварами Буэнос-Айреса более чем по пятидесяти различным рецептам. А уж по поводу гаспачо, холодного супа из помидоров, огурцов и прочей зелени, между ресторанами шла необъявленная война, каждый шеф-повар считал именно свой рецепт наилучшим.

Впрочем, у каждого ресторана, бара или любого другого питейно-закусочного заведения было свое «самое-самое». Так, в «Монтерей» готовили самые-самые сочные асадо, запеченные на углях говяжьи ребра. У посетителя, который, попробовав местные асадо, не выражал бурного или хотя бы сдержанного восторга, будущего в этом кафе не было. Толстый и важный главный повар лично стоял в дверях кухни и ревниво следил за лицом человека, которому принесли это «самое-самое» блюдо.

Поговаривали, что одного клиента, который выразил мнение, что вареный рулет из говядины с овощами, матамбре, в соседнем ресторане готовят лучше, чуть не побили. Объявив его сразу провокатором, марксистом и правительственным шпиком.

Антон сидел за дальним столиком и пил кофе, заваренный по местной традиции до состояния жидкого асфальта. Несусветная горечь, от которой сердце начинает бешено колотиться и в ушах шумит. В употреблении этого напитка Ракушкин находил какое-то особенное мазохистское удовольствие.

Мимо, не торопясь, проехала знакомая машина. Антон сделал еще глоток и посмотрел на часы. Через четыре минуты ровно в дверях появился Рауль Ловега. Светлый костюм, неизменная шляпа, тросточка. Ни дать ни взять дедушка какой-нибудь аристократической семьи, которая ведет свой род если не от самого де Гарая, то от каких-нибудь испанских грандов, с этим самым Гараем приплывших. Впрочем, это обманчивое впечатление рассыпалось, как карточный домик, стоило только взглянуть на руки Рауля. Широкие ладони, узловатые длинные пальцы и мозолистая ладонь человека, привыкшего трудиться с детства.

Антон поднял руку. Ловега кивнул и направился к нему, тяжело опираясь на трость. Появившийся словно из-под земли официант получил заказ на кофе, поскучнел лицом и исчез.

Здороваясь со стариком, Антон приподнялся.

– Сидите-сидите. – Рауль тяжело опустился на стул.

– Что-то с ногой? – поинтересовался Антон.

– Не стоило мне с вами бегать. – Ловега криво улыбнулся. – Поясница… А ведь когда-то я телегу поднимал на спор. Представляете? Старость все-таки гадкая штука. Она делает человека слабым.

– Старость – это понятие духовное. Тело – это механизм, который просто изнашивается, но если за ним ухаживать должным образом, то оно может работать достаточно долго.

– Ого. Этому вас учили там, в Союзе?

– Меня много где учили. – Антон улыбнулся. – Иногда я учился сам.

Принесли кофе. Ракушкин поднял брови:

– За сердце не боитесь?

– А вы? – Ловега кивнул на почти пустую чашечку Антона.

– Для меня это своего рода тренировка. Знаете, как какой-то римский император принимал каждый день немного яда, сделав таким образом свой организм более устойчивым к популярной в то время отраве.

– Интересный подход. – Рауль одним глотком ополовинил чашечку. – Но я уже в том возрасте, когда бояться особенно нечего.

Антон допил кофе, осторожно собрал гущу в ложечку и отправил в рот. Ловега удивленно на него посмотрел, но ничего не сказал.

– Студенческая привычка, – пояснил Антон. – Какие у вас новости?

Рауль пожал плечами и сел вполоборота.

«Не доверяет», – подумал Ракушкин.

– Аркадио умер.

– Ну, это я знал сразу. А от чего?

– Сердце. – Рауль кинул быстрый взгляд на Антона и снова принялся рассматривать парк, где только-только зажглись вечерние огни. По освещенным дорожкам прогуливались парочки. – Все как вы сказали. Сердце. И только потом вода. Доктор вообще сказал, что, если бы не вода в легких и не мой рассказ да куча свидетелей, он бы вообще решил, что Аркадио умер… Ну… Пару дней назад.

– Как так? – Антон удивленно посмотрел на Рауля. Потом поднял руку, щелкнул пальцами, привлекая внимание официанта. Показал на кофейную чашечку и бодро постучал по горлу жестом, понятным во всем мире.

– А вот так… – Рауль играл желваками. – Доктор врать не станет, я его знаю давно. И он меня знает. – Ловега замолчал, завидев приближающегося официанта.

С подноса на стол перекочевали еще одна чашечка кофе и две рюмки золотистой тростниковой водки. Антон взял тоненькую рюмочку, предложил Раулю. Тот помялся, но принял.

Выпили, не чокаясь. Огненная жидкость с горьковатым привкусом трав обожгла язык.

