Текст книги "К доске пойдёт… Василькин! Школьные истории Димы Василькина, ученика 3 «А» класса"

Ну, Пушкин… ну, погоди!

После уроков мы сразу побежали к Костику играть в новую компьютерную игру. Можно было и ко мне пойти, но у меня мама работала во вторую смену и пока ещё была дома. А когда играешь в новую компьютерную игру, совсем не хочется, чтобы мама была дома. Разве она даст нормально поиграть?

А вот у Костика как раз никого не было: бабушка уехала на три дня к приятельнице, папа был на сутках, а мама должна была прийти с работы поздно. Поэтому мы наигрались вдоволь, аж до пяти часов вечера, а потом я собрался домой. Я обещал папе выучить уроки до его прихода.

Я надел куртку и кроссовки и крутанул замок на входной двери. В нём что-то щёлкнуло. Костик почему-то испугался, кинулся к двери и стал возиться с замком. Мне было жарко стоять в куртке.

– Ну ты чего? – спросил я. – Дай выйти.

– Выйти?! Да ты сломал замок! – закричал Костик. – Теперь мы до мамы не сможем выйти!

– Я ничего не ломал! – закричал я в ответ. – Я его только немного покрутил.

– Вот именно, покрутил! Он и так у нас заедал, а ты его доломал!

Мы дёргали за дверную ручку, крутили замок, стучали по нему – всё было бесполезно. Потом Костик позвонил маме, и она обещала приехать пораньше. Часов в десять.

– Как в десять?! – воскликнул я. – У меня папа в семь придёт, а меня нет.

– Ну позвони ему, – сказал Костик. – Чтоб не беспокоился.

– А уроки я когда делать буду?

– Да хоть сейчас. Ранец же у тебя с собой.

Делать нечего, мы вернулись в комнату Костика и сели за уроки. Решили все примеры, написали упражнение по русскому языку, даже правило выучили. Как, оказывается, здорово готовить домашнее задание вместе! Не скучно, можно помогать друг другу, правила проверять. И ответы подсказывать.

– Ну вот, а ты боялся, – сказал Костик, когда мы закончили. – Вернёшься домой, а уроки все сделаны. Что там по чтению задали?

Я посмотрел в дневнике.

– Стих. На странице восемьдесят шесть.

– Сейчас мы и с ним быстро разберёмся. Давай учебник.

– Откуда у меня учебник? Я его не брал сегодня. Чтения же не было. Доставай свой.

Костик в замешательстве уставился на меня.

– А у меня его нет.

– Как это нет? – удивился я.

– Ну, я его на выходных у крёстной забыл, в другом городе. Она уже почтой выслала.

– А как ты без учебника?

– На прошлом уроке мне Светлана Алексеевна свой давала. А сегодня я хотел у тебя взять.

Мы посидели немного молча, потом Костик схватил свой телефон.

– У меня где-то номер Кузнецова был.

– Зачем тебе Кузнецов?

– Спрошу, что за стих.

Тут мне позвонила мама, и я долго с ней разговаривал, объяснял, что случилось. Хотя ей папа, наверное, всё уже подробно объяснил. Иначе откуда она узнала бы, что мы с Костиком заперты у него дома?

– Димыч, я всё узнал, – сказал мне Костик, когда я поговорил с мамой. – Сейчас мы этот стих найдём в интернете. Я гений, скажи?

И он стал стучать по клавишам.

– А что за стих-то? – спросил я.

– Да Пушкина, про какую-то Татьяну. Ой, гляди, сколько их! – ахнул он. Я посмотрел в монитор.

– Ага! И все про Татьяну. Какой из них наш?

– Не знаю, – почесал в затылке Костик и снова стал звонить Никите Кузнецову.

– Пусть прочитает первые строчки, – подсказал я. Костик поговорил с Кузнецовым и бросился к компьютеру.

– Ты запомнил строчки? – спросил я. – Скажи вслух, а то забудешь.

