Текст книги "Фокус-группа"

Виктор Олегович Пелевин
Фокус-группа

С первого взгляда казалось, что Светящееся Существо парит в пространстве безо всякой опоры, как облако, сквозь которое просвечивает солнце. Когда глаза немного привыкали к сиянию, становилось видно, что опора все же была. Существо восседало (или возлежало, точно сказать было трудно из-за округлости его очертаний) в кресле, похожем на что-то среднее между гигантской лилией и лампой арт-деко. Эта лилия покачивалась на тонкой серебристой ножке, от которой отходили три отростка, кончавшихся почкообразными утолщениями.

Стебель выглядел слишком хрупким, чтобы выдержать даже небольшой вес. Но семеро усопших (какое глупое слово, сказал бы любой из них), которые совсем недавно вырвались из мрака к этому ласковому сиянию и теперь сидели вокруг цветка-лампы, не задавались вопросом, сколько весит Светящееся Существо и есть ли у него вес вообще. Их занимало другое: если таков свет, исходящий от его спины, каков же блеск лика? Какими лучами сверкают его глаза?

Этот вопрос мучил всех семерых. Каждый видел нечто вроде округлой спины, плеч и накинутого на голову капюшона и, глядя на эту спину, делал вывод, что сидящие с другой стороны созерцают лицо. Вывод, однако, был неверен. Но никто даже не подозревал о таком положении дел. Зато все слышали голос – приятный, добродушно-веселый и странно знакомый, словно бы из какой-то телепередачи.

– Итак, – сказало Светящееся Существо, – подведем промежуточные итоги. Несмотря на уважение к культурному наследию веков, мы не хотим жить в яблоневом саду со змеями. Мы не хотим скитаться по темным пещерам, бродить по пескам в поисках родника, лазить на пальмы за кокосами и все такое прочее. Мы не хотим, чтобы колючки впивались нам в ноги и комары мешали спать по ночам. Мы не хотим никаких экстремальных переживаний – после туннеля никто, как я догадываюсь, не жаждет новых аттракционов. Правильно я понимаю ситуацию? Ха-ха! Вижу, что правильно… Если сформулировать вывод совсем коротко, мы собираемся сосредоточиться на приятных ощущениях. Опять правильно понимаю? Ха-ха-ха! Осталось выяснить, каких. Что по этому поводу думает… Ну, скажем, Дездемона?

Светящееся Существо вело себя с юмором – все получили от него прозвища вроде детских. Дело, впрочем, могло быть не только в юморе, а в том, что земное имя следовало забыть навсегда.

– Чего тут голову ломать, – сказала негритянка с серьгами-обручами в ушах. – Надо перечислить, кому что нравится. А дальше плясать от списка.

Она говорила с сильным украинским акцентом, но это не казалось несуразным – все уже знали, что она дитя портовой любви из Одессы. Наоборот, сочетание черной кожи с малоросским выговором придавало ей какую-то малосольную свежесть.

– Давайте попробуем, – согласилось Светящееся Существо. – Начнем с Барби.

– С меня? – хихикнула блондинка, действительно похожая на куклу Барби после второго развода. – Я люблю кататься на яхте. И нырять с аквалангом.

Барби была не то чтобы очень молодая, но все еще сексапильная. На ней была туго заполненная грудями футболка с надписью «I wish these were brains».[1]1
  Хотела бы я, чтобы это были мозги.


[Закрыть] Сквозь футболку проступали острые соски.

– Монтигомик? – спросило Светящееся Существо.

– Я сладкоежка, – сказал сидевший слева от Барби мужчина с орлиным носом и татуировкой «Монтигомо» на руке. – Чревоугодник, можно сказать. Люблю шоколадки, пончики с сахарной пудрой, пирожные. Только мне врач не советует, у нас в семье наследственный диабет.

Татуировка была уместна – он действительно походил на индейца острыми чертами лица и темно-красным загаром, который бывает у жителей тропиков и алкоголиков с больными почками.

– Диабета теперь можно не бояться. Как говорится, грешите на здоровье… А что скажет Дама с собачкой? Наверно, собаки – ее главная страсть?

