Текст книги "Русская литература в 1842 году"

Три новые повести напечатаны в прошлом году даровитою и безвременно угасшею г-жою Ган (Зенеидою Р-вою): «Напрасный дар» и «Любонька» в «Отечественных записках» и «Ложа в Одесской опере» – в «Дагерротипе». «Любонька» принята публично с восторгом, в котором не должно мешать ей оставаться; «Напрасный дар», сверкающий искрами высокого таланта, хотя и невыдержанный в целом, восхитил только немногих: такова участь всех произведений, в которых, при блесках яркого вдохновения, есть что-то недоговоренное, как бы неравное самому себе. В таком случае чем сильнее и выше взмах, тем недоступнее для всех и каждого внутреннее значение произведения: толпа видит одни внешние недостатки… «Ложа в Одесской опере» принадлежит к самым слабым произведениям г-жи Ган. Впрочем, по выходе полного собрания ее сочинений мы скоро будем иметь случай подробно изложить наше мнение об этой необыкновенно даровитой писательнице.{27}27
  См. примеч. 66 в наст. томе.


[Закрыть]

Г. Кукольник напечатал в прошлом году несколько повестей, из которых две заслуживают почетного упоминовения: «Благодетельный Андроник, или романические характеры старого времени» (в «Библиотеке для чтения») и «Позументы» (во II томе «Сказки за сказкою»). Содержание обеих этих повестей взято талантливым автором из эпохи Петра Великого. Мы уже не раз имели случай говорить о неподражаемом мастерстве, с каким г. Кукольник изображает в своих повестях нравы этого интереснейшего момента русской истории, и, верные нашему правилу – Suum cuique[4]4
  Каждому свое. – Ред.


[Закрыть], не раз отдавали должную справедливость достоинству повестей г. Кукольника в этом посчастливившемся ему роде. Если б г. Кукольник издал отдельно эти повести, рассеянные в журналах и альманахах, они имели бы большой и притом заслуженный успех в публике. Не понимаем, что за охота ему вместо того, что так сродно его таланту, тратить время и бумагу на романы и повести, в которых он изображает страны, им невиданные, и эпохи, знаемые им только по изучению и какому-то отвлеченному представлению?.. – Уж если писать роман, не лучше ли писать его из времен столь живо и ясно присутствующих в созерцании автора… Г. А. Н. (автор «Звезды» и «Цветка») напечатал в прошлом году только одну повесть – «Живая картина» (в «Отечественных записках»), впрочем уступающую в достоинстве прежним его повестям.{28}28
  Белинский говорит о Булгарине, ниже – о Сенковском.


[Закрыть] Г. Вельтман поместил в «Библиотеке для чтения» весьма занимательный и живо написанный рассказ «Карьера», которому, впрочем, как типическому очерку, приличнее было бы явиться в «Наших». – Казак Луганский{29}29
  Псевдоним писателя В. И. Даля.


[Закрыть] напечатал в прошлом году только одну повесть «Савелий Граб или Двойник» (во II томе «Сказки за сказкою»; в «Библиографической хронике» этой книжки «Отечественных записок» читатели найдут наш отзыв об этой повести). – К замечательнейшим повестям прошлого года принадлежит повесть графа Растопчина «Ох, французы!» (в «Отечественных записках»). В этой повести совсем нет никаких французов, но зато она сама есть верное зеркало нравов старины и дышит умом и юмором того времени, которого знаменитый автор был из самых примечательнейших представителей. – Юмористические статьи, печатавшиеся в «Наших», все более или менее замечательны по их стремлению – быть выражением действительности, а не пустых фантазий.

Вот и полный бюджет всего, что было самого замечательного по части повестей в прошлом году. Немного, очень немного, но, как сказал поэт:

 
Быть так – спасибо и за то!
 

