Текст книги "Забытые кости"

– Позвольте полюбопытствовать, откуда он у вас взялся? С дворовой распродажи? – Вонь вонью, но Эрик обнаружил, что сундук ему все равно нравится. От любого запаха можно избавиться с помощью правильного очистителя для дерева. Если же нет, то, возможно, старик прав и сундук улучшит энергетику спальни.

– Нет, – сказал Воротила так, словно это было достаточным объяснением. Эрик позволил последовавшей за этим тишине повиснуть в воздухе, потом понемногу осесть. В конце концов Воротила добавил: – Нашел у дороги, на обочине.

– Цепкий у вас, должно быть, глаз…

Старик уклончиво кивнул.

– Поэтому меня и прибыль не больно интересует. Я, когда увидел, что он просто валяется, понять не мог, как кто-то мог его выбросить. Знал, сколько такие сундуки стоят, еще до того, как ты мне сказал. Торгую антиквариатом, наверное, дольше, чем ты живешь, сынок. Но когда я открыл его и поймал душок, все стало ясно. – Он скорчил гримасу и поднес руку к носу. – Бог ты мой!

– И все-таки вы могли бы его очистить и, вероятно, получить гораздо больше, чем двадцать баксов. – Отпустив этот комментарий, Эрик почувствовал, что гражданский долг выполнен. Выкручивать старику руку, чтобы тот взял больше, он не собирался.

Воротила фыркнул.

– Посмотри вокруг. Я мог бы прожить еще пятьдесят лет, продолжая толкать старье. Мне больше ничего не нужно – повезет, если еще годков пятнадцать протяну.

Эрик думал, что мужику повезет, если он побрыкается еще лет пять, но свое мнение оставил при себе.

– Антиквариат сейчас уходит не так быстро, как раньше. А все эти чертовы миллениалы, – нахмурившись, сказал Воротила. – Им только новое подавай. Потратить тысячу баксов на промышленный закос под старину, когда можно купить настоящую вещь за вчетверо меньшую цену! А потом удивляются, как это все дома в квартале похожи один на другой. Конечно, может быть, именно этого некоторые и хотят…

Эрик предложил две десятки.

– Что ж… Если уверены, что двадцати хватит, буду рад избавить вас от этой штуки.

– Договорились, если сам его загрузишь, – сказал Воротила, потирая поясницу, и сунул купюры в карман, прежде чем Эрик успел согласиться. – Вот за что я их и беру. За все беспокойства. Чуть спину не сломал, когда запихивал в свой грузовичок, так что уж теперь хоть что-то за него получу. Кто и для чего его использовал, это выше моего понимания. В моем чемодане есть колесики, и то я с ним едва управляюсь, хотя и путешествую нынче не так уж много. Но у меня дочь и внуки в Аризоне, и мы планируем навестить их на Рождество. Восстановили с женой «Эйрстрим»[13]13
   Марка трейлеров – мобильных домов.


[Закрыть] 73-го года – это будет его первый рейс, и, надеюсь, все пройдет хорошо! Не хотелось бы застрять на шестьдесят шестом шоссе; там жарче, чем в аду. Высохнем, как изюм, прежде чем нас кто-нибудь найдет. Бывал в Седоне?

Эрик покачал головой:

– Не могу похвастаться.

– Красивое место, если любишь камни.

Эрик открыл рот, чтобы сказать, что, вообще-то, по чистой случайности, именно в камнях он разбирается лучше всего, но потом передумал. Как бы ни было одиноко, все эти разговоры изрядно его утомили, и поэтому больше всего на свете он хотел сказать, что ему пора двигаться дальше.

Словно почувствовав его нетерпение, Воротила подвел черту:

– В общем, хватит трепаться, пора бы нам обоим по домам. Жена меня убьет, если я заставлю ее слишком долго держать на паузе «Колесо фортуны»… Да, есть теперь такая функция, которая позволяет это делать. Я имею в виду, остановить передачу. Это наше вечернее шоу. «Колесо фортуны» и «Рискуй!»[14]14
   Российские аналоги этих передач – «Поле чудес» и «Своя игра» соответственно.


[Закрыть].

Эрик снова придержал язык, на этот раз против желания пожаловаться собеседнику на то, что его жена не разрешала включать телевизор во время ужина. Мэгги утверждала, что это вредно для брака. Просто невероятно, что у прелюбодейки хватило наглости сделать такое заявление.