– Доктор даже пытался объяснить, – продолжил Рауль, отдышавшись. – Какие-то там… ткани. Признаки. Я ничего в этом не смыслю, но его мнению я верю. Таким образом, у меня к вам два вопроса, господин Ракушкин.

– Всегда готов ответить на все ваши вопросы.

Антон отметил, что в заведение вошли два высоких индейца. Сели за крайний к дверям столик, блокируя выход. Похоже, Ловега заявился с охраной.

– Откуда вы знали, что он мертв?

– По-вашему, я не видел трупов? Я тащил его из воды, помните? Живые люди, даже нахлебавшиеся воды… Как бы это вам объяснить?.. Совершенно другие ощущения.

– Я понимаю.

– Вы по-прежнему подозреваете меня в том, что я убил Аркадио Мигеля?

– Ну, возможностей у вас было предостаточно. А мотив…

– Мотив не важен. Не думаете же вы, что он кинулся в канал, чтобы сбежать от нас вплавь? Это по меньшей мере глупо. И потом, чтобы уцелеть, достаточно было остановиться где-то в людном месте. Убивать его на глазах у стольких свидетелей… – Антон покачал головой. – Какой был второй вопрос?

– Я задам его позже, – ответил Рауль, допивая кофе. – Тем более что это сейчас не имеет значения. Получается так, что вы загнали меня в угол, Антон.

– Разве? – Ракушкин удивленно поднял брови.

– Да-да. Теперь у меня не остается другого выхода, как сотрудничать с вами.

– С чего такая уступчивость?

– Дело в том, что я вам немного наврал. Сказал, что в моем возрасте бояться нечего. Однако это не так. Я беседовал с людьми, которые знали Аркадио. Многое проверил. Видите ли… Я боюсь за все наше движение. И есть определенные люди, с которыми мне в одиночку не справиться. А полагаться на… Комитет я сейчас не могу. Уже не могу. Поэтому как ни грустно, но я вынужден принять вашу игру.

– Это слишком мрачно звучит! – Антон замахал руками. – Можно сказать проще. У нас с вами есть общие интересы. Вы хотите избавить своих людей от опасности, а я очень хочу разобраться в том, что происходит. Я помогаю вам, вы помогаете мне. Ничего страшного в этом нет.

21

Пока нацистские бонзы, избежавшие суда, строили планы, скручивая людскую натуру в упругую плеть, вполне пригодную, чтобы гнать ленивое человечество вперед еще пару тысячелетий… Пока монтонерос во имя свободы собирали на своих подпольных заводах смертоносные машинки и печатали листовки… Пока офицер ГРУ играл в словесные игры с хитрым стариком, знающим слишком много, чтобы спокойно жить… Пока советский журналист вдохновенно набивал на старенькой машинке главы для своей книги о знаменитом команданте… Пока огромный Буэнос-Айрес жил, надеялся, веселился, страдал, умирал и рождался в лучах заходящего солнца…

На балконе президентского дворца стояла немолодая женщина. Позади нерешительно мялись телохранители. Уже только за это их следовало бы выгнать к чертовой матери, но… Буэнос-Айрес лежал перед ней, слишком красивый город, чтобы отрываться от него ради такой глупости. К тому же Изабелла Перон, вдова покойного президента, мадам-президент, как называли ее за спиной, была слишком мягкой женщиной. Слишком мягкой для того поста, который она занимала. Газеты открыто смеялись над ней. Марксисты безнаказанно кидали бомбы и убивали. Военные… Вот военных Изабелла не любила. И с удовольствием превращала их в публичное посмешище, изгоев, отодвинув подальше от столицы, загнав в самые дальние гарнизоны, оставив в Буэнос-Айресе только гвардию и целиком полагаясь на полицейский аппарат.

Она запуталась в интригах. Она устала маневрировать между интересами иностранцев и своими собственными. Она перестала узнавать министров в лицо, так быстро они сменяли друг друга: сажаешь одного коррупционера, тут же на его месте объявляются еще трое. Она не спала трое суток, пытаясь распутать кровавый клубок событий, последовавших после взрыва в парке Колон. Но ниточки ускользали из ее рук… Ускользали. На столе в белом кабинете лежали три ультиматума, составленные тайной полицией, гвардией и профсоюзами – последние были, и об этом знали все, официальным представителем монтонерос в правительстве.

В сказочном городе, где некогда был такой дивный воздух, стало нечем дышать. Будто горло сдавила чья-то железная перчатка.

Позади тихонько кашлянули.

Изабелла вздрогнула, обернулась.

– К вам генерал Видела… – Лицо смутно знакомое, кто-то из канцелярии. Кто? Она не смогла вспомнить. Похож на хорька.

– Пошлите его к черту.

