Текст книги "Возвращение мессира"

ВОЗВРАЩЕНИЕ МЕССИРА

ПИКНИК. ПРЕЛЮДИЯ

На берегу сидели двое. Был месяц май, трава уже вовсю лезла изо всех щелей, а вода в речке с её сонным течением была ещё светла и прозрачна. Наблюдателю со стороны эти двое показались бы странной парочкой: один – старый, сильно потрёпанный жизнью и с одним глазом, судя по серой грязной повязке на другом глазу, а его партнёр показался бы карликом, настолько он был малоросл. Однако он не выглядел слабаком, так как был широк и полноват. Оба одеты были как типичные люмпены двадцатого века, в заношенные линялые бесформенные тряпки.

Они выпивали, рядом стояли две бутылки: одна квадратная в резном хрустальном графине с французским коньяком немыслимой цены, а другая с жигулёвским пивом в пластике очень местного разливу.

Оба с задумчивым видом смотрели на воду, протекающую мимо и вели меж собою странную беседу, которую большинство проходящих мимо граждан посчитали бы продуктом месячного запоя. Одноглазый гнусавым хриплым голосом, выдававшим в хозяине большого любителя выпивки, объявил:

– Нет-нет и нет: Он – не ошибка! Он сам – важная часть Проекта! Просто так задумано! И как Первый Сын Творца и первый помощник, он просто обязан курировать все миры планет, с разумными и не очень участниками Замысла. В этом и есть его задача – чтоб исполнилась воля Отца!

– Не-е, ошибаешься, дорогой… Он – просто неудача с Эдемом. Первый блин, как говорят, который комом! – лениво ответил-промурлыкал мелкий, при этом его физиономия, щекастая и небритая, выражала полное довольство напитком, теплом, компаньоном и беседой. Он ещё пару раз мурлыкнул что-то непонятное и вдруг явственно всхрапнул, отчего дёрнулся и проснулся.

– Пардон, миль пардон, – извинился он и повертев круглой головой, вдруг зашипел: – Куда ты смотришь, баранья башка? Менты прут, не вишь что ли? Прячь всё быстрее…

Одноглазый сунул руку за пазуху и движением фокусника, выдернул оттуда зелёное махровое полотенце или простыню, которую мгновенно накинул на бутылки. Если бы кто-то поблизости наблюдал за ними, он бы поразился тому, как успешно был проведён сам маневр: рядом с этими не слишком-то приличными господами, оказывается, ничего и не стояло…

Когда патруль ППС прошёл, одноглазый также, одним движением руки, сдёрнул маскирующее полотнище и, мгновенно скрутив его, сунул туда же, откуда доставал.

– Ну что, месье Азазелло, не пора ли и нам возрадоваться? – задал вопрос коротышка. На что одноглазый радостно осклабился и складно хрюкнул:

– А как же, Бегемотик, дорогой – нет лучше удовольствия, чем выпить мне с тобой! – хохотнули оба, а толстячок ещё и оттопырил большой палец со странным крючковатым ногтем… или когтем.

Налили в копеечные пластиковые стаканчики и выпили с наслаждением. Каждый пил своё: одноглазый – французский коньяк, а карлик – пиво етого разлива. Он и продолжил мысль, недосказанную в прошлый раз из-за чрезмерного утомления его организма в борьбе с почти «зелёным змием»:

– Беда, мой друг, пришла внезапно – вмешался фактор, неизвестный прежде! И мыслящая плоть, заполучив свободу выбора, вдруг стала проявлять свой склочный отвратительный характер, который оказался гремучей смесью эгоизма, жадности и злобы! – вот так, мой друг!

Произнеся свой спич, малыш увеличился в размерах: раздулся, задрал голову и распушил усы… а Азазелло радостно заржал так, что вздрогнули кони над Большим Театром! Чуть отсев от партнёра, он зааплодировал, вытянув в его сторону руки:

– Вот-вот, за это и нужно выпить! Непременно!!! – назидательно сказал он, и тут же, явно фиглярствуя, добавил, – Ведь если бы не ЭТО препечальное, преогорчительное обстоятельство!!! – на кой бы мы нужны тут были?! А?

– Да-да-да! Совершенно с вами я согласен – раздался третий голос из-за спин сидящих.

