Текст книги "Блуждающий город. Невероятная история"

Справедливейший

– Ну что же дети? Где теперь они?

Не вы ль клялись, что всё предусмотрели?

Уйти из вашей хитрой западни —

Ай, молодцы! Так обдурить сумели

Моих наимудрейших хитрецов!

Так что молчите? Нечего сказать?

Не отводите в сторону глаза!

Ну, где же дети? Где, в конце концов?!

Он в кресло сел, закрыл глаза устало,

Молчал минуты две – ни шороха вокруг.

– Итак, коллеги, – улыбнулся вдруг, —

Времени у нас осталось мало,

Пройдёт три дня – и мы покинем Город,

Неблагодарных этих горожан,

О ком пеклись, собой не дорожа,

Хоть каждый горожанин был нам дорог.

Оставим наши бедные домишки,

Судьбу дороге будем мы вверять,

Что ж делать остается… коль умишки

Свои мы все сумели растерять!

Я верно говорю?! Опять молчите?

И вдруг на крик:

– Где Друг?! Чтоб был немедля тут!

– Я здесь, коллега дорогой, простите,

Не зря вас Справедливейшим зовут…

– Ах, зде-е-есь… Растяпа! Вор! Пьянчужка!

А ну-ка, выдь, коллегам покажись!

Да я сейчас и медную полушку

Не дам за вашу дорогую жизнь!

Из окруженья вышел человечек,

На сером личике печальные глаза.

Он собирался что-то рассказать.

Но голову уж не держали плечи,

Она повисла где-то на груди.

– Ну что стоишь? Прочь c глаз моих! Иди!

И он пошел на гнущихся ногах.

Все расступились перед ним широко,

И в тесном зале крался одиноко

Тот, кто недавно мнил себя в богах.

А Справедливейший глядел во след с усмешкой.

Ему не жаль. И было ль что жалеть.

Бог – это он! Все остальные – пешки,

И им не грех за бога умереть.

– Так что ж, коллеги? Вещи собирать?

И отправляться в дальнюю дорогу?

А может рано Город оставлять?

Без нас людишки просто жить не смогут.

Мы – это сердце, это голова,

Мы – это нерв, что в каждой жилке бьётся.

Без нас нельзя, и это не слова,

Для блага всех, коллеги, нам придётся

Три этих дня как следует потеть,

Пусть не пугает вас чужая смерть,

Ни кровь, ни слёзы – всё ничто на свете,

Но нам нужны живыми эти дети,

А уж тогда с людьми поговорим!

Всех недовольных – в рудники, и точка!

Мы новые законы сотворим,

Где для свободы не останется ни строчки.

В конце концов, желаем мы добра.

Свобода, деньги – это все отрава…

Тут крики: – Браво, Справедливейший! Ура!

Великому коллеге – Слава! Слава! Слава!

– Ну что ж, я рад, что мы сошлись во мненье.

Тогда за дело. И без промедления!

И словно сдуло – зал огромный пуст.

Лишь Справедливейший задумался на кресле:

– Детей найдём – обыщем каждый куст.

Всё будет, как задумано, но если…

Нет, нет, случиться это не должно.

У нас, богов, ошибки быть не может,

Об этом даже думать нам грешно…

Кому грешно? Мне, богу? Ха!.. И всё же…

Что там гнусил плешивый тот слизняк,

Который хвастается званием «профессор»?

Что ж было там достойно интереса?

Что там заволновало вдруг меня?

Вот память… Нет, не помню… Чёрт, склероз…

Невидимую кнопочку нажал,

Вдруг из букета пышных алых роз

Его же голос ласково сказал:

– Прошу, прошу вас, дорогой профессор!

Прошу садиться. Как идут дела?

К каким открытиям наука привела?

Вас слушаю с огромным интересом…

И голос старческий негромкий с хрипотцой:

– Мы чтим высоко вашу доброту, заботу,

И чтобы не ударить в грязь лицом,

Мы провели нелегкие расчёты.

