Текст книги "Возраст не помеха"
Автор книги: Виктор Мишин
Жанр: Боевая фантастика, Фантастика
Возрастные ограничения: +16
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 3 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]
Офицеры ушли, даже подарок мне оставили, яблоко. Сука, еще бы орехов принесли, у меня половины зубов нет, а другая половина болят. Хорошо хоть зубы еще молочные, коренных, думаю, мало, так что вырастут новые. Я лежал и думал, чем для меня может закончиться этот фарс. Сбежать отсюда не вариант, я понятия не имею, где нахожусь, да и куда бежать? Я никого не знаю, жить негде, я – ребенок! Хоть и с мозгами взрослого мужика. Что я жрать буду?
– Они хотят выставлять вас, мальчишек, драться друг с другом. Я попытаюсь затянуть твое выздоровление как смогу, но, думаю, надолго моего вранья не хватит, – внезапно заговорил доктор.
– Да плевать, Павел Константинович, что будет, то и будет. – Да, мы уже познакомились с врачом, дядька нормальный.
– А если поставят тебя против шестнадцатилетнего, тебя же убьют!
– Это еще бабушка надвое сказала, – фыркнул я. – Можно мне попробовать встать уже?
– Пока никого нет, пробуй, – кивнул доктор и ушел. Впрочем, тут же вернулся и добавил: – Если успею, предупрежу.
Я слез с кровати, точнее каких-то нар, разве что заправленных толстым ватным одеялом, и разогнулся. Да, тело болит, но нет времени, нужно начинать заниматься. Может, удастся научить это тело паре приемов? Мне не нужно вспоминать весь комплекс уровня сдачи на черный пояс, для местных реалий два-три удара, поставленных как надо, вполне хватит. Броски не нужны, нет ни сил, ни веса для их исполнения, а вот на короткие, хлесткие удары меня вполне хватит. Бить в лицо, или даже по корпусу парня старше меня лет на пять, а то и больше, смысла нет, но я и не собираюсь. Кто помешает мне в драке, а это будет именно драка со ставкой – жизнь, ударить противника, скажем – в горло или глаз? Да и мало ли еще таких уязвимых мест на теле?
Еще два дня только и мог, что разминаться, растирая руки и ноги, делая наклоны и приседания, от которых кружилась голова. Черт, видимо, сотрясение все же получил, шатает еще немного. В конце первой недели я уже начал отжиматься от пола, тяжеловато, но получалось. На стене, попросив помощи у доктора, закрепил маленькую подушку и стал учить свои новые руки попадать по ней кулаком.
Две недели пролетели как один день, благодаря доктору я почти в норме и здорово смог подготовить себя к новым испытаниям. Вообще, расчет только на неожиданность для противника. Любого, даже самого короткого, но поединка я не выдержу. Точнее, мне хватит пары ударов по моей многострадальной голове, чтобы упасть и больше не вставать. Эх, мне бы пару месяцев да питание нормальное. Павел Константинович хоть и помогал, но все же возможности его были очень ограниченными. Баланда и хлеб хорошо, что три раза в день, давали возможность набраться сил, если такое можно сказать и представить. Синяки на лице почти ушли, а опухоль сошла еще раньше. Выглядел я, конечно, дерьмово, но это даже плюс, от меня не станут ждать сопротивления, а значит, смогу прожить чуть дольше.
Немцы собрались на мероприятие, наверное, целой ротой. Представление обещало стать для них интересным, но кто-кто, а я в этом сомневался и мысленно подхихикивал. Ну, ребятки, тут или меня сейчас унесут, или моего противника, но в любом случае зрелище будет недолгим.
Я немного ошибся, но это была не моя вина. Парень, которого против меня выставили, был моим ровесником. А самое обидное, что он был не «шестеркой» из барачной банды, а таким же задохликом, как я сам. На меня напал ступор, я не знал, как поступить, тупо стоял и смотрел на него, а он на меня. Немцы сначала улюлюкали, затем начали свистеть, а чуть позже уже орать. Негодующие возгласы звучали все громче, и я, подойдя к пареньку, просто шепнул ему:
– Ударь меня, я упаду, и все закончится. – Мальчишка боялся, это было видно.
