Текст книги "Воровка для палача"

Те, кто разорялись или впадали в немилость, опускались на самое дно. Мы даже не могли купить приличное жилье и вынуждены были селиться где придется, с такими же нищими, как и мы. Если в кармане и появлялись деньжата, путь в лучший мир был закрыт. В Еоле существовало только белое и черное, никаких оттенков, все, что кроме – грязь.

Вот почему в королевстве так трудно жить.

Раз уж у меня теперь нет ни чести, ни совести, я собиралась нагло соблазнить полкоролевства. Я чувствовала в себе бездну отчаянной решимости.

«Так вот как живут богачи!» – подумала я и смело шагнула в огромный зал.

Стоило ступить на паркет, ко мне подскочил рыжий кот, подхватил и, не спрашивая, увлек в круговерть вальса.

* * *

После смены нескольких кавалеров я взмолилась о пощаде и глотке чего-нибудь освежающего. Мне принесли бокал шампанского, поведав, что оно здесь недурное. Первый раз в жизни я попробовала этот шипящий и покалывающий язык напиток. Я залпом выпила первый бокал, и мне принесли еще, почти каждый, с кем я танцевала, очень назойливо угощал меня чем-нибудь наподобие шампанского. Я продегустировала все: вино, вермут, коньяк и прочее, сладкое и кислое, терпкое и нежное. Не было числа и края разным бокалам: узким и длинным, низеньким и толстым. Вокруг меня собралась толпа мужчин, они наперебой шутили и непринужденно болтали, очаровывая своей легкостью, непосредственностью и галантностью. С ними я впервые почувствовала себя чем-то большим, нежели маленькая уличная воровка.

Здесь были все необходимые фигуры. Я без труда узнала хмурого, будто грозовой день, палача. Стоит, подпирая стенку, насупившись, будто мокрая ворона, втянул голову в плечи и неодобрительно взирает единственным глазом на танцующих, а вокруг него круг отчуждения, который никто не смеет нарушить.

Северьян Пепельный присутствовал здесь же. Объедался мясом, вонючий хорек, и подкатывал ко всем дамам без разбору. И это тогда, когда моя сестра, его возможная невеста, околевает в застенке. Не очень он печется о своей будущей жене, которая, по его словам, столь необходима его сердцу, истосковавшемуся по семье и детям. У него вообще нет этого органа, а чувствует он желудком и печенкой.

Пора было прекращать глазеть по сторонам и веселиться, необходимо начать приводить мой план в исполнение.

Я отделилась от толпы и смело шагнула вперед.

Говорят, ласки когда-то были кочевым племенем. Возможно, во мне взыграла необузданная первобытная кровь, но я двинулась не к Северьяну, а к палачу, не осознавая, что так открыто заигрывать с огнем опасно, можно и обжечься. Но я ничего не могла с собой поделать, это дерзкое желание бросить вызов обидчику было сильнее всего.

Никто из давешних кавалеров не посмел последовать за мной, те, кто все же рискнул сопроводить мой порыв, завидев того, к кому я направляюсь, мигом растворялись в толпе.

Быть узнанной я не боялась, все были в костюмах и масках. И черного палача я отгадала только по злобному желтому взгляду и… мечу, торчащему из-за спины. Карающая длань короля даже на бал притащила с собой инструмент возмездия. Конрад был весь в черном, половина лица от лба до подбородка закрыта маской. На поясе висели весы – символ суда, за спиной меч – символ исполнения.

Вероятно, палач изображал смерть и правосудие.

Конрад не сам шил свой костюм и не по доброй воле явился на маскарад. Из своей норы на свет божий палач выполз не иначе как по настоянию короля. А одевали его придворные дамы. Потому что только фрейлины могли так по-идиотски одеть первый ужас королевства, показав саму суть и одновременно иронично издеваясь.

Несчастному предстояло быть шутом и пугалом этого праздника. Нет, никто не посмел бы оскорбить первый меч королевства, но все шептались за спиной палача и отпускали злобные шутки, за которыми явственно проглядывал страх.