Скажу не хвастаясь, успех ошеломил,

Поэтому я к вам и поспешил…

– Так, так, я слушаю…

– Не знаю, как начать…

– Вы не волнуйтесь, дорогой коллега…

– Идет беда. Её не избежать.

Она почище мора и набега…

– Вы говорите о пришельцах?

– Как?!

Вы знаете?! Ведь мы… Я так спешил…

– Я понимаю, это не пустяк.

Я благодарен вам от всей души.

– Нет, как же так?.. Хотел народ спасти…

Прошу простить… Позвольте мне уйти…

Нажал на кнопку.

– Старый гриб! Сморчок!

«Народ спасти»… О главном же молчок.

Но я-то, я-то!.. Сам хорош!

На блюдечке – пожалте! – душу.

Развесил уши и не слушал…

Ужели на поклон теперь пойдёшь?

Ты – власть, ты – бог, ты здесь хозяин,

Пойдешь?… Пойду! На карте жизнь.

И пусть я – бог, и пусть я – каин,

Но здесь не к месту дележи.

Ведь жизнь одна. Наступит смерть,

К чему тогда богатство, слава?

Горит в душе моей отрава

И чувств жестоких круговерть.

За жизнь я даже мать продам

И сожалеть о том не буду.

И пусть зовут меня Иудой,

Все это мелочь, ерунда.

Я – бог! Но в теле человечьем.

Я должен жить! Я буду вечен!

Я… Я… Но рано отходную.

Ещё не кончена борьба.

Прочь, предрешённая судьба!

За жизнь ещё я повоюю!

Теперь уж ясно: выход должен быть,

Его профессор мне хотел открыть —

И всё так просто, это скучно даже,

Я позову его, он снова мне расскажет.

Эй, кто там! Вызвать мне профессора сюда!

Послать карету! Пусть немедля едет!

Да пошевеливайтесь, увальни-медведи!..

Всё просто гениально! Да, да, да!

Ну что же, бог, свержение отложим?

Ведь кое-что мы сами делать можем.

В волнении вскочил, по залу поскакал,

Обликом меняясь то и дело:

То клоун, то вампир, то весь синюшно-белый

Мертвец – глаза закрыты, звериный рта оскал,

То снова клоун, но другой раскраски —

Калейдоскоп одежд и поз, и лиц.

Все появлялись, пропадали в тряске

И все немыслимо в одном лице слились.

И вдруг всё кончилось. Бессмертный бог земной

Устало в кресло снова повалился.

И тут коллега стражник появился,

Опоздав секундою одной:

О, Справедливейший, позвольте доложить?

Ну, где профессор? Позови скорее!

Затрясся стражник, глаз поднять не смея,

И весь поник.

– Ну, хватит, не дрожи.

Так где ж профессор?

– Н-н-нет н-н-нигде его,

Мы обыскали каждый закоулок… —

И в ужасе замолк, увидев дуло.

Хлопок негромкий – и на одного

На свете стало меньше. А Великий

Смотрел с минуту на алеющую кровь,

И ярость тихо уходила вновь,

В глазах все реже вспыхивали блики.

– Эй, кто там, уберите ротозея!

И разыщите Друга поскорее!..

– Я здесь, о Справедливейший, вы звали? —

И сыщик тут же появился в зале…

Легенда

Из-под очков в дешёвенькой оправе

Глядели умные и добрые глаза:

– Добро пожаловать я рад бы вам сказать,

Но так приветствовать я вас, друзья, не вправе.

Одно скажу: спасибо, что пришли.

Теперь настало время объясниться,

Нужда заставила, друзья, к вам обратиться,

Мы сделать по-другому не могли.

Не очень вежливо, но мы полны надеждой,

Что вы сумеете понять нас и простить,

И пред тем, как помощи просить,

Я объяснить, друзья, хочу вам прежде

Все те «зачем и как, и почему»,

Что мучают вас с самого начала.

Прислушайтесь к рассказу моему

Иль может отдохнете вы сначала?