– Да какие строчки? Он сейчас на тренировке. Говорит, чтоб больше не отвлекали. Сказал только, что этот стих – отрывок из «Евгения Онегина».

– А что это – «Евгения Онегина»?

– Да откуда я знаю? Он так сказал: отрывок из «Евгения Онегина». Там что-то про Татьяну, зиму и снег.

– Ну ладно, давай искать.

И мы стали искать.

– Нашёл, – радостно выдохнул Костик минут через пять. – Похоже, что он. Слушай:

 
Татьяна (русская душою,
Сама не зная почему)
С её холодною красою
Любила русскую зиму…
 

– Костик, ты посмотри, какой стих огромный!

Мы стали крутить страницу вниз, а стихотворению не было конца.

– Кажись, это не то, – сказал я.

– Как же не то? – загорячился Костик. – Это Пушкин? Пушкин. Татьяна есть? Есть. Зима и снег тоже есть.

– Всё равно нам не могли так много задать, – упорствовал я.

– Кузнецов же сказал: отрывок. Значит, кусочек от этого огромного стиха, – пояснил Костик.

– Да? И где этот отрывок заканчивается? Докуда учить?

Мы снова стали звонить Кузнецову, но он не брал трубку.

– У кого бы ещё спросить? – спросил Костик.

– Погоди, у меня вроде номер Майзлина был, – сказал я.

– Майзлина? Да он двух строчек выучить не может, – возразил Костик. – У него по чтению двойка.

– Ничего, по учебнику прочитает.

Илюха Майзлин гулял на улице и домой возвращаться не хотел.

– Чего-то там про Пушкина, – сказал он. – И про его Татьяну Евгеньевну. Онегину, кажется.

– Послушай, вот это? – я прочитал ему первые строчки.

– Вроде это… Ну да, снег был. И зима была. Кажется.

– Ну хотя бы скажи, стих длинный?

– Ты шутишь? Да он огроменный!

– Сколько строк? Десять? Двадцать?

– Да там все пятьдесят! Или даже сто! Василькин, отстань ты со своим стихом! Некогда мне.

И мы с Костиком стали учить стих. Мы учили его целых три часа с небольшими перерывами. К десяти вечера моя голова была как чугунная, и я чувствовал, что больше не могу запомнить ни слова. А мы дошли только до сорок второй строчки.

– Всё, я дальше не буду учить, – сказал я. – У меня сейчас голова треснет от этого Пушкина.

– Зачем он такие большие стихи писал? И вообще непонятно о чём, – сказал Костик. – Писал бы себе маленькие, лёгкие и не морочил детям голову.

– Наверно, за большие стихи больше платили.

– Нормально! Ему больше платили, а мы мучайся теперь!

В десять пятнадцать пришла мама Костика, но освободили нас только в одиннадцать. Пока бегали за слесарем, пока вскрывали дверь, пока я ждал папу… Домой я попал только в двенадцатом часу и сразу рухнул в постель. В учебник чтения даже не заглянул. Мне уже было всё равно, сколько строчек мы недоучили.

– Давайте быстренько ответим стихотворение, прямо по списку, – сказала Светлана Алексеевна на первом уроке. – У нас большая тема по русскому, поэтому мы потратим на неё остаток этого урока. Бойко, к доске!

– А что, прям весь стих рассказывать? – мрачно спросил Костик.

– Ну конечно весь. Что за вопросы?

Костик пошёл к доске как приговорённый. Он ещё перед уроком сказал мне, что вообще ничего не помнит. Когда он начал читать, запинаясь на каждом слове, брови Светланы Алексеевны поползли вверх. Класс оживился и зашептался. Когда Костик доковылял до строчек: «Служанки со всего двора / Про барышень своих гадали…», Светлана Алексеевна не выдержала:

– Бойко! Что ты мне читаешь?

– Пушкина, – промямлил Костик.

– Понятно, что Пушкина. Что именно?

Я почуял неладное и стал быстро листать учебник Лизы Комаровой. Свой я так и оставил дома, в столе. Светлана Алексеевна заметила, что я завозился, и спросила:

– Василькин, какой отрывок я задавала?

Я сказал неуверенно:

– Из «Евгения Онегина».

– Я понимаю, что из «Евгения Онегина». Как он начинается?

Что я мог ответить? Я уже смекнул, что мы с Костиком всё-таки выучили не тот отрывок. А как начинается правильный, я не знал – не успел долистать до нужной страницы. Тут Тимур Валеев поднял руку, встал и начал рассказывать.

 
В тот год осенняя погода
Стояла долго на дворе,
Зимы ждала, ждала природа…
 

Я не мог поверить своим ушам. Это же про осень. И Татьяна встретилась где-то только в середине, и снег всего один раз упоминается. И строк всего четырнадцать, выучить – раз плюнуть. А мы-то с Костиком мучились весь вечер, а теперь ещё и двойки получим. Мне стало так обидно, что я встал и сказал:

– Мы с Бойко перепутали, но мы же всё равно учили! Мы в три раза больше выучили, чем нужно! И отрывки у нас огромные. Светлана Алексеевна! Мы же не виноваты!

– А кто виноват? Пушкин? – спросила Светлана Алексеевна. Все засмеялись.

– Да, Пушкин, – упрямо сказал я. – Зачем он столько похожих стихов про Татьяну и зиму написал? Ему что, одного не хватило?

Светлана Алексеевна не рассердилась, а тоже засмеялась. А потом объяснила, что Пушкин не писал много стихов про Татьяну. Он написал один большой роман в стихах, и называется он «Евгений Онегин». А Татьяна – это главная героиня. Роман делится на главы и отрывки, и эти отрывки мы учим в разных классах. Кузнецов и Майзлин сбили нас с толку, поэтому мы нашли не тот стих, да ещё не знали, где остановиться.

Светлана Алексеевна всё же разрешила нам рассказать наши отрывки, но предупредила, что снизит оценку на балл за невнимательность. Я получил четыре, а Костик – три с минусом. Оказалось, все сорок две строчки каким-то чудом удержались у меня в голове. Я вздохнул с облегчением, что всё так удачно закончилось. А Костик был, конечно, недоволен – тройка с минусом не намного лучше двойки. Возвращаясь за свою парту, он пробормотал с досадой:

– Третья тройка подряд… Ну, Пушкин…

– Ну, погоди! – закончила вместо него Светлана Алексеевна.

Весь класс ещё долго не мог успокоиться от смеха.

Внимание, музыкальный номер!

У нас в школе был концерт художественной самодеятельности для начальной школы. Выступали по несколько человек от каждого класса. От нашего третьего «А» выступила Ксюша Цветкова с басней Крылова «Мартышка и очки». Она специально нарядилась под мартышку и нацепила на нос большие очки. Все смеялись и очень громко ей хлопали.

– Подумаешь, – прошептал я Костику. – Я бы тоже смог так кривляться.

– Ну да, – согласился он. – Басню читать каждый сможет.

Потом выступал Никита Кузнецов. Он у нас спортсмен и занимается карате. Никита ходил по сцене босиком, в белом кимоно и показывал разные движения. Ему тоже хорошо хлопали и даже свистели.

– Ничего особенного, – сказал я. – Ногами махать – много ума не надо.

– Так себе номер, – поддакнул Костик. – Даже хлопать неохота.

– А что же вы не выступаете? – спросила Лиза Комарова, которая сидела позади нас. – Сами ничего сделать не смогли, а теперь сидите и всех обсуждаете.

– Это мы не смогли? – обернулся я. – Мы просто не захотели.

– А если бы захотели, мы бы такое сделали! – сказал Костик.

– И какое же?

– А такое! Что просто ого-го! Все бы нам стоя аплодировали.

– Ой, да ладно, «ого-го»! Вы же ничего не умеете! – насмешливо сказала Лиза. Я хотел ей ответить, но Светлана Алексеевна шикнула на нас, и мы замолчали.

Потом выступили ещё трое из параллельного класса. Мы с Костиком и их обсудили, но теперь наклонялись поближе друг к дружке, чтобы Лиза не слышала. Только она всё равно косилась на нас и ехидно улыбалась.

– Вот вредная! Дёрнуть бы её за косу, да посильней, чтоб не задавалась, – сказал Костик.

– Не выйдет, – сказал я. – Коса сзади, а мы впереди. Вот если бы она перед нами сидела, тогда можно было бы.

– Да, в следующий раз надо думать, куда садиться, – сказал он. – Чтоб никто разговаривать не мешал.

Третьи классы выступили, а потом на сцену вышел мальчишка из четвёртого «А» с гитарой в руках. Невысокий такой мальчишка, даже и не скажешь, что он учится уже в четвёртом классе. Он спокойно мог сойти за третьеклассника. И даже за второклассника.

Мальчишка сел на приготовленный для него стул, пристроил гитару на одно колено и обхватил её руками. Как-то очень уверенно обхватил, поправил микрофон, а потом заиграл. И так хорошо заиграл, как настоящий музыкант! Я даже сначала подумал, что это не он заиграл, а радио включилось. Но потом понял: нет, это он играет на самом деле. Звук-то от гитары идёт прямо в микрофон. И пальцы вон как по струнам бегают, быстро-быстро – кажется, сейчас запутаются.

Мелодия была такая весёлая, заводная, что все сразу стали хлопать ей в такт. А когда он закончил и поклонился, все просто вопили от восторга и даже повскакивали с мест. А эта вредина Комарова сказала нам с насмешкой:

– Да ерунда, ничего особенного. Вы лучше смогли бы. И аплодировали бы вам громче. Правда ведь?

Я шёл домой, а этот четвероклассник с гитарой не выходил у меня из головы. Как он красиво играл! Просто мастерски. Вот бы мне так научиться! Я представил – вот на новогоднем концерте ведущий объявляет: «Внимание, музыкальный номер! Выступает Дмитрий Василькин, третий „А“». И тут я выхожу на сцену с гитарой и начинаю играть. И все замирают от восторга. А мелодия у меня очень быстрая и очень сложная. Даже сложней этой. И мои пальцы просто летают по струнам. А весь зал кричит, свистит и хлопает. И только одна Комарова сидит вся зелёная от зависти. И слезами заливается:

– Ах, какая я дурочка, что не верила Василькину! Какой он талантливый музыкант! А я даже стих выучить – и то не смогла!

А правда, почему бы и нет? Почему бы мне не научиться играть на гитаре? Если этот щуплый мальчишка смог, значит, и я смогу. Он ведь всего на один класс старше меня. А по росту так вообще я выше. Ему до меня ещё расти и расти.

Вечером я сказал маме и папе:

– Мне нужна гитара.

– Это ещё зачем? – спросила мама.

– Чтобы играть, – сказал я. – И чтобы меня все слушали.

Папа оторвался от своей книжки и спросил:

– Почему не барабан?

– Зачем мне барабан?

– А он громче. Точно все услышат.

– Папа! – воскликнул я. – Я же серьёзно! Я хочу научиться играть на гитаре и сыграть на новогоднем концерте в школе красивую мелодию.

– Ну да, тогда это действительно серьёзно, – сказал папа. – К тому же у тебя очень много времени, чтобы освоить гитару. Целых два с половиной месяца. Да ты виртуозом станешь за это время.

Я обиделся на папу за его шуточки. Почему он не верит, что у меня получится? Я что, хуже того четвероклассника?

Мама стала мне объяснять, что научиться играть на каком-нибудь инструменте очень сложно. Это очень долгий и трудный процесс, и на это может уйти несколько лет.

– Ты думаешь, почему люди в музыкальной школе по шесть – восемь лет учатся? А потом ещё в консерваторию поступают? – сказала она. – А ты хочешь до Нового года свободно любые мелодии играть!

– Да не нужны мне ваши консерватории! – рассердился я. – И музыкальная школа не нужна. Я сам научусь. Буду каждый день играть понемногу, так и натренируюсь.

– Как можно научиться без музыкальной школы? Ты ведь даже нот не знаешь.

– А зачем мне ноты? Я же не по нотам играть буду, а по струнам. Мама, папа, ну купите мне гитару! Я правда хочу играть! Очень-очень!

Мама тяжело вздохнула и ушла в кухню. А папа снова взялся за свою книжку. Но я от них не отставал. Я каждый день заводил разговор о гитаре. Меня прямо жгло и пекло изнутри – так мне хотелось взять её в руки, ударить по струнам и заиграть заводную мелодию.

И наконец через неделю они сдались.

– Ладно, – сказал папа маме. – Давай купим ему гитару. Пусть учится. Тут у меня в книге написано, что тягу ребёнка к обучению отбивать нельзя. Надо дать попробовать. А вдруг у нас в семье растёт гений?

– Это в какой же книге написано, что мы должны потратить деньги на предмет, который будет валяться без дела? – спросила мама.

– Вот в этой, – показал папа тонкую книжечку, которую читал всю последнюю неделю. – «Детская психология для родителей». Это нам на родительском собрании раздали, между прочим. Ты же не была, поэтому не знаешь.

– Очень правильная книга, – сказал я. – Светлана Алексеевна плохую книгу не раздала бы.

И мы поехали покупать гитару.

– Только обещай нам, – сказала мама, – что ты пойдёшь в музыкальную школу и будешь заниматься с учителем.

– Ладно, ладно, – сказал я, с трепетом прижимая к себе жёлтый деревянный бок гитары.

– И теперь всё своё свободное время ты будешь тратить на уроки гитары и музыкальные домашние задания, – сказал папа. – Никаких компьютеров и телевизоров. Понял?

– Понял, понял, – сказал я.

Я сейчас что угодно мог пообещать. Мне купили гитару! Я научусь играть! Я выступлю на новогоднем концерте!

Меня записали в музыкальную школу к учителю гитары. А он, вместо того чтобы учить меня играть красивую музыку, стал показывать мне, как правильно сидеть и держать гитару. Потом он рассказывал, как называются части гитары. Я всё это записывал в тетрадь и учил. Потом мы перешли к нотам. Потом стали заучивать, где какая нота располагается на грифе гитары. Прошло две недели, а я даже не начал учиться играть.

– А куда нам торопиться? – говорил мой учитель. – Запомни, Дима, музыка не терпит суеты. И случайных людей.

Через месяц он показал мне, как играть «В траве сидел кузнечик». Я учил «Кузнечика» очень долго, всё никак не мог запомнить, где какие струны надо зажимать. Но потом всё же запомнил и гордо сыграл папе с мамой. Они долго мне хлопали.

– Вот видишь, – сказал папа маме. – А ты не верила, что наш Дима упорный и целеустремлённый.

Они радовались, а мне было совсем не радостно. У меня болели пальцы от тугих струн, а голова гудела от непонятных нот. Я хотел играть в компьютер, хотел гулять с Костиком и другими ребятами. А вместо этого должен был сидеть на уроке в обнимку с гитарой и разучивать всякие дурацкие аккорды и гаммы. Мне уже совершенно не хотелось выступать на сцене. Да и с чем выступать? Внимание, музыкальный номер! Дмитрий Василькин играет на гитаре «В траве сидел кузнечик»! Да весь зал умрёт от смеха, и Комарова – самая первая.

Как-то на перемене я увидел того самого четвероклассника-гитариста и подошёл к нему.