Я не представляла, как так получилось, что главный ужас королевства был пленен и подчинен. Я взглянула в сторону Пия Кровавого. Издалека преотлично было видно, что корона чересчур велика монарху и держится только за счет вопиющих лопоуший, ноги короля даже не достают до земли, и он сидит на высокой подушке, подрыгивая ими, а скипетр дрожит в слабеньком кулачке.

Мне стало жалко палача, он был сильнее всех их вместе взятых, но его держали невидимые оковы. Он был похож на дикого, не прирученного зверя, которого держат в неволе. По взгляду Конрада было видно, как он ненавидит их всех и презирает. Он бы здесь ни минуты не остался, если бы мог уйти.

Больше, чем несправедливость, я ненавижу отсутствие выбора. И я решила их всех проучить.

Когда я схватила за руку и потянула в центр зала впавшего в ступор палача, музыканты споткнулись на ноте, певец, горланящий балладу, дал петуха, хор подавился припевом и забыл слова, король уронил скипетр, а какая-то особо нервная дама хлопнулась в обморок.

Танцующие шарахнулись от нас в стороны, будто мы чумные, и отдавили друг другу ноги, в считанные секунды центр танцпола освободился от людей.

В общем, в огромном зале воцарилась гробовая тишина, слышно было только, как держава, подпрыгивая, будто мячик, катится по ступенькам трона вслед за скипетром.

* * *

– Я думаю, вам не помешает немного веселья! – Руки палача машинально легли на талию, шершавая ладонь стиснула мою ручку, которая мгновенно потонула в огромной лапище.

Струны нервно взвизгнули, и первый скрипач, то и дело спотыкаясь на нотах, заиграл вальс.

Какое-то время первый ужас королевства был в замешательстве.

Но в себя он пришел поразительно быстро. Реакция у палача отменная, только и мы не лыком шиты.

Жесткая хватка стиснула мои пальцы с намерением не выпускать, а железная ладонь крепко прижала к телу мужчины.

Я демонстративно расслабилась, показывая, что никуда не спешу, и лениво перетекла в очередное па. Грация у ласок в крови! Хотя о чем это я? Сейчас я аристократка на балу.

Мои действия не обманули палача, он по-прежнему был начеку. Тело убийцы на автомате вспоминало правильные движения. Мы уже кружились по залу в кошмарно механическом танце, будто не грациозные животные, а железные человечки в музыкальной шкатулке, рвано и неуклюже. Постепенно остальные кавалеры вывели своих партнерш на танцпол, но держались они от нас на расстоянии. Мы и в самом деле будто прокаженные.

Я делала вид, что не замечаю, как убийца преступников с подозрением меня рассматривает. Стискивает, жмакает, ощупывает мою талию грубыми палицами. Мне померещилось или он втянул носом воздух возле моего лица?

«Не старайся дружок, я на себя столько духов вылила, что твое обоняние сию минуту отдаст концы!»

Черный палач сморщил нос и отодвинулся. Я же, прикрывшись веером, коварно улыбнулась.

«Ты еще лизни ненароком! – позлорадствовала я про себя. – Тот еще сюрприз будет, кислее травы, что идет на осветление шерсти, нет ничего на свете! Лимон покажется тебе сахарным фруктом по сравнению с этим рвотным вкусом».

Я уже в открытую торжествующе улыбалась, а гроза королевства недовольно хмурился.

«И как я только осмелилось, может, шампанское – напиток более крепкий, чем я думала?»

Так и не опознав во мне знакомую воровку, любитель чужой чести заговорил:

– Зачем вы это сделали, привлекли всеобщее внимание? Очередная насмешка?

– Чтобы отомстить за вас! Никто не заслуживает такого. Вас вырядили, будто клоуна, и, как диковинное животное на ярмарке, вывели на потеху публике.

– Скорее для устрашения.

– Отнюдь, мне совершенно не страшно! – Конечно же, я врала, от страха подгибались коленки, но пузырьки шампанского, игравшие в крови, делали меня безрассудной и отважной.

– Я заметил, – прохрипел палач.

– Впрочем, думайте как хотите, может быть, это происки ваших врагов. У вас есть при дворе недоброжелатели?