– Мы не устали, – прозвучал ответ

– Ну, вот и славно. Только вы ж с дороги,

Присядьте всё же, чай устали ноги,

В ногах-то, сказывают, правды нынче нет.

Устроились? Так слушайте. Истоки

Всех бед сегодняшних размыл поток веков,

И лишь легенду вынесли потоки,

И я поведать вам её готов.

ЛЕГЕНДА О ВЕЛИКИХ

Трое Великих в Городе жили,

Трое Великих с детства дружили.

Был первый учёным. Он знал все науки.

Второй был умелец – чудесные руки.

Был третий отважен и ловок, и смел,

Людей зажигать своим словом умел.

Не знали Великие то, что велики.

Дарили им люди при встрече улыбки.

Девизом их было: «Чем можем – поможем!» —

Неважно – соседям или прохожим.

И лишь богачи стороной обходили

Тот дом и тот двор, где Великие жили…

Однажды во двор к ним зашел старичок —

В тоненьких ручках посох – крючок,

Маленький, щупленький, в пыльной одёжке:

Как видно не близкими были дорожки.

Друзья поспешили навстречу к нему,

Но путник не подал руки никому.

Сказал, усмехаясь: – Ах, как благородно

Щедрость свою показать всенародно!

Делать добро словно ради забавы,

Ради молвы, ради маленькой славы!

– Позволь же!.. – вскричали друзья удивлённо.-

Ты это серьёзно? – Конечно, серьёзно.

В мире так много горя-беды,

Песчинками смоет все ваши труды.

Из сотни поможете вы одному,

Сегодня полегче пусть станет ему,

Он вам благодарен, он счастлив, он рад,

А завтра нужда возвратится назад.

И он, как и сотни других, пропадёт,

Зато о добре вашем слава идёт.

Друзья не обиделись: прав старичок,

Встали напротив к плечу плечо:

– Но что же нам делать? Мы просим совета.

Так отвечает им путник на это:

– Усталые кони не скачут галопом,

Дырявый корабль не спасёт от потопа,

Слепой не увидит дороги-пути,

Безногому в дальний поход не идти.

Вы молоды, но ваши мысли устали.

Вы зрячи, но всё же не видите дали.

Судёнышко с течью, спасая людей,

Чем больше спасает, тем ближе к беде.

Прозрите же сердцем! Душою прозрите!

И щедро свободой народ одарите!

И чудо! От слов этих путник менялся:

Он молодел, вырастал, распрямлялся,

Хилое тело наполнилось силой,

Стал он могучим, суровым, красивым,

На смуглом лице – снежный вихрь бороды,

И сияли глаза темно-синей воды.

Сверкнули глаза – путник руки воздел

К вспыхнувшей вдруг полудённой звезде,

И гром громыхнул, и взбесившийся шквал

Крыши срывал и деревья ломал.

Всё длилось мгновенья. И вновь тишина

Спокойствием знойным напоена.

Лишь странник остался по-прежнему строг

И словно подвел разговору итог:

– Коль думой единой вы будете жить,

Великое сможете вы совершить!

– Но кто ты, скажи нам? И в чём твой секрет?

Но вместе со старцем растаял ответ.

Ещё его голос набатом звучал,

А сам растворился в закатных лучах.

Друзья призадумались. Думали долго.

И песня весёлая в доме умолкла,

Сорной травою тропа поросла

К дому, где раньше улыбка жила

Казалось уже: погребла тишина

Такие привычные всем имена…

Но день наступил, и осенней порою

Вышли из дома наши герои.

Дождь прекратился, умытое солнце

Сверкнуло по лужам – небесным оконцам.

Валом на улицу валит народ,

Дивясь на погоды крутой поворот.

Народу Великие тут поклонились

И с речью такою к нему обратились:

– Сограждане! Славные и дорогие!

Ремесленники и мастеровые!

Все, кто с рожденья нуждою недужен!

Кто утром мечтает о корке на ужин!

Кто и на воле живет, как в неволе!