Убедившись, что крышка плотно закрыта, Эрик взялся грузить сундук. Меньше всего ему хотелось, чтобы вонь перешла на обивку. Отодвинув локтем пару теннисных туфель, которые забыл отнести в дом – а потом никак не мог вспомнить, куда их засунул, – он задвинул сундук в джип, закрыл дверцу и повернулся к торговцу антиквариатом:

– Наводит на размышления, не так ли?

Воротила оторвал взгляд от внушительной стопки наличных, которые пересчитывал, в основном десятки и двадцатки, ни одна из которых, понятное дело, не попала бы под налогообложение.

– На какие размышления?

– Что было в этом сундуке, из-за чего он так провонял. Жаль, что нельзя найти его предыдущего владельца, чтобы спросить…

– А вот мне не жаль, – сказал Воротила с кривой желтозубой улыбкой. – Если тот, у которого раньше был этот сундук, пахнет хотя бы наполовину так же плохо, у меня нет ни малейшего желания приближаться к нему.

Дома Эрик вытащил сундук из джипа и поставил в гараж, горя желанием как можно скорее приступить к работе над новым проектом. Он уже составил мысленно список всех чистящих средств и инструментов, которые нужно будет купить в хозяйственном магазине на следующий день.

– Да пошла ты, Мэгги, – сказал он.

Бросив последний взгляд на чудесное приобретение, Эрик выключил свет в гараже и дал себе обещание доказать, насколько ошибалась его бывшая жена, недооценивая его страсть.

Глава 8

Для Эрика первое занятие с новым классом всегда немного напоминало первое свидание. Он хотел нравиться, хотел показать, что он интересный и добродушный, но не слишком добродушный, а иначе есть риск, что студенты сочтут тебя слабаком. И попытаются сесть на шею.

Обычно Эрик не мандражировал в первый день, но сегодня был весь на нервах, дергал себя за волосы и грыз ногти до самого мяса. Было ли дело в депрессии, лекарствах или новом часовом поясе, он не знал, но с первого дня переезда чувствовал себя не в своей тарелке: апатия сменялась беспокойством, усталость – приливом бодрости.

Сейчас это все навалилось лавиной. К тому же он выпил больше кофе, чем, вероятно, было целесообразно, что только усилило нервозность. (Он с изумлением обнаружил, что кофейник опустел еще до того, как кофемашина автоматически отключилась; обычно такое случалось только в конце семестра, когда наступало время выставлять оценки.)

Эрик, наверное, в сотый раз посмотрел на часы. Осталось больше двух часов. Он проверил еще раз. Скорее, даже два с половиной.

Вот в этом и была проблема с занятиями, которые начинались в одиннадцать утра и заканчивались в семь вечера, с небольшими перерывами между ними. При таком расписании трудно поймать ритм. До полудня он почти ничего не успевал, зато к вечеру уставал так, что уже не мог заняться серьезной работой. Эрик предполагал, что со временем приспособится, и все наладится. Недавно он с удивлением понял, что человек может привыкнуть ко многому, когда у него действительно нет другого выбора.

Вхождению в рабочий режим не способствовало и неудобное расписание занятий: по понедельникам, средам и пятницам. При этом ему еще полагалось проверять работы в свое «свободное время». Колледж в Перрике был небольшой, и городской бюджет не позволял иметь помощника преподавателя. В Уоррентоне у него их было два. Эрик предполагал, что численность посещающих его вечерние занятия значительно сократится, как только начнется семестр – насколько ему было известно, так всегда случалось в местных колледжах, – но к нему это не имело никакого отношения, так как он все равно должен был присутствовать на рабочем месте.

Эрик пошел приготовить еще кофе, но потом передумал: заработает язву, если в ближайшее время что-нибудь не предпримет. Ему нужно было занять руки, чтобы выплеснуть нервную энергию, которая бурлила, как готовая сорвать крышку газировка в бутылке. Раньше у него была для этого старая ударная установка, но, как и многие другие вещи, которыми он когда-то владел, она осталась (прощай, детка, прощай) дома, в Филадельфии. Эрик задумался, не оставил ли он установку открытой, потому что в гараже она, как правило, немного пачкалась. Потом, нахмурившись, напомнил себе, что в любом случае это не имеет большого значения, поскольку, как и дом, журнальный столик и плазменный телевизор (и Мэгги – не забывай Мэгги), она больше ему не принадлежит.