– Ха-ха-ха! – Сиплый смех заставил меня вздрогнуть, побледнеть и покрыться холодной испариной. – Правильнее будет спросить: кто при дворе не враг. – Заговорщицкий шепот на ухо, от которого я вздрогнула. Пристальный взгляд… Секундное напряжение мышц, разочарованный выдох… Я вновь не узнана.

«Как же пьянит чувство безнаказанности, когда ты на балу-маскараде и никто не может тебя узнать!» Я уже наслаждалась танцем и своей маленькой победой.

А палач неплохо танцует, у меня получалось гораздо хуже. Но я училась недолго, сказка резко кончилась, а с ней уроки танцев, этикета, манер – и здравствуй, улица, постылые дальние родственники, бедность и выживание. Но ведь в танце ведет мужчина, не так ли? Палач с лихвой компенсировал мое неумение. В его руках я чувствовала себя, словно хрупкая статуэтка, бережно вращаемая мастером.

Дворян обучают владеть мечом и танцам с малых лет. Что же получается, Конрад по прозвищу Черный тоже из благородных? Никогда бы не подумала. С другой стороны, если присмотреться…

Я смело взглянула в лицо первому ужасу королевства. Не буду врать, что душа не ушла в пятки. Ушла, и еще как! Уродливые шрамы не целиком были прикрыты резной маской, сквозь дыры проглядывали иные порезы, до дрожи искусная резьба по плоти. Могу поспорить, в душе у черного палача такие же шрамы.

«Кто же так изуродовал этого Энока?» – задавалась я вопросом.

Вдруг палач повернулся другой стороной.

Я забыла, как дышать, стиснуло грудь, сердце екнуло и пропустило удар. Передо мной был идеальный профиль, самый породистый, какой я только могла видеть за всю свою жизнь. Точно такие же лики изображены на старых монетах, отчеканенных еще в период правления родителей Пия Кровавого, нынешнего короля.

У меня не осталась ни единого сомнения: палач тоже относится к благородным, никаким налетом грязи этого не скрыть.

Как изящно он двигает своим сильным телом, как ловко перехватывает инициативу и плавно ведет в танце. Еще слегка неуверенно, словно он делал это очень давно и забыл как. Он потерял себя настоящего, и не может найти, но вспоминает, что раньше был другим. Как и та я, другая, родом из детства.

Настроение резко изменилось, я расстроилась. Проклятое королевство и проклятые дворяне, любящие только себя, власть и деньги!

Тянуть больше не имело смысла, в полночь снимают маски, я должна все успеть. В последний раз я с тоской взглянула на прекрасный профиль и приступила к исполнению плана. К вечеру этот лик уже не будет столь безмятежно наслаждаться танцем, брови сдвинутся, губы изогнутся в злой гримасе, но я, надеюсь, уже буду далеко.

Начался новый танец. Все выстроились в два ряда лицом друг к другу.

Кадриль великолепна сменой партнеров. Шаг, поворот, поклон – и ты уже спешишь навстречу новому кавалеру, а прежний партнер обязан довольствоваться новой парой.

Я начала считать про себя и комментировать действия.

«Пируэт, поклон, шаг, еще один поклон, вскинуть руку вверх. Это так легко! Я вполне могу сойти за благородную даму, а не уличную чистильщицу карманов!»

Скользящий шаг в сторону… И ласка ускользает из лап палача. С ключами от камер, которые она ловко сняла во время танца.

Сменив еще несколько партнеров, я оказалась на краю ряда, легко вышла из шеренги, усердно танцующей па, и затерялась в толпе глазеющих.

Мой путь стремился ниже и ниже, в сырые и гнилостно чернильные подземелья. Вот и ряды решетчатых клеток. Придерживая юбки, быстро пошла, заглядывая то в одну, то в другую. Камеру сестры я увидела издалека.

Меня поразили пестрые краски и блеск драгоценностей, и все это на фоне грязной каменной стены, поросшей разноцветной плесенью.

Камера Льель была битком набита дорогими вещами.