Но я повторил еще раз. Выбора-то нет, драться надо, а я имел более слабый вид из-за недавних побоев и выглядел откровенно непрезентабельно. У фашистов в руках начало появляться оружие, они клацали затворами, угрожающе кричали, и мальчишка решился. Ткнул как-то неловко хлипкой ручонкой, даже не сжимая ее в кулак, куда-то в район моего уха и тут же отскочил. Делая вид, что мне больно, я схватился за ухо и согнулся пополам, играю я, как мне кажется, совсем неубедительно. Мальчишка, подгоняемый толпой, подбежал и, даже неожиданно для меня в этот раз, взмахнул ногой и, блин, попал мне в нос. Кровь хлынула мгновенно, и, упав, я начал корчиться, изображая сильную боль. А мальчуган, вот ведь попросил на свою голову, ударил еще раз, да прям мне между ног. Скрутило меня так, что дыхание сперло. А дальнейшее удивило и напугало одновременно. Я услышал, как кто-то из фрицев разговаривает совсем рядом. Прислушиваясь, а это было трудно, все же удар по гениталиям это и для ребенка удар по яйцам, смог разобрать только:
– Ты победил нечестно, так могут поступать только трусливые шакалы, как и все большевики! – И тут же раздался выстрел из пистолета, сухой, короткий и совсем негромкий.
Я вскинулся, хоть и продолжал держаться за пах, и увидел, как фриц, довольно толстый детина, стоит над трупом паренька, а из ствола его «вальтера» вьется дымок.
Значит, все гораздо сложнее, я и сам ведь рассчитывал выигрывать в том числе и таким способом, и как же быть? А может, они поняли, что я поддался, и не понравилась жестокость мальчишки? Хрен их разберешь, этих фашистов.
– Если не встанешь через минуту, последуешь за ним! – был окрик в мою сторону.
И мне, хрипя, стиснув зубы, пришлось подниматься.
Зачем меня заставили встать, стало ясно уже через минуту. На участок вытоптанной травы, который был нам вместо ринга, выскочил еще один парень. О, этого я помнил, один из «шестерок», что уже бил меня. Фриц что-то крикнул ему, и тот бросился ко мне сломя голову. Чудом увернувшись от прямого удара, я, продолжая кусать губы от боли, попытался встать в какое-то подобие стойки. И тут же получил удар в челюсть. Вашу маман, да сколько можно?! Меня что, сюда забросили вместо боксерской груши? Парень был старше меня, лет четырнадцати. Хоть сейчас за счет худобы мы и не сильно отличались друг от друга, но все же разница была заметна невооруженным взглядом. Прошлый удар я пропустил только потому, что не смотрел тогда на противника, еще думал о боли в паху, а вот теперь я о ней забыл. Новый удар был медленным и, казалось, летел до меня целую вечность. Перенеся вес на левую ногу, я убрал голову из-под удара и сам, оказавшись левее и ниже противника, выкинул руку вперед. Удар кулаком в кадык, даже моей, детской рукой, серьезный удар. Мальчишка как будто на стену налетел. Схватившись за горло, мгновенно оказавшись на земле, он хрипел и крутился, как уж на сковородке. А мне уже хлопали и кричали, требуя добить. Слава богу, что не пришлось этого делать, мальчишка внезапно, дернувшись всем телом, обмяк. Да, я убил человека, такого же как я ребенка, пусть и полного отморозка, который убил бы меня не задумываясь, но все же это был ребенок. Мне стало плохо и пошла рвота. Вместе с кровью из носа смесь была просто убойной. Немцы с отвращением гомонили, а ко мне подскочил появившийся как чертик из табакерки врач и увел меня. Уходя под руки доктора, я только и думал, как бы фрицы не запретили мне уйти.
Все обошлось. Более того, вновь приходили те офицеры, которые были у меня ранее. Хвалили. Мне было противно и стыдно, а эти гады нахваливают. Одно слово – фашисты! Я блевал два дня, казалось, кишки выйдут через рот, а они тут хвалят, суки.
Меня никуда не вызывали и вообще не трогали целую неделю. Я вновь залечивал раны, нос очень сильно болел. Павел Константинович, как мог, вправил мне его, но одна ноздря не дышит вообще, может, просто еще опухоль не сошла, а может, и канал закрыт смещенной перегородкой. Так же здорово болело в паху, хорошо хоть там опухоль сходила, и я мог нормально стоять и сидеть, а то сразу после драки и ноги вместе свести не мог.