У вас вопрошаем, скажите: доколе?

Доколе в нужде безысходной нам жить?

Доколе бездельников будем кормить?

Доколе от них и страдать и терпеть?

Неужто не сможем без них мы теперь?

И дружно на это народ отвечал

– Сможем! Долой дармоедов! – кричал.

– Друзья! – говорили Великие снова.-

Дозвольте сказать вам заветное слово?

И в тишину, словно в пашню зерно,

Пали слова: – Мы искали давно

К нашей свободе дороги-пути,

Поверьте, непросто их было найти.

Для радости нынче большая причина:

Вот она, видите, Чудо-машина!

К работе готова, лишь кнопку нажать —

И за свободой не надо бежать.

Ни сечи кровавой, ни битвы жестокой —

Вам дарят свободу незримые токи.

Исчезнут навеки по нашей затее

Из Города лодыри и богатеи.

И заживем мы в Городе нашем

День ото дня всё счастливей и краше!

Но странно: в восторге «Ура» не кричали,

Молчали…

Спросили Великие: – Иль вы не рады?

И голос в толпе: – Подумать бы надо.

– Подумать? Не вы ль о свободе мечтали?

Вас в тюрьмах гноили, вы кровь проливали.

Кем считано горя число и проклятий?

Так вот же она, долгожданная, нате!

Что вы теряет? Рабство и бедность.

Что остается? Работе верность.

Что вы найдете? Мечты свершенье!

В чем же, скажите, ваше сомненье?

– Всё это слова. Как будет на деле —

Вот что от вас Мы услышать хотели.

– Ну чтоже, на деле всё выглядит проще:

Наутро, когда вы придете на площадь,

Мы включим машину, и в эти воротца

Всем по порядку пройти вам придется.

Достойных Машина сама отберет,

Для недостойных закроет проход.

Не бойтесь, здоровью не будет вреда.

И если вы только пройдёте туда,

Увидите Город такой же как наш,

До мелочи будет знакомым пейзаж.

И если домой вы там сразу пойдете,

То ваши дома вы на месте найдёте,

А дома на месте и стол, и кровать,

И вещи, которые жаль оставлять.

Всё будет как прежде, и всё же не так,

Ведь плата за вход – сердец доброта

И трудолюбие то, что вовеки

Ценим превыше всего в человеке.

– Откуда же Город возникнет другой,

Такой же, как наш, и совсем не такой?

– В том и секрет, чтобы Город возник

Машина создаст по времени сдвиг.

И в то же мгновенье, как это случится,

Город наш, можно сказать, раздвоится.

Один к одному, но в другом измеренье.

Людей не коснется такое двоенье,

И чтобы в тот Город попасть, вам придётся

Пройти через эти простые воротца…

Наутро вся площадь, что улей, гудела

Но по началу не было смелых.

Пример показал один из Великих:

Вошёл, растворился, неяркие блики

Легкой волною омыли проём,

Лишь Город пустынный все видели в нём,

Но вскоре в воротцах, телесный и зримый,

Великий стоял живой, невредимый.

Толпа всколыхнулась и вновь загудела,

Тогда отыскалось несколько смелых.

Когда появились они из проёма,

Позвали с собою родных и знакомых —

И вскоре вся площадь толпилась в воротцах…

На этом прервать мне рассказ свой придется…

Устали, вижу. На вопросы ваши

Отвечу утром. Быстро отдыхать!

Спросил Серёжка: – Что же было дальше?

– Вопросы завтра. Ужинать! И спать!

Ночные бдения

1

– Ах, девочки, ну как же я устала!

Такой длиннющий и нескладный день.

– Я тоже, кажется, как о благом мечтала

Прилечь хоть на траву, хоть на асфальт – хоть где,

Казалось, что уснула бы мгновенно,

Да вот не спится.

– Как же! Тут уснёшь!

Когда такое вдруг с тобою приключится,

Не то, что спать, меня бросает в дрожь.

– И я боюсь. Чего, сама не знаю.