После этой мысли пришла другая, гораздо более неприятная: а не стучит ли на его барабанах этот говнюк Джим? Как ни старался скрыть это, Джим всегда завидовал музыкальным способностям Эрика. Почему – Эрик никогда не мог понять, хотя и подозревал, что это как-то связано с тем фактом, что ударные были той единственной областью, в которой Эрик обладал заметным превосходством над своим братом.

Он вполне допускал, что Джим мог украсть его ударную установку.

(Хотя вряд ли это можно считать воровством, если ты сам ее оставил, ведь так?)

В конце концов, у Джима ведь хватило наглости украсть его…

«Хватит, остановись, прекрати это дерьмо немедленно», – мысленно приказал Эрик бормочущему у него в голове голосу. Этой дорожкой он уже ходил раньше и знал, что если продолжит в том же духе, то шипы горечи будут терзать его до конца дня.

(Молодец, что взял под контроль свои эмоции! Я горжусь…)

– Ох, перестань, тоже мне нашелся паинька, – прикрикнул Эрик на дерзко-бодряческий голосок и тихонько рассмеялся. Интересно, подумал он, все ли недавно разведенные так много разговаривают сами с собой, или это только его собственный сорт сумасшествия. Весьма вероятно, что тут немного и того, и другого.

Захватив портативный пылесос, Эрик вышел в гараж с намерением почистить коврик джипа. Он уже совершил несколько прогулок по побережью – мыс Томалес, мыс Рейес, Бодега-Хед, – и пол в машине напоминал песочницу. Будучи горожанином большую часть своей жизни, он понятия не имел, насколько липким бывает сырой песок. Ему даже вроде как нравилось чувствовать под ногами песочный коврик. Он как будто ощущал себя… калифорнийцем. С другой стороны, предположил Эрик, песок со временем мог стать проблемой, если позволить ему копиться. Вся эта солоноватая влага в воздухе…

Силенок у его маленького пылесоса, как правило, хватало на несколько минут, поэтому он взял с собой зарядное устройство. Раньше необходимости подключать что-то в гараже не было, поэтому теперь пришлось искать розетку. Эрик нашел ее прямо за сундуком. Мимолетное чувство вины отозвалось легкой щекоткой внизу живота, когда он отодвинул сундук в сторону, чтобы дотянуться до розетки: а ведь собирался взяться за реставрацию, разве нет? Он не мог даже оправдаться, сославшись на занятость на работе. Сундук – его родственная душа – заслуживал любви и безраздельного внимания, но вместо этого превратился в (полупроект) обязанность, за которую не хотелось браться. Эрик нисколько не удивился, услышав самодовольный голос Мэгги, таившийся на заднем дворе его сознания. Как ни неприятно, следовало признать, что она снова оказалась права. Что раздражало еще больше, так это то, что мнение бывшей жены о каких-то вещах все еще имело для него значение, притом что она с тех пор, как он уехал из города, скорее всего, и не вспомнила его ни разу.

Эрик вернулся в дом, взял пару тряпок и бутылку средства для чистки древесины, которую купил во время своей последней поездки по магазинам. На момент покупки он даже не знал, нужен ли ему очиститель для дерева, но почему-то решил, что такая вещь должна быть в доме у ответственного взрослого мужчины. В Филадельфии именно Мэгги покупала всю домашнюю мелочь: бумажные полотенца, аспирин, средство для мытья посуды, зубную нить, освежитель воздуха… На этом фронте Эрик был невежествен, но полагал, что со временем войдет в курс дела.

Поначалу Эрик планировал только протереть сундук по-быстрому. Просто для того, чтобы формально запустить проект. Он не проводил никаких реальных исследований по восстановлению сундуков для путешествий, и информация, которую нашел в интернете, была смехотворно противоречивой. На каждого блогера, который рекламировал определенный метод ремонта как лучший, тут же находился другой, утверждающий, что тот предлагаемый метод привел к трещине в его деревянной конструкции. Или царапине на металле. Или повреждению патины.

Но ведь простая очистка от грязи не повредит, верно?

О запахе Эрик вспомнил, когда поднял крышку. Пришлось вернуться в дом и переодеться в рабочую одежду. Не хватало только в первый же день появиться в кампусе, распространяя вонь, как сбитая на дороге псина. Он и без того личность сомнительная. Странный, противный запах – это был бы уже перебор.

