Текст книги "Странные миры, странные гости"

Биеннале на кладбище. Celuloidowe czarownicy

Фурчундра, дожевав лягушачье легкое, взглянула на темные небеса. Их ткань словно усеивали сотни крошечных белых отверстий, и ведьме казалось, что оттуда, через эти дырочки на нее смотрят таинственные жители обратной стороны неба. Выплюнув застрявшую в зубах жилку квакушки, Фурчундра повернулась к ведшим великосветскую беседу товаркам. Клюква и Горгуля оживленно обсуждали новоприобретенного «жителя» заброшенного кладбища – любимого их местопребывания. Генерал фон Крокенжаб безоговорочно завоевал гнилые сердца обеих дам.

– Ах, какой кавалер! А какой галантный! – Клюква эмоционально вздохнула. – Я как раз подлетала на своей новой метле (ты же помнишь, мое недавнее приобретение) и он подарил мне колье из высушенных крылышек мясных мух.

– Да что ты! Весьма утонченный джентльмен! – Горгуля слизнула с толстой губы могильного червяка. Несколько мгновений она молчала, причмокивая от удовольствия. Взяв с ближайшего надгробия бутерброд, намазанный чем-то черным, она откусила увесистый кусок.

– Мр-р-рр…

– Тебе нравится? – Клюква сияла от счастья, словно начищенная медная табличка на гробе.

– Вкус-сно… Это что, черная икра?

– Нет, что ты! – Клюква казалась шокированной. – Никакой икры! Эту намазку я сделала из глаз ночных бабочек. Лично выковыривала вот этими пальчиками. – Ведьма протянула к жующим губам подруги свои куцые лапы с обломанными ногтями. Горгуля одобрительно хрюкнула, зеленоватый сок тек по ее усеянному бородавками подбородку. Публика постепенно собиралась, ковыляя меж каменных изваяний кладбища. Во-он там промелькнула вытянутая физиономия Изабеллы де Гнилль, местной светской львицы и отпетой тусовщицы. Там впереди под мышкой у упитанного ангелочка сгорбилась мадам Лепра, а на рассыпавшемся в крошку древнем могильном холме прикорнул сам Распадус Аниматус, чернокнижник с большим стажем и огромным шрамом через всю харизму. Фурчундра знала почти всех и с интересом наблюдала за ними, особенно оживившись, когда между двумя колдуньями вспыхнула яростная перепалка.

А вот Горгулю интересовало совсем другое. Соблазнительные ароматы неслись с расставленных между могил столов: фрикасе из крота, вороньи лапки под соусом из пауков, бутыли с шипучкой, газированные отрыжкой водяного. Десертные креманки манили слизью болотных улиток, увенчанных вместо вишенок заботливо вырванными из глазниц голубыми глазками красавиц… Ноздри Горгули возбужденно затрепетали. Такое роскошество! И так всегда, каждую ночь в этот день они всем своим блестящим сообществом собираются здесь, на кладбище Скоу-хилл, на это торжественное мероприятие.

Его душой была леди Изабелла де Гнилль, выступавшая в струящемся платье из паутинного шелка с фибулой в виде гипогоргона[25]25
  Гипогоргон (Hippogorgon) – выдуманный Моором зверь, представляющий собой коня с гривой из извивающихся змей.


[Закрыть]. Когда-то она пролетала на своей скоростной метле мимо одного дома и сквозь оконное стекло увидела церемонию вручения Оскара, которую смотрел по ящику какой-то мужик в боксерских трусах. С тех пор она грезила красной дорожкой и сверканием вечерних платьев. И, наконец, решилась замутить что-то похожее на Скоу-хилл. Горгуля потянулась к запотевшему бокалу с отрыжкой водяного. Болтая озорные пузырьки, она наблюдала за собиранием шабаша. Два живых мертвеца как раз настраивали аппаратуру, мумия размотала свои бинты и намотала их на бобины. Проектор включился, мотор заработал. Желтоватый луч уперся в белое полотнище на пузе висевшего в воздухе привидения. Появился трепыхающийся прямоугольник, прошелся шепоток:

– Начинается!