Из сборников самым примечательнейшим был «Утренняя заря», альманах г. Владиславлева. «Утренняя заря» на нынешний 1843 год, по содержанию, гораздо выше всех предшествовавших годов. Если б в этом альманахе была только одна статья покойного генерала М. Ф. Орлова «Капитуляция Парижа», а все остальное не превышало посредственности, – и тогда бы он был замечательным явлением, но в «Утренней заре», кроме превосходной во всех отношениях статьи М. Ф. Орлова, есть еще повесть графа Соллогуба, о которой мы говорили выше, большое стихотворение Лермонтова и два очень интересные рассказа гг. Кукольника и Гребенки. – Третий том «Русской беседы», вышедший в прошлом году, не оправдал ожиданий публики: он состоял из разного хлама некоторых старых и уже выписавшихся сочинителей, которые были рады куда-нибудь сбросить жалкие плоды своих старых досугов, и разных новых сочинителей, которые рады были, что, наконец, нашли приют своим литературным уродцам и недоноскам. – «Альманах в память 200-летнего юбилея Александровского университета» был издан по случаю и содержит в себе несколько интересных статей, относящихся к стране и событию, которое было причиною его появления.

Роскошные издания более и более входят в обычай в нашей литературе. Успех «Наших» возбудил и в других охоту издавать нечто в том же роде, под названием «Картинок русских нравов», которые, как красивенькие игрушки, имеют свое достоинство, но как книги – никакого, ибо это сбор или старого, давно известного, или новые пустяки, на скорую руку намазанные для такого казуса. Успех изданной г. Семененко-Крамаревским «Истории Наполеона», с политипажами картин Ораса Берне, породил компиляцию г. Ламбина, с чудовищными политипажами работы плохих рисовальщиков, и «Историю Суворова» г. Полевого – нечто вроде обыкновенной компиляции с посредственными по изобретению и довольно недурными по выполнению политипажами; и еще другую историю Суворова, которая грозит скоро появиться… «Театральный альбом» – истинно великолепное издание, имеет свое значение и идет своим путем. Доселе вышло его два выпуска. «Константинополь и турки» тоже принадлежит к хорошим и полезным изданиям с картинками. «Картины русской живописи» представляют собою издание, заслуживающее внимания и участия публики. К такого же рода изданиям должно отнести и «Архитектурные фантазии» г. Шрейдера. Великолепное издание «Робинзона Крузо» Даниеля Дефо, с рисунками Гранвиля в переводе с английского г. Корсакова, принадлежит к числу действительно роскошных и полезных книг. Шумно затеянный какими-то молодыми людьми перевод всех сочинений Гёте остановился на втором выпуске. Едва ли кто пожалеет о прекращении этой детской затеи. Напротив, перевод «Шекспира», предпринятый г. Кетчером, хотя не быстро, но тем не менее прочно подвигается вперед. Прошлый год оставил его на десятом выпуске. Драматические хроники Шекспира уже кончены, и скоро появится «Комедия ошибок» и «Макбет». Из отдельно вышедших книг по части изящной словесности почти не о чем и упомянуть, кроме того, о чем мы уже говорили, приступая к этому обозрению. Можно только вспомнить разве о второй части «Парижа в 1838 и 1839 годах» г. В. Строева; впрочем, эта вторая часть вышла вместе с первою, напечатанною в 1841 году… Неужели говорить о «Комарах», о «Снопах», о «Дагерротипах»{30}30
  Первое из этих изданий принадлежало Булгарину, третье – Кукольнику. Что касается второго, то Белинский имеет в виду или «Снiп» Александра Корсуна (см. рецензию Белинского, Полн. собр. соч., т. XIII, стр. 83–84) или «Колосья. Сноп первый» В. М.<ежевича> (см. Полн. собр. соч., т. VII, стр. 458–460), а может быть, и то и другое.


[Закрыть] и тому подобных плевелах на поле русской литературы?.. Если еще можно о чем упомянуть здесь кстати, так разве о «Драматических сочинениях и переводах» г. Полевого, и то для того только, чтоб заметить, что наша драматическая литература составляет какую-то особую сферу вне русской литературы. Гений ее – г. Кукольник; ее первоклассные таланты – гг. Полевой и Ободовский; за ними идет уже мелочь… Из отдельно вышедших книг серьезного содержания нельзя не упомянуть о следующих: «Кесари» Шампаньи (Нерон); «Римские папы, их церковь и государство в XVI и XVII столетиях» (последняя из этих книг столь же дурно переведена, сколько первая хорошо); «Политическая и военная жизнь Наполеона» (часть 6 и последняя); «Юридические записки» г. Редкина (том II); «Всеобщая география» Бланка (том I; перевод небрежен, издание неопрятно); «Сочинения Платона» (т. II); «Филологические наблюдения протоиерея Г. Павского над составом русского языка» (три части); «Замечания об осаде Троицкой лавры»; «Записки Данилова» (любопытнейшая картина нравов русского общества за сто лет пред сим); «Записки Нащокина», изд. Языковым, с примечаниями издателя; «Священная история» (автора «Путешествия ко святым местам»); «Историческое описание одежд и вооружения российских войск» с превосходно налитографированными рисунками – одно из тех монументальных изданий, какие могут предприниматься, особенно у нас, только разве правительством. Текст этого превосходного творения – труд г. Висковатова.