Коротышка, совсем как уличный кот, подпрыгнул, в воздухе развернулся на 180 градусов и опустился на четвереньки, усы его стояли дыбом. А Азазелло ехидно засмеялся и сквозь смех прохрюкал:

– Ты что, мой друг, не знал, что он давно уж здесь, и затаился в сумраке за нами? Барон Коровьев! Выйди и перестань смешить меня – я слишком-слишком много выпил…

Худой и длинный в коричневой куртке, явно с чужого плеча, в столетнем канатье, с немытыми годами рыжими волосами и в треснувшем пенсне, подсел к ним третий, кого один из них назвал – Коровьевым. А тот вдруг сообщил им:

– Я не один, со мною вещий Ворон. Всё знает эта птица… иль не птица? Но знает сей вещун чрезвычайно много! И вот, казалось бы, откуда что взялось? Не больше петуха! И голова – с орех… и где там что? Но что не спросишь – отвечает! Бывает, правда, невпопад, бывает даже вовсе мимо брякнет! Но говорит с уверенностью строгой. Хотите здесь его проверим? Эй, шельма, где ты есть?

Откуда-то послышался придушенный голос:

– Я здесь. Достань меня из этого вонючего мешка, твоими потрохами пахнет здесь, и я боюсь стошнит меня…

– А-а-а, я совсем забыл, наказан карцером за болтовню без тормозов. Друзья мои, вещатель сей уж больно говорлив и крут его норов! Бывает иногда и остроумен он, но не так часто, как хотелось бы, миньон, и в те моменты становится несносен он. И вот тогда лишь карцер для него, меня спасает от безумия его!

С этими словами, жестом фокусника, Коровьев достал из своего внутреннего кармана как будто бы здоровенный букет тюльпанов, мрачных фиолетово-чёрных оттенков – непонятно, как они там помещались. Затем, опустив руку и энергично встряхнув «букет», Коровьев показал им, что это никакой не букет, а птица и весьма значительных размеров, которую он крепко держит за голову и клюв.

– О! Миль пардон, – сказал он и быстрым движением поставил вещуна на ладонь другой руки. Но стоило ему отпустить голову ворона, как тот энергично покрутив клювом, долбанул им своего хозяина по краю его серой шляпы-канатье, и заорал:

– Тварь рыжая бесстыжая! Ты как посмел, осёл не мытый, так обращаться с вещей птицей?!

В ответ Коровьев поставил Ворона на холмик и, снявши шляпу, несколько раз преувеличенно низко поклонился Ворону, не обращая внимания на смех Бегемота и Азазелло:

– Прошу прощения, милорд! Уж больше этого не повторится. Я обещаю Вам!

Смягчился Ворон, походил по холмику, потряс крыльями, хвостом и прочими перьями, затем повернулся к публике спиной и демонстративно приподняв хвост, опорожнил кишечник – всё, отомщён! С видом полного достоинства вернулся Ворон в круг и сразу приступил:

– Ну, – сурово гаркнул он, – о чём тут разговор? Спросить хотите вы меня о чём? Я вас простил сегодня. Задайте свой вопрос.

– Мы тут с коллегой спорили об очень щекотливой теме, – начал Азазелло, – и нам хотелось бы услышать Ваше мнение, милорд. Суть этого вопроса в том, является ли наш Творец отцом того, кого мы все считаем Первым Ангелом и Первым Сыном? Действительно ль, рождение его желанно и предрешено? Иль, может, он – последствие случайных столкновений инвариантных сил? Так часто в жизни образуется оно…

Ворон, выслушав вопрос, важно кивнул, мол, всё понял. С минуту стоял с задумчивым видом и постукивал мощным клювом по бутылке с коньяком. Азазелло, даже наклонился, в надежде поймать падающую бутылку, но обошлось. Ворон прекратил стучать-звенеть и быстро-быстро завертел головой, возможно укладывая мысли в ряд. И вот он начал речь, но начал как-то непонятно, как будто продолжая чью-то мысль:

– А Первый Сын Творца – есть первый опыт рождения мыслящей материи, способной выносить-взлелеять Душу – единственно пригодный материал, для созидания будущих Сынов Творца! Рождён он был, как Первый Сын, возможно и не самый лучший, но стал он Левою рукой Отца. Той, что несла порядок в мир… и не было пути иного, а был лишь только этот путь!