Всё страшно так запуталось. Боюсь.

– Всё будет хорошо. Ты, Лен, не трусь.

А я вот о другом мечтаю…

– Да знаем мы, о ком мечты твои.

Казалось, спальня алым озарилась,

Так щеки вспыхнули, но всё же удивилась:

– Ну-ну, скажи, о ком мечты мои?

– Про Лёшку я. Ты, Люб, не обижайся.

Мы с Таней всё заметили давно:

Ведь любишь ты. Скажи, не запирайся,

Ведь любишь?

– Да, – сказала. – Но…

– Без всяких но. Любите на здоровье. Счастливая!

– И что ты в нём нашла?

– Когда ещё я глупая была,

Однажды тоже мучилась любовью.

– Как это, мучилась?

– А разве не мученье,

Когда любовь придёт к тебе в пять лет,

И твой любимый ест твоё печенье,

А для тебя «спасиба» даже нет?

Печеньем дань платила за вниманье,

А он – у, изверг – бегал за другой:

Два хвостика, над рыжей головой

Огромных бантов голубых сиянье.

Я столько плакала, когда никто не видел:

Мне было жаль печенья и себя.

И так он невниманием обидел,

Что бросила его, навеки разлюбя.

Девичий смех заполнил темноту

Серебряными искорками, будто

Пахнуло сладостью домашнего уюта.

Тенями страхи скрылись в черноту.

– Эх, девочки, сейчас бы мне домой.

Сидела б в кресле, телик бы смотрела,

И мама говорила бы со мной.

Как хорошо! Так нет же! Полетела

В поход. Романтики мне, вишь ли, захотелось.

А если вовремя мы не придем домой,

Что дома будет!..

– Перестань!

– Не ной!

– Кто знает, где берут герои смелость?

– Что, струсила?

– А ты, как будто нет?

– И мне, конечно, боязно немного.

– Вот раньше – проще: помолились Богу,

И вы спаслись от горестей и бед.

И люди верили! Теперь твердит любой,

Что Бога нет. А я бы помолилась:

Глядишь, а чудо б всё же совершилось —

И в тот же миг вернулись бы домой

– Ты что, Татьяна, поглупела чтоль?

Или чудес сегодня не хватало?

Без Бога столько, что от них устала.

Молиться хочешь? Ну, молись, изволь.

– Да нет, я так.

– Так нечего болтать!

– Ты что кричишь? Подумаешь, сказала…

– Спокойно, девочки, не ссорьтесь. Разве мало

Вам передряг сегодня? Будем спать…

И снова тихо. Синь течет в проём

Окна. В потоке – звезд неярких стайка

Купается…

– Чтож, девочки, споём?

А ну-ка, Таня, нашу запевай-ка!..

…Соловейко, соловейко

Не тревожь ты наших мам,

Да и нас ты пожалей-ка,

Ведь учиться надо нам.

Говорят, что мы девчонки,

А мы взрослые вполне,

И поёт о чём-то звонкий

Соловейко по весне…

2

«Справедливейшему.

ДОНЕСЕНИЕ

От агента по кличке Друг.

Ваша щедрость и тяга к добру

Заслужили у нас преклонение…»

– Ну что за чушь! Какая тяга?

В работе лучше проявлял бы рвение…

Взметнулась ввысь тончайшая бумага,

Оттуда тихо начала кружение.

– И всё ж немые обманули нас,

Гостей хитро на свой прибрали ярус.

Ужели близок мой последний час?

Во мне клокочет ненависть и ярость!

Ну погодите, жалкие кроты,

Вы горько пожалеете об этом.

Когда полезете наверх из темноты,

Своим кровавым захлебнётесь светом!

Когда бы не Машина, я бы вас!..

Уж что ещё – карать – то я умею.

Я всё же бог. И мой не пробил час,

И за три дня я многое успею.

Сейчас послушаем Советников моих,

Бывают и у них порою мысли,

Глядишь – и будет толк какой от них,

Не зря же мы в Советниках их числим.