На нарах вместо тюфяка лежали атласный матрас и шелковые подушки, нужная дыра отгорожена резной ширмой, прямо поверх прелой соломы расписной ковер, а прутья решетки обвиты цветастыми лентами. Я так и замерла в нерешительности, пораженная увиденным. Если бы не жалостливо-просящие личико сестры между двумя ржавыми железяками, так бы и простояла вечность. Только ради этой грустной мордочки пришлось взять себя в руки. Тут уже новые чувства поднялись со дна души – злость, ярость, жажда мести.

Нетрудно было догадаться, откуда все эти вещи: подарки жениха, мнимая забота о невинной заблудшей овечке.

А я-то думала, почему Северьян Пепельный не особо беспокоится о том, что моя сестра, его невеста, томится в сыром застенке.

Позаботился, значит, ублюдок. Теперь если кто-то и будет обвинять его в том, что он запер в камере собственную невесту, то серая мразь отговорится тем фактом, что он создал все условия для ее комфортного пребывания в тюрьме. Да еще будет напирать на то, что не поскупился.

Льель, получается, невинная овечка, а я – исчадие ада. План волчары становился понятен: обвинить меня во всех смертных грехах и как муж, то есть единственный заинтересованный родственник, владеть моей сестрой, словно собственностью. В буквальном смысле этого слова! Льель для него вещь! Все продумано и спланировано, внезапное обвинение в краже и даже свидетель имеется – сваха! Что за гадкий паук оплетает меня и сестру своей паутиной? И главное, ради чего? Ради того, чтобы удовлетворить свои низменные инстинкты.

Нет, тут дело не в детях, которые любой ценой нужны Северьяну, здесь дело в продолжении рода, непрерывной линии, фамилии. Первый советник по торговым делам метит в дворяне. Вот его цель, а дети и послушная жена – это всего лишь средство достижения. Сколько пройдет времени, прежде чем он шантажом и кулаками превратит Льель в тихое, забитое и бесправное создание? А когда он добьется своего и появятся дети? Будет принуждать сестру? Если ты не повлияешь на старшего, с младшим случится несчастье? Ее он будет запугивать здоровьем детей, а детей шантажировать благополучием матери, тогда они всецело будут в его власти.

Меня чуть не вывернуло от отвращения. И в тюрьме он заточил Льель, чтобы она стала сговорчивее, чтобы осознала.

Я рывком задрала маску на макушку и кинулась к решетке. Меня не остановил радостный возглас Льель. Звеня ключами, я тихо гордилась собой: какой великолепный маскарад, даже родная сестра не узнала меня!

Последний ключ подошел, замок щелкнул, личико сестры расцвело, будто засветилось изнутри. Я дернула решетку.

Заперто.

Связка выпала у меня из рук, под ворохом бантов из лент висел еще один замок, новый, навесной. Ключа от него не было на связке палача, этот стальной запор навесил сам Северьян Пепельный, да еще украсил вход в клетку, будто это подарок к какому-то важному дню! Я так и представляю, как этот раздутый пузан подходит к решетке и довольно срывает обертку со своего приза.

Мразь! Мразь! Мразь! Не бывать этому! Костьми лягу, сама его в постель затащу и там прирежу, но до моей сестры он не доберется!

– Где? – будто кошка, в ярости прошипела я.

Лицо сестры погасло, словно выключили свет, одним простым действием серая скотина убила всю надежду.

– У короля… – еле-еле различимый шепот, будто хрипло мяукнул котенок, тонко и жалостливо. Сердце разрывается от этого потухшего взгляда. – Вместе с бумагами и обручальными браслетами.

Сестра – полная моя противоположность: стеснительная скромница, молчунья, не то что я, не умею язык за клыками держать.

– Ага, – рявкнула я, и некоторые заключенные недовольно завозились в своих камерах. – Значит, еще не все потеряно! Нет браслетов – нет свадьбы! – Я решительным жестом напялила маску обратно. – Сиди здесь, сейчас достану! – скомандовала я сестре и, крутанувшись вокруг оси, зашагала назад. Сначала мимо камер, а потом наверх. Обернулась я только раз, чтобы убедиться, что с сестрой все нормально и эта новость ее не доконала. У Льель, в отличие от меня, хрупкое здоровье.