Светящееся Существо обратилось таким образом к женщине средних лет с короткой стрижкой, на коленях у которой лежала японская сумочка в виде пекинеса с молнией на спине. Выглядел этот пекинес так правдоподобно, что мог, наверно, сойти за живого не только в загробном мире.

– Не сказала бы, – ответила Дама с собачкой. – Это очень поверхностное наблюдение. Как если бы кто-нибудь сделал вывод, что вы любите вертеть задом из-за того, что вы сидите во вращающемся кресле.

Светящееся Существо засмеялось. Остальные тоже – всем очень льстило, что Светящееся Существо держит себя так просто. Дама с собачкой дождалась, пока смех стихнет, и сказала:

– Я хочу иметь полную видеотеку всех европейских фильмов начиная с изобретения кино. Посмотреть все, что было когда-либо снято. Это для начала.

– Дездемона?

– Я люблю танцевать всю ночь напролет, – сказала Дездемона. – Но только после того, как съем пару колес. Так что если я скажу, что я хочу все время танцевать, это надо понимать комплексно.

– Телепузик?

– Я? – спросил толстяк с лицом, покрытым капельками пота. – Я люблю свободный секс.

Телепузик был не просто толстый, а отталкивающе толстый – он походил на огромный презерватив с водой, в нескольких местах перетянутый ушедшими в складки веревками. Наверное, по причине этого сходства, которое до неприличия усиливала мокрая от пота рубашка, слова о свободном сексе показались вполне уместными.

– Вот как, – сказало Светящееся Существо. – А что это такое – свободный секс?

– Ну это, – ответил Телепузик, – как у Depeche Mode. Напеть? «No hidden catch, no strings attached – this is free love…»[2]2
  Никаких уловок, никаких манипуляций – это свободная любовь…


[Закрыть]

– Сдается мне, что это просто любовь к трудностям, – сказало Светящееся Существо, и все, кроме толстяка, засмеялись. – Родина-мать?

– Я люблю футбол по телевизору, – сказала седая старушка в красном платье, и правда похожая на Родину-мать после демобилизации с военного плаката. – Но это не самое важное. Больше всего я люблю… Вы смеяться не будете? Мне ужасно нравится французская жидкость для утюга. Дочка привозила. Приятно так пахнет. Гладить с ней – одно удовольствие. Очень люблю гладить шторы с такой жидкостью. И чтоб за окном весна была. А если из еды – яйца вкрутую, фаршированные черной икрой.

– Понятно. Ну а ты, Отличник?

Молодой человек в круглых очках смущенно улыбнулся.

– Не подумайте, что это инфантильность, – сказал он. – Я люблю видеоигры, только не компьютерные, а для Playstation-2. Или на худой конец для X-Box. У компьютеров обычно или видеокарта не тянет, или звук – в общем, всегда проблемы…

– Здесь проблем не будет, – сказало Светящееся Существо. – И что, это все?

– Нет, – сказал Отличник. – Меня раздражает одна особенность игр для Playstation, и для первой, и для второй. Такое чувство, что их главная задача – сжечь как можно больше детского времени. Поэтому без конца приходится повторять одни и те же действия, проходить заново те же уровни, вести какую-то мутную бухгалтерию – чтобы игра занимала часов пятьдесят чистого времени. Хотя интереса там на час-два. Мне бы хотелось играть в игры, где все свежие впечатления сжаты в минимальном объеме времени. Можно так?

– Можно, – ответило Светящееся Существо словно бы даже с каким-то недоумением. – Вы меня удивляете, друзья. Стоило умирать ради таких мелочей?

– Только не думайте о нас плохо, – сказала Дама с собачкой. – Мы не так примитивны. Каждый назвал то, что первым пришло в голову. Но ведь после чего-то одного всегда хочется чего-то другого. После еды захочется танцевать, после танцев, я не знаю, шторы гладить. Если как следует подумать, список можно продолжить до бесконечности. Я одну только еду могу полдня перечислять.

– В Евангелии сказано – не хлебом единым жив человек, – тихо проговорил Монтигомо.