Эрик нашел губчатый коврик, специально предназначенный для того, чтобы стоять на нем на коленях, работая в саду. Он уже пользовался им, когда убирал в коттедже. Коврик был ярко-розовый и украшенный по краям пышными маргаритками. Дорис оставила в гараже еще несколько вещей, которые, по ее мнению, могли понадобиться новому жильцу. Он оценил ее заботу, но не думал, что когда-нибудь сможет заставить себя предъявить публике пляжный зонтик с леопардовым принтом или прилагавшиеся к нему складные стулья. По крайней мере, пока он один.

Уединившись в гараже, Эрик без проблем подтолкнул коврик к сундуку, чтобы нанести немного чистящего средства. Ему так не терпелось приступить к работе, что даже вонь беспокоила не сильно. Первой задачей было удалить пыль – сначала пылесосом, а затем сухой тряпкой. Утомительная, что и говорить, работа, но если б он пропустил этот шаг, то только размазал бы грязь и сделал все еще хуже до начала непосредственной очистки древесины. Эрик даже усмехнулся, когда нашел на дне сундука несколько крупинок ароматической смеси, представив, как старый чудак с хриплым голосом сидит перед телевизором со своей женой, и они вдвоем перебивают участников «Колеса фортуны» за жареным мясом.

Обернув тканью указательный палец, чтобы соскрести маслянистую грязь с металлических шпилек и защелок, Эрик приступил к делу. В каком-то эзотерическом смысле физическое прикосновение ко всей этой истории казалось чем-то необычным. Вот бы узнать, сколько владельцев сменил сундук за столетие или около того своего существования… Где побывал? Какие сокровища хранились в нем?

Эрик закрыл глаза и потер голыми руками дерево, желая, чтобы оно заговорило с ним так, как могла говорить только старая мебель. Но тут же открыл глаза и нахмурился, почувствовав что-то занозистое на нижней стороне крышки. Какого черта?

Это напоминало…

– Царапины, – пробормотал он.

Но откуда они могли взяться? Стал бы кто-нибудь держать домашнее животное запертым в сундуке? Животное, перевернутое на спину, так что его когти упирались в крышку? Может быть, кто-то когда-то провозил контрабандой экзотического зверька, а потом сундук перевернулся во время транспортировки? Эрик представил моряка, возвращающегося на рубеже веков с какого-нибудь далекого острова в южной части Тихого океана с некоей рептилией, спрятанной среди вещей. Для жены или ребенка, наверное. Странно, хотя в сундуке действительно пахло так, будто в нем держали животное.

Поглощенный размышлениями, Эрик даже подпрыгнул, когда в кармане зазвонил будильник мобильного телефона, напоминая, что нужно привести себя в порядок для работы.

– Беги полем, бык на воле, – сказал он, выключая телефон. – Выходи, кого не нашли[15]15
  Фразы, использующиеся в ряде версий пряток в той ситуации, когда спрятавшимся можно обнаружить себя, не опасаясь быть «застуканными».


[Закрыть].

Эрик откинул голову и нервно хохотнул. А это откуда взялось? С чего бы ему такое говорить? Вот уж действительно шиза…

Более важный вопрос, который Эрику следовало бы задать себе, если б только это пришло ему в голову, заключался в том, почему он повторяет эту фразу с того самого момента, как открыл багажник.

Глава 9

Проснувшись в понедельник утром, Сьюзен с удивлением обнаружила, что уже далеко не утро. Она проспала большую часть дня, но ни о чем не жалела. В голове после столь необходимого отдыха прояснилось. Она снова чувствовала себя самой собой, а не измученной, сбитой с толку личностью, которая легла спать. Кофе и энергетические напитки – это прекрасно, но иногда человеку действительно нужен просто хороший сон.

Она переоделась в спортивный костюм и провела целый час на беговой дорожке, которую держала в кухне, в укромном уголке, предназначенном для обеденного стола. Живя в одиночестве, Сьюзен ела обычно – если можно назвать едой пару ломтиков сыра, мясную нарезку и крекеры – на диване. И хотя по привычке смотрела при этом телевизор, работа все равно присутствовала на заднем плане сознания, как и сейчас.

Потея и пыхтя, Сьюзен думала о мудрости, которой Эд поделился с ней, когда она была еще новичком: иногда – и даже очень часто – предчувствиям нужно доверять. Слова эти звучали иронично сейчас, учитывая, что именно Эд отговаривал ее от поездки в «Изумрудные лужайки», чтобы поговорить с Мэри. Несмотря на затруднительное положение, в котором теперь оказалась, Сьюзен была рада, что проигнорировала пессимизм Эда насчет психического состояния Мэри и все равно побывала там. Пока она еще не могла полностью связать все точки и линии, но чувствовала, что информация, предоставленная старухой, может впоследствии иметь немаловажное значение.