Сестра будто тянулась ко мне всем своим существом, но решетка не пускала, я вполне осознавала ее смешанные чувства. Это страшно. Страшно зависеть от одного-единственного человека, страшно видеть, как он уходит, но еще страшнее неизвестность. Вернется ли этот единственный родной тебе человек, который всецело на твоей стороне или нет? Или, спасая тебя, он загубит свою жизнь? Надеюсь, эти мысли ее не сломят, а я справлюсь.

Залы и переходы дворца безлюдны, гулки и пустынны, все от поваренка до первого министра находятся внизу в большом зале. Прислуга подсматривает, власть имущие веселятся. Одна я, подвергая себя опасности, скольжу по коридорам, словно тень.

Убранство комнат стало пышнее и богаче, а вместе с тем затхлее и пыльнее, кажется, я приближаюсь к покоям короля. Только почему тут так отвратно?

Я скользнула в двойные двери и прикрыла их за собой. По стеночке прокралась до окна, завешенного гардинами. Вжавшись в ткань, я замерла: мне послышалось или в соседней комнате есть кто-то? Но шорохи раздавались не из помещения рядом, они были вокруг меня – попискивание, скрежетание… Щеки коснулось нечто мягкое, словно кошечка провела лапкой.

– Твою ж мандрагору за ногу! – завопила я, шарахнувшись в сторону. С меня посыпались на пол пауки, мокрицы, обожравшаяся бархатом моль, которая из-за переедания уже не хотела летать, а только сыто ползала.

Всю жизнь этих шестиногих терпеть не могла! Я старалась как можно тише прыгать по мягкому ковру, стряхивая с себя живность.

Обернувшись, я вгляделась в штору. Увы, это был не бархат, ткань кишела серенькими мохнатыми насекомышами. И какой коктейль там намешан! Дикие пикси, кровососущие пауки, ядовитые феечки.

Меня пару раз тряхнуло и передернуло. Все вокруг выглядело заброшенным, а главное, смертельно опасным. И как здесь можно было жить?

Вздрагивая от отвращения, я пробралась в соседнее помещение, а вот здесь уже кто-то был, по крайней мере, проводил время. На столе, заваленном бумагами и свитками, курились дымком потушенные свечи. Вмятина на высокой горке подушек медленно расправлялась. Всего лишь какую-нибудь неполную минуту назад на кресле сидели. Я задалась вопросом: у короля геморрой, что ли? Зачем столько много?

Замерев у стены, я слилась с ней, разве что только, как хамелеон, не пошла пятнами в цветочек, подражая обоям, по одной простой причине – я этого не умела. Зато с лихвой компенсировала неумение менять окраску острым слухом, ночным зрением, тонким обонянием и развитым шестым чувством. Сейчас все во мне вопило: здесь есть кто-то! Он тоже замер, прячется и наблюдает. Пять мучительно долгих минут я вслушивалась, но так ничего и не услышала, хотя готова поклясться: здесь кто-то был. В последний раз окинув глазами комнату, я скользнула к столу.

Связка с одним-единственным ключом и пара свадебных браслетов таинственно посверкивали в полутьме. С этого момента я не видела ничего, кроме загадочного блеска. За что и попалась. Стоило мне протянуть руку, как нечто вцепилось в запястье, свистнуло, тренькнуло и дернуло. В испуге я потянула руку на себя, но услышала только пружинное: Ж-ж-ж-ж! И меня буквально вздернуло вверх. Остальные руки-ноги тут же запутались в странных веревках, которые под механическое пощелкивание и жужжание набрасывались на меня виток за витком, словно их из себя выплевывал гигантский паук.

И чем больше я дергалась и тянула, тем больше меня обматывало и стягивало. Когда я уже не могла пошевелить ни рукой, ни ногой, я решила не сопротивляться.

Сразу же все стихло. Только мерное тиканье за деревянными панелями говорило мне, что это не страшный сон, а кошмарная реальность. Я в покоях короля, связанная и подвешенная, будто муха в паутине, руки-ноги растянуты в стороны, и я свисаю с веревок. Блеск!

В темноте чиркнуло, глаза ослепил вспыхнувший огонь.