Призрак захихикал, когда по его пузику поползли буквы с названием первого фильма:

«ПЛОТЬ ОТ ПЛОТИ»

В покоях царицы Ирмабийад тускло светили ароматические лампы и курились восточные благовония, наполняя искусно задрапированную шелком комнату сладковатым дымом. На золотых подносах, поставленных на резные столики темнокожими служанками, лежали заморские фрукты, и играло, поблескивая в хрустальных бокалах, алое вино. Но не диковинные плоды и терпкое вино привлекали внимание черноокой царицы, возлежащей на низком топчане в окружении драгоценных сосудов и дивных блюд. Ее руки, тонкие, словно выточенные из белоснежной слоновой кости, ласкали огромный опал. Искристый камень отражался в блестящих, черных, точно обсидиан, глазах Ирмабийад и освещал ее бледное лицо таинственным блеском. Ядовитая улыбка коснулась прекрасных уст царицы, когда она думала о том, как достался ей этот камень.

Ее преданное войско, напав на древний город Йарук, разграбило его святыню – храм бога Саалта. Гигантское, похожее на колокол, здание, высившееся среди полупрозрачных скал, казалось неприступным. Треугольный вход в святилище Саалта украшали грозные статуи собакоголовых стражей с позолоченными крыльями за могучими плечами. Воины Ирмабийад, одетые в сверкающие доспехи, пробив слабую оборону, вошли под своды храма.

В центре кумирни, в сводящем с ума облаке розоватого дыма, восседал сам Саалт. Его статуя, выточенная из большого куска порфира, зловеще высилась среди каменных постаментов, испещренных неведомыми надписями. В огромном животе идола сиял овальный опал. Именно его, среди прочих трофеев, доставили в шатер Ирмабийад – и теперь своенравная царица любовалась порочной красотой камня. Каждый раз, когда красавица поворачивала опал в своих ловких пальцах, на его гранях, словно маленькие радуги, вспыхивали переливчатые искры. Рассматривая сверкающий минерал, Ирмабийад вспоминала его историю…

Если верить легендам, камню из пупа Саалта не меньше пяти тысяч лет. Найденный в пасти мертвого дракона, он был продан хурритскими купцами в далекую Африку. Там он украшал корону царицы Савской[26]26
  Персонаж библейского сказания, правительница, прибывшая к царю Соломону, дабы испытать его мудрость.


[Закрыть] и его блеском наслаждался в своих покоях сам Соломон. От него опал попал в руки правителя Сана и хранился в серебряном ларце в высокой башне. Похищенный джинном Айшей, драгоценный камень оказался в руках чернокнижника Шаскли – короля небольшого, затерянного в дебрях Индии государства… После многих странствий сверкающая драгоценность очутилась в городе Йаруке, где местные жители посвятили самоцвет богу Саалту – повелителю бурь и ветров. Долгие годы опал пылился в мрачном, не видящем света храме покровителя Йарука, пока воины Ирмабийад не захватили город и не похитили его. Теперь красотой сокровища любовалась царица Эль-Мохады.

Ирмабийад усмехнулась и потерла камень о край парчового одеяния: на его поверхности появилось темное пятно. Царица вновь потерла камень – пятно не исчезло. Напротив, оно увеличилось и еще больше потемнело, приобретя зловещие очертания. Царица вздрогнула, ее надменная улыбка померкла, а по белоснежным плечам пробежал холод: шелковые занавеси и драгоценные драпировки раздувал ветер. Черное отражение в камне зашевелилось. Испуганная, дрожащая царица повернулась к входу в покои и замерла, окаменев: покрытая струпьями фигура тянула к ней свои длинные, извивающиеся руки. Зеленоватые, с вертикальными зрачками глаза пришельца лучились ненавистью, а в разинутой пасти кипела ядовитая пена. Ирмабийад вскрикнула, увидев, как из огромного, раздувающегося, как у жабы, живота чудовища, пятная дорогие драпировки, капает на землю черная кровь.