Чтоб вам понять я вынужден месье напоминать:

«Беда пришла внезапно, вмешался фактор, неизвестный прежде, и мыслящая плоть, заполучив свободу выбора, вдруг стала проявлять свой склочный гадостный характер, который был коктейлем эгоизма, жадности и злобы!» – вы этого не позабыли? Тогда имеет смысл продолжить:

– Какого материала ждать от них – прошедших грязный и кровавый путь?! Какими будут Души их и как спасти Проект? Тяжёлые вопросы и требуют они гарантии успеха! И стало ясно: пряник – то не путь! А к прянику и розга – не помеха! Вот и родился Первый Сын – как плеть Творца, как новый алгоритм для управления своенравными потомками Эдема!!!

И сказав это, Ворон поставил точку! – долбанул своим, наверное, железным клювом по красивой бутылке так, что от неё полетели куски во все стороны! Но Азазелло сумел подхватить нижнюю не расколовшуюся часть бутылки, в которой ещё оставался драгоценный и желанный напиток…

А Бегемот и Коровьев встали и принялись аплодировать Ворону. Азазелло, собравшийся наорать на него, вдруг передумал, и решил в отместку украсть аплодисменты: повернулся к аплодирующим и стал раскланиваться, будто это ему предназначались все их знаки восхищения… Но Ворон был ревнив и спор на быстрые решения: и тщательно прицелившись, он долбанул ещё два раза! Один раз в донышко полубутылки в руке у Азазелло, чем доконал её. Второй раз – в задницу обидчика Азазеллы, когда тот резво наклонился за выпущенной драгоценностью, пытаясь вновь её спасти…

После того, как Азазелло прекратил вопить и материться на всех известных языках, Ворон, предусмотрительно отлетевший на безопасное расстояние, добавил, совершенно явственно ухмыляясь:

– Задача скульптора – отсечь ненужное! – ты это понимаешь, грязный чёрт? Вот ты – ничтожный раб своего эго! Хотел украсть кусочек МОЕЙ славы… а у своих, как всем известно: позорно воровать! Их крысами зовут таких. И клюнул я туда, где хвост у крыс растёт… но почему-то нет хвоста! А значит – есть надежда, что ты ещё не превращался и меж людей пока остался. Скажи спасибо за диагноз сей, куриное гузно… но-но-но-но!! Не надо так смотреть последним глазом! – и Ворон торопливо поскакал прочь… хотя не далеко, и встал там, где было безопаснее, нахохлился и замолчал.

Коровьев, глядя одним глазом на ворона, а другим на Азазеллу, хлопнул в ладоши, привлекая внимание, и бодрым радостным голосом сообщил:

– Почтеннейшая публика, как вы успели все заметить – сбывается Закон! Закон о сохранении Энергии. Я поясню: забрав всю выпивку у нас, вещун нас одарил прекрасным новым Знанием о Сути и Начале Действа – которое в народах многих Замыслом зовётся! Никто не возразит? – он внимательно оглядел компаньонов и продолжил:

– Закон и в Африке – Закон! Поэтому не стоит обижаться на исполнителя Закона или носителя его. О чём бы я хотел сейчас сказать… так это лишь о том, что выпить нам не миновать! А я ведь знал, как повернётся здесь игра! Цените, господа, предусмотрел сей поворот, прошу внимательно смотреть – и апп, и во-от! – элегантным движением он достал из-за пазухи точно такую же хрустальную красавицу-бутылку, как ту, что уничтожил его мстительный друг. Под аплодисменты друзей он установил её на место предыдущей.

– Ну что, пора – друзья мои? Пора! Давай-ка, Бегемот, налей… а я пока к профэссору на пару слов… – и он подошёл к Ворону и что-то пошептал ему. На что тот замотал головой, сбив клювом пенсне с носа Коровьева.

А тот опять наклонился к Ворону и стал чем-то прельщать вещуна… и видно, улестил! – клюв описал движение «ага». И вот, они вернулись в круг, на четверых разлили и Коровьев встал. И произнёс свой спич:

– Всегда! – подумал и добавил, – И не без основания!