Эй, кто там есть? Советников ко мне!

И если сони спят, поднять с постелей!

И чтобы не тянулись еле-еле,

Нето и должность проглядят во сне!…

3

– Алеша открывает заседанье,

Президиум, прошу занять места.

– А ты трепаться, Генка, не устал?

Нето поможем сделать замыканье.

– Молчу, милорд.

Алеша словно видел,

Как посерьёзнели товарищи его.

– Не верю в западню, – сказал Он. – Выйдем,

Но будет нам не легче от того.

Во-первых, нас не в гости пригласили

И не на сладкий яблочный пирог.

От нас зависит всей борьбы итог,

Хоть я не знаю, чем мы заслужили

Такую честь, и почему на нас

Легла ответственность решать людские судьбы,

И как бы нам надежд не обмануть бы.

Где профиль у задачи, где анфас?

– Ты, Алеша, кажется, загнул:

Какие судьи мы? Кто дал нам это право?

Не зная горожан, обычаев и нравов,

Мы сядем все на ненадёжный стул,

И опозоримся, конечно, в тот же миг.

И натворить таких сумеем дел мы!

– Я туп, сеньоры, если не постиг

Проблемы стульев и судей проблемы.

Серёжка взялся было объяснять:

– Да понимаешь ли, Алеша…

Но Генка перебил:

– Хороший

Ты друг, Сергей, но трудно мне понять,

Зачем весь этот разговор затеян

О какой-то миссии высокой.

Пока в делах мы не зашли далёко,

Считаю, надо – и при том, быстрее —

Нам сматывать отсюда к мамам, папам,

Пока не получили мы по лапам.

– Боишься?

– Я? А ты как будто нет.

Кому охота не за фунт изюма

Отдать единокровные свои семнадцать лет —

Не велика годков прожитых сумма,

Отдав, обратно их не получу.

А мне б хотелось по свету пошляться.

Себя в расцвете я узреть хочу

И женщин покорять, и самому влюбляться.

– Ха, Дон Жуан!

– Пусть так, и что?

Он жил неплохо, если разобраться…

– Всё ясно, Генка, подводи итог,

А то от сути стали отклоняться.

– Я всё сказал.

– А что нам Костя скажет?

– Скажу, что разговор наш ни к чему.

Что толку говорить, не зная даже,

Что ждёт нас утром. Право, не пойму.

Конечно, на душе у нас тревожно,

Но чем напрасно спорить и гадать,

Давайте спать.

Серёжка осторожно

Добавил: – Братцы, щас бы пожевать!..

Все рассмеялись. И в последний раз

Вспыхнул красный сигаретный глаз

И угас…

День второй

…У моей песни яростное сердце!

Пабло Неруда «Песня о подвиге»

Перевод С. Кирсанова

Машина

– Не спится, видно, на чужой постели.

Едва лишь солнце глянуло в окно,

А гости на ногах уже давно:

Умылись, собрались, поели

И твоего приёма ждут теперь, —

Сказал По-Праву, указав на дверь.

– Ну как они?

– Да ночь прошла спокойно,

Но неизвестностью, видать, утомлены.

– Тут взрослому вести себя достойно,

Ой, тяжело. И помнить мы должны,

Что наши гости – дети. Им сложней

Понять, как мы живём, и разобраться

В переплетенье наших ситуаций.

И всё в течение теперь уже двух дней.

Всего два дня. Спрессован в них итог

Борьбы, надежд и вековых стремлений.

Слетит ли с трона самозваный гений,

Наш «справедливейший» самовлюблённый бог?

Всего два дня… Ну что ж, зови гостей.

Нет, погоди, скажи ещё два слова:

Как тётушка Ну-Что? Ты нового о ней

Узнал ли что?

По-Праву стал суровым:

– По-прежнему. На ПОЧТу нам пройти

Не удалось. Надеюсь, что пока.

Но ход не выдаст мать, скажу наверняка.

А почтарям самим вовеки не найти.