– Правильно, – согласилась Дездемона, – ему нужны еще и зрелища. Мы о том и гутарим.

– Евангелие писали давно, – сказала Барби. – С тех пор в мире многое изменилось. Теперь есть много таких продуктов и потребностей, которые не попадают ни в одну из этих категорий.

– Почему «теперь»? – спросила Родина-мать. – Они всегда были. Только я не уверена, что их можно называть продуктами. Меня в детстве ничто так не радовало, как пятерка в школе. Но разве это продукт?

– Вопрос надо ставить широко, – сказал Отличник. – Почему только пятерки? Речь идет, как я понимаю, о наслаждениях морального свойства.

– Не наслаждениях, а наслаждении, – заметил Телепузик. – Оно всегда одно и то же.

– А что доставляет нам это наслаждение? – спросила Дездемона.

– Наверно, – сказала Родина-мать, – сознание того, что мы поступили правильно. Спасли ребенка из огня. Наказали негодяя за совершенное зло…

Монтигомо вздрогнул.

– Что это?! – воскликнул он, указывая пальцем на негритянку. – Посмотрите, что у нее с серьгами!

С серьгами Дездемоны происходило странное. Они отяжелели и набухли, из золотых став зелеными. Это были уже не серьги, а…

– Это же змеи, – прошептал в ужасе Монтигомо.

Действительно, серьги превратились в свернувшихся кольцами зеленых змеек – когда именно, никто не заметил. Они походили на заготовку, над которой только начал работать невидимый резчик, но в некоторых местах чешуя уже ярко и мокро блестела. Дездемона потрогала серьги, и на ее лице изобразилось недоумение.

– Они холодные, – пожаловалась она, – и мокрые! Что это такое?

– Успокойтесь!

Голос Светящегося Существа перекрыл все охи и шепоты, и наступила тишина.

– Вспомните, что вы умерли. То, что кажется вам телом, – просто память о том, какими вы были. Эта память – как сон. А во сне все условно и зыбко. Ничего не бойтесь. Самое страшное уже случилось.

– А можно вопрос? – сказал Монтигомо. – Мне интересно как религиозному человеку. Есть такой догмат о воскрешении в теле. Я читал в одной духовной книге, что тело после смерти необходимо, чтобы войти в рай, потому что у души тоже должно быть какое-то оформление. Иначе, мол, будет непонятно, кто входит и куда. Это правда?

– Можно сказать и так, – ответило Светящееся Существо. – Но это иллюзорное тело. То, что оно меняется, – естественный процесс. Что-то вроде прыщиков при половом созревании. Помните? Когда оно начинается, кажется, что ужаснее этих прыщей ничего и быть не может. Но на самом деле это предвестие будущего счастья, не так ли, Телепузик? Не слышу! А? Вот то же самое и здесь.

– Но почему сережки-то? – спросила Дездемона. – Это ведь не тело, а вообще черт знает что.

– Разницы нет. После смерти каждый человек делается всемогущ. И любой дрейф ума становится зримым. В этом источник вечного блаженства, но и огромная опасность. Шарахнувшись от собственной тени, вы можете зашвырнуть себя в бесконечное страдание. А можете так же точно вступить в невообразимое счастье. Я здесь как раз для того, чтобы прийти вам на помощь. Я ваш проводник, друзья мои.

– Так что мне теперь делать? – спросила Дездемона.

– Не обращайте на это внимания, – ответило Светящееся Существо. – Считайте просто сном. А если вас раздражают эти манифестации, давайте поторопимся с нашим обсуждением. Как только вы вступите в рай, от случайной ряби сознания не останется и следа. Так что давайте сосредоточимся. На чем мы остановились?

– На моральном наслаждении, – сказал Телепузик.

– Правильно, – сказал Монтигомо. – Мы получаем его, например, от победы над злом. Но разные люди считают злом разные вещи. Например, если вы – следователь по раскрытию секс-преступлений, – он покосился на Телепузика, – то злом для вас будет сексуальный маньяк. А если вы сексуальный маньяк, – он опять поглядел на Телепузика, – то злом для вас будет следователь. Если, конечно, вы не следователь – сексуальный маньяк.