Вышли вторым изданием «Сказания князя Курбского». Пятое издание (компактное, в 4 томах) «Истории государства российского», предпринятое г. Эйнерлингом, было бы истинным подвигом со стороны издателя, если б дешевизна издания соответствовала его красоте, изяществу, удобству и полноте.

Теперь слова два о журналах. Кроме исчисленных выше сочинений по части изящной словесности, в «Отечественных записках» были помещены еще следующие: «Беснующиеся. Орлахская крестьянка» князя Одоевского, помещающего статьи свои под псевдонимом Безгласного; «Сеня», повесть г. Гребенки; «Ямщик, или шалость гусарского офицера», драматическая картина в одном действии графа Соллогуба. Из переводных статей по части изящной словесности – роман Диккенса «Бэрнеби Родж», роман Жоржа Занда «Орас», повесть ее же «Мельхиор», повести и романы Эли Берте «Сокол», Фредерика Сулье «Маргарита», Огюста Арну «Колесо фортуны», Артюра Дюдлэ «Красная звезда» и испанская драма, переведенная с подлинника: «Никто кроме короля». По части наук и искусств публикою, вероятно, были замечены статьи: «Гёте» г. Липперта, «Коперник» Д. М. Перевощикова, «Система железных дорог в Германии» Фридриха Листа, «Из записок оренбургского старожила», рассказ и повествование, касающиеся Афганистана, В. И. Даля; «Осада Силистрии в 1828 году» и «Дунайская экспедиция 1829 года» П. Н. Глебова; «Выставка Санктпетербургской Академии художеств в 1842 году» В. П. Б-на, «Лечение болезней искусством и натурою» (-и–о-) и пр. По части домоводства, сельского хозяйства и промышленности вообще: статьи Пензенского земледельца, статью Русского помещика (XI книжка) «Замечания на статью г. Хомякова: «О сельских условиях», «О пьянстве в России» Н. Б. Герсеванова и пр. Так как критические статьи всегда бывают выражением мнения самой редакции, то мы можем назвать в отделе критики нашего журнала интересными статьями только статьи гг. Герсеванова и Мордвинова о Сибири и г-на Галахова о грамматиках г. Перевлеского, как доставленные в редакцию от посторонних сотрудников; а некоторые из прочих почитаем себя вправе поименовать, предоставляя самой публике судить о их достоинстве или недостатках: «Русская литература в 1841 году», «Стихотворения Аполлона Майкова», «Руководство к всеобщей истории Фридриха Лоренца», «Стихотворения Полежаева», «Кесари Ф. де Шампаньи», «Речь о критике, профессора А. В. Никитенко» (три статьи), «Объяснение на объяснение по поводу поэмы Гоголя «Мертвые души», «Стихотворения Баратынского» и пр. Равным образом, мы имеем право, не нарушая скромности, сказать, что библиографическая хроника в «Отечественных записках» всегда была живою современною летописью русской литературы; в ней не пропущено ни одной книги, изданной в России на русском и иностранных языках, и потому полнотою она превосходит все подобные отделы в других журналах. В отделе «Иностранной литературы» редакция всегда старалась представлять своим читателям по возможности полную картину современных литератур Франции, Англии и Германии. В «Смеси» читатели наши находили подробный отчет о русской драматической литературе и много интересных оригинальных статей, из которых достаточно указать на ряд статей под рубрикою «Поездка в Китай», которые будут продолжаться и в нынешнем году.

Судить о духе и направлении «Отечественных записок», характере критики сравнительно с критикою других журналов – предоставляем публике.