Сьюзен обнаружила, что так и не хочет арестовывать Мэри Никол. Она не могла понять, какую пользу это принесет, какой справедливости послужит. Даже если б прокурор, проявив жестокосердие, предъявил девяностошестилетней женщине обвинение в убийстве, она почти наверняка умерла бы до того, как ее успели бы осудить. Собственно, на это и указала сама Мэри.

И все же Сьюзен нужно было побеспокоиться о своей карьере. Если когда-нибудь станет известно, что она абсолютно ничего не сказала и не сделала, выслушав не только признание в убийстве, но и подробный отчет о том, как оно было совершено, ее вышвырнут из полиции. Может быть, даже привлекут к ответственности по обвинению.

Но выйдет ли это когда-нибудь наружу, вот в чем вопрос…

Сьюзен несколько раз нажала кнопку с большим знаком «плюс», чтобы увеличить скорость ленты беговой дорожки. Конечно, вероятность того, что все выйдет наружу, существует. Если это не сделает сама Мэри в последнем, предсмертном признании, то найдется кто-то другой, кому она могла бы рассказать… Сьюзен поставила бы годовую зарплату на то, что Грейси Хогуин тоже слышала признание Мэри. Тем не менее, учитывая, как она защищала старую женщину, маловероятно, что медсестра заговорит даже после того, как Мэри умрет.

Конечно, увольнение и привлечение к ответственности стали бы для нее большим унижением, но еще больше ее тревожило то, что Эд принял бы ее молчание как предательство. Ее поступок, ее бездействие сильнее всего отразилось бы на нем. В конце концов, именно он в первую очередь был ответственен за то, что она стала полицейским.

Именно Эд признал в Сьюзен потенциал полицейского, когда она семнадцатилетней девчонкой осталась после окончания школы без перспектив на работу и без реальных планов на колледж. Он беспокоился о ее будущем так же, как беспокоился бы о будущем своих дочерей. Именно он заметил, как часто она, работая в участке по программе стажировки, выходит за обязательные рамки и задерживается после того, как все ее молодые коллеги уже разошлись по домам. Именно Эд пробудил в Сьюзен интерес к профессии, хотя мог бы с легкостью отмахнуться от нее, как от надоедливого, одержимого насилием подростка.

Позже, когда Сьюзен заканчивала полицейскую академию, Эд утверждал, что просто играл роль карты, тогда как машину вела она сама. Сьюзен понимала, что он скромничает, и подозревала, что в глубине души он знает, как и сама Сьюзен, что она обязана ему всем, чего достигла. Шеф Бендер был не только ее наставником; он был самым близким ей человеком, почти отцом.

Настоящий отец Сьюзен редко бывал рядом – по крайней мере, никогда, когда в этом была необходимость. Физически Кэлвин Марлан присутствовал дома каждое утро и вечер; он служил в местном банке, занимался ипотечными кредитами и проводил на работе практически весь день. В эмоциональном плане история была совсем другая. Со своей семьей он разговаривал только тогда, когда к нему обращались напрямую; на его лице появлялось ошеломленное выражение, словно его вырывали из счастливой фантазии, и он с разочарованием обнаруживал, в какой реальности на самом деле пребывает. Неблагодарная работа, жена с ее искусственной, бьющей через край жизнерадостностью, угрюмая маленькая девочка, которая совершенно не хотела иметь ничего общего со спортом… Конечно, такое не могло быть его жизнью.

Разговоры Кэлвина с дочерью неизменно сопровождались раздраженными вздохами. «Почему ты беспокоишь меня и чего хочешь?» С Бонни, матерью Сьюзен, он вел себя примерно так же. Сьюзен и Бонни обычно старались держаться подальше от Кэлвина. Большую часть детства Сьюзен провела в спальне, слушая музыку, – несовершеннолетняя квартирантка, злоупотребляющая гостеприимством, но вынужденная оставаться, потому что ей некуда было больше идти.