Затем он выпил, и все за ним – и даже Ворон. Когда с процедурой было покончено, Коровьев, постучав ногтем по пластиковому стакану и извлекая этим мелодичный звон, как из хрустального фужера, потребовал внимания:

– Друзья мои! Прошу вас, поглядите друг на друга… Вот так, вот так – глаза в глаза! Что видите? Я допускаю: каждый видит то, что хочет и то, что он предполагает – пока что спорить, кажется мне, не о чем. А если глубже в суть вопроса мы нырнём, а если – шаг назад… и разглядеть издалека? Что можем мы увидеть?.. Попробуйте, друзья, снимите шоры! Ведь мы, как лошади в Москве, зашорены, как окна в шторах! И наши бывшие партнёры – такие же, в таких же шорах. И шоры те скрывают суть! Мы главное забыли разглядеть: мы БРАТЬЯ все! – об этом не забудь, на нашей маленькой Земле!

Он замолчал и принялся задумчиво разглядывать своих партнёров, будто примеряя их к роли братьев. И на лице его отразились сомнения… тогда он уточнил:

– Осознаёте суть вопроса, братцы? И мне уже не нужно сильно напрягаться? Так вот, вернёмся к нашим овцам и баранам, кого пасём мы и наставляем поздно или рано. Ведь даже если мы, проживши сотни дивных лет бок о бок, не видим братьев и друзей друг в друге… какие же они, те подопечные, что жёстко правим мы, как лезвие на круге?! Хотя вопрос излишне риторичен и, по большому счёту, он – вторичен! А первым должен быть вопрос о глине, пардон, о материале, чем слеплен человек, подобно всей другой скотине…

Вот, добрались до сути человека, её не изменить! А Замысел, совсем как пароход, и пароход тот набирает ход! А мы здесь, словно черти-кочегары, стараемся вовсю: подбрасываем в топку уголёк, хотя бывает жаль иных из них. Одно бывает утешает: возможно, со второй попытки кому-то полегчает пройти свой путь не оступившись, и миновать препоны! Когда мы станем подстрекать, когда предложим что-то взять – сумеют устоять, не взять чужое! Удержаться! А может даже, подарить своё – со скарбом, золотом и жизнею расстаться! Во имя Замысла и нашего Творца!!! – барон задумчиво почесал кончик носа… и внимательно взглянув на компаньонов, продолжил:

– Ну а теперь, ежели реплик нет, нальём и опрокинем мы ещё один фуршет! Виват, Мессир, виват!!! – закончил он свой спич и тут же вдруг заметил, что вещун исчез. Позвал его барон:

– Эй, Ворон, где ты? Я не вижу вещуна? Какой случился с ним приват? Мне кажется он не настолько простоват, и сам всё нам сегодня доказал…

Коровьев, приглядевшись к береговой растительности, что-то разглядел:

– Ага, вон он, повис в кустах. Что происходит там с тобой? Случаем, ты не дохлый птах?

– Нет-нет, я просто не терплю котлет! Особенно, когда их с коньяком… р-р-р-р… р-р-р…

– Ты не рычи, ты толком сообщи: каких-таких котлет и где ты видел их?

– В твоём вонючем, чёрт, кармане! Когда меня ты там держал, как хрен, пардон, в стакане…

– Но-но, поаккуратней там, насчёт котлет в моём кармане! Я сроду там котлеты не носил, под дурака я кстати тоже не косил. Ха!!! Секунду… ха-хха-хха-ха! Вы не поверите, этот мудрец-простак, здесь в темноте сожрал весь мой жевательный табак! Аплодисменты, господа, аплодисменты!!! Прошу, пардон, месье, бывают же моменты!.. – Коровьев какое-то время давился от хохота, а когда успокоился, сделал оччень серьёзное лицо, и стал вещать жестяным голосом:

– Так ты теперь профнепригоден стал? И кто ж теперь займёт твой пьедестал? Теперь я очень сомневаюсь в разуме твоём, хотя я и вчера не очень был уверен в нём… Ну, что ж, вещун, ты можешь нас в обратном убедить, ответив нам на три вопроса от каждого, кто здесь сидит. Согласен? Или тебе пора уж уходить?

– Согласен я, согласен! Условие и свод игры мне ясен. Давайте свой вопрос!

– Ну, что ж, друзья, давайте вновь, как выпал рост! Начнём… – успел сказать барон и тут раздался вопль:

– Опять по росту! Опять последний я! Да, сколько можно? Надоело каждый раз одно и то же!.. Отказываюсь я – и это декларация моя! – Бегемот свирепо плюнул и отвернулся, сев спиной ко всем.

– Ну, Бегемот, не нервничай, щас всё наоборот! Начнём мы с меньших, и если не умрём от скуки или смеха, то третьим буду верно – я. Теперь устраивает очередь тебя?..