С трудом переставляя кривые ноги, существо подкрадывалось к онемевшей от ужаса царице. Ирмабийад попятилась, почувствовав на щеке омерзительное дыхание монстра. Нащупав в складках своего одеяния длинный кинжал, царица попыталась вонзить его в грудь твари, но не смогла: непомерная тяжесть сковала ее движение. Когда морда демона оказалась рядом с ее прекрасным лицом, Ирмабийад оставили последние силы. Когтистые лапы нечисти сомкнулись на лилейной шее владычицы Эль-Мохады. Последний раз ее грудь вдохнула дурманящий запах благовоний, чтобы замереть навсегда…

Когда испуганные рабыни вбежали в покои царицы, они нашли ее мертвой. Огромный опал пропал из шатра Ирмабийад, унесенный зловещим гостем. Так владыка ветров Саалт отомстил своенравной царице, посмевшей украсть у него драгоценный дар его почитателей – сверкающий камень из короны царицы Савской.

Аппарат заскрежетал, посыпались искры. Один из мертвецов хлопнул по корпусу устройства, а мумия начала накручивать на бобину новую ленту. Фурчундра глянула в разбитое зеркальце. Просто неотразима! Подпудрив чешуйчатые щечки, она огляделась. Горгуля как всегда набила рот какой-то мерзостью: ножка насекомого, словно прощаясь, конвульсивно задергалась меж ее желтых зубов. Клюква что-то тараторила подсевшему к ней вурдалаку. Поджав обкусанные кем-то ушки, он внимал ее тарахтению.

– Представляешь?! Эта пигалица наворотила у себя на голове прям какой-то замок! Она и в склеп войти с такой-то прической не могла… Но ты прикинь – выиграла конкурс «Мисс Кладбище-1999»! Когда она дефилировала по подиуму, ей в волосы влетела летучая мышь. В итоге дорогуше присудили первое место за самую оригинальную прическу…

По-крабьи загребая ластовидными конечностями, к нашей компашке притулилась юная дебютантка вечера панна[27]27
  Паннами в Польше как правило называют молодых незамужних женщин.


[Закрыть] Циклопа. Пококетничав с одетым как денди Асмо Деем, нюхавшим «червивый табак» (Фурчундра с отвращением подметила, что похожая на червяка табачная полосочка застряла в его ноздре, препротивно извиваясь), она томно закатила свой единственный глаз.

– Чмоки-чмоки! – Циклопа помахала накрашенными жабьей слизью коготками, приветствуя подружек. – Он просто кружит мне голову!

– Кто? – голос Горгули прозвучал глуховато: она как раз набивала пасть засахаренными веками прелюбодеев, с вожделением посматривая на забитую кротовьими щечками[28]28
  Исключительный деликатес на ведьмовских фуршетах (примеч. авт.).


[Закрыть] бонбоньерку, сделанную из яйца кокатрикс[29]29
  Кокатрикс – сказочное существо, подобное ящерице.


[Закрыть]. Циклопа жарко вздохнула:

– Полцарства бы отдала за свидание с ним! – мотнула аккуратной головкой одноглазая милашка. Фурчундра и Клюква уставились туда, куда указала их знакомая. Полускрытый дверью склепа, стоял монсеньор д’Эвиль. Клюква всплеснула руками:

– Одумайся! Прекрати! Или ты хочешь себе там все отморозить[30]30
  Согласно средневековым представлением, семя дьявола является ледяным.


[Закрыть]? Щас тебе кое-что покажу… Да куда же они подевались? – Клюква безуспешно шарила у себя за пазухой. Негодующе зашипев, она выплюнула сгусток серы. – Видать, «Ключики Соломона» я где-то посеяла!

– Наверное, он будет ругаться?

– Ты о ком? – поправив корсет, Клюква остановила удивленный взгляд на Циклопе. Та пожирала глазом очередного претендента на ее двойное сердце.