Интересно, сколько так смогут развлекаться фашисты? Что это за часть вообще, почему их не отправляют на фронт, охрана лагерей, что ли? Меня пугали будущие бои с кем-то из старших парней. Они с легкостью идут на различные подлости, думаю, меня тут скоро просто забьют. Да и какой бы ловкий я ни был, силы у меня нет, по сравнению даже с четырнадцатилетними.
– Сегодня после ужина опять драться будут, тебя не вызывали пока, – Павел Константинович принес хорошие вести.
– Сегодня меня бы убили одним ударом. Не знаете, кто драться будет?
– Васька Лом сегодня будет, немцы приказали ему сегодня выходить, я сам слышал.
Васька Лом, это тот самый, за старшего в бараке. Точнее, один из двух. Именно он и его «шестерки» отправили меня в больницу. Отмороженный на всю голову, надеюсь, его сегодня покалечат, может, те, кого он прессовал и избивал, получат удовлетворение.
Как же ошибался Павел Константинович… Если б я заранее знал, что будет сегодня вечером, я, наверное, повесился. Ко мне в комнату ввалились двое пьяных немцев и приказали собираться. Куда, зачем, ответили легко: на бой. Вариантов у меня не было совсем, Павел Константинович сейчас там, на битве, некому за меня словечко замолвить. Вздохнув, начал одеваться. Осень наступала, по вечерам уже довольно прохладно. Штаны на два размера больше, такие старые, что кажется, я сквозь них вижу свои ноги. Курточка убогая, неудобная, похожая больше на пиджак от школьной формы, чем на куртку, да кепка, вот и все, что у меня было из вещей. Да и эти притащил Павел Константинович, понятия не имею, откуда. Наверное, с трупа, откуда еще здесь возьмется одежда. На ноги я надеваю драные кеды, мне выдали их, когда я согласился драться для немцев.
Мой бой был не первым, хоть это радовало. Васька ждал меня с противоположной стороны «ринга», и было видно, что сегодня и он словил от кого-то по щам. Плохо смытая кровь на лице под носом, скорее даже просто растертая рукой, левый глаз залит небольшой гематомой, да и при движении жмет правую руку к ребрам, досталось ему, досталось. Даже интересно, кто ему так навалял?
– Ну что, герой, вот мы и встретились! Думал, отсидишься у доктора, хрен тебе по всей морде. Сейчас я из тебя котлету сделаю, – хорохорится, весело ему, как же, щенка выставили, который ему на один зуб. Когда он был здоров, но не сегодня. Сегодня я надеюсь выжить.
– Давай, – кивнул я и вышел в круг.
Немцы улюлюкали, как дети, хорошо им тут воевать, развлечений просто море, отдых, а не война. Эх, на дворе октябрь скоро, холодно, наши уже почти у Москвы бьются, а тут…
Размышляя, я не переставал отслеживать движения противника, а они были интересными. Парень явно занимался боксом, но сейчас далеко не в идеальной форме, да и побили его, как уже говорил.
Васька попытался сразу меня снести первым же ударом. Размах был такой, что я еле увернулся. Руки у него, под стать росту, длинные; выбросив размашисто правую, он надеялся попасть сразу и на этом закончить, но я ушел. Бегать от него идея хреновая, немцы будут недовольны, и может случиться все что угодно. Дождавшись нового замаха, вновь правой, не стал уходить назад, а поднырнул, сближаясь. Васька явно не ожидал такой наглости от щуплого малолетки и замешкался. Удар левой в его правый бок заставил парня охнуть. Точно, у него ребрам, похоже, амбец, надо продолжать. Но, мать его за ногу, не успел. Этот хрен, получив чувствительный удар, отмахнулся наотмашь и задел меня по спине. Черт, у него кулаки как кувалды, а у меня…
– Я тебя просто разорву, щенок! – взревел Васька Лом и кинулся на меня, пытаясь схватить.