– Во-от, так другое дело! А то дискриминация мне очень надоела… – Бегемот задумался, скинул башмак и стал нервно чесать ногой за ухом:

– Вопрос… гм-гм… угу… вы знаете, я сразу не могу! Сосредоточиться мне нужно! Лишь две минуты – а вы пока молчите дружно!

Все замолчали, выпили фуршет, но вот и ожил Бегемот: подпрыгнул, пробежался вдоль берега реки, вернулся, встрепенулся и расправил плечи:

– Экзамен не для простаков! И будет мой вопрос таков:

– Мессир – наш шеф, пардон, Любимый Шеф!!! КТО ОН И КАКОВ? – вот мой экзамен, мой вопрос.

Коровьев нахмурился и неодобрительно покачал своей шляпой-канатье:

Ну, Бегемот, придумал ты экзамен! Хотя звучит он коротко и ёмко, но слишком безразмерен твой вопрос – наш Ворон здесь сломает себе нос! А ты что думаешь, вещун?

– Легко! – ответил Ворон, выпучив глаза. Откашлялся он хриплым басом, по сторонам громаднейшие крылья разведя, призывал аудиторию внимать, и начал лекцию читать. И снова не с начала, а будто книгу на попавшейся странице увидал:

– Всегда таков был он, как и миры, что опекал: да, с дефицитом доброты и мягкости в решениях своих! С решимостью суровой принимаемых им мер! – несомненно! Да – не знал пощады к тем, кто Замысел делами не щадил!

Родился он в час смерти незабвенного Эдема, что Первым Миром был в обойме у Творца. Родился страшно и мучительно, в тот час, когда в безумном пламени сгорали все, кто был любим Творцом, но не ценили любви и нежности Отца. И не было ничьей вины в их гибели, а только лишь их Зло! То Зло, что родилось меж ними и стало главным фактором в судьбе прекрасного Эдема… Он был птенец, родившийся в кровавом том гнезде!

И так стал Мир. Огромен был – не счесть планет Проекта (хотя Сын Бога знал число). С тех пор и путешествует Незнающий Покоя, из одного в другой миры и все они есть сфера приложения его талантов…

Ворон замер, будто выбирая текст дальнейший, и вот продолжил, явно что-то пропустив:

– …Из нелюбимых им была, казалось бы, благополучная планета – дочь гнома жёлтого, в одном из рукавов галактики спиральной, с названием «Земля». Сюда он возвращался много раз – работать приезжал, не напоказ: народец больно здесь был плох, пришлось быть гостем всех народов и эпох.

На заселённых Разумом планетах, подобно скульптора искусству, он должен был отсечь ненужное! Ненужное Проекту он искал и отсекал без колебаний… но на Земле-упрямой, чрезмерно много приходилось отсекать! И начинало это раздражать Отца. Но понимал Он: без Сына мудрого, как и Творец, без честного судьи, не знающего слова «жаль», подобно палачу, Его Великий Замысел был обречён!

– Шикарно! Шикарно! – заблеял Азазелло, оглушительно аплодируя вещуну.

Коровьев тоже аплодировал, но шляпой и по колену, а это было так громко, будто сумасшедшим дали несколько литавр! Бегемот сидел, зажавши уши болезненно морщась, а Ворон был чрезвычайно рад: церемонно кланялся, распустив чёрно-фиолетовые крылья, кивал каждому головой и улыбался.

– Ну, Азазелло, твой черёд, ты приготовил свой экзамен? Смотри, не подведи.

– А как-же! Вот мой вопрос-конфетка:

– Велик-могуч и мудр Мессир, в нём столько от Отца-Творца! – хотя есть и суровость воина. На всех планетах, где Проект расцвёл, он – сэр-шериф, как принято здесь говорить! Он – Мастер Комбинаций! И так его запомнили – ведь не запомнить всё, что делал ОН нельзя! Но это всё прелюдия, а вот сама экзаменация моя:

Как местные запомнили народы его по именам и по делам?

– Что Ворон-вещий, готов ответить ты, или опять, не ту страницу отворишь, –спросил ехидно Бегемот. Ну а вещун в ударе нынче был, без подготовки начал он:

– У него было много имён. Разных у разных народов. Кто-то звал его звучно – Баал, а соседи их – Вельзевул. Народ пирамид призывал его – Тотт, а народы, пришедшие позже, знали имя его – Люцифер-светоносный, а ещё Сатана!