– Так, – рассмеялось Светящееся Существо. – И что же нам делать в условиях такой неопределенности?

– Мне кажется, – заговорила Барби, – что никакой неопределенности нет. Разные люди испытывают моральное наслаждение по разным поводам. Но само это наслаждение всегда одинаково! Мы с ним хорошо знакомы, верно? А раз так, давайте просто добавим его в нашу потребительскую корзину, и все!

– А не слишком ли это просто? – подозрительно спросил Телепузик.

– Я же говорю, – заметило Светящееся Существо, – Телепузик любит трудности.

– Барби права, – сказала Дездемона, стараясь говорить так, чтобы двигался один рот и змеи в ушах оставались неподвижными. – Чего мы тут сами себе проблемы выдумываем. Только время тянем. А тянется оно лично для меня не особо приятно. Если кто еще не понял.

– У меня тоже чувство, что мы топчемся на месте, – сказал Монтигомо. – Рай, построенный по нашим заявкам, будет каким-то профсоюзным санаторием. Нужен качественный скачок. Прорыв. Кто?

Некоторое время все напряженно думали. Вдруг Отличник схватил себя за голову и издал победный клекот.

– Оба-на! Да мы вообще не туда едем! Я понял, в чем проблема! Все понял!

– Прошу, – сказало Светящееся Существо.

– Незадолго до… В общем, когда я был проездом в Париже, я видел по телевизору рекламу фирмы «Боинг». Сначала какие-то тенистые кущи с родниками, коврики на лужайках, что-то такое типа исламского рая. Вроде вечного пикника с гуриями. Мне, во всяком случае, так запомнилось. А потом на экране появляется большой серо-синий самолет и надпись: «Boeing. Being there is everything».[3]3
  Быть там – это все.


[Закрыть] Я почему этот клип и запомнил – как это, думаю, такую фигню после одиннадцатого сентября показывают…

– А при чем тут мы? – спросила Барби.

– А при том, что в этой рекламе все сказано. Everything. То, про что мы говорили, – это something. А рай – это everything. Понятно? Being there is everything!

– То есть как? – спросила Дездемона. – Все вместе, что ли?

– И сразу, – добавил Монтигомо. – Чтоб рыбку съесть и… кино посмотреть.

– Понимаю вашу иронию, – ответил Отличник, – но дело именно в этом! Именно так, как вы сказали! Именно и в точности так! Любой выбор накладывает ограничения. Просто потому что отвергает все остальное, хотя бы на время. Это, во-первых. А во-вторых, природа наших удовольствий обусловлена имеющимися у нас органами чувств. И захотеть мы в состоянии только того, что нам знакомо! Только того, что мы когда-то могли… Я понятно говорю?

– Не очень, – отозвалась Родина-мать.

– Круг наших желаний ограничен опытом телесности. Мы вспоминаем о фильмах и сексе, потому что у нас были глаза и сами знаете что. Но мы даже помыслить не можем о чем-то таком, что лежит между этими двумя занятиями, не являясь ни одним из них! Вот в чем наша ущербность.

– Наверно, не следует говорить об ущербности, – заметило Светящееся Существо, – но в целом ход мысли блестящий!

Отличник просиял. Его даже радовало, что Светящееся Существо сидит к нему спиной. Он знал про себя много такого, что это персональное невнимание казалось неожиданно легкой формой загробного наказания, чем-то вроде очистительного ритуала перед входом в вечное блаженство.

– Конечно! – сказал он, преданно глядя вверх. – Что бы мы ни выбрали, потом мы захотим другого, третьего и будем метаться так всю вечность. А приходило ли вам в голову, что могут существовать неизмеримо более высокие формы наслаждения, вбирающие в себя все то, что мы перечислили? Допускали ли вы, что фильм, который мы смотрим, сможет одновременно насыщать? Мечтали ли вы о том, что икра, которую мы едим, разбудит воображение и вызовет захватывающее дух любопытство к каждой проглатываемой икринке? Думали ли вы о половом акте, который доставит высочайшее моральное удовлетворение?