Я вновь нырнул под его правую, пропуская ее в сантиметре над головой, и ударил между ног. Реакция не заставила себя ждать. Парень завизжал, как поросенок, и опустил руки. Второй раз ошибаться я не стал, давая противнику время на то, чтобы смог прийти в себя. Снизу правой, что есть сил, бью в нос, резко отдергиваю руку назад и повторяю, целясь в глаз. Все, бровь в крови, из носа хлещет, и при этом он не отнимал рук от своего хозяйства. Еще бы по ребрам добавить, но мешает Васькина рука. Сил у меня мало, не пробить толком, только в незащищенные места. Поэтому вновь бью в нос справа, заставляя наконец парня поднять руки, но только для того, чтобы вновь их опустить. Ребра открылись моему взору на пару секунд, и я точно пробил с левой, вкладывая в удар все, что могло быть в моих тощих руках. Громкий вопль, закатившиеся глаза – и весь такой страшный Васька падает на землю. Конечно, сделать что-то подобное с ним в другое время, когда он был бы здоров, не стоило и мечтать. Парень не просто старше и выше меня, он явно когда-то и чему-то учился, хоть и плохо. Он уработал бы меня одной рукой, ну, а в этой ситуации ему не повезло.
Удивили немцы. Ваську, как прежде всех проигравших, не стали убивать. Его так же, как и меня ранее, подхватил врач с еще одним парнем и уволокли прочь. Ко мне, внимательно глядя на меня, двигался немец. Что-то в голове моей повернулось, и я испугался. А вот сейчас возьмет и расстреляет на хрен. Ведь когда я прошлый раз дрался и получил по яйцам, моего противника расстреляли.
– Ти молодец, храбрый боец! – Ого, комплимент, к чему бы это? Я тихо стоял, выравнивая дыхание, страх нагнал адреналину, нужно успокоиться. – Сегодня здесь присутствовал один человек, важный человек, ему понравился твой бой. В тебе виден стержень, не упрямство барана, а именно стальной стержень, ты можешь быть полезен Великой Германии!
– Я же еще ребенок, – вдруг сказал я на… немецком!
– О-о! Ты говоришь на языке великих ариев? Превосходно! Произношение, конечно, ужасное, сказывается ваша отсталая школа, но это поправимо. – Немец перешел на немецкий, и я понял все, что он сказал. Видимо, постоянно слушая немецкую речь, звучащую повсюду каждый день, я немного улучшил свои знания. Только вот как бы не вышло это знание мне боком. Какую пользу я могу принести Германии? Служить в ее армии? Охренели, что ли? Но ведь не сбежишь.
– Стой тут! – был приказ, но я и не двигался с места.
К офицеру словно нехотя, с задумчивым видом подошел какой-то хрен в штатском. От него веяло властью и кровью. Как мне кажется, этот гад убьет настолько легко, словно муху на столе. Высокий, с зачесанными назад светлыми волосами, фашист подошел ко мне. Тяжелый подбородок, прямой нос с горбинкой, тонкие и узкие губы делали его лицо отталкивающим. Да еще этот колючий взгляд… Смотрит на тебя, как будто прицеливается, куда сейчас ударит или вообще выстрелит.
– Доставьте сюда пленного, – он обратился к офицеру, что разговаривал со мной только что, – из солдат. – После паузы добавил: – Штатский.
А я мгновенно сообразил, что попал!
Ко мне никто больше не подходил, даже не говорили ничего, просто стоял столбом на поляне и ждал дальнейших действий. Через несколько минут кольцо развлекающихся солдат разомкнулось, и на поляне передо мной оказался красноармеец. Мужчина был здорово избит, лицо все в запекшейся крови и синяках, даже черты лица не разглядишь. Форма порвана и свисает клочками, видно, что мучили его не один день. В обрывках формы мелькнула петлица, вроде пустая, но, может, знаки различия просто сорваны? Да, странно, что еще живой, зачем мучить, лучше бы сразу стреляли. Жаль мужика, но, кажется, сейчас мне нужно думать о себе, ему уже ничем не помочь.
– Убей этого большевика! – мне откуда-то сбоку протянули нож.
Здоровенный такой тесак подали рукоятью вперед, а я поднял глаза, чтобы разглядеть того, кто его принес. Рука, державшая нож, была затянута в перчатку из тонкой и красивой кожи, а принадлежала рука тому самому, в штатском.