Некто, держа зажженную спичку над головой, приближался ко мне. Чертов огонь, видна только темная скользящая тень. Я уже готова была закричать, как эта чернота повернулась ко мне, и я узнала белую маску, закрывающую половину лица.

Мы замерли оба. Я прекратила дергаться в веревочной паутине, палач – подкрадываться. Увы, он тоже меня узнал и… расслабился?

Небрежным движением крутанул кинжал, что сжимал в другой руке, и, нагнувшись, засунул в сапог, а после прогулочным шагом двинулся ко мне.

– Так-так-так… Кто это у нас здесь прохлаждается в ловушке? – Я промолчала, не отвечать же, в самом деле! Вдруг узнает голос, тогда все пропало. – Мне кажется, или мы уже с вами встречались? – Молчу, это лучшая тактика.

– Ас-с! – зашипел первый ужас королевства, когда спичка догорела до конца и обожгла кончики пальцев.

«Так тебе и надо!» – зло подумала я, понимая, что на этот раз вляпалась так вляпалась. Это тебе не сейф купца-енота вскрывать и не воровство еды у лис, здесь опасность пострашнее будет. Мой противник первый ужас королевства, убийца, палач.

Вновь чиркнула спичка. Рука мужчины потянулась снять мою маску.

Черт! Черт! Черт! Я изогнулась настолько, насколько могла, и обожженные пальцы схватили пустоту. Еще одна попытка – и снова мимо, а я чуть не придушила себя веревками, пытаясь увернуться от хватательных поползновений мужской ладони. Более того, когда рука была около лица, я что есть силы вцепилась в нее и прокусила до крови.

– Значит, играть любишь! – посасывая обожженный и продырявленный палец, злобно заключил палач. – Я знаю еще одну игру! Тебе понравится. Показать?!

С меня одним махом сдернули маску. Рука нагло и беспринципно вцепилась в парчовые юбки и стала задирать их, слой за слоем.

Мразь, подлец, урод! Я ругалась и чертыхалась про себя, пока мужчина демонстративно небрежно пересчитывал слои надетой на меня ткани.

И так он это делал, вдумчиво и с расстановкой, отдавая всего себя процессу, что проняло даже меня, я впечатлилась.

– Что вы собираетесь делать? – зашептала я. В полной тишине мой голос прозвучал не испуганно, а скорее удивленно.

– Собираюсь поужинать, – деловито ответил гад, любуясь нижним бельем, вернее, его полным отсутствием. Да, да, именно отсутствием. Исподнее я не носила по одной простой причине – полное неимение лишних денег. Кружевные подштанники – прерогатива богатых дам и портовых ш… Кхм… свободных Энок. Я ко вторым не относилась, да и к первым, увы и ах, после смерти родителей тоже. Слава богу, краска стыда за полное неглиже под юбками в темноте не видна.

Я попыталась собраться с мыслями и пораскинуть мозгами, что имел в виду палач под словами «собираюсь поужинать», но в голове крутились почему-то только виселицы, кинжалы и сапоги. Порезать меня на шнуры и съесть, что ли, собрался?

Хотелось завопить: я невкусная! Но вышло одно неуверенное баранье блеянье: Не фк-кусная!

– О нет, – возразил палач, ныряя куда-то под юбки, – вполне себе съедобная! – Уши превратились в два красных флага цвета дворцового переворота, когда наглая морда с двухдневной щетиной коснулась моего оголенного живота, довольно, словно дорвалась до чего-то, чего долго ждала, потерлась о него. Скользнула выше, порыскала туда-сюда, зацеловывая горячими губами кожу. Я в этот момент как раз подумала: примеривается, что ли, к поеданию? Сейчас вопьется клыками? В завершение своих поисков наглая морда прикусила зубами бочок.

«Все, приступил к трапезе! Как жаль, что я не ядовитая! Многие бы мечтали избавиться от такой угрозы в лице палача. У большинства в королевстве совесть нечиста».

А далее недокормленный мужчина полез трапезничать в какие-то совсем уж потайные и срамные дебри. Медом ему там, что ли, намазано? В прошлую нашу встречу его манило исключительно это место вблизи хвоста, он даже на золото не покусился и сейчас отлипнуть не может! Это заставляло нервничать и паниковать.