«Библиотека для чтения» дебютировала в своей первой книжке за прошлый год второю частию повести барона Брамбеуса «Идеальная красавица, или Дева чудная», которой первая часть была напечатана в последней книжке «Библиотеки для чтения» за 1841 год; при первой части было замечено, что повесть выйдет в 1843 году вполне и отдельно. Не знаем, с нетерпением ли ждет публика выхода окончания «Девы чудной», или, подобно нам, вовсе не ждет ее; но знаем, что повесть скучна и незанимательна и что в ней нет никакой повести, есть только длинные разглагольствования о том, о сем, а больше ни о чем. Кроме «Девы чудной», в «Библиотеке для чтения» прошлого года были напечатаны и еще две повести, тоже, кажется, барона Брамбеуса: «Падение Ширванского царства» и «Лукий, или первая повесть». Первая очень потешна, а вторая – довольно неудачное искажение известной сказки Апулея «Золотой осел», переведенной по-русски Ермилом Костровым еще в 1780 году, под титулом: «Луция Апулея платонической секты философа превращение, или Золотой Осел. Перевел с Латинского Императорского Московского Университета баккалавр Ермил Костров. В Москве в университетской типографии у Н. Новикова, 1780 года». Кроме этих повестей, «Дурочки Луизы», «Благодетельного Андроника» г. Кукольника и «Карьеры» г. Вельтмана, в «Библиотеке для чтения» прошлого года находятся еще: «Три жениха», итальянская повесть г. Каменского, «Закубанский Харамзадё», отрывок из романа псевдонима Хамар-Дабанова, не лишенный некоторого интереса, и «Мамзель Бабет и ее альбом» г. С. Победоносцева, тоже отрывок из большого сочинения, но представляющий собою нечто целое – род юмористического очерка, игриво написанного, которому настоящее место было бы в «Наших», ибо это совсем не повесть. Из отдела «Иностранной словесности» в «Библиотеке для чтения» замечательна драма Бернара фон Бескова «Густав-Адольф», переведенная с шведского г. В. Дерикером. Это одно из прекраснейших, возвышеннейших и благороднейших созданий скандинавской музы, в котором просто, но верно и рельефно воспроизведен исторический образ рыцарственного короля Швеции – утешения и чести человечества, славы и гордости XVII века. Жалеем, что время и место не позволяют нам распространиться об этом произведении. Чтобы познакомить несколько с его духом и пафосом, выпишем несколько строк. Оксеншиерна отговаривает Густава-Адольфа от союза с Франциею и вообще от вмешательства в дела Германии. «Теперь (говорит Оксеншиерна) вся Германия пылает, как Гекла, и выбрасывает раскаленные каменья в соседние страны. Но большая часть этих извержений все-таки падает назад в горящее жерло. Волкана не погасишь; он сам должен выгореть. Этого требует природа». Густав-Адольф отвечает своему министру и другу: «Но спасти из лавы что возможно велит человеколюбие. Землетрясение – биение сердца земли. Времена тоже страждут этою болезнью. Целые поколения гибнут для спасения других поколений. И когда, в эту бурю, ударит священный набат, каждый, в ком есть благородное мужество, спешит в бой за правое дело. Мы пойдем, будем биться, и если падем, то новая рать, с новыми знаменами, пойдет по нашим трупам. Пусть человек умирает, но человечеству должно жить! Пусть сердце разрывается, но цель должна быть достигнута!» Превосходно изображено в этой драме мрачное лицо свирепого и невежественного фанатика и великого полководца – Тилли. Вообще публика должна быть вдвойне благодарна г. Дерикеру – и за прекрасный перевод, и за прекрасный выбор такого освежающего душу произведения. Из статей ученого отдела в «Библиотеке для чтения» не на что указать в особенности. Статья «Жизнь Шиллера» была