Красноармейца подтолкнули в спину, и он, сделав шаг, припал на одно колено, ноги не держат, да, серьезно дядьке досталось, а уж что впереди…
– Давай, маленький ублюдок, покажи своим хозяевам, как резать безоружных пленных! – выплюнул в мою сторону пленный.
У меня дрожь пробежала по всему телу. Не зная, что делать, я стоял в нерешительности, взять нож в руки я не мог. Каким хозяевам, что он говорит?
– Я не могу, – просипел я, голос предательски дрогнул.
– Говори на немецком языке, ты же можешь! – донесся приказ. Именно приказ, другого толкования таких интонаций не бывает.
– Я не могу, он мне ничего не сделал, – гораздо тверже произнес я. Плевать, скорее всего, мы тут сейчас вместе с этим рядовым, или кто он там, ляжем рядышком. Но тут случилось нечто. Внезапно рука с ножом убралась от меня; продолжая смотреть в землю, я не заметил, что происходило рядом, а стоило.
– Тогда ты убей его!
Услышав это, я подумал, что немцы привлекли для этого дела кого-то еще, но ошибся.
– С превеликим удовольствием! – услышал я.
Резкая боль в районе щеки, такая, что прямо завыл как волк. Вскинув руки к лицу, обнаружил, что они все красные от крови, которая течет просто ручьем. Крик отчаяния, боли и страха заставил тело действовать. Отпрыгнув назад, наверное, сразу метра на два, я поднял глаза. Правый почти не видел, я заляпал его кровью, да и чувствую, как набухает щека. Передо мной, вновь на двух ногах, хоть и сгорбленный, но довольно твердо стоял красноармеец. В его левой руке блестел тот самый немецкий нож, только теперь с него стекала кровь. Моя кровь. Ситуация вводила меня в ступор, но мозг отчаянно кричал: «Беги!» Блеск лезвия, пролетевшего очень близко, вернул меня на землю.
– Что, сучонок, страшно? – выдавил из себя солдат-красноармеец.
– Какой же вы советский солдат, если убиваете своих, да еще и детей!
– Да плевать я хотел на тебя и таких, как вы! Убью тебя, меня отпустят! – прокричал солдат. – За кого воевать, за таких, как ты? Вы, москали, никогда не станете нам своими!
Оба-на, где-то я такое слышал, но не в этом времени. Все это хорошо, но что делать-то? Хоть и не совсем здоровый, но все же взрослый мужик, с тесаком, хочет меня, пацана совсем, реально убить!
– Тебе давали шанс, ты отказался, теперь шанс у него! – услышал я со стороны немцев.
– Если бы знал сразу, что это западенская гнида, окопавшаяся в рядах советской армии, убил бы сразу, таких шлюх и надо резать. – Блин, мальчик не может так говорить, рискую. Но, блин, эта сволочь меня разозлила. Лицо жгло, чувство того, что мне чуть голову не отрезали, заставляло сердце биться в бешеном темпе. Немцы, гады, подзадоривают, но не солдата, а меня. Ну ладно, попробуем и против взрослого мужика выступить, иначе, как я понял, меня отсюда просто унесут.
В очередной раз проведя рукой по лицу и стерев мешающую глазам кровь, я едва вновь не напоролся на тесак. В этот раз горе-солдат решил меня насадить на него, сделав выпад словно шпагой. Ну держи тогда!
– О-о-ох! – выдохнул предатель, ну, а кто он еще, но не выронил нож.
Я воспользовался его выпадом и поднырнул под руку. Кровь постоянно заливала лицо, стекая густой струйкой по подбородку и капая мне на грудь. Не рискуя бить мужика, вдруг не хватит сил, я со всей силы схватил его за причиндалы. Противно, бр-р-р… Но в этом один из немногих шансов выжить. Мужик сдавленно ойкнул, и руки у него ослабли, стремясь к поврежденному месту. Я же только и ждал этого. Нож-то мужик не бросил, он у него в ладони, а ладонь, направленная моими руками, устремилась к нему же в область паха. Солдат даже не понял, как сам себе вогнал нож между ног, я лишь помог слегка. Конечно, он немного успел притормозить, и пришлось вложить всю силу, чтобы нож вошел поглубже, хорошо, что все же удалось.