– Я не о том. Я не боюсь за ход.

Нам тетушка, как мать. Мы все у ней в долгу,

И я представить даже не могу

Весь третий ярус без её хлопот.

Мы не имеем права допустить

Над ней глумленья. Выход должен быть!

Ты передай там, чтоб Большой Совет

Собрался через час в Зелёном зале…

Зови ребят, небось и ждать устали,

От неизвестности душе покоя нет.

Вошли ребята. Тихим табунком

Остановились сразу у дверей.

Пред ними был не кабинет – скорей

Большая комната с высоким потолком.

За шторами от потолка до пола

Едва читались контуры окон.

И не понять о чём или о ком

Болтал в камине огонёк весёлый.

А в кресле у камина – человек,

Из-за очков из-под усталых век

Глядят глаза приветливо, тепло:

– Продолжить встречу время подошло

(Встал с кресла, подошёл к ребятам).

Ну, здравствуйте. Вас снова видеть рад.

Не зря у нас в народе говорят,

Завидуй людям, дружбою богатым.

И я надеюсь, будем мы друзьями

(Так и стрельнул весёлыми глазами),

Но я вам не представился вчера,

А прозвище моё Ищи Добра —

Оно мне нравится, и я к нему привык.

Начнём, пожалуй, времени впритык.

Настало время для вопросов ваших.

Мне отвечать, а вам их задавать.

Спросил Серёжка:

– Что же было дальше?

Вы обещали утром рассказать.

– Что было дальше? Дальше было так:

Войдёшь в воротца – непроглядный мрак

Тебя охватит на одно мгновенье,

Потом вдруг радужными всполохами свет

В глаза плеснёт – и вот его уж нет,

И в сером НЕЧТО видишь проясненье.

Не сразу осознав, что это было,

Глядь – ты опять на площади стоишь,

Где всё знакомо, только давит тишь,

Как будто Город ватою накрыло.

Но прорывая вату тишины,

Всё больше слышишь голосов знакомых:

И ты им рад, как век не слышал – дома!

Вот так сюда свершался переход.

И зажил счастливо мой Город, мой народ.

А дальше – просто, как и быть должно,

Всё, кажется, учли, да не учли одно:

Когда свобода выдаётся как подарок,

Без мук, без боли, Свет её не ярок,

Она прекрасна, но как трудно с ней,

И как с подарком сим распорядиться?

Не сразу поняли мы в сутолоке дней:

Ушла свобода, как в песок водица…

Откуда Справедливейший явился,

И кто его к Машине допустил,

Никто не вспомнил, как бы я ни бился,

Кого бы я об этом ни спросил.

Как будто кто-то этот эпизод

Из памяти людей стёр тщательно, надёжно.

Но начинал он крайне осторожно.

Не день прошёл, не месяц и не год —

Но постепенно взял он власть над нами.

И, безусловно, правым будет тот,

Кто упрекнет, что мы виновны сами:

Беспечно полагаясь на Машину,

Не разглядели деспота личину.

Сначала был он лишь Смотрящим у Машины,

Потом вдруг начал должности менять,

Вверх по служебной лестнице шагать,

Порой без повода на то и без причины.

И вот он – Главный Толкователь. Этот пост

Был наивысшим в Городе у нас.

И Толкователь был вначале прост,

И страждущим он помогал тот час.

Тогда ещё мы богачей не знали,

А в Городе вершил дела Совет,

В который мы достойных выбирали

Среди своих всего на пару лет.

А Главный Толкователь назначался

Советом Города и им же утверждался.

Но толи случай, умысел ли злой:

В машине отчего-то вышел сбой.

Смешалось всё немыслимо и странно

С того момента. Время сорвалось

В калейдоскоп. И всё для нас слилось:

Эпохи, континенты, страны.

Тут паника такая началась!

И всякий бы наверно испугался,

Когда не то, что год, не знаешь день и час.

И только Толкователь не терялся.