– Ну, – сказал Телепузик, – такое на зоне сплошь и рядом бывает.

Родина-мать выразительно прокашлялась, но Светящееся Существо захохотало, да так заразительно, что все остальные засмеялись тоже.

– Ай! – пискнула Барби.

Все поглядели в ее сторону. Там, где на ее майке красовалась надпись про мозги, теперь было что-то мокрое, большое и очень похожее на полушария обнаженного мозга – разделенное надвое нагромождение серо-фиолетовых бугров, извилин и кровеносных сосудов, блестящее и пульсирующее.

– Что это?

– Все то же самое, – сказало Светящееся Существо. – Постепенное созревание семян прошлого в сознании. Причины превращаются в следствия.

– Какие семена! – завизжала Барби. – Какие причины и следствия! Я что, этими сиськами думала, что ли?

– Видимо, нет, – ответило Светящееся Существо. – В этом и беда. Думать не думала, а майку надела. Зачем?

– Да просто так!

– Значит, хватило. Малейшее движение мысли может здесь воплотиться в видимый образ. Потерпите, друзья, скоро все будет позади – мы уже почти на финишной прямой… Да ты не тереби, не тереби, милая. Считай, что ты в мокрой маечке, вот и все… Ну, что дальше, умник ты наш? Какой следует вывод?

Отличник понял, что эти слова относятся к нему.

– Я еще не все продумал, – сказал он, – но Монтигомо, по сути дела, прав. Нужно все и сразу.

– А если мы не хотим всего и сразу? – откликнулась Дездемона. – Мне, например, совершенно не нужны эти змеи в ушах. Или рак простаты. Тем более что у меня ее нет.

– Тогда давайте объявим, что мы хотим всего того, что нам нравится. И одновременно. Так можно?

– Можно, – сказало Светящееся Существо. – Почему нет.

– Так просто? – спросил Телепузик.

– А зачем нам трудности? – спросило Светящееся Существо, и все засмеялись – даже Барби сквозь слезы.

– Попробую сформулировать четко, – заговорил Отличник. – Мы хотим… Мы хотим, чтобы в потребляемом продукте или услуге были представлены свойства и качества, привлекавшие нас в многообразии того, что доставляло нам удовольствие при жизни. И чтобы переживание этих свойств и качеств происходило одновременно, без всяких препятствий и границ, пространственных, временных или каких-либо еще.

– Вот юрист хренов, а? – пробормотала Родина-мать с восхищением.

– Такого не бывает, – сказала Дездемона.

– Откуда вы знаете? – спросил Отличник.

– А оттуда. Если бы такое существовало, его бы рекламировали все глянцевые журналы.

Она произносила «глянцевые» через «х» и с хлюпом, так что выходило «хлямцевые».

– Может быть, в будущем изобретут, – сказал Отличник. – Даже не может быть, а наверняка изобретут! Раз мы с вами додумались, неужели человечество не додумается?

– Просто провидец какой-то, – сказало Светящееся Существо. – Нет слов. Поаплодируем ему, поаплодируем!

Участники обсуждения сговорчиво захлопали в ладоши. Зардевшись, Отличник встал и поклонился. Но приятный момент оказался смазан: Родина-мать заметила, что очки провидца обросли какими-то острыми коготками. Пока они были короткими, но вид у них был жуткий. Отличник попытался снять очки, но не смог – оправа будто приросла к ушам.

С Телепузиком тоже творилось что-то безобразное. На его рубашке проступили цепочки красноватых пятен – они были бледными, словно на фотобумаге, которую только что бросили в проявитель, но постепенно делались все отчетливей и кровянистей. Толстяк брезгливо оглядывал себя, отводя руки от тела, словно боялся вымазаться. Казалось, что кто-то обмотал беднягу колючей проволокой и сильно потянул за ее концы, отчего шипы впились в плоть под одеждой. К счастью, Монтигомо отвлек внимание аудитории от этой мрачной картины.

– Что-то я не понимаю, как такое смогут изобрести, – сказал он, – даже и в будущем. Человек-то останется тем же, что и сейчас.