– Это невозможно…

Хорек испуганно обернулся.

– Почему?

– Я уже здесь.

На балкон вышел генерал. Крупный, сухой, высокий. Подстриженные усы лихо заворачиваются вверх. Короткие седые волосы, горбатый острый нос. Ни дать ни взять Кларк Гейбл. Если бы не сабельный шрам через левую щеку.

– Сеньора!

Короткий поклон и щелчок каблуками. Мундир сидит как влитой, ни складочки лишней. Изабелла с раздражением подумала, что не может ни к чему прицепиться. Одет почти идеально… Почти – только потому, что вдова президента ненавидела военную форму.

– Врываетесь без приглашения, генерал?

– Другого способа я не вижу. Мое прошение об аудиенции остается без ответа третий раз.

– Разве?

– Тот лепет, которым меня кормит ваша канцелярия, я не рассматриваю в качестве ответа.

Изабелла замолчала и отвернулась.

Видела встал рядом, окинул город взглядом. Площадь перед президентским дворцом. Открытая, неуютная, такую легко запереть пулеметным огнем. К дворцу и близко не подойдешь. Дальше – улицы, дома. Высотки. Плацдармы. Рубежи. Корпуса. Объекты. Закатное солнце делало город опасным, переменчивым. Удлиняло черные тени, словно специально маскируя удобные огневые точки. Хороший город. Генерал любил его. Как любят старый, надежный и испытанный полигон.

– Я знаю, как вы относитесь к военным, сеньора. И не стал бы портить вам и себе замечательный вечер.

– Если бы не что?..

– Вы и сами прекрасно знаете. Объяснение моему появлению в ваших покоях можно уложить в одно слово.

Изабелла даже не пошевелилась.

– Это слово – Аргентина.

– А я думала – деньги…

Шрам на лице Виделы дернулся, будто живой.

– Насколько я знаю, бюджет на этот год уже утвержден и беседовать с вами о его пересмотре бесполезно. На нужды армии выделено…

– Сколько необходимо! – Изабелла подошла к перилам и стукнула по холодному мрамору кулачком.

Генерал поправил усы и промолчал. Первой не выдержала вдова президента:

– Если вы пришли клянчить у меня не денег, то чего же?

– Я оставлю без внимания ваш тон и скажу просто: страна находится на грани развала. Вы упустили бразды правления из своих рук, да, если быть откровенным, никогда их и не держали как следует…

– Ха! А вы, стало быть, знаете, как их нужно держать?!

– Это не важно. Имеет значение только то, что вот-вот произойдет переворот. И я ничем не смогу помочь законной власти.

– У меня есть гвардия и полиция. Армия – это… в лучшем случае пережиток. А в худшем…

– Либеральные бредни! – От такого рыка президентские телохранители вздрогнули и едва не вытянулись по стойке смирно. – Не более чем вздор! Когда марксисты придут к власти, поверьте мне, вам будет не до смеха. Если вы не можете навести порядок в стране, то найдутся силы, которые готовы воспользоваться этим.

– Неужели я уже назначила вас шефом тайной полиции? – Изабелла всплеснула руками. – Как же я не углядела такой талант сразу?! Мои донесения…

– Вранье, от первого до последнего слова…

– Не нужно делать из меня дурочку! Не забывайте, с кем вы разговариваете, наконец! – Она в ярости обернулась к Виделе. Тот спокойно смотрел ей в глаза. – Что вы принесли, генерал? Я вижу, у вас бумаги…

– Прошу.

Изабелла приняла из рук Виделы толстую кожаную папку.

– Очередной ультиматум?

– Скорее соображения по выходу из кризиса.

Она криво усмехнулась и сказала тихо:

– Очередной ультиматум… Я уже читала что-то подобное. Вчера мне принесли «соображения» от профсоюзов… Позавчера от комитета национальной гвардии… Да-да, не удивляйтесь, генерал, комитета! Так и сказали… До этого меня завалила бумагами тайная полиция. Просто странно, что в стране столько умных людей, а толку от них никакого нет… И все, буквально все знают, что мне делать. Этого не знаю только я. – Она взвесила в руке папку генерала. – Ваш труд наиболее весом. – Изабелла положила бумаги на край балкона. – Вы простите меня, генерал. Я вспылила и наорала на вас зря. Это просто нервы и тяжелый день. Несколько дней. Много-много тяжелых дней. Я понимаю, что происходит в стране, генерал… Но что я могу сделать? Лишить их, – она махнула на город, где уже зажглись вечерние огни, – свободы?

– Это анархия. Ради свободы мы должны остановить анархию, сеньора!

Изабелла закрыла лицо руками. Сжала виски тонкими пальцами.

– Я изучу ваши бумаги, генерал. Я обещаю…


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6 7 8 9 | Следующая
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации