Текст книги "Морской демон"

ГЛАВА ПЯТАЯ

Дилан жил в человеческом обличье среди людей и чувствовал себя так, будто его голым вытащили из воды на скалы.

Он неподвижно стоял на пристани за артелью промысловиков лобстера, мучительно страдая от отсутствия котиковой шкуры и тоскуя по кипучей жизни и свободе в море.

Руки его были сжаты в кулаки. Он и раньше задерживался в облике человека – иногда для секса, а чаще просто в одиночестве – на острове, который ему завещала мать. Но никогда это не было так надолго. И никогда в окружении других существ, которые претендовали на место рядом с ним, на часть его внимания. Из-за постоянного контакта с людьми он чувствовал себя изможденным и лишенным кожи.

Неудивительно, что старый король Ллир «ушел под гребень волны», как вежливо выражались селки относительно тех, кто настолько глубоко погрузился в себя и в морскую пучину, что потерял желание и способность принимать облик человека.

Аромат океанской воды забивался исходившим от дощатых стен сложным терпким запахом, в котором можно было различить дизельное топливо, моторное масло, кофе, пот и сигаретный дым. Рыбаки заходили в это невысокое деревянное здание, чтобы продать улов, купить наживку, горючее и резиновую ленту для конвейера, пожаловаться друг другу или поделиться сплетнями. Дилан чувствовал, как их взгляды бегают по его телу, словно мухи, но ни у кого не возник вопрос относительно его присутствия здесь. Его здесь приняли – он не был одним из них, но все же считался человеком с острова.

Он прислушивался к их разговорам и пытался из болтовни о погоде, ловушках и ценах выяснить, что могло понадобиться на Краю Света демонам.

– Он не имеет права ставить свои ловушки на этом рифе, – говорил один мужчина другому. – Поэтому я обрезал веревку и привязал ее у буйка.

Его собеседник кивнул.

– Это будет ему наукой.

– Так-то лучше. – Шум подходившей к причалу шхуны, казалось, подчеркнул угрозу в его голосе. – Или в следующий раз я просто обрежу веревку.

Дилан мысленно улыбнулся. Очевидно, люди могли отстаивать свою территорию, как и селки.

Лодочный мотор заглушили. Еще один рыбак, подумал Дилан. Он обернулся и замер на месте. Обычное приветствие застряло у него в горле.

Прибывшей шхуной была «Милая Саро». Он узнал ее очертания еще до того, как прочел название на борту. А рыбаком был Барт Хантер.

Его отец.

Он совсем старик! Дилан встречался с ним на свадьбе, но сейчас, увидев отца без парадного костюма и при свете дня, осознал это с новой силой.

Барт Хантер всегда был крупным мужчиной. Дилану достался его рост, Калебу – широкие плечи и большие рабочие руки. Но годы или пьянство поспособствовали тому, что мяса на этих крепких костях стало намного меньше, лицо обветрилось, волосы выгорели на солнце, и теперь этот суровый седой старик стал похож на старую мачту. Человек. Старый.

Как Дилан мог когда-то бояться его?

Они пристально разглядывали друг друга через все сужающуюся полоску воды.

На свадьбе они почти не разговаривали. Дилану нечего было сказать человеку, который четырнадцать лет фактически держал его мать в плену.

Но прежде чем он успел что-то сообразить, Барт уже швырнул ему швартовочный конец.

Дилан автоматически поймал его. Старые привычки не исчезают. Ему было восемь или девять лет, когда он начал работать на лодке отца, – тяжелая, мокрая, грязная работа в резиновых перчатках и сапогах, слишком больших для него…

Дилан привязал конец, проклиная воспоминания, связывавшие его крепче любой веревки.

Потом он отвернулся и, не говоря ни слова, пошел прочь.

– Не суди меня, мальчик! – крикнул вслед ему Барт.

Слова ударили в спину, словно камни.

– Ты не можешь судить меня!

Дилан даже не обернулся.

Он взбирался по дороге, круто уходившей от пристани вверх, как будто пытался убежать от нараставшего в нем чувства, которое выворачивало внутренности и когтями скреблось под кожей.

Он жадно втягивал прохладный океанский воздух в тщетной попытке укротить зверя, бушевавшего внутри. Он сгорал от страстного желания: ему была необходима женщина и было необходимо море – и такое сочетание двух видов болезненного голода буквально съедало его изнутри. Он отчаянно боролся с порывом вернуться назад, прыгнуть с пирса и, кружась, отправиться под волнами туда, где скрытая от посторонних глаз жизнь течет стремительно, туда, к развевающимся водорослям, в настоящие леса из ламинарии, в холодную и темную глубину. Уничтожить мысли ощущениями. Смыть с души налет человечности.

Как Конн выдерживает это?

В пределах Убежища принц сохранял человеческий облик дольше, чем любой из живущих сейчас селки. Но он не должен был отрываться от магии острова. Он не мог подвергаться риску постареть.

Дилан сделал еще один большой глоток воздуха. По меркам селки он был молод – ему не было и сорока. Он мог проводить на земле недели, даже годы, и при этом не приближаться к своему хронологическому возрасту. По крайней мере, он не мог умереть от этого. Если только крах надежд и чувство бессилия не убьют его.

Он поднял глаза от асфальта. В конце извилистой дороги красный навес ресторана сиял в лучах заката, точно парус в море.

Скользкий узел, сжимавший его внутри, внезапно ослаб. Один свой голод Дилан мог удовлетворить.

Он идет повидать ее только потому, что это соответствует его целям, говорил он себе, следуя по дороге к переправе. Открытое преследование Реджины служило оправданием его поведения и позволяло следить за приездом и отъездом людей, слушать их сплетни. Если бы демон действительно вселился в жителя острова, то, скорее всего, его соседи на следующий же день принялись бы обсуждать его странное поведение за чашечкой кофе у Антонии.

И тем не менее…

Он хотел видеть ее. Не мог дождаться, когда увидит настороженные огоньки, зажигавшиеся в ее глазах, когда он появлялся на пороге, вызывающе поднятый подбородок, раздражение в ее голосе. Он любил через окошко в кухню следить за ее быстрыми ловкими движениями, за маленькими сильными руками, нетерпеливо сжатыми губами. Представив ее себе, он улыбнулся. Вечно занята, вечно в движении, словно шустрая птичка, мечущаяся в полосе прибоя.

Он толкнул дверь ресторана, заставив звякнуть колокольчик вверху. Ресторанный кот, лежавший на привычном месте на подоконнике, медленно поднял голову и посмотрел на него сонными золотистыми глазами.

Маргред, снимавшая передник, остановилась.

– А, это ты…

Дилан нахмурился, уязвленный ее явным разочарованием. В образе селки или человека, замужем или нет, Маргред обладала силой, чисто женскими чарами, которые притягивали к ней глаза мужчин. Но на этот раз ее вид нисколько его не задел.

Его беспокойный взгляд устремился мимо нее в сторону кухни.

– Где она?

– Реджина? Она пошла на пристань встречать паром. Я как раз жду ее возвращения.

– Зачем?

– Чтобы уйти домой.

Он криво улыбнулся.

– Кого она встречает с парома?

– Никого. С него выгрузят продукты для ресторана. Дилан… – Взгляд Маргред был тревожным. Вопросительным. – Что ты здесь делаешь?

Она уже встречалась с демоном, напомнил себе Дилан. Они оба сталкивались с ним. С ней не было необходимости притворяться. Да и Конн не давал распоряжения лгать ей.

– Меня послал Конн.

– Для чего?

– Он считает, что огненное отродье что-то ищет на Краю Света.

Маргред затихла.

– Что ищет?

Твоего ребенка. Твоего и моего брата.

Но этого Дилан сказать не мог. Он и сам не был уверен, что это правда.

– Я здесь для того, чтобы выяснить это.

– Месть?

– Возможно.

– Тогда почему ты не пришел ко мне? – Она теребила передник. – Почему ты не предупредил меня?

– Потому что точно мы ничего не знаем.

– И потому что я теперь человек, – закончила она.

Может быть. Вероятно. Чувство вины делало его жестоким.

– По собственной воле.

– Да. Это был мой выбор. Мне нравится быть человеком. – Помолчав, она осторожно добавила: – Мне нравится быть с Калебом.

– Пока смерть не разлучит вас, – насмешливо хмыкнул Дилан.

Она с вызовом вскинула голову.

– Лучше прожить одну человеческую жизнь с ним, чем целую вечность без него.

– А будет он так же нравиться тебе, когда вы оба станете стариками?

– Да, – с абсолютной уверенностью ответила она.

– Откуда ты знаешь?

– А тебе какое до этого дело? – отрезала она.

Хлопнула задняя дверь.

– Этот идиот поставщик прислал мне целый айсберг, – сказала Реджина. – Четыре ящика… Ага. – Она замолчала, переводя глаза с Дилана на Маргред. Потом поставила большой картонный ящик на обитую сталью стойку и скрестила руки на груди. – Простите, что помешала.

– Ничему ты не помешала, – сказала Маргред. – Я пошла.

Дверь, звякнув колокольчиком, закрылась за ней.

– Черт… – устало сказала Реджина и провела рукой по волосам. – А я как раз хотела попросить ее дать мне еще двадцать минут.

– Зачем? – спросил Дилан.

– Мама занимается своими делами – собрание комиссии по утилизации мусора, – пояснила Реджина, – и я работаю всю обеденную смену одна. Обычно это не проблема, но сегодня для грузовика не нашлось места на утреннем пароме, и теперь мне придется разгружать все привезенное самой.

Произнося эти слова, она уже начала работать, сдвинула ящик в сторону, подперла заднюю дверь. В ней не было ни капли покоя, умиротворенности, только эта немного нервная бодрая энергия. И все же впервые за сегодняшний день Дилан почувствовал, что расслабился.

Когда он вошел в кухню, она уже возвращалась туда с еще одним большим ящиком. Через открытую дверь ему был виден старый белый фургон с распахнутыми задними дверцами, в котором стояли деревянные и картонные ящики.

– Так ты одна?

– Я же уже сказала.

Она сделала шаг в сторону, чтобы обойти его.

– А где Ник?

– У Дэнни Трухильо, играет в «Последний альянс». Дай пройти.

Вместо этого он взял у нее ящик и поставил его на стойку. Она закусила губу.

– Послушай…

Звякнул колокольчик. Реджина перевела глаза в сторону двери, потом снова на него; по ее лицу было видно, что она в нерешительности.

Он улыбнулся.

– Займись делом.

Посетителями? Или разгрузкой? Он и сам не знал, что имеет в виду.

Она, похоже, тоже не поняла, но, впрочем, выбора у нее и не было. Она быстро взглянула на него и толкнула двери в зал. Он услышал ее голос:

– Как дела, Генри? Чем тебя угостить?

Дилан успел выгрузить еще два ящика, пока она упаковала ужин для Генри – одну лазанью навынос – и приняла заказ на четыре приготовленных на пару лобстера с салатом из капусты.

Она толчком открыла дверь и на бегу схватила лобстеров.

– Спасибо. – Она отпускала его. – Остальное я за минуту сделаю сама.

Дилан не обратил внимания на ее слова. Каждый их этих ящиков с помидорами весил не меньше шестидесяти фунтов. Интересно, как она сама загружала их в фургон?

Куда это поставить?

– В холодильную камеру. Налево от тебя. Но…

– Так что там не так со льдом? – спросил он, чтобы отвлечь ее.

Она бросила лобстеров в кипящую воду.

– Он не такой, каким должен быть – бесцветным, безвкусным и практически с нулевой пищевой ценностью. Словом, никаким.

– Тогда зачем его покупать?

– Я и не покупала. Или это сделала мама, или поставщик что-то напутал.

Она хлопала крышками контейнеров: лимон, масло, нашинкованная капуста. К моменту, когда она выбивала чек за лобстеров, Дилан поставил на пол последний ящик.

Реджина шумно выдохнула.

– Спасибо. Думаю, я перед тобой в долгу.

– Я уверен, что о форме оплаты мы сможем договориться, – мягко сказал он.

Она фыркнула.

– Я приготовлю тебе обед.

– Я имел в виду вовсе не это.

Он потеснил ее к обитой металлом стойке и во взгляде больших карих глаз прочел, что она прекрасно его понимает.

– Тогда плохо, потому что это все, что я могу тебе предложить.

Он прижался ногой к ее бедру и запустил пальцы в ее волосы, под бандану. Под ладонью он чувствовал ее пульс, бившийся в жилке на шее.

– Значит, я не стану ждать, пока ты мне что-то предложишь, – сказал он и прильнул к сердито сжатым губам.

Ее вкус был таким острым и таким земным! Он напоминал разогретые на солнце помидоры, оливки и чеснок. А пахла она абрикосами. Она наводнила собой все его чувства, заполнила его мысли. Хорошо, да, сейчас… Ее руки обвились вокруг его шеи. Ее рот был горячим и жаждущим. Она прижалась к нему, и он ощутил напряжение в ее тугом теле. Небольшая грудь, тонкая талия, узкие бедра – все такое прекрасное, такое женственное, все принадлежит ему… И живший в нем голод выпустил когти.

Он не знал, чего хочет. Чего-то… Сбросить сексуальное напряжение, это да. Но ему было нужно больше. Он хотел почувствовать, как она трепещет, как тает у него в руках. Хотел, чтобы она была мокрой и мягкой, чтобы была под ним. Он невыносимо желал ее нежности. Ее прикосновений.

Он поднял ее и усадил на стойку. Она обхватила ногами его талию, и он уже представлял, как сдирает с нее джинсы, как прокладывает дорогу к ней, в нее, прямо сейчас. Он уже нащупал ее пояс.

Ее руки легли ему на грудь.

Хорошо, да, касайся меня!

Она с силой оттолкнула его. Сбитый с толку, он поднял голову.

У нее были влажные губы и темные глаза. Маленький золотой крестик двигался в такт дыханию.

– Так что у тебя за дела с Маргред? – спросила она.

– Что?

– О чем вы говорили, когда я вошла?

У него кровь стучала в висках.

– Это не имеет ни малейшего отношения к тебе. И ко всему этому.

– Да? – Она попыталась сжать ноги. Он не шевельнулся. – Я не собираюсь заставлять ее ревновать. И покрывать делишки, которые вы скрываете от Калеба. Чего ты хочешь, Дилан?

– Я думал, это очевидно.

– Только не для меня.

Он взял ее руку и прижал к низу живота, где его твердое естество болезненно рвалось к ней.

– Тебя, – сказал он. – Я хочу тебя.

Губы ее дрогнули, но тут же скривились в презрительной улыбке.

– Очень хорошо. Прости, только мне это не польстило.

И не убедило меня.

Он рывком ткнулся членом в ее ладонь.

– А что могло бы тебя убедить?

Покраснев, она отдернула руку.

– Не знаю. Но уж никак не тисканье на кухонной стойке.

Где были, там и справились…

– Я тебя не тискал, – раздраженно сказал он.

Но прежде чем он успел повторить свою попытку, она уже оттолкнула его.

– Я не всегда имею в виду тебя, красавчик.

Все-таки есть другой мужчина!

Глаза его сузились.

– Кто он?

– Я не хочу об этом говорить.

– Тогда не следовало о нём упоминать! Так кто он?

– Как будто тебе действительно это интересно! – Она подняла голову, почти коснувшись его подбородка. – Ты сейчас не обо мне думаешь, а о том, кто еще получал то, чего так хочется тебе. Пошел ты!

– Ты же сама мне помешала. Тогда хотя бы поговори со мной.

Неожиданно вырвавшийся у нее смешок удивил обоих.

– Это был отец Ника. Доволен? Я работала у него.

– В Бостоне.

Ее глаза удивленно округлились.

– А ты откуда знаешь?

– Мне сказал Ник. Еще в первый день, на берегу.

Ее рука потянулась к цепочке на шее, к тотему Христа. Дилан видел этот жест и раньше. Может, она обращалась к Нему за помощью? Или это была просто привычка?

– Ник говорил с тобой о своем отце? – спросила она.

Он рассматривал ее грудь, золотую цепочку, гладкую кожу над краем майки на лямках.

– Он сказал, что ты от него ушла.

– Да. После того как Алэн четко дал понять, что не собирается иметь ничего общего ни со мной, ни с моим ребенком.

Что ж, дети – это… Дети являются серьезным обязательством. Неудивительно, что тот парень испугался. Дилан перевел взгляд с легкого изгиба груди на ее рот, чувственный и немного печальный.

– Есть вещи и похуже, чем расти без отца, – заметил он.

– Мне ли не знать…

Он удивленно поднял брови.

– Отец бросил нас, когда мне было три года, – пояснила она.

– С тобой была мать.

– Да, когда не работала… Для Ника я хотела бы другой жизни.

Тени в ее глазах встревожили его.

– У тебя не было выбора, – сказал он.

– Тогда – нет. Зато сейчас есть.

Дилан не ответил. Его рассудок по-прежнему был затуманен вожделением. Она вздохнула.

– Я не могу стать Нику матерью, которая постоянно будет рядом. Все, что я могу сделать, это уберечь его от человека, к которому он может привязаться.

Дилан нахмурился.

– Ты с самого начала знала, что я здесь не останусь.

И не я остановил тебя тогда на берегу.

Ее подбородок воинственно поднялся.

– Я была пьяна. Так или иначе, но это было до того, как я узнала тебя. И до того, как тебя узнал Ник. Он действительно может к тебе привязаться, и я не хочу рисковать.

– Я не собираюсь ходить за тобою по пятам. – От разочарования голос его стал резким. – Ничего не должно измениться. Я просто хочу секса.

– Секс все меняет. – Их взгляды встретились. У нее были теплые, честные глаза. – Мне следует быть осторожнее. Я тоже могу привязаться к тебе.

Его сердце сжалось. Он был селки. Привязанности противоречили его природе. И тем не менее…

– Ты себя недооцениваешь, – сказал он.

– Что ты хочешь этим сказать, черт возьми?

– Возможно, ты больше похожа на меня, чем подозреваешь.

Или, может быть, она обладала над ним большей властью, чем он мог признаться даже самому себе.

– У меня есть ребенок. У тебя нет. – Реджина спрыгнула со стойки и легонько оттолкнула его в сторону. – Попробуй взять на себя ответственность за кого-нибудь, кроме самого себя, тогда и поговорим.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

– Я не могу есть в кухне.

Иерихон отступил на шаг от двери, сжимая пакет для еды на вынос. За ним на дорожку потянулся аромат жареной картошки с луком, смешивавшийся с запахом кипящего масла и душком из мусорного бака с остатками лобстеров. Реджина с отвращением поморщилась.

– Если бы это не было милостыней, – сказал он, – все было бы иначе.

Она нахмурилась. Ее бесило, что она больше ничего не может для него сделать. Не хочет сделать больше.

– Никакая это ни милостыня. Это всего лишь сэндвич.

Узкие губы Иерихона скривились в некоем подобии улыбки. Она заметила, что он попытался умыться и даже побриться. На его шее виднелась черта, за которой заканчивалась борода и начиналась грязь. Несмотря на столь своеобразное разграничение, Реджина решила, что без щетины он выглядит не таким пугающим.

– Может быть, я мог бы вам помогать, – предложил он, стараясь не встречаться с ней глазами. – В обмен на еду.

О нет! Она не собирается брать на себя еще один груз ответственности. Хотя, возможно…

Вчерашняя помощь Дилана оказалась для нее и откровением, и предупреждением. Но она не могла рассчитывать на это при каждой доставке. Как не могла рассчитывать и на Дилана – месячные задерживались.

Как он вчера сказал? «Ничего не должно измениться. Я просто хочу секса». Вполне предсказуемая мужская реакция.

Он ненадежный. Но предсказуемый.

– Простите, – сказала она. – Но мы никого не нанимаем.

– Я не прошу денег.

В голосе Иерихона чувствовался легкий южный акцент, словно аромат бурбона в родниковой воде. Она снова подумала, что за нелегкая забросила его так далеко от дома.

– Только иногда… Я подумал, что мог бы вам помогать, – со спокойным достоинством повторил он.

Голова у нее разболелась. Она не знала, что делать. Когда в «Перфеттос» требовалась посудомойка, Алэн выезжал на угол, где околачивались поденные рабочие, и нанимал помощника прямо с улицы. Но у Алэна не было ребенка, о котором он мог бы беспокоиться. Он и не хотел никакого ребенка, никого, о ком можно было бы заботиться. Сволочь!

Но через столько лет эти слова уже потеряли свою силу и не заводили ее больше. Когда она думала об Алэне, то ощущала только усталость.

– Я дам вам знать, – сказала она.

– Хорошо, мэм. – Иерихон поглубже натянул кепку, прикрывая козырьком чистые беспокойные глаза. – Спасибо.

Он повернулся, чтобы уйти, и чуть не столкнулся с Маргред, которая как раз выходила из-за угла. Они топтались на месте, словно бойцы, выискивающие у противника уязвимые места и пока не наносящие ударов. Наконец Иерихон отступил, и Маргред прошла в кухню.

Когда она потянулась за передником, щеки ее горели.

– Что он здесь делает?

Реджина приподняла брови, удивленная ноткой враждебности, прозвучавшей в ее голосе.

– Я думаю его нанять.

– Зачем?

– Мыть пол, разгружать покупки и всякое такое…

Антония, не оборачиваясь от плиты, презрительно фыркнула:

– Нам не нужен посторонний мужчина, чтобы выполнять за нас работу.

Им не нужен был мужчина и восемь лет назад, когда Реджина появилась на пороге ресторана Антонии с Ником на руках. Несмотря на все свои недостатки, на все сложные чувства по отношению к ушедшей из дому дочери и трехмесячному внуку, Антония делала все, что было необходимо. Но с годами она не становилась моложе. Реджина смотрела на руки матери, когда та лопаткой переворачивала на решетке нарезанное мясо, – сильные, с выпуклыми венами, с узловатыми от возраста суставами пальцев, с пожелтевшими от дыма ногтями – и чувствовала, как горло сжимает спазм любви и паники. Антония в этом никогда не признается, но она уже не может работать столько, сколько раньше. Маргред прекрасно обслуживает клиентов, но по вечерам она уходит домой к мужу. А сама Реджина…

– Все меняется, – коротко ответила Реджина.

Секс все меняет…

Да, приятель, так было всегда.

Месячные задерживались. Пока только на день. На один день.

Может, она и не беременна. Но Реджина ощущала груз тревоги, которая, как живое существо, давила ей на живот, жгла в груди.

– Все эти чертовы заказы на обслуживание праздников! – заявила Антония, обращаясь к Маргред. – Она приняла еще один заказ, торжество по поводу воссоединения семейства, через неделю после дня рождения Фрэнка Айви. А теперь собирается нанять помощника.

Реджина взяла нож и начала крошить зеленый лук для итальянского салата с пастой, не обращая внимания на неприятный комок в горле.

– Шесть баксов в час, пару часов в день, несколько дней в неделю. Подумаешь, большое дело!

– Мы не можем позволить себе взять его. Даже до конца сезона, – проворчала Антония.

Вжик, ежик, ежик…

– Он на это и не рассчитывает. Он не собирается оставаться здесь зимой.

– А вдруг. Он выглядит достаточно ненормальным для этого.

Может быть, и так. Нож замер над столом.

– Мне он не нравится, – сказала Маргред.

Реджина взглянула на нее так, будто ее предали.

– Раньше ты нормально к нему относилась. Он же ветеран войны. Как твой Калеб.

– От него дурно пахнет.

Реджина вспомнила Свежевыскобленный подбородок Иерихона, границу грязи у него на шее и почувствовала неприятный укол вины.

– И с тобой было бы то же самое, если бы у тебя не было места, где можно регулярно принимать душ.

Маргред покачала головой.

– Нет, все же не настолько плохо. От него пахнет… как-то не так.

Антония с шумом поставила тарелку на окошко.

– Если он не будет прикасаться к еде или путать посетителей, мне наплевать, как от него пахнет.

Реджина, не ожидавшая от матери поддержки, изумленно взглянула нее.

Антония уперлась руками в бока.

– Ты так и будешь стоять с открытым ртом? Или все-таки подашь жаркое, пока оно не остыло?

Следующие несколько часов прошли в атмосфере напряженной работы и поднимавшегося от плиты пара. В одиннадцать часов меню изменилось: на смену яичнице, жаркому и домашней жареной картошке пришли бутерброды, сэндвичи «субмарина» и пицца. Столики заполнили не желающие самостоятельно готовить отдыхающие, явившиеся в поисках горячей пищи обитатели палаток и пассажиры яхт, сошедшие на берег ради покупок или местного колорита.

Дилана не было. Реджина поймала себя на том, что ее взгляд постоянно устремляется к окошку в зал, высматривая его высокую худую фигуру, и плотно сжала губы.