– Ну как же, о Соломоне…

Клюква мысленно прокляла современные невнимательность и образование[31]31
  Молодой ведьме стыдно не знать знаменитый магический трактат «Ключики Соломона».


[Закрыть] и поспешила перейти к другой теме:

– Между прочим, мы недавно ездили с Амброзом на Скальп Гоблина. Собирали тролленику[32]32
  Вымысел Моора. Несуществующая ягода, похожая на голубику.


[Закрыть], купались в Масляном озере…

Наконец, мумия заправила в проектор последний виток своего бинта. Око прибора замигало, уперев яркий луч в брюшко смеющегося духа. Запрыгав, картинка явила название следующего фильма:

«КАНАРЕЙКА МАНДАРИНА»

Сидя в домашнем музее своего друга Генри Рида, большого любителя Востока, и разглядывая его коллекцию китайских редкостей, Эштон заметил на стене странные доспехи. Явно китайского происхождения, они в то же время походили на произведение какого-то европейского мастера. Как правило, в старом Китае латы делали из покрытых лаком кусочков дерева или кожи. Эти же доспехи представляли собой сплошной фрагмент металла. Приглядевшись, Эштон заметил на их поверхности десять длинных, продолговатых полос. В изменчивом свете каминного огня они выглядели устрашающе. Увидев интерес гостя к старинному панцирю, сэр Генри поспешил удовлетворить его любопытство по поводу таинственных линий.

– Вас интересует, могли ли эти полосы быть нанесены алебардой или чем-то иным? – Генри Рид усмехнулся и покачал головой.

– Как я могу судить, ни одно из известных мне видов оружия не способно оставить таких необычных следов…

– Вы правы, – сэр Генри замолчал, и, стряхнув пепел с сигары, коснулся таинственных царапин. – С их возникновением связана целая история, и уверяю вас, она достойна конкурировать со сказками Шахразады… Много лет назад, когда в Китае правила династия Цин, в провинции Сычуань жил один мандарин. История сохранила нам его имя – Су-цзы. Он был жестоким и деспотичным наместником великого императора Цяньлуна[33]33
  Цяньлун правил в Китае в 1735–1799 годах; Сычуань – провинция на юге центральной части КНР.


[Закрыть].

В роскошном саду, среди персиковых и миндальных деревьев, стоял его Нефритовый дворец, где Су-цзы принимал посетителей. Каждый день прекрасные наложницы снимали с его пальцев десять золотых наперстков, скрывавших от чужих глаз изогнутые когти мандарина. Многие из его слуг испытали на себе их страшную силу. И вот однажды в чертоги Су-цзы прибыли послы из далеких стран. Среди многих даров, которые они преподнесли мандарину, был один особенный – клетка с канарейкой. Су-цзы очень понравился подарок. Каждый день он слушал прекрасное пение птицы. Но случилось так, что пичужка умерла.

Мандарин был в гневе. Несколько дней он рвал и метал, пока не понял, что это не вернет чудесного певуна. И тогда Су-цзы повелел, чтобы в его Нефритовый дворец съехались лучшие певцы. Те, кто понравится мандарину, будут награждены. Но те, кто не угодят высокому начальству – отведают его страшных когтей. Многие пытались утолить музыкальные запросы капризного владыки – и многие погибли, растерзанные ужасными ногтями. Местная река наполнилась изувеченными трупами, народ требовал покарать Су-цзы. Но запертый за прочными воротами дворца, окруженный свирепой охраной, мандарин не беспокоился за свою жизнь. Много еще душ он загубил, прежде чем завершилось его беспощадное правление.

Была весна 17… года, когда в украшенный гранитными драконами замок правителя Сычуань ступил юноша. Двое прислужников в масках духов провели незнакомца в Лотосовую залу дворца, где он предстал перед самодовольным мандарином. Внушавшие трепет когти чиновника покоились на серебряных подлокотниках кресла. Вошедший смело взглянул в глаза жестокосердного владыки и назвал себя. Он – певец из Кайфына[34]34
  Кайфын расположен в китайской провинции Хэнань.