– О-о-ох. – Стон повторился, а ему на смену пришел рев.
Моей целью было не отстраниться в данный момент, а захватить нож. Пленный уже выдернул его из себя и бросил, пытаясь зажать рану между ног, все-таки неглубоко засунул. Я ничего не видел вокруг себя, весь был сконцентрирован на предмете для убийства, лежавшем под ногами. Схватив нож и почувствовав его тяжесть, принял в себя какой-то невероятный заряд энергии и сил. Почти не выпрямляясь, снизу-вверх вогнал нож солдату в брюхо. Сил, конечно, не хватило на полноценный удар, нож вошел только до половины, да и то за счет остроты и собственной тяжести. Мужик орал и блажил, а я хотел выдернуть нож, но, размахивая руками, солдат сильно ударил меня в плечо, и я отлетел в сторону.
– Достаточно! – услышал я внезапно, когда пытался подняться и одновременно растереть ушибленное плечо.
Звонко хлопнул выстрел, заставив меня вздрогнуть, а раненый солдат упал навзничь. Я присел на корточки и ждал второго выстрела, но его не последовало.
– Вставай, – вместо этого услышал я. Поглядев исподлобья, кровь почти не давала возможности нормально смотреть, я увидел немца в штатском.
– Ты любишь свою Родину?
Ну и вопрос! И как на него ответить, чтобы не завалили прямо здесь?
– А вы? – по-немецки брякнул я и вновь, в который уже раз, размазал кровь по лицу.
– У тебя есть возможность уничтожать врагов своей Родины, ты же видел, кем на самом деле являются ваши солдаты!
– Враги моей Родины те, кто уничтожает ее население, – по-взрослому ответил я.
– Да, ты считаешь врагами нас, но мы несем вам освобождение от рабских оков большевизма, конечно, при этом гибнут невиновные, такова война, ничего не поделаешь, дружок. Когда подрастешь, ты сам все поймешь. Так что скажешь, будешь бороться за великую Россию в рядах нашего славного вермахта?
– Как вы себе это представляете? Убивать женщин и детей? Жечь дома со стариками? Нет, не стану, можете пристрелить, – фыркнул я, не понимая расположенности немца. – Да и хватает у вас такого отребья.
– Ты прав, для этого у нас хватает материала, – хитро улыбнулся немец и продолжил: – Ты только что видел сам, что не все бывшие граждане страны Советов любят эту самую страну. У нас есть и другие направления, в которых ты сможешь быть полезным своей новой стране.
– Я вас не понимаю, – покачал я головой. Нет, разум мне подсказывал, конечно, чего от меня хотят, но я в это не верил. Хотелось жить, я только недавно получил новый шанс, молодое тело, и что, теперь просто сдохнуть? Не хочу умирать, да простят меня все, кто об этом будет знать.
– Поймешь, если не дурак, – фыркнул немец беззлобно.
Начало сентября тысяча девятьсот сорок второго года, где-то в развалинах Сталинграда
– Ты погляди, Петро, совсем у немчуры с солдатами беда, мальчишек уже на фронт забирают! – два чумазых, заросших многодневной щетиной солдата разглядывали в узкую щель импровизированного укрытия ползущего в их сторону мальчишку.
Мальчишка хоть и был одет в какое-то рванье, но с автоматом в руках походил на диверсанта, если бы не одно «но». Это действительно был мальчишка, лет двенадцати-четырнадцати, заподозрить его в службе на врага сложно. Лицо пацана, испачканное сажей и грязью, но даже сквозь нее заметно, что очень молодое, портил большой шрам через всю щеку до самого уха. Солдаты разглядели это даже на расстоянии. Из-за этого шрама он казался старше и страшнее.
– И куда он? Срезать? – второй, которого назвали Петром, медленно повел стволом винтовки в направлении ползущего пацана.
– Погодь, посмотрим, куда он, надо взять его да расспросить как следует, – боец отложил свою винтовку и так же ползком направился наперерез мальчишке. Не успел проползти и пары метров, как его товарищ окликнул его:
– Там еще, смотри скорее!