Я дернулась в путах раз, два и осознала всю тщетность попыток. И тут меня осенило, я внезапно поняла, какую именно «еду» подразумевал палач и почему так сильно увлечен.

«Неужели он за то время, пока я готовила маскарад, так и не нашел чем перекусить?!» То есть фрейлины во дворце, городские дамы, простые торговки и даже портовые ш… Эноки облегченного поведения от него носы-усы воротят, а я, значит, бесправная и беззащитная воровка, за которую некому заступиться, вот он и нажирается на халяву бесплатными блюдами!

«Чтоб ты подавился!» – ругнулась я про себя. Щеки горели, как две раскаленных сковородки. Мысли в голове бурлили и закипали, словно чайник, вот-вот из ушей пар пойдет! А ненасытные и любвеобильные губы проникали все глубже и глубже, жадно поедая и зацеловывая доступные места. Про то, что вытворял язык, я уже молчу! Заставлял от ощущений судорожно хватать воздух ртом. Ах, как жаль, что я покрасила исключительно торчащие из платья части тела и не натерлась ядовитой травой там. Правда палачу и без убийственно пикантных приправ все нравилось.

Не то чтобы я сама была сыта от пуза, ела, можно сказать, впервые, но с таким «пиром» тела, которое устраивал мне оголодавший палач, я уже предпочитала воздерживаться всю оставшуюся жизнь. Мужчина был жаден и ненасытен, донельзя прожорлив и очень охоч до остреньких, пикантных и сладких блюд.

Я сопела носом, громко дышала, шипела сквозь зубы, но молчала, как партизан. Умру от перенасыщения, но не сдамся!

– Ну же, – подзуживал палач, видя мои молчаливые терзания. – Не молчи, стони для меня. Я хочу слышать твой голос. – Это стало последней каплей – я взорвалась. Хочет услышать мой голос? Пожалуйста! Если сюда сбегутся люди, мне это будет только на руку! Совру что это палач меня связал с голодухи!

– Как можно, вы… вы бесчувственный мужлан! – Эхо возгласа раскатилось по пыльным комнатам, но Конрада Черного это не смутило.

– Чушь! У мужчин тоже есть чувства, например, голод и жажда! Или ты забыла?! Так какую именно потребность из двух мне сейчас стоит утолить? – Королевский засранец потянулся и достал из сапога кинжал, любуясь оружием, стал вертеть его между пальцев. – Интересно, сколько заключенных в казематах? Насытит ли меня их кровь?

Блеск стали отразился в моих зрачках. Я явственно представила, как по лезвию клинка течет кровь моей сестры.

Я кинулась на палача с намерением его накормить так, чтобы он лопнул от своей жадности, чертов обжора!

Небрежным движением ужас королевства сунул кинжал за пояс, распахнув свои объятья. И хоть я не могла обнять мужчину, он сам прильнул ко мне, страстно отвечая на поцелуй, просто-таки обвился вокруг меня, словно плющ.

«Ну и голодают же некоторые…» – подивилась я, улетая в сладостные дали. Это было нечто. Никогда меня еще так не целовали, от этих горячих губ сносило крышу, кровь закипала в жилах, словно я шла на самое опасное задание в своей жизни!

Но больше всего адреналин подскакивал от того, что рядом был самый страшный человек королевства, после Пия Кровавого, конечно же.

Поцелуи с черным палачом щекотали нервы почище ограбления королевской казны. Предвкушение опасности электрическими разрядами пробегало по коже, зажигая каждую клеточку неистовой энергией. Ненасытный мужчина скользил поцелуем по телу, обжигая и опаляя, ему уже было недостаточно одних губ.

Ладони гладили по лицу, щекам, спускались на шею. Большие пальцы очертили подбородок и принялись поглаживать нижнюю губу, которую я, сама того не замечая, прикусывала. От злости – не иначе.