[Закрыть] по имени Ти-у, явившийся во дворец Су-цзы, дабы усладить его слух.

Ударив по струнам цитры, Ти-у запел. Когда он кончил, Су-цзы раздраженно взмахнул ручным опахалом – его не устроило пение пришельца. Юноша и опомниться не успел, как его схватили. Беспомощного и связанного, его швырнули к ногам мандарина. Сверкнув глазами, сатрап бросился на свою жертву, точно коршун, выставив вперед свои кривые когти. Едва он коснулся ими тела Ти-у, по дворцу разнесся ужасный вопль – наместник сломал ногти, ибо под тонким халатом юноши скрывались металлические доспехи…

Освободившись от пут, Ти-у выхватил меч – навеки смежились очи тирана, по ступеням покатилась его намащенная коса. Заткнув ее за пояс, храбрец вышел из Нефритового дворца, встреченный ликующим народом… – сэр Генри замолчал, задумчиво вертя в руках сигарную гильотину.

– Значит, истории конец? – спросил Эштон.

– Нет, не конец. Через некоторое время странствующие буддийские монахи нашли на берегу Янцзы тело юноши, вокруг его горла была намотана черная блестящая плеть – шею Ти-у обвивала коса злобного мандарина.

С визгом мумия выдернула свои погребальные пелены из кинемаскопа. Свет померк, проектор смолк. Послышался недовольный гомон. Фурчундра вытянула тощую шею. К зрительным рядам пробиралась леди де Гнилль. Ее голос заметался меж траурной пластикой точно вспугнутая летучая мышь:

– Вынуждены закончить сегодня пораньше… хм, маленькая техническая неувязка…

«Этот кинопоказ следовало назвать “Хич и кич”», – мысленно проворчала разочарованная Фурчундра. Буквально намедни она посещала свою знакомую фрау Мантикору, которая устроила домашний сеанс просмотра шикарного видео. Фильм, который понравился Фурчундре, назывался «Рог Бафомета» и состоял из нескольких коротких серий – по каждому витку рога князя тьмы. Ведьме запомнился эпизод «Целлофан» о мусорщике, роющемся в грудах отходов на свалке и съеденном тем, что он принял за порхающий в воздухе целлофановый пакет. В серии «Мастер Акито» олигарх заказал для своего редкого меча самый дорогой вид заточки по особой секретной технологии: а секрет был прост – катану точили о тела вспоротых ею жертв. Клубничкой на этом «кинотортике» стала история «Ножны», в которой менеджера по имени Сеймур одолевали звонки телефонного маньяка, искавшего некий «Меч Глендалоха». В конце концов неизвестный сообщил, что нашел оружие, и теперь ему нужны для него ножны. Последнее, что почувствовал Сеймур, это пронзающую боль от воткнутого в него, точно в ножны, лезвия…

Протискиваясь между покидавшей кладбище публикой, Фурчундра поискала глазами Клюкву и Горгулю. Оторвав последнюю от автомата с сахарными косточками (как сообщала рекламная надпись, «привезенными из лучших чешских костниц»), она прихватила по дороге и Клюкву, окучивавшую нового ухажера. Горгуля, силясь проглотить кусок кости, закатила глаза:

– А че это… фильм-то о чем? Китай… это где?

Клюква стряхнула с плеча оторванную руку излишне настойчивого Казановы:

– Где-то рядом с Московией, сто процентов! Кстати, слышали, Серафима вернулась как раз оттудова…

– Херасима? – встряла Фурчундра.

– Серафима… Так вот, она рассказывает, что на одном кладбище нашли нефть. Прикинь! Понаехали чиновники, все сразу оцепили. А что там с мертвяками теперь – непонятно. А еще говорит, что начальники в той стране так обленились, что вместо себя присылают всюду свои гала… голо… как это… что-то с «голо» и потом добавить как у алкашни грамм…

– Голограммы? – подсказала Горгуля, пытаясь сладить с вставшей поперек горла «сахарной косточкой».