И правда, за первым мальчишкой показались еще двое. Все трое вооружены, и это уже не случайные прохожие или беженцы, укрывавшиеся до сей поры где-то в развалинах города. Эта троица явно здесь не просто так. Два бойца, обнаружившие ползущих в их сторону незнакомцев, старательно наблюдали за ними. А события в развалинах тем временем приобрели интересное продолжение. Достигнув стены ближайшего разрушенного дома, тот, что полз первым, неожиданно напал на своих товарищей. Такого бойцы даже в кино не видели. Трое мальчуганов сошлись в рукопашной, казалось бы, обычное дело, кто в детстве сам не дрался. Но не в этот раз. Это было больше похоже на избиение. Парень со шрамом на лице ударил автоматом одного, мгновенно выхватил нож и, махнув им так быстро, что было практически незаметно, уложил на землю обоих своих товарищей, ну или кем они ему проходились, черт его знает.
– Ты такое видел когда-нибудь? – у бывалых вояк волосы стояли дыбом. – Ребенок же, а убил двоих, даже не поморщившись, это как?
– Надо брать, – сглотнув вязкую слюну, давно хотелось пить, прошептал в ответ второй боец. – Чую, неспроста он тут появился…
Здесь, в Сталинграде, укрыться в развалинах было несложно, особенно в вечерних сумерках. Останки домов, редкие деревья, ограды заборов и палисадников, все это создавало огромные, труднопроходимые завалы. Солдаты двух армий, словно кроты или крысы, метались по этим развалинам в поисках возможности убить друг друга. Одни рвались к Волге, вторые всеми силами старались не допустить этого. Бои шли очень тяжелые. Проспект, улица, площадь – все было перемешано между собой, порой вообще угадывалось случайно, где и что находилось всего месяц-два назад. Весь город представлял собой огромный полигон, развалины, кучи строительного и прочего мусора, километры траншей и оврагов, пустынные участки, где еще недавно стояли десятки деревянных домов. И все это в каком-то страшном сером цвете, все вокруг – небо, земля, остатки строений, даже Волга – издали казалось одного цвета. Апокалипсис.
– А ну вставай! – приказ откуда-то слева прогремел внезапно.
Мальчик медленно отбросил автомат в сторону, огляделся и начал подниматься.
– Не стреляйте, у меня важные сведения для командиров Красной армии. Отведите меня в особый отдел, – попросил мальчик, до сих пор толком не понимавший, откуда его видят и кто вообще приказывает. Надо заметить, его это немного нервировало.
– Молчать, без тебя разберутся, куда и к кому отвести. Оружие кидай с себя, нож не забудь!
– Ну, чего у тебя, Степан, взял? – раздался второй голос.
– Да, Петрух, вяжи его, как подойдет ближе, а там посмотрим, что за фрукт. Немец или нет, непонятно. Слыхал, как по-нашему чешет, лучше нас с тобой! Только осторожно давай, видел, как он ножичком машет? Блатной, наверное.
Мальчишкой, перешедшим условную линию фронта в развалинах города, был я, Захар Горчак. И я не собирался махать ножом. Меня негрубо обыскали, отобрали все, что было с собой в карманах, а вещмешок и подавно, и связали руки. Блин, как-то даже улыбнуться захотелось. То ли солдат подкупил мой возраст, то ли они так в себе уверены, но узел, которым мне стянули руки, причем не за спиной, а впереди, я мог развязать в минуту. Торопились, понятно.
Вели меня недолго, но такими катакомбами, что приходилось удивленно и задумчиво хмыкать. Я видел по ту сторону фронта укрепления и блиндажи, но тут… Кажется, километрами траншей и различных нор изрыт весь город. Мы вползли в одну траншею, по ней вошли под остов двухэтажного дома и вышли с другой стороны. То есть ходы были прорыты прямо под домами, использовались как готовые подвалы, так и строились новые проходы. Горняки-шахтеры тут, что ли, постарались?
– Это что за чудо чудное? – меня представили пред светлы очи грузного человека, по форме было понятно, что это офицер, удивлял только его размер. Мужчина был не толст, но очень упитан. При его не самом высоком росте он был похож на комод. Такие люди обычно невероятно стойкие к боли, а также очень своенравны.
– Вот, товарищ капитан, задержали при переходе возле площади. Полз к нам, вооружен, – отрапортовал тот, кто меня «взял». – Перед тем как мы его задержали, убил сразу двоих таких же, как он, мальчишек. Ножом убил, вы бы видели этот спектакль!