– Черт, вот черт! – Она резко отдернула руку от разделочной доски.

Мать внимательно посмотрела на нее.

– С тобой все в порядке?

– Все нормально, – ответила она, рассматривая пальцы.

На этот раз под нож попал только кончик ногтя. Никакой крови, ничего не испачкано.

Никакой крови…

Она уже трижды бегала в туалет, как будто процедура стягивания трусов могла каким-то образом трансформировать пот от работы в жаркой кухне в хорошие для нее новости: «Не беременна».

Ей необходимо съездить в Рокленд и купить этот чертов тест!

Ей нужно сконцентрироваться на работе. Она любила стряпать и испытывала удовольствие от того, что кормила людей. Но теперь былой азарт исчез. Она могла приготовить блюда этого меню с закрытыми глазами.

– Если бы я никогда в жизни не поджарила ни одного моллюска и не приготовила ни одного ролла из лобстера, то была бы счастлива, – пробормотала она.

– Ты была бы счастлива, а у нас не было бы нашего бизнеса, – отрезала Антония. – Заказ готов.

Постепенно заказы начали редеть, зал опустел. Посетители возвращались к своим лодкам, отпускам, к своей жизни.

– Господи, как мне нужна сигарета! – сказала Антония и вышла на улицу, к мусорному баку.

Реджина выложила гарнир на последние два заказа: салат латук, помидоры, колечко красного лука. Подавая тарелки в окошко, она снова посмотрела на дверь. Высокий мужчина. Темные волосы. На какое-то мгновение напряжение спало. Дилан?

Но это был всего лишь Калеб, который стоял, опершись на здоровую ногу, и разговаривал с Маргред.

– Подать тебе что-нибудь? – поинтересовалась Реджина. – Чашку кофе?

Он улыбнулся, и в уголках его глаз собрались морщинки.

– Было бы здорово.

Она принесла ему кофе, а Маргред пока обслуживала последний столик.

– Спасибо. – Калеб взял кружку и поднес к губам. – Мэгги говорит, что ты хочешь нанять того бездомного парня, которого подкармливаешь.

Мысли Реджины переключились с одних забот на другие.

– Я думаю над этим. Ты ведь сказал, что он чист.

– У полиции на него ничего нет. Но есть ряд вопросов.

Она с вызовом вздернула подбородок.

– Еще какие-то вопросы, помимо того что у него нет работы и ему негде жить?

Калеб отхлебнул кофе.

– Здесь есть один лагерь… – сказал он. – Там живут бездомные парни, в основном ветераны. Там, на старой каменоломне.

От удивления она открыла рот. И тут же молча его закрыла. Лагерь? Из бездомных ветеранов? Здесь, на Краю Света? Маргред закончила со своим столиком.

– Я бывал там пару раз, – продолжал Калеб. – Присматривался. Одного из них сегодня отвез в больницу к доктору Тома.

– Ну и что?

– У него сильные головные боли. Галлюцинации. – Взгляд Калеба встретился с взглядом жены. – Он утверждает, что им овладел дьявол.

Маргред затаила дыхание.

– М-да… – сказала Реджина.

Зачем он ей все это рассказывает?

– И что? – спросила Маргред.

– Доктор прописал ему халдол,[7]7
  Халдол – мощное антипсихотическое и успокаивающее средство.


[Закрыть] и я отвез его назад в лагерь.

– Ты должен сказать об этом Дилану, – сказала Маргред.

– Я собираюсь это сделать. – Голос Калеба прозвучал угрюмо.

– А где Дилан? – поинтересовалась Реджина.

Взгляд Калеба скользнул по ее лицу, но создавалось впечатление, что на самом деле он ее плохо видит. Во всяком случае, ее жизненную ситуацию.

– Черт его знает!

Все как обычно! Ненадежен. Типичный мужчина.

– Реджи… – Взгляд Калеба стал острым, голос звучал вкрадчиво. – Скажи мне, что происходит. Есть какая-то особая причина, по которой ты хочешь нанять этого парня, Иерихона?

Да. Нет.

Возможно, я беременна. Ребенком от твоего брата.

Нет, определенно нет.

Она пожала плечами.

– Мы сейчас явно загружены. Мне может понадобиться помощник.

– Люси, – сказала Маргред.