бы чрезвычайно интересна, ибо заимствована из прекрасно составленной книги Гофмейстера, обнимающей жизнь великого германского поэта до самых мелочных и тем еще более интересных подробностей: но чего можно ожидать и требовать от статьи в два печатные листа, в которую скомкано содержание огромных четырех томов? Самое лучшее в этой статье – ее заглавие, а сама статья – фальшивая тревога. В отделе «Наук и художеств» помещена также статья г. Сенковского «Сок достопримечательного. Записки Ресми-Ахмед Эфендия, турецкого министра иностранных дел, о сущности, начале и важнейших событиях войны, происходившей между Высокою Портою и Россией от 1182 по 1190 год гиджры (1768–1776)». Мнение об этой статье разделено на две крайности: одни думают, что это – повесть, и притом фантастическая, во вкусе повестей барона Брамбеуса; другие убеждены, что это – перевод исторического сочинения с турецкого подлинника. Не зная турецкого языка, мы не можем решить вопроса и держимся середины, то есть думаем, что это действительно перевод с исторического сочинения, но украшенный, в приличных местах, брамбеусовским юмором, выдумками и шутками, для красоты слогу. – Статья «Александрийская школа» интересна фактически, но лишена истинного взгляда на этот величайший факт в истории древнего мира. Александрийская школа – это последний плод философии древнего мира, и ее история – история философии древнего мира, а «Библиотека для чтения», как известно всем, не любит, не знает и не понимает никакой философии – ни древней, ни новой. – Прочие ученые статьи в «Библиотеке для чтения», каковы: «Лаплас», «Вольта», «Тихон Браге», «Иоанн Кеплер» и т. п., которыми этот журнал с особенным усердием угощает своих читателей, должны были бы давно уже выйти из моды, как бесполезные и скучные. Смешно и думать, чтоб можно было следить по журнальным статьям за ходом таких наук, как математика, астрономия, физика, химия, физиология, естествознание, особенно рассматриваемые исключительно с эмпирической точки зрения. Чтобы сделать такую статью доступною для публики, читающей исключительно литературные журналы, надо упростить ее до такой степени, что в ней не останется никакого ученого содержания; а изложить ее для ученых – значит сделать ее недоступною для публики: в обоих случаях выходит много шума из пустяков. Для всякого интересна биография такого человека, как, например, Галилей; но в ней великий ученый преимущественно должен быть изображен с его нравственной стороны, как человек, как мученик знания, дышавший религиозным благоговением, к святости истины, которая составляет предмет науки. Такая биография будет иметь интерес общий, будет всем доступна и полезна. Биография же, имеющая предметом показать и оценить ученые заслуги великого человека, может иметь место только в специально ученых изданиях, где нет нужды разжижать и опошливать их строго ученого содержания. А вот такие статьи, где Сократ представляется надувалою, по-настоящему не должны бы иметь места ни в каком журнале… О критике «Библиотеки для чтения» нечего говорить: всем известно, что это критика сухая, состоящая большею частию из выписок и притом занимающаяся книгами, которые не могут возбуждать общего интереса. Литературная летопись в «Библиотеке» совсем было заснула, если б ее не разбудили «Мертвые души»: тогда она проснулась, начала вопить, кричать; но в «Отечественных записках» в ответ на эти крики была пропета такая песенка, от которой Летопись, повидимому, снова погрузилась в летаргический сон.{31}31
  Белинский намекает на свою статью «Литературный разговор, подслушанный в книжной лавке» (см. наст. том).