– Точняк! Ну так вот, с одним политиком там конфуз случился: кто-то пошаманил с этой голо… голограммой и вместо изображения важного дядьки перед делегацией выступала обнаженная Памела Андерсон.

Белочка. Wiewiórka

Лучи заходящего солнца шрамировали небеса, покрывая полосы самолетных треков ярким багрянцем. А у деда Митрича были гости. Казалось, два крепких амбала заняли все пространство небольшой кухни. Артур и Руслан переглянулись, небритые физиономии расплылись в едкой усмешке.

– Слушай, старик, давай уже, подписывай! Кончай кочевряжиться! – Руслан хрустнул суставами сжатого кулака. Бритая голова взопрела в жарко натопленной комнате. Митрич хмыкнул и залпом осушил рюмку водки.

– Вот тебе ручка, а вот бумага… – Артур выудил из необъятной кожаной куртки оба предмета и положил их на застеленный старыми газетами шаткий стол. Остатки алкоголя заплескались в початой бутылке «Столичной». Дед отодвинул договор дарения и ловко наколол огурец на погнутую вилку. Руслан начал приподниматься, что-то вытаскивая из кармана джинсов. Митрич успел разглядеть металлический отблеск какого-то острого лезвия. Артур сделал головорезу знак рукой и Руслан нехотя плюхнулся обратно. Шумно выдохнув, детина процедил:

– Зря ты так. Сегодня время сложное, все может случиться. Идешь, идешь и вдруг – кирпич на голову. Бах! – Руслан шлепнул рукой по столу. – Все! Кранты… Мы же не хотим по-плохому? – почти ласково закончил амбал. Митрич все это время сосредоточенно чистил воблу. Покончив с делом, он преувеличенно пьяно закивал головой.

– А как же! Всякое бывает. Вот у моего соседа давеча… У Николаича, знаете его? Ну так вот, чуть не помер, бедняга! Привиделось ему, что по стенам ползают «собакопауки»! Так и сказал! Бегают, значит, переползают от розетки к розетке, на выключатели нажимают. Спасу, говорит, от них нет! А я ему отвечаю: пить надо меньше, особо всякую тормозуху. Я вот «беленькой» уже четвертый десяток как не изменяю. Только ее, родимую.

Завершив тираду, старичок нацедил рюмку доверху и, откинув голову, полностью ее осушил. Острый кадык запрыгал, завозился под дряблой старой кожей. Руслана так и подмывало схватить его за эту цыплячью шею и…

Управившись с закусью, дед продолжил:

– А Семеныч из соседнего дома… Допился, бедняга – видел, рассказывает, огромный лимон с человечьим глазом и плавниками, висел в небе, как дирижабль. Дирижабль, понимаешь? Вот дает!

За пыльным окном притаились сумерки. Один за другим загорались стеклянные яблоки фонарей, превращаясь в сверкающие нитки жемчуга. Повсюду разлился мягкий персиковый свет, лишь слегка щекотавший вечерние тени. Руслан вдруг поежился – огромный непробиваемый детина впервые ощутил какое-то беспокойство. В его чугунном мозгу внезапно пробудился первобытный страх, в незапамятные времена заставлявший обезьяноподобных предков человека спасаться бегством.

Тем временем разомлевшего от купленной Артуром водки Митрича несло дальше. Вытащив из-за пазухи кисет и набив самокрутку махоркой, старик ощерился янтарными зубами.

– Сынки, я вам так скажу, как на духу… Вот раздавишь пузырек и как будто дверка какая открывается! Ну, как в этих передачах об НЛО! В другое измерение прям попадаешь… Зеленые человечки всякие, красные черти – все это чушь! Оттуда, из той дверцы-то, такое может наползти… Страх, да и только.

Артур начал терять терпение. У него был дед-фронтовик, и в память о нем бандит старался вести дела «по мягкому». Никаких костоломок, никакого насилия. Но, старикан, похоже, над ними издевается. Верно, другого пути нет. Резко наклонившись над грязным столом, Артур вцепился в мятую рубашку Митрича.