Но имя сути его не меняло: он был сыном Отца, безгранично подвержен Ему и Проекту. Был он, чтобы Замысел Отца осуществился, чтобы в Мире не была утрачена важнейшая составляющая Замысла – Справедливость, когда каждое преступление и незаслуженная обида караются справедливо!

Только в нижних мирах не хотели понимать того – они думали иначе! Зачем помогать слабым? – нет никаких причин. Сильный выживает. Не понимали, почему следует щадить не самых умных дальновидных, бесхитростных и простодушных – они слабы, им места нет. Почему нельзя забрать у них то, что удержать не могут те? Ведь ум дан человеку – вершине эволюции, чтобы выигрывать все схватки! Борьба за жизнь – первооснова мира! И ум дан, чтоб побеждать всех, кого можешь победить! И стоило ввести такие правила, как Справедливость – непригодным станет этот мир. В мире том нельзя украсть и отнять – осуждаемо будет! Нельзя используя лукавый ум и власть, обирать простодушных, смеясь над ними. Нельзя за их счёт, стать важным богатым и гордым собой! – а ведь это и есть главный смысл жизни для многих и многих землян!

А Справедливость – есть, как Закон! Но есть и проблема: Справедливость – нежный цвет, не выживает она, где Эго превыше Любви! Ведь Эго иных безмерно – вот и нужен Проекту «садовник»! Нужен в мирах, где затоптали аборигены её, думая, что Справедливость – просто слово и более ничего!

– Вахх!!! Харрашо сказал! – воскликнул Азазелло, и принялся кланяться и аплодировать одновременно, на что Ворон обиженным голосом заорал:

– О-опять! Опять ты за своё… а это всё моё – не трожь!!!

Бегемот и Коровьев переглянулись, хлопнули друг другу руки, и Коровьев тут же объявил:

– Я так и думал, но хочу проверить. И вот экзамен мой: скажи мне, вран, где информацию берёшь? Я должен знать, чтоб оценить её надежность.

Задав вопрос, он стал внимательно наблюдать за поведением вещуна. А тот затоптался на месте, потом принялся ходить кругами возле сидящих, потом остановился и прихватив клювом одно из перьев на крыле, задумался… и наконец сказал:

– Не знаю! Имею ли я право раскрыть секретные истоки информации?! Гм-гм, возможно, это будет стоить жизни… иль мне закроют доступ. Иль то и это! И в крайней инкарнации я буду петухом… и хорошо, коль на яичной ферме – не в петушатнике каком! Но обещал я вам ответ, да и живу уж триста лет при этом теле – состарилось оно, и боли в крыльях надоели, исполню, так и быть! Но вас прошу внимательными быть: скажу лишь раз и повторять не стану!

Я – проводник, меж Общим Банком Данных, куда системно входят ноосферы всех планет Проекта, и Вип-заказчиком, которым в нашем случае являетесь все вы…

А информации здесь краю нет! Я и вопросов тех не знаю, которым бы не знал ответ. Творец-Отец так всё устроил: Банк Данных – Ноосферы – Проводник – Заказчик. Заказчиком признают каждого, кто Замыслу безмерно предан!

Ну что, ответил я на твой вопрос? Как видишь, жив ещё и цел мой нос!

А напоследок я хочу сказать, чтобы коньяк ваш оправдать: к вам едет РЕВИЗОР!

Я слышу-слышу, в ваших головах звенит: какой-то вздор?! – отнюдь!

Я говорю, что будет: к вам сам Мессир сегодня к вечеру прибудет!

Тяжёлые вопросы станет задавать и будет ОН решать: кому дела свои сдавать, чтобы в нижайшие Миры их отослать, кому здесь оставаться жить и продолжать ему служить…

Но вот и вечер: вернулся, тот Кто должен всё за всех решать и все заблудшие миры отшлифовать…

САММИТ. СБОР И СМОТР

Он прибыл и свистнул так, как только один он и мог! И дрогнул этот мир! Зашевелились многие, кто уже забыл, как это делать. И двинулись они туда, откуда был призыв…

Он выглядел также, как и в прошлый свой приход, и стоял на том же месте, откуда в тот раз уходил с этой планеты. Та же крыша, что и сто лет назад, и почти тот же вид, если не считать пары десятков высоких домов. Та же гроза или её правнучка – нет никакой заметной разницы! А за спиной его стояли тесной группой несколько фигур: некоторые из них не изменились с тех пор, как он покидал этот мир, а другие были кажется новыми…

– Доложите… – прозвучал низкий, как иерихонская труба, хриплый голос от звуков которого многие в группе присели, торопливо опустив головы.