– Ну и что. Человек уже сколько тысяч лет тот же самый, а что-то новое каждый год появляется, – откликнулась Барби. – И каждый раз никто не ожидает. Я уверена, лет через сто такое изобретут, чего мы даже и представить не можем.

– Но ведь это все радикально меняет, господа, – сказал Телепузик. – Получается, что мы делаем выбор, основываясь на неполной информации. Это все равно, что заказывать в ресторане обед, не прочитав меню.

– А как же еще? – спросила Дама с собачкой. – В будущее ведь не залезешь.

– Почему, – сказала Барби. – Если я правильно поняла, мы можем попросить все, что пожелаем. Так давайте для начала выясним, что мы вообще можем пожелать. Пускай нам, что называется, покажут весь ассортимент.

Все глаза повернулись к Светящемуся Существу. Оно молчало, видимо, ожидая вопроса.

– Юрист, давай, – сказала Родина-мать. – Загни, чтоб опять никто ничего не понял.

– Мы бы хотели узнать, – заговорил Отличник, – не появится ли в будущем какого-нибудь продукта или процесса, который позволит приблизиться к тому идеалу, о котором мы говорили? То есть сделать потребление бескрайним, а удовлетворение от него бесконечным?

– Появится, – сказало Светящееся Существо.

– Хорошо, – продолжал Отличник, – а можно заглянуть в это самое будущее? Чтобы понять, о чем идет речь. Получить представление. Хоть одним глазком, а?

– Можно всеми тремя, – сказало Светящееся Существо. – Только не пугайтесь.

В следующий момент и оно само, и белый цветок, в котором оно сидело, исчезли из вида.

Стебель с тремя отростками остался на том же месте. Но теперь под ним была сцена, а перед сценой – зал, полный людей, одетых во что-то вроде разноцветных лыжных костюмов. Так, во всяком случае, показалось Отличнику, который оказался в первом ряду этого зала.

Кроме металлического стебля, на сцене была трибуна. Лыжники бешено аплодировали стоявшему на ней оратору в таком же наряде. Не обращая внимания на аплодисменты, тот продолжал говорить. Слышно из-за шума ничего не было, но слова его речи на десятке разных языков бежали светящимися ручейками по экрану, занимавшему всю стену над трибуной. В самом верху, над полосой с китайскими иероглифами, шел английский текст:

«…nourishment and entertainment will meet and unite in a single safe, colorful, and crispy product, shimmering with nuances of taste and meaning…»

Родной язык мерцал довольно низко, и перевод отставал, зато можно было прочесть все с самого начала:

«Неуклонный прогресс человечества и развитие великой технологической революции неизбежно приведут к тому, что хлеб и зрелища встретятся и сольются в одном безопасном, хрустящем и красочном продукте, переливающемся сочными оттенками вкуса и смысла. Потребление этого абсолютного продукта будет происходить посредством неведомого прежде акта, в котором сольются в одну полноводную реку сексуальный экстаз, удачный шоппинг, наслаждение изысканным вкусом и удовлетворение происходящим в кино и жизни. Это поистине будет не только венец материального прогресса, но и его синтез с многовековым духовным поиском человечества, вершина долгого и мучительного восхождения из тьмы полуживотного существования к максимальному самовыражению человека как вида, окончательный акт, где встретятся…»

Английский текст был изящнее и обходился без эвфемизмов, введенных, видимо, импровизирующим синхронистом: вместо слов «абсолютный продукт» стоял термин «entertourishment», а окончательный акт, в котором встречались все земные радости, был обозначен как «shopulation» – видимо от «shopping», скрещенного с «copulation».

Отличник задумался о том, как перевести эти термины. Ничего лучше, чем колхозный оборот «ебокупка хлебозрелища», не пришло в голову. Чтобы подчеркнуть протяженность процесса во времени (хотелось, понятное дело, чтобы он длился как можно дольше), можно было заменить «ебокупку» на «покупоебывание», но все равно выходило коряво. Решив посмотреть, как с этим справились переводчики-профессионалы, он опустил взгляд на ту часть табло, где появлялся перевод, но опоздал.