Он объявил народу, что его

Машина избрала, тем оказав вниманье,

И у него лишь только одного

Она согласна исполнять желанья.

И с тем он согласился этот пост принять,

Чтоб чехарду со временем унять.

И только Толкователь утвердился,

Порядок хоть какой установился,

Всё стало вовремя: рассветы и закаты,

Все дни и ночи, лишь одна беда:

По-прежнему все путались года,

Материки и города, и даты.

А Город наш скакал по всем эпохам —

И это было, безусловно, очень плохо,

Нигде пристанища ему доныне нет,

Но хуже: как грибы в осенний день,

Откуда-то вдруг вылезли на свет

Банкиры и купцы, закабалив людей.

Наш Толкователь стал Великим богом,

И всё у нас подчинено ему,

Пусть беден ты, но и в своём дому

Ты не хозяин. А всему итогом

Всех работяг согнали вниз, на третий ярус,

Где солнца нет, и скудная еда,

И та бывает не у всех и не всегда,

И рабский труд на всех. Слепая ярость

Не раз бросала нас на богатеев,

Нас жёстко подавляли. Но затея

Вернуть потерянное до сих пор жива,

Есть предсказание – о нём идёт молва,

О том, что только в Город ваш приход

Поможет разорвать круговорот

Всех этих ситуаций и событий.

И вы пришли…

– И что же вы хотите,

Что сделать мы теперь для вас должны? —

Не вытерпел Алёша. – Мы чужие,

Мы здесь не знаем никого и ничего.

Что можем мы?

– Ребята, дорогие,

И мы пока не ведаем всего,

Но знаем точно, что с самой Машиной

Вам надо встретиться всем сразу, всемером.

Но это трудно и тому причина,

Что спрятана от глаз она хитро,

И почтари так рьяно охраняют

Все подступы и все подходы к ней.

И ещё одно я твердо знаю,

Что времени у вас всего лишь пара дней.

Ну, чуть побольше – позже уточним —

И всё должно решиться в эти дни.

– А если не решится, что тогда? —

Вмешалась Люба. – Завтра, кровь из носа,

Вернуться надо. И не ерунда

Для наших мам решение вопроса,

Как нас найти, коль не придём мы к сроку,

А вы сказали, надо пару дней.

– И рад бы отпустить, да только мало проку

От этой радости, и очень жалко мне,

Что вам домой вернуться не удастся,

По крайней мере, завтра: Город наш,

Я говорил, по времени метаться

Был обречён. Где ныне город ваш

Никто не скажет – таковы дела…

– Нет, это здорово! Нас в город заманили,

Хотим ли, нет ли, даже не спросили.

И думают, что помощь им пришла,

А что хотят от нас, не знают сами.

А я домой хочу, хочу я к маме,

Да вот уйти отсюда не могу,

Сбежал бы я, но знают: не сбегу…

– Спокойно, Генка, есть, наверно шанс,

Иначе бы не так встречали нас.

Они могли бы сделать быстро, грубо, просто,

И мы б не пикнули, – всех урезонил Костя.

– Да, шанс, конечно, есть. И всё ж не мы вчера

Вас заманили, а сама Машина,

Иль кто за ней, – сказал Ищи Добра, —

И в этом вся незнания причина.

Но мы узнаем. Что от нас зависит,

Мы сделаем, чтоб вас вернуть домой.

Но вы одно, друзья, должны помыслить,

Что нет назад дороги вам иной.

А Справедливейший уж точно вам не рад:

К Машине вас не пустит, не пустит и назад.

И вам и нам так надо постараться,

Чтоб почтарям в застенок не попасться,

А завтра – завтра крайний срок —

Быть у Машины…

Тут Сергей Нырок,

Прервав хозяина, подвел черту:

– Ребята,

Понятно, что идти нам на попятный

Никто не даст. Что ж время зря терять,

Скажите лучше нам, с чего начать?

– Я вас ещё немного задержу

И что сначала делать подскажу,

А дальше вам, друзья, самим решать,

А мы, конечно, будем помогать…