Калеб задумчиво нахмурил брови.

Реджина покачала головой.

– Мне не нужна официантка. Мне нужен кто-то для грязной работы.

– Люси не боится работы, – сказал Калеб. – И грязи.

Маргред кивнула.

– И она сильная.

– Была в команде по легкой атлетике у себя в колледже, – с гордостью добавил Калеб.

– Она больше заработает на шхуне отца, – сочла нужным заметить Реджина.

– Люси ненавидит воду, – сказала Маргред.

– Поговори с ней, – сказал Калеб. – Я скажу, чтобы она зашла к вам.

– Ну, это было бы… хорошо, – решила Реджина.

Она улыбнулась.

– Спасибо.

Калеб не улыбнулся ей в ответ.

– Береги себя.

Реджина прикоснулась к крестику на шее.

– Я пытаюсь.

Поглядывая на часы и на дверь, она начала готовиться к вечерней смене. Переписала мелом меню на доске, сварила и разложила по коробкам дюжину заказов на лобстеров на вынос.

Всякий раз, когда высокий темноволосый мужчина переступал порог ресторана, сердце ее вздрагивало, как колокольчик над дверью. Но это был не Дилан.

Посетители приходили и уходили, забирали свои заказы на лобстеров или пиццу, иногда задерживаясь в зале, чтобы перекусить пастой или обсудить новости. Пришла Антония, которая во время обеденного наплыва клиентов выходила помогать в зал. Сверху примчался Ник, чтобы в перерыве между первым и вторым фильмами киномарафона Чака Норриса схватить сэндвич с фрикадельками.

Дилана не было.

Возможно, его разговор с братом занял больше времени, чем предполагалось, подумала Реджина, закрывая гриль.

Или, может быть, она наконец-то отвадила его. Она бродила по пустому ресторану, и ей казалось, что в нем гулким эхом отдаются ее слова: «Попробуй взять на себя ответственность за кого-нибудь, кроме самого себя, тогда и поговорим».

Ладно, хорошо. Она перевернула табличку на двери с надписью «ОТКРЫТО» на другую сторону, где стояло «ЗАКРЫТО».

Она уже больше ничего не ждала. Ни от него, ни от кого-нибудь другого. Если научиться ничего не ждать от жизни, не будет и разочарований. Ей хорошо вдвоем с Ником.

И они все-таки получат небольшую помощь. Завтра она поговорит с Люси насчет того, чтобы она поработала у них летом.

Она закрыла кассу, пересчитала выручку и чеки. Двадцать, сорок, шестьдесят, восемьдесят… Затем подсчитала: сентябрь, октябрь, ноябрь, декабрь…

Ее ребенок должен родиться в апреле. Если он вообще будет. Если эта тяжесть у нее в животе объясняется не просто нервами и количеством выпитой воды.

Она сбилась со счета и вынуждена была начать с начала. Двадцать, сорок, шестьдесят…

Вытереть столы, вымыть витрину и стойки, вынести мусор, протереть полы. Эти рутинные обязанности должны были бы успокоить ее, но мысли продолжали бешено вращаться, двигаясь по бесконечному кругу и не в состоянии с него сойти, совсем как белка в колесе.

Когда она планировала свою жизнь и готовилась к чему-то, ей было удобнее исходить из принципа «что дальше?», чем из «что, если?..» Даже авантюра с отъездом в Бостон в возрасте восемнадцати лет представлялась ее практичному уму просто очередным логичным этапом в карьере.

И посмотрите, чем это обернулось! Как бы хорошо ни были просчитаны рискованные шаги, которые она предпринимала, все неизменно заканчивалось тупиком и крахом.

Все, кроме Ника. Реджина была счастлива, что у нее есть Ник.

Но, святой боже, как же ей не хотелось снова быть беременной!

Усталость сковывала ее мышцы, наливала тяжестью тело. Она вернулась от мусорного бака и направилась в тесную кладовку в дальнем углу ресторана.

Она включила свет. Из теней вынырнули швабры – тощие чудища со спутанными веревочными гривами. Реджина прислонилась к кафельной стенке, слушая, как набирается в ведро вода, как она журчит по стоку.

Она не могла сказать, что именно заставило ее обернуться. Какой-то шум. Тень. Непонятное ощущение в основании позвоночника…