Зал и трибуна с оратором пропали так же мгновенно, как перед этим возникли, и все увидели Светящееся Существо. Цветок, в котором оно возлежало, зажегся над металлическим стеблем одновременно с тем, как лыжники растворились во тьме. Сам стебель снова остался на том же месте, и у Отличника мелькнула неприятная мысль, что это какая-то антенна, которая излучает одно наваждение за другим.

Несколько секунд все молчали, приходя в себя.

– Скажите, – нарушила тишину Родина-мать, – а что это такое, что вы тут нам показываете? Будущее?

– Объемное кино, – бросил Телепузик. – Или галлюцинация.

Пятна на его рубашке успели стать ярко-красными.

– Что они, рай на земле построят? – сказала Дездемона. – Завидно.

– Не надо завидовать, – сказало Светящееся Существо. – Если они и построят рай на земле, неужели вы думаете, что у вас не будет его на небе? Все лучшее, что создано мыслью человека, навсегда достанется человеку, потому что…

Светящееся Существо сделало интригующую паузу.

– Потому что кому еще это нужно? – спросило оно шепотом и засмеялось.

– Нет, правда, что это такое? – спросила Дама с собачкой. – Объясните кто-нибудь.

– Рассуждая логически, – сказал Монтигомо, – эта штука должна быть устройством, которое осуществляет то, о чем мы говорили. Во всяком случае, если окажется, что это зубоврачебный аппарат новой модели, я буду очень удивлен.

– Пускай они объяснят, – застенчиво молвила Родина-мать.

– Как вы проницательно догадались, – сказало Светящееся Существо, – это аппарат, который появится на земле через много лет. В нем воплотится многовековая мечта человечества, о которой само человечество даже не догадывалось все эти века, хотя отгадка была так близко, что вы сегодня нашли ее без всякого труда путем элементарного логического анализа. Но это не просто машина. Это нечто гораздо большее…

– Я знаю! – завопил Отличник. – Я понял! Только что осенило!

Светящееся Существо замолчало.

– Это второе пришествие! – выпалил Отличник.

– Не говорите глупостей, – бросил Монтигомо.

– Конечно! – продолжал Отличник. – Люди ждут, что бог придет к ним в виде человека. Как две тысячи лет назад. Но почему они так думают, никто не может объяснить. А для чего богу ветхое человеческое тело? Чтобы его опять прибили к доскам? Нет уж, спасибо! Помним!

Он обвел всех горящим взглядом.

– Знаете, есть такое выражение – Deux ex Machina? Когда автор греческой трагедии не справлялся с сюжетом, на сцену спускался бог в специальной сценической машине и решал все проблемы. Вот что нужно человечеству. Оно так запуталось со своим сюжетом, что дальше просто некуда. Так почему бог не может протянуть нам руку из машины? Божественной машины? И не просто руку – руки! Этих машин нужно огромное количество, как телевизоров или холодильников… Чтобы вместо одной сломанной появлялось две новые… Правда? Угадал?

– Поразительная острота мышления, – сказало Светящееся Существо. – Скажем так, ты прав настолько, насколько человек может быть прав, рассуждая о сверхчеловеческом. Действительно, после изобретения этой машины начнут циркулировать слухи о втором пришествии. Но ведь так было и после появления ЛСД. Поэтому я не стану говорить, что ты угадал. Или не угадал. При любом варианте возникнет много вопросов, не имеющих ответа.

– А что по этому поводу сказано в Священном Писании? – спросила Дама с собачкой.

– Писание говорит так: «Дух дышит, где захочет», – сказал Монтигомо. – Машина нигде не исключается, насколько я помню.

– А что они такого хорошего сделают в будущем? – спросила Дездемона. – За что им рай при жизни?

– За то же самое, за что и вам, – сказало Светящееся Существо. – Просто так.

– Вот именно, – добавил Монтигомо. – Если бы в рай по заслугам брали, там бы один бог сидел. Никто больше не попал бы. Спасение не по заслугам. – Он покосился на Светящееся Существо. – Только по милосердию. А раз по милосердию, чего удивляться. Милосердие ведь беспредельно. Мы, я думаю, про себя такое могли бы рассказать…

– Это уж точно, – сказала Дездемона и сплюнула.