– Позвольте мне, Мессир – попросил слова, чуть выступивший из темноты, низкорослый круглолицый тип, с животиком и покатыми плечами, сильно небритый, с волосами, торчащими из ушей. В руках он почему-то держал большой прозрачный сосуд с белесой жидкостью, похожей на разбавленное водой молоко. При этом он постоянно покачивался с носка на пятку и даже чуть приседал, то ли от волнения, то ли от каких-то других, не вполне ясных причин.

– Да, Бегемот, мы слушаем тебя – ответил Мессир.

– А мы, Мессир, – как Вы изволили увидеть, все вместе честно и бестрепетно несли свой крест… пардон! – Бегемот втянул круглую голову в плечи, – хотел сказать я – Карму. Мы делали здесь, что могли! Плоды гнилые обрезали! И гниль ту выжигали, где ещё можно было плод спасти! Учили наказаньем и словами недостойных, лечили, как могли и как должны лечить больное Эго – посредством боли тела! Но, как Вы сами видите, Мессир, увы! Плачевны результаты! – он качнулся особенно сильно и даже в испуге присел, – А люди здесь всё хуже-хуже, как будто не было усилий наших!! И я готов в отчаянии, Мессир, на плаху лечь немедля ни минуты, ежели Вы найдёте хоть толику моей вины…

– Так кто же виноват? В чём дело? И отчего народ стал, словно скот? – страшно прогремел вопрос.

– Мессир, я полагаю, невозможным слепить клинок из глины! А уж из местной глины, нельзя создать даже сосуда, в котором можно было бы хранить высоких истин суть! О Мастер, я даже большее скажу Вам… – коротышка взмахнул руками, входя в ораторский раж, но был прерван:

– Постой, угомонись! Ты видно позабыл, с кем говоришь… я это уже слышал в прошлый раз, не выставляй актёрский дар свой напоказ. Я не желаю слышать вновь о непригодности породы, о том, что кровь диктует правила и моду… Для них прошли десятки лет и жизни многих поколений, что видим мы? Лишь орды их, наполненные жадностью и ленью! Их нравы безобразны и срамны – а где всё это время были вы? Где результат усилий ваших?

Что есть – то есть: не лучший вид, как прототип изделий – обезьяна! Но у Отца большие планы! Не нам судить – нам исполнять! И всех, кто это не изволил здесь понять или с вердиктом не согласен, прошу покинуть этот мир! – приказ мой должен быть вам ясен: отбыть в резерв, там ожидать, определю вам мир иной, который уж не будет так прекрасен!..

Мастер замолк и внимательно оглядел стоявших перед ним, но все они замерли поникнув, опустив взгляды себе под ноги – никто не проявлял желания возразить. Помолчав, он спросил:

– Скажи, Фогот, что думаешь о всём происходящем? Ты прежде был неплох в суждениях своих…

– Мессир, я честно Вам служил. Всегда! И ради Замысла я делал всё что мог! Но и не ведающий страха и уныния, я просто изнемог от бесконечных подлых игр и гнусных дел, что тут ведут, кто ближних обокрав, назвать себя посмел – «ЭЛИТОЙ»! Нет слов для оправдания, Мессир! В ком видели вождей, кто получал от нас поддержку и обещал служить во исполненье Замысла Творца, теперь как ржа мерзейшего болота, всё сущее вокруг себя сжирают, обращая в пыль и гниль!!!

Заражено пространство всей планеты! Ни Будда, ни Иисус, ни суры Магомета – не изменили суть породы сей. Я думаю, Мессир, что мир наш обречён! Лишь там, где с гнилью борются огнём, где пастухи ведут стада и ночью, словно днём – там новой поросли не смогут навредить! Лишь здесь Проект Творца способен победить!!!

– Услышан ты, Фогот. Ещё хочу узнать видение проблем, хочу услышать ваши предложения, как справиться нам с этим наважденьем! Кто может нам рецепт спасения открыть, какое здесь лекарство применить, чтоб этот мир оставить жить?