Оставаясь с дочерью наедине, Бонни отзывалась о Кэлвине плохо. Она даже дала ему прозвище – Сэр Ком. «Он просто сидит там у себя, как огромный ком!» За ее глупым хихиканьем скрывалась очевидная боль. В конце концов Бонни надоело это безразличие Сэра Кома. Случилось это примерно в то время, когда Сьюзен стала достаточно большой, чтобы оставаться дома без присмотра. Бонни устроилась на работу в торговом центре, тут же оставила Кэлвина и забрала с собой дочь. Кэлвин, что удивительно, почти не сопротивлялся, но вовремя платил положенные алименты на ребенка, вплоть до того дня, когда дочери исполнилось восемнадцать. Что, по мнению Сьюзен, было чем-то необыкновенным. Разговаривали они теперь примерно три раза в год: в день его рождения, в день, близкий к ее дню рождения (точную дату он, похоже, никак не мог запомнить), и на Рождество. Так они договорились, и эта договоренность их обоих вполне устраивала…

Остыв после беговой дорожки, Сьюзен дала расслабиться уставшим мышцам, а затем приняла душ. Она даже немного понервничала, когда вытиралась, из-за того, что вернуться в участок предстояло только в среду. Ей было трудно отвлечься от мыслей об исчезновении Джеральда, а также от признания Мэри.

Теперь она пришла к выводу, что обо всем нужно рассказать Эду. Просто обойти это было невозможно. Однако она сочла необходимым провести для начала проверку фактов и убедиться, что Мэри не выдумала исчезновение соседского мальчика в качестве средства для оправдания убийства мужа. Она включила настольный компьютер в своем домашнем кабинете, надеясь, что «Гугл» поможет ей своей магической силой.

Повезло не так сильно, как она ожидала. Нераскрытые похищения 1960-е. Похищения в Калифорнии 1960-х. Похищения с калифорнийской фермы 1960-е. Перрик, Калифорния, 1960-е. Нераскрытые убийства детей, Калифорния 1960-х. И список продолжался. Она перепробовала десятки вариантов одних и тех же ключевых фраз и получила лишь несколько результатов, имеющих отдаленное отношение к ее поискам.

Наконец Сьюзен осенило, что искать нужно что-то более конкретное.

Исчезновение Ленни Линкольна в 1960-х, написала она, ни на что особенно не надеясь.

И тихонько ахнула, когда обнаружила веб-страницу местного историка, Бена Пеппера, который вел блог о заметных событиях в Перрике за последние сто лет: штормах, засухах, спортивных мероприятиях, преступлениях. Это был единственный источник в Сети, в котором упоминался Ленни Линкольн, поэтому Сьюзен сочла себя везучей, пусть даже представленные на сайте газетные вырезки выглядели размытыми и выцветшими.

Она стала читать.

Первая статья, взятая с передовицы «Перрик уикли», была датирована 13 июня 1964 года: «Исчезновение местного мальчика остается загадкой».

Под статьей была большая фотография Ленни Линкольна. Мэри Никол не шутила, когда говорила, что он был особенный. Даже глядя на черно-белую фотографию, Сьюзен увидела большие, круглые ярко-голубые глаза с длинными и пышными, как лебединые перья, ресницами. Увидела россыпь веснушек на переносице и широкую улыбку, в которой недоставало двух нижних передних зубов.

Глаза ее затуманились. Она просто не могла представить, чтобы кто-то сознательно обошелся с этим мальчиком жестоко.

Под фото Ленни была фотография, чуть меньшего размера, его матери Норы. Женщина спускалась по ступенькам полицейского участка, прижимая к груди кружевной носовой платок. Ее глаза опухли от слез, а рот исказила безжизненная гримаса. Фотография сопровождалась подписью: «Убитая горем мать скорбит. “В глубине души я знаю, что Ленни жив, – сказала Нора Линкольн после того, как официальные лица округа прекратили поиски ее сына. – Я просто хочу, чтобы мой ребенок вернулся домой”. Ленни Линкольн, шести лет, пропал без вести месяц назад. Теперь он считается мертвым».

Сьюзен прокрутила страницу до следующей статьи, тоже из «Перрик уикли». В ней – «Люди объединяются для поисков пропавшего мальчика» – речь шла главным образом о поисковой группе, организованной для поисков Ленни на следующий день после его исчезновения. Здесь тоже была фотография, сделанная в начале поисков. Казалось, там действительно собрался весь город: фермеры, старшеклассники, пожарники-волонтеры, полицейские с вислоухими собаками, мужчины и женщины всех возрастов. Они обыскали ферму Линкольна, лес, здание школы, парк, железнодорожные пути и все магазины в городе, даже те, в которые Ленни не стал бы заходить, такие как магазин тканей и мясную лавку. Протралили озеро. И осмотрели участок Никола – вот только, очевидно, не искали под землей, хотя Ленни мог уже лежать в могиле.