– Рядовой спецкоманды «Восток», в подчинении семьдесят первой пехотной дивизии, шестой армии вермахта, Захар Горчак, – отозвался я и увидел на лице капитана неподдельное удивление.
– Наш, значит? Сучонок. Расстрелять.
Приказ меня ошарашил. Идя сюда, я рассчитывал именно на плен, если так можно сказать о возвращении к своим. Думал, увидят, что молодой, не станут убивать. Да и дурь это, убивать сдавшегося, из него же можно вытянуть полезную информацию, на это я и надеялся, а тут…
– У меня есть сведения о позициях и силах вермахта, я много чего знаю, не смотрите на возраст. Информация точная и свежая. Прошу отвести в особый отдел, товарищ капитан, вам это больше нужно, чем мне…
Хлясь, мне по роже прилетел удар. Блин, какой жестокий офицер, мальчишку и по лицу. Ну, а чего я ждал, дурень? Задумал поучить жизни этих мужиков, которые тут, в этих развалинах стоят насмерть? Идиота кусок!
Да, мечтал об этой встрече я целый год. Не о такой конкретно, но о том, как вернусь к своим. Да, я считаю себя именно своим, советским, а не шпионом вермахта. Когда вспоминаю прошедший год, меня даже потряхивает от того, через что я прошел. Тогда, в октябре сорок первого, в лагере для военнопленных, после поединка, из которого я вышел победителем, меня подлатали немного и увезли далеко на запад. Попал я в спецкоманду, которую называли «Восток», а мое подразделение – «Киндер». По численности команда насчитывала сто человек, и все как один мальчишки, не старше пятнадцати лет. С первого же дня нас начали гонять так, как будто готовили спецназ, хотя в какой-то степени мы им и являлись, хоть и были детьми. Ну, что такое десять-одиннадцать лет, возраст воина? Но дело было тоньше. Немцы набирали в команды, а я уверен, что таких как мы явно больше, чем одна команда, лояльных режиму парней, готовых убивать. Мальчишкам сулили всякие блага, настраивая их против страны Советов, и они соглашались. Как же я согласился? Ну, во-первых, хотелось жить, а во-вторых… А во-вторых, я просто решил для себя, что если заставят вновь убивать кого-то из пленных солдат Красной армии, то не стану этого делать. С той гнидой, что мне чуть голову не отрезал, повезло. Если бы он не показал свое истинное лицо бандеровца, или кем он там являлся, я не смог бы убить его. Но вышло все удачно. Вот и решил для себя, что буду учиться у немцев, пока не заставят вновь доказать лояльность. И надо же так случиться, что выходным экзаменом у нас был, как его называли немцы, «Бой гладиаторов», а не банальное убийство пленных. Нас всех тупо заставили рубиться против друг друга. Оставшиеся на ногах, когда закончится время, прошли испытание. Я был в их числе, причем меня боялись в команде почти все. Дело в том, что обучение немцев удачно легло на мои знания спортсмена из будущего, поэтому я очень хорошо умел драться. Год назад, когда только появился здесь, кроме как этих самых знаний у меня и не было ничего, тело-то неродное, а тут подготовка с инструктором, самообучение принесли плоды. Немцы, спасибо им за это, помогли мне подготовить новое тело, а уж отработать технику я смог и сам. Вопросы, конечно, регулярно появлялись у инструкторов, они же видели, что я умею явно больше, чем то, чему меня обучают, но всякий раз удавалось отбрехаться, ссылаясь на отца. Так и говорил, что меня учил отец, немцы лишь кивали и хвалили. Очень повезло с обучением ножевому бою, на мой рукопашный и прежние знания немецкий вариант боя лег изумительно, не покривлю душой, если скажу, что смогу уложить двух взрослых мужиков с такими же ножами. Рост немного маловат пока, но это дело наживное, да и не много тут на самом деле высоких, особенно в нашей армии. Средний рост где-то метр шестьдесят пять, может чуть выше, а у меня в неполные двенадцать метр пятьдесят шесть. Пацаном я выгляжу скорее из-за телосложения, все же у взрослого масса-то поболее будет.
Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?