Королевский извращенец не мытьем так катаньем получал от меня все, что хотел. Упорный гад! Стало обидно до слез. Я решила отплатить, я хорошая ученица и быстро учусь. Пусть я вишу в путах, но у меня еще остались зубы и когти, чтобы сражаться и отстаивать свою честь… ну или хотя бы возможность не быть съеденной оголодавшим мужчиной. Более того, ко мне закралось подозрение, что это его запредельное обжорство заразно. Стоило зажигательному поцелую прекратиться, как я осознала, что хочу еще, и даже, может быть, еще и снова еще…

Я собиралась использовать его голод. Нагло, бесчувственно, расчетливо.

Да. Палач предлагал мне помощь за особые продовольственные услуги, и это черная неблагодарность – использовать его в своих целях. Я помогу ему насытиться, а он освободит мою сестру, даже если мне придется этого добиться от него хитростью и коварством, раз уж от Конрада Черного так просто не избавиться.

Если кто-то скажет, что у меня совести нет, я отвечу ему так:

– Честь, гордость, совесть – это для благородных Энок, а вовсе не для таких презренных воровок, как я. По одной простой причине: какая уж тут честь и гордость, если денег нет даже на подштанники, и ты под юбками голым хвостом машешь? В общем, плевала я на приличия, они мне не по карману. Свой выбор я сделала давно, тогда, когда нам с Льель в первый раз пришлось ночевать на улице.

Но чтобы я смогла поговорить с палачом и высказать свое предложение, он должен сию минуту перестать целовать меня, иначе все коварные планы просто растворятся в этом розовом дурмане. Как остановить мужчину, дорвавшегося до долгожданного ужина?

– Гр-рам! – Я вцепилась в обожженный палец, да побольнее.

Черный палач только зарычал в ответ, крепче стискивая и прижимая меня к деревянным панелям.

Думала ли я, что даже боль его не остановит?! Нет, это невыносимо! Я не выдержала и застонала, прикусывая зубами нижнюю губу.

– Ты! – в ярости зашипел палач. – Не смей так делать, слышишь? Иначе я за себя не отвечаю! Съем тебя прямо здесь, всю до последней капли! – Шепот возбужденного мужчины был хрипл и страшен. Я замерла, как соляной столб. Ужас королевства задумчиво мной полюбовался и выдал: – Пожалуй, мне даже хочется, чтобы ты это сделала, но после того как ты еще раз вот таким подобным образом прикусишь губу, я тебя съем прямо здесь, и уже ничто меня не остановит.

«Господи, этот мужчина слишком долго голодал, мы целовались и обнимались разными способами битых полчаса, а он все еще не наелся? Меня поражает его запредельная ненасытность. В задумчивости я прикусила губу.

– Ты опять это сделала! Теперь пеняй на себя! – прорычал Конрад-неутолимый.

– На это могу ответить только одно: КТО-НИБУДЬ, СПАСИТЕ! – заорала я, шершавая ладонь зажала мне рот.

– Тише ты, я пошутил!

За спиной мужчины щелкнуло, и я увидела худенькую, низенькую персону, отчаянно крадущуюся в кабинет. По паркету за отважной фигурой, дребезжа, ползла сабля, парадная, с кисточками, разукрашенная каменьями.

И я, и палач вопросительно уставились на помешавшую нам фигуру. На ней посверкивали доспехи: нагрудник длиной до колен и шлем, явно не по размеру, поверх защитного головного убора была напялена всем знакомая корона. В кои-то веки тяжелый венец сидел не косо или криво, сползая то на глаза, то на затылок, а уверенно и непоколебимо. Незнакомец стоял против света. На темном фоне горели два пугающих блестящих глаза размером с блюдце.

– Ты не пришел ко мне сказать, кто это… – послышался неуверенный голос, – я сам пришел… – Фраза повисла в воздухе.

* * *

Каким-то жадным движением палач сначала задернул, словно шторы, мою юбку, а потом еще и закрыл меня собой.

– Здесь ничего опасного, я сам разберусь, сущий пустяк, – его грубый голос изменился, и я поразилась, сколько доброты и снисходительности было в нем. А куда делись злобные хриплые нотки, рычащие смешки, надменные хмыки и пренебрежительно брошенные короткие фразы?!