Если Ленни Линкольн на самом деле тот Мальчонка в комбинезоне, еще раз напомнила себе Сьюзен. Также оставался шанс, что она хватается за соломинку, связывая два совершенно не связанных преступления.

В блоге больше не было других статей на эту тему, хотя Пеппер приводил дополнительную информацию о Линкольнах, используя беспорядочно расставленные звездочки.

* Похороны Ленни состоялись 1 июля 1964 года. Пустой гроб опустили в могилу на семейном участке, заполнив его вещами, которыми Ленни дорожил: игрушками, бейсбольными карточками, коллекцией разноцветных стеклянных шариков и его любимой едой: свежеиспеченным матерью хлебом на закваске.

Отец Ленни, * Генри, погиб на следующий день после похорон сына в результате несчастного случая на ферме (* хотя многие местные жители считали, что это было самоубийство). Официальная версия гласила, что он упал со своего трактора во время пахоты и был раздавлен им. На ферме Линкольнов это был уже второй несчастный случай со смертельным исходом. Первый муж Норы, * Уильям, также умер после того, как ему оторвало руку тюковочной машиной. Уильям был отцом единоутробного брата Ленни, Милтона. * Нора умерла от сердечной недостаточности в 1983 году.

Сьюзен распечатала несколько скриншотов из блога Пеппера, а затем закрыла его. Для верности она провела еще один поиск о семье Линкольнов и не слишком удивилась, когда ничего не обнаружила.

Вся загвоздка была в том, что в 1960-е еще не придумали интернет. Даже полиция Перрика не перешла полностью на «цифру» до начала 2000-х. Сьюзен знала это по собственному опыту, поскольку еще подростком была волонтером. Как одна из тех невезучих, кого выбрали для набора древних рукописных текстов, она могла подтвердить, что даже работа с парой незначительных дел требовала нескольких часов. Насколько знала Сьюзен, цифровой обработке подверглась информация о преступлениях, произошедших в конце семидесятых. Все более ранние рукописные материалы остались в коробках и хранились в подвале участка, где им, вероятно, предначертано оставаться до конца времен.

С распечатками в руках Сьюзен вернулась в гостиную, чтобы найти мобильный телефон и позвонить Эду. Тот не взял трубку на своей прямой линии в участке. Его сотовый телефон также перенаправил ее на голосовую почту, что было странно; обычно, если с ним нельзя связаться по одному телефону, он доступен по другому. Сьюзен позвонила по главной линии, чего ей делать не хотелось, так как это подразумевало разговор с офицером Фрэн Терри, в сравнении с которой печально известный своим вспыльчивым характером офицер по условно-досрочному освобождению Джуно Томисато выглядел столь же безобидным, как плюшевая игрушка.

Как всегда, взяв трубку, Терри проявила небывалую любезность, произнеся стандартное приветствие «Полицейское управление Перрика, чем я могу вам помочь?» так, что оно больше походило на «Какого черта тебе надо?». Сьюзен быстро изложила свое дело – и на этом любезности закончились.

– Позвони Эду по прямой линии! – рявкнула Терри, как будто такая простая вещь еще не пришла Сьюзен в голову.

– Я уже звонила. И на сотовый тоже. Никто не ответил. Вот почему я сейчас звоню тебе.

Тебе, стерве дерганой.

– Его здесь нет.

Сьюзен ждала дополнительной информации, понимая, что ждать ей нечего. Попытка извлечь из Терри что-то большее, чем абсолютный минимум, была равнозначна попытке вырвать зуб у крокодила, хотя с Терри вероятность лишиться руки была выше.

– О’кей. Есть идеи, когда он вернется?

– Нет. Мы здесь заняты с ребятами из… – На заднем фоне закричал какой-то мужчина, потом донеслись звуки небольшой потасовки. – Слушай, мне нужно идти. Тут какой-то пьяный придурок пытается все разнести…

Повеселись там. На линии щелкнуло, связь оборвалась, и Сьюзен ухмыльнулась про себя.

При всем при том она испытала странную зависть к Терри. Если и было что-то, чего Сьюзен терпеть не могла, так это не быть в курсе происходящего.