– Я одного не понимаю, – сказал Отличник, стараясь побыстрее уйти от скользкой темы, – как именно это произойдет? Сначала люди построят аппарат, а потом бог в него снизойдет? Или бог сам явит себя в виде устройства?

– Быть может, бог явит себя в виде устройства, которое построят люди, – глубокомысленно заметил Монтигомо.

– Скажите, – попросила Дама с собачкой, подняв глаза на белый цветок-кресло. – Интересно.

– Не могу, – отозвалось Светящееся Существо. – Это так называемый философский вопрос – как и со вторым пришествием. Я на такие не отвечаю. Понятия, которыми вы оперируете, не указывают ни на что, кроме самих себя, а сами по себе они ничего не значат. Спроси что-нибудь конкретное, хорошо?

– Как он называется, этот аппарат? – спросил Телепузик.

– У него будет много разных названий. Его будут называть даже «Playstation 0», что, я думаю, заинтересует нашего вундеркинда…

Отличник широко ухмыльнулся. Ему нравилось персональное внимание Светящегося Существа.

– Но это из области шуток. Шире всего он будет известен потребителям как «Ultima Tool» – по имени самой распространенной модели. В просторечии его станут называть «Рай-машиной». А его техническое наименование – «Глоботрон».

– Почему такое слово? – нахмурилась Родина-мать. – От глобализма?

– Успокойтесь, к глобализму это никакого отношения не имеет, – ответило Светящееся Существо. – Название связано с принципом действия. Аппарат воздействует на G-структуры лобных долей головного мозга, синхронизируя поступающие по нервным каналам сигналы таким образом, что возникает эффект, называющийся когнитивным резонансом. Благодаря этому и происходит то, о чем так проницательно догадался наш вундеркинд. Но это физическая сторона, которая в нашем случае не играет никакой роли. Ведь тел у вас уже нет…

– То есть что, мы уже не сможем попробовать? – разочарованно спросила Барби.

– Сможете, – отозвалось Светящееся Существо. – Если захотите.

– А как? Теперь уже я не понимаю, – сказал Отличник. – Ведь лобных долей мозга у нас больше нет. На что же этот аппарат будет действовать?

– Второе пришествие, – сказал Монтигомо, – происходит для мертвых так же, как для живых. По всем источникам так. Значит, этот опыт должен быть доступен нам в измерении чистого духа. Правильно?

– Да, – согласилось Светящееся Существо. – Наверно.

– Вот только что представляет собой эта процедура? – спросил Монтигомо. – Я имею в виду, как духовный опыт?

Светящееся Существо задумалось.

– Можно сказать, – отозвалось оно, – что это прыжок в самый источник того счастья, отблеск которого вы ловили в каждом акте потребления.

– И как называется эта… это действие? – спросил Телепузик. – Глоботомия?

Дездемона пробормотала что-то вроде «молчал бы уж», но Светящееся Существо раскатисто захохотало – оно, несомненно, получало искреннее удовольствие от беседы.

– Да называйте как хотите, – сказало оно, отсмеявшись. – Какая разница.

– Скажите, – спросил Монтигомо, – а все чувствуют одно и то же?

– Сейчас вы все узнаете сами, друзья, – ответило Светящееся Существо, – и эти вопросы исчезнут. Пора начинать – время подходит к концу.

– Как, прямо так сразу? – спросила Родина-мать.

– А как же еще?

Послышалось тихое жужжание, и стебель цветка ожил – засветился зеленоватым огнем, и три его отростка раскрылись. Верхний распустился веером серебристых пластин, которые изогнулись, образовав углубление в форме человеческого лица. Второй отросток, в полуметре ниже, преобразился в пластину, похожую на ладонь с оттопыренным вверх большим пальцем. Нижний превратился во что-то вроде велосипедного седла. Словно флюгера разной формы, подхваченные ветром, все три отростка повернулись в одну сторону.