Повисла тягостная пауза. Все молчали, понимая, что любая ошибка будет очень дорого стоить. И вдруг, кто-то из заднего ряда, раздвинув поникшую челядь Мессира, подал голос:

– Позвольте мне, Мессир… Я неизвестен Вам, представлюсь: в последней жизни был – барон фон Унгерн, что в смуте и крови, пытался справедливость отыскать. Точнее моё имя – барон фон Унгерн-Штернберг, Роберт. А в предыдущем воплощении грозой ромеев был со звучным именем – Атилла. Ещё в той жизни стал я понимать, в чём корень наших бед! Богатый опыт экспедиций и побед, и жизнь ведущего на смерть людей, позволили увидеть корень сей: он в сути человека! И прав был Моисей, когда водил в пустыне сорок лет евреев, пока не вывел новый сорт людей, достойных светлой веры и святых идей! Да не сбылось то сохранить еврейскому народу – теченье бурных лет и жизнь среди врагов – не лучший способ улучшать породу!

В боях за жизнь и за свободу, всегда предложен выбор не простой: погибнуть в битвах храброму народу, иль притвориться павшим духом, сломленным рабом, чтобы в момент, когда твой враг ослаб иль задремал, воткнуть исподтишка ему кинжал – и этим обрести свободу! Как выбрать тут? Чей выбрать путь? И каждый выбирает как-нибудь…

У всех, казалось бы, мораль и смысл! И даже брезжит правда этой жизни! Но главное не путь, а цель – спасти народ и обрести Отчизну! Когда высоки цели и задачи, тогда цена не знает потолка… а если человек живёт иначе? И за богатый стол готов продать себя? Да что себя! Готов отнять десяток жизней – тогда нет смысла говорить о Боге и Отчизне! А их пространство – это скотный двор! И гоминид, ценящий чрево выше Совести и Бога – то просто вор! И для таких мой краток приговор!

Печально – на Земле забыли о Любви! О той, что нам Христос с собой принёс! За суетой забыли мы о Братстве! Любовь теперь лишь секс, а братство лишь в пиратстве! И то, и это – признаки распада, а люди наши стали словно стадо! Народ становится, как скот – и это видимо, кому-то надо! Кому-зачем – понять не сложно: ведь стадом легче управлять, а пастуха тиранить можно! И пастухи земных всех стад готовы лобызать хозяевам их зад! Ведь у хозяев тех и банки, и станки – цветные фантики без тормозов печатать и стаду их за ценность выдавать! А стадо радо блеять и скакать – им фантики подай, и большего им, кажется, не надо!..

Пока система такова – ничто спасти Проект не сможет, и урожаю Светлых Душ ничья уж помощь не поможет! Чтобы спасти Проект Творца, не обойтись нам малой кровью!!! Разрушить схему до конца, всё обнулить – на ноль помножить: хозяев, банки, близких слуг – всё это надо уничтожить! И лишь тогда, как в чистом поле, с нуля и с чистого листа, нам нужно снова начинать – историю Земли писать!

– Занятно!!! говоришь, барон… и смысл есть, и резон! Благодарю!

Ну, а ещё какие мысли-чувства вас гнетут? Я это слышу-слышу! Быть может, неисполненный мотив иль жизнь несостоявшаяся выжигают душу? А может, и обида – горький яд, кипит и бьёт струей наружу? Откройся, поделись… я – жду…

Челядь Мастера стояла молча, потупив взоры, желающих высказаться, казалось, больше не было… Но нет: вот кто-то, и опять из последнего ряда, бесцеремонно расталкивая стоявших перед ним, шёл к Мессиру молча. И вышел он…

Это было до крайности странное существо, похожее на забинтованную мумию времён фараонов. С одним лишь отличием – бинтами здесь служили детские пелёнки со следами запекшейся крови…

– Хозяин, это я, ты узнаёшь меня? Не только узнаёшь, но даже именно ко мне, ты обратился! Представлюсь остальным: я тот, кто имени не заслужил! Кто просто в этом мире не родился! Кто не дожил до счастья – имя получить! И потому я выбрал имя себе сам, когда тебе, Мессир, я стал служить. Хотя спросить, кому тут интересно, как звать того, кто нерождён и не воскреснул в час высшего восторга в ложе родовом? Я – то суммарное безликое ничто, обидели которого вы, кто – не дав вздохнуть ему и раза, не дав увидеть свет, убили, поспешая на обед!