– Ты сколько времени на гитаре учился играть? – спросил я.

– Я и сейчас учусь, – сказал он. – Я только через два года музыкальную школу окончу.

– А когда же ты начал учиться?

– Ещё в детском саду. В шесть лет.

Тут мне стало совсем тоскливо. Это сколько же мне ещё терпеть? Целых шесть лет пройдёт, пока я научусь! Столько лет мучиться, чтобы в девятом классе сыграть на гитаре? Проще пойти и дёрнуть Комарову за косу, чтобы больше не издевалась.

Нет, всё, хватит! Лучше буду жить как раньше. Гулять с ребятами, смотреть мультики и играть в компьютер.

И я забросил гитару. Она лежала теперь на шкафу, и мама во время уборки смахивала с неё пыль влажной тряпкой. А я зажил нормальной жизнью, в которой не было никаких нот и никаких аккордов с гаммами. Наверное, я всё-таки был тем случайным человеком, которых музыка не терпит.

– А что делают с ребёнком, который не сдержал своего обещания и обманул родителей? – спросила мама у папы во время очередной уборки. – В твоей умной книжке это не написано?

– Нет, – сказал папа. – Но зато там написано, что в любой, даже самой неприятной ситуации можно найти что-то хорошее. И порадоваться этому.

– Вот как? – удивилась мама. – И что же хорошего в нашей ситуации?

– То, что Дима не захотел рояль, – сказал папа. – Мы как-никак на пятом этаже живём.

И он весело захохотал. Мама пыталась нахмурить брови, но не выдержала и тоже рассмеялась.

А гитару мы отдали моему двоюродному брату, которого только ещё собирались записать в музыкальную школу. Пусть теперь он мучается.

Тройка в четверти

На классном часе Светлана Алексеевна раздала нам дневники с оценками за четверть. Я раскрыл свой на последней странице и остолбенел. Потому что увидел тройку. Одну-единственную. По русскому языку.

Я поднял руку.

– Светлана Алексеевна!

– Да, Василькин?

– У меня по русскому тройка!

– Я знаю, – спокойно ответила Светлана Алексеевна. – Я же её сама тебе поставила.

– Но почему?! – воскликнул я.

– Как почему? Потому что ты её заслужил. Ты несерьёзно занимался в этой четверти, отвечал плохо, правила вообще перестал учить. Помнишь, сколько раз я просила тебя взяться за ум?

– Но вы же сказали, что у меня спорная оценка, между тройкой и четвёркой!

– Ну, вот тройка и переспорила. Ты за последнее правило получил три, а за контрольный диктант – три с минусом. Что ж ты теперь обижаешься? Раньше надо было думать.

Я сел на место и уставился на свои оценки за четверть. Ровная колонка четвёрок и пятёрок. Четвёрок, конечно, больше, чем пятёрок, но всё равно они приятно смотрятся. А эта противная тройка затесалась сюда и всё портит. Стоит такая безобразная среди нормальных оценок, словно червивая дырка в красивом яблоке. Жуть!

Конечно, я и раньше получал тройки и даже двойки в дневник и журнал. Но никогда в четверти у меня не выходила тройка. Как, оказывается, это обидно и неприятно!

Что теперь скажет мама? Она ведь была отличницей аж до девятого класса! А папа – до шестого.

– Мы с папой учились очень хорошо, – всегда повторяла мама. – А ты наш сын и должен учиться ещё лучше. Потому что дети должны быть умнее своих родителей.

А у меня не получалось быть умнее. У меня всегда были четвёрки: и за четверть, и за год. Особенно мне русский язык не давался. Вроде бы выучу правило, а всё равно ошибки делаю в диктанте, и именно на это правило. Да и по другим предметам тоже бывали трудности.

Я уже смирился, что мне даже до папиных успехов не дотянуться, а про маму и говорить нечего. Никогда мне не стать отличником и не порадовать их. Но раньше у меня были хотя бы четвёрки. А теперь эта тройка в четверти! Что же получается, теперь я троечник?!