– Короче! Мы вернемся с юристом. Ты все подписываешь, все чики-пуки. Учти, мы не шутим. Квартира и так будет наша… – успокоившись, «черный риэлтор» уселся на табурет. Митрич молча поправил порванный ворот рубахи. В пьяных глазах читалось непонимание.

– На неделе тебя определят в дом престарелых. Там будет и уход, и от алкоголизма вмиг вылечат.

В желтоватом свете уличной лампы лицо старика как-то сморщилось. Он с грустью покачал головой. Пыхнул самокруткой.

– Родимые, да я бы с радостью! Да на кого я ее оставлю.

Артур с недоумением воззрился на старого хрыча.

– Ты о чем, дед?

– Как, о чем? О Белочке, конечно! – табачный дым загадочными письменами извивался по кухоньке, складываясь в причудливые узоры. И снова Руслан ощутил на себе дыхание страха, волоски на его могучей спине точно крошечные солдатики вставали в ряд. Неужели его пугает эта тщедушная развалина, вконец допившаяся до белой горячки?

Угрожающий силуэт Артура навис над Митричем. Ему все это надоело. Пора уходить. От пьяного сморчка они уже, похоже, ничего не добьются. Сегодня. Но они еще вернутся.

– Завтра все решится, старик.

Пробираясь по темному подъезду, Артур и Руслан не уставали чертыхаться. Ни одной лампочки – все вывернуты. «Вывернуть бы им еще и руки!» – думал про себя Руслан. Темень лишила их зрения, они казались себе двумя мухами, упавшими в чернильницу великана. Наконец, впереди замаячил прямоугольник двери. Мерцавший на фоне бархатной черноты, он напоминал ту самую дверцу, о которой толковал напившийся забулдыга. Сполохи розоватого, оранжевого и желтоватого цветов придавали дверному проему нереальный вид. В грубой душе Артура червяком шевельнулось неприятное предчувствие.

На улице непонятные тревоги отпустили подельников. Взбодрившись, они побрели к черной иномарке, спрятанной между «панельками».

– А говорил, «легкие деньги»! – Руслан смачно сплюнул на тротуар.

– Ничего, Ашот знает свое дело. Юрист все подтвердит, получим денежки и смоемся в Испанию.

Их прервало ехидное карканье вороны. Руслан невольно повернул могучую шею и так и застыл. Мышцы словно окаменели, залитые алебастром ужаса…

На ближайшей к ним ветке примостилось нечто. Зеленоватая чешуя блестела в сумеречном свете, изогнутые когти-серпы впивались в шероховатую древесину, оставляя корявые зазубрины. Красные глаза без зрачков смотрели с такой злобой, словно прошивали раскаленными пулями. Руслан икнул и медленно попятился назад, толкнув плечом напарника.

– Ты че?

Дюжий мужик, промычав что-то нечленораздельное, неуклюже указывал куда-то в сторону. Последнее, что увидел Артур, это двойной ряд игольчатых зубов, вгрызающихся ему в лицо. Устроившись на чугунном украшении фонаря, ворона равнодушно наблюдала, как зеленая молния ринулась на скрючившиеся внизу жалкие фигурки.

Митрич захлопнул входную дверь и проковылял на кухню. В драной авоське блестела алмазным блеском очередная бутылка самогона. Нашарив обгаженный тараканами выключатель, старичок потревожил разместившиеся по углам на ночное бдение тени. За столом на табурете сидело оно. Пунцовые, будто замазанные женской помадой, глаза мягко поблескивали. Уши Митрича уловили удовлетворенное урчание. Вытянув по-кошачьи чешуйчатое щупальце, существо слизывало с него остатки крови.

– Так ты сытая? Ну, значит мне больше достанется. – Брякнув на стол пачку мороженых пельменей, дед принялся шумно набирать воду в эмалированную кастрюлю.