[Закрыть] «Смесь» в «Библиотеке» попрежнему состояла из разных переводных статеек, большею частию касающихся до разных предметов физики, химии, медицины и естествознания.

В «Современнике» попрежнему помещались стихотворения Баратынского, Языкова, кн. Вяземского, графини Растопчиной, г. Мятлева, г. Айбулата и проч. и интересные рассказы и повести Основьяненка, барона Корфа и других; ученые статьи гг. Неведомского, Петерсона; критика и библиография отличались попрежнему сжатою краткостию слога. Самыми замечательными статьями в «Современнике» прошлого года были: «Хроника русского в Париже», «Нибелунги», критика: «Мертвые души» и «Портрет», повесть Гоголя.

В «Москвитянине» бездна стихов: это оттого, что в Москве вообще много пишется стихов; а где пишут много стихов, там почти совсем не пишут прозы или отдают ее в петербургские журналы, – и потому в «Москвитянине» почти совсем нет прозы. «Рим» Гоголя попал в этот журнал не из Москвы, а из Рима. Кроме этой повести, в «Москвитянине» есть еще: отрывок из «Мирошева», прибывший в Петербург вместе с целым и отдельно вышедшим «Мирошевым»; «Сердечная Оксана», перевод малороссийской повести г-на Основьяненка; «Месяц в Риме», из дорожных записок г. Погодина, которые всем доставили столько разнообразного удовольствия красотою слога, энергической краткостью выражения и небывалой еще в подлунном мире оригинальностию мыслей; «Колшичизна и Степи», рассказ Эдуарда Тартье, переведенный с польского; «Черная маска», повесть барона Розена; «Неаполь» (еще из записок г. Погодина); «Вологда» (еще-таки из записок г. Погодина); «Одна из женщин XIX века», повесть Б……; «Женщина, поэт и автор», отрывок из романа г-жи А. Зражевской. Это, должно быть, преинтересный роман: в нем изображено высшее общество – действуют все князья и княжны, графы и графини; имена героев самые романические – Лировы, Альмские, Сенирские, Минвановы, Днестровские, Пермские и т. п. Тут изображена поэтка, выражаясь языком сочинительницы, которая пишет и читает вслух, впрочем, довольно плохие стихи. Жалеем, что по недостатку места не можем сделать выписок из этого отрывка; зато, когда выйдет роман, мы вдоволь насытимся этим удовольствием. По отрывку видно, что таких романов, после девицы Марьи Извековой, на Руси еще не было. Мы сказали, что прозы в «Москвитянине» мало, а сами выписали столько заглавий статей: это не покажется противоречием для тех, кто читал эту коротенькую «прозу». Из ученых статей в «Москвитянине» замечательна статья профессора Лунина «Взгляд на историографию древнейших народов Востока». Критика «Москвитянина» составляет душу этого журнала и замечательна в той же мере, как и он сам. Притом только критика да стихи и представляют собою литературную сторону «Москвитянина»: все остальное в нем какая-то пестрая смесь неважных исторических материалов с газетными известиями. Изумительнее всех возможных материалов – «Письма Пушкина к Погодину» (№ 10 «Москвитянина»): мы думаем, прах Пушкина пошевелился в могиле от напечатания в журнале этих писем, писанных совсем не для печати. В них Пушкин уверяет г. Погодина, что его «Марфа Посадница» – великое шекспировское произведение: это, верно, ирония, которая не понята авторским самолюбием… «Москвитянин» взял на себя решение важной задачи о самобытности русского развития, мимо Запада, и, вероятно, решит ее удовлетворительно и положительно в нынешнем году, а в прошлом заметно только отрицательное решение. Подождем. Бог не без милости, а «Москвитянин» не без средств и не без охоты решить все интересные для себя вопросы.

О «Сыне отечества» и «Русском вестнике» мы можем сказать только, что первый из этих журналов запоздал в прошлом году четырьмя книжками, а «Русский вестник», запоздавший в 1841 году двумя книжками, в прошлом запоздал шестью, выдав в одной книжке 5 и 6 номера и поместив в них «Мать-испанку», драму г. Полевого.

«Репертуар», по свидетельству собственных опекунов своих, был так плох в прошлом году, что совершенно охладил к себе публику. См. № 256 «Северной пчелы».

Кстати о «Северной пчеле»: она все та же, какою была и всегда, и потому, не желая повторять сказанного о ней в прошлогоднем обозрении русской литературы (см. «Отечественные записки» 1842 года, № 1, в отделе «Критики», стр. 43), мы ни слова о ней не скажем. Лучше вместо того пожелаем, чтобы преобразовываемый с начала нынешнего года «Русский инвалид» был во всех отношениях настоящею официальною, политическою и учено-литературною газетою, чего мы имеем полное право надеяться.

«Литературная газета» была верна своему назначению. Представляя публике повести и рассказы, она исправно извещала ее обо всех литературных и театральных новостях и рассуждала с дамами о модах.

Новый детский журнал «Звездочка», издаваемый г-жою Ишимовою, оправдал ожидания публики и рекомендации других журналов. Верный своему назначению, он доставлял своим маленьким читателям сколько приятное и разнообразное, столько и полезное чтение. Слог статей его не оставляет желать ничего лучшего.

Может быть, многие увидят противоречие в нашем воззрении на русскую литературу в последнее время с отчетом о ее бюджете за прошлый год, бедности которого мы сами не скрываем. Для таких читателей заметим, что мы в своем воззрении руководствовались не числом, а качеством произведений. Сущность и дух литературы выражается не во всех ее произведениях, а только в избранных. Пусть число этих «избранных» будет невелико, но как они лучшие, то они и представители литературы. Когда литература умирает на своей засохшей почве, тогда не может явиться ни одного превосходного творения, а прошлый год подарил нас «Мертвыми душами»… Притом же если теперь и много представляется явлений посредственных и плохих, то разве нельзя назвать успехом и литературы, и общественного вкуса то обстоятельство, что такие произведения тотчас же оцениваются как следует и не пользуются никаким успехом?..