Домой мне идти не хотелось, потому что мама ещё не ушла на работу. Она обязательно спросила бы:

– Ну что, хорошист, ты у нас всё ещё хорошист?

Это она так шутила. Говорила – а вдруг ты однажды скажешь: «Нет, я уже отличник!» А что мне теперь отвечать?

И я отправился к бабушке. Мама вообще-то не любила, когда я навещал бабушку один, потому что она жила не очень близко, и до неё надо было ехать на автобусе. Но разве человек в третьем классе не может один доехать на автобусе до своей родной бабушки?

Бабушка обрадовалась, что я приехал, стала угощать меня блинами с творогом и вареньем. А я и есть совсем не мог, кусок в горло не лез.

– Ты сегодня сам на себя не похож, – сказала бабушка. – Что-то случилось?

Ну я и рассказал ей про тройку в четверти. А что, бабушке можно. Она всегда за меня.

– Что ж, не понравилась она тебе, тройка твоя? – спросила бабушка.

– Бабушка, ты шутишь?! – воскликнул я. – Как она может понравиться?

– Вот и хорошо.

– Почему хорошо?

– Значит, ты больше не захочешь, чтобы она появилась. В следующей четверти будет четвёрка.

– Да, в следующей… А с этой тройкой что делать?

– А с этой – ничего. Пусть стоит на своём месте, пользу приносит.

– Да какая от неё польза?

– Ну как же? Вот не хочется тебе уроки учить, а ты возьмёшь дневник, посмотришь на тройку в четверти и вспомнишь этот день. Как переживал и как тебе было неприятно. Хочешь не хочешь, а учить придётся. Вот так понемногу и исправишь.

– А вдруг не получится исправить?

– Получится, – сказала бабушка. – У папы же получилось. Он к четвёртому классу даже отличником стал. А сначала тройка на тройке скакала и тройкой погоняла.

– Как тройка на тройке? – изумился я. – Ты о каком папе говоришь?

– Да о твоём, о каком же ещё. Не веришь? Вот сейчас покажу.

Бабушка ушла в комнату и через некоторое время вернулась с потрёпанным дневником. Я прочитал на обложке: «Дневник ученика 2 „Б“ класса Василькина Сергея».

– Бабушка, он что, и правда папин?

– Да папин, папин, – засмеялась бабушка и ушла разговаривать по телефону. А я листал дневник и не мог поверить своим глазам. Оказывается, папа не был никаким отличником. Во втором классе у него было целых три тройки, и даже не за четверть, а за год! Вот это да!

Когда я вернулся домой, мамы уже не было. Я сел на диван и просидел так, наверно, целый час. Всё думал, и думал, и никак не мог поверить, что мама с папой обманывали меня. А когда пришёл папа, я сразу показал ему свой дневник. Я хотел посмотреть ему в глаза, когда он будет рассказывать мне про собственные пятёрки. И про то, что дети должны быть умнее родителей.

Папа увидел тройку, но не стал меня ругать. Он посмотрел на меня и сказал:

– Досадно… Что будем делать?

– Исправлять, – сказал я.

– Это правильно. Если хочешь, могу помочь. У меня есть опыт в таких делах.

– В каких делах?

– Открою тебе один секрет. Я ведь целых два года был троечником. А потом мне обидно стало: что я, совсем глупый, что ли? Что я, русский с математикой не одолею? И вот в третьем классе исправил все свои тройки. А в четвёртом и пятом стал на пятёрки учиться. Вот так, брат. Извини, что не рассказал сразу. Не думал, что понадобится.

– А мама? Мама тоже сначала была троечницей? – спросил я.

– Нет, мама всегда была круглой отличницей, без обмана. Нам с тобой до неё расти и расти. Ну что, готов попробовать? – подмигнул мне папа.

А я улыбнулся и кивнул.