Текст книги "Мстислав Келдыш"

Атомный проект

О том, что Келдыш будет работать только с физиками или только с авиаконструкторами, мечтали те и другие. Как только И. В. Курчатов и его команда приступили к работе по атомной бомбе, сразу же поступило предложение о привлечении к ним и молодого профессора. Рассказывает академик И. М. Виноградов:

«Вскоре после войны пришли ко мне Ю. Б. Харитон и другие физики. Просили порекомендовать математика, который мог бы поставить расчеты по атомной тематике. Я им порекомендовал взять Келдыша – он в любом приложении математики способен разобраться лучше всякого. Келдыш им понравился. Прикладной математикой у нас в институте всегда много занимались, особенно много делали во время войны. Вот Келдыш и организовал к осени 1946 г. расчетное бюро, сначала из старых сотрудников, а потом туда пришло много молодежи».

Но «битва за Келдыша» еще только начиналась!

30 апреля 1946 года Институт химической физики АН СССР во главе с Н. Н. Семеновым включается в атомный проект. То, чего добивался Николай Николаевич, осуществляется: он убежден, что только его Институт способен решить ядерную проблему в СССР. Полной информации у него нет, академик Семенов не подозревает, что он лишь одно звено в той цепи, которую уже создали Берия и Сталин…

Академик Семенов обращается к Берии:

«…в Постановлении Совета Министров от 30 апреля нет указания о переводе в наш институт из ЦАГИ члена-корреспондента Академии наук проф. Келдыша и проф. Седова. Это обстоятельство ставит меня в крайне тяжелое положение, т. к. именно Келдыш должен был обеспечить наиболее ответственное из заданий Лаборатории № 2, связанное с решением ряда задач, необходимых для конструирования основного объекта…»

С. П. Королев, И. В. Курчатов, М. В. Келдыш, В. П. Мишин

В данном письме чрезвычайно любопытна оценка, данная академиком Семеновым Мстиславу Всеволодовичу Келдышу:

«Обращаю Ваше внимание на следующие обстоятельства:

1) По отзывам всех руководящих математиков нашей страны, профессор Келдыш является самым талантливым математиком молодого поколения (ему 34 года), к тому же имеющий опыт технических расчетов…

Наша математика является самой сильной в мире. Эту силу мы должны использовать – это наш козырь. Проф. Келдыш – сильнейший математик, находящийся в самом творческом возрасте и активно желающий сосредоточить все свои силы на новой проблеме. Мне кажется, что этому его желанию препятствовать нельзя. Я придаю огромное значение привлечению его к новой проблеме. Как только он овладеет новой областью, создастся возможность втягивания в проблему всех основных математических сил…»

Берия отвечает за атомную проблему: казалось бы, он должен немедленно откликнуться на предложение Семенова и перевести Келдыша в его институт. Но Берия отвечает и за развитие авиации, а министр авиационной промышленности М. В. Хруничев не соглашается отдать Келдыша.

Б. Л. Ванников информирует Берию:

«Тов. Хруничев соглашается на работу тт. Келдыша и Седова в лаборатории академика Семенова лишь по совместительству, т. е. по 3 дня в неделю, с тем чтобы 3 дня они работали в ЦАГИ.

Тов. Семенов настаивает на том, чтобы профессор Келдыш и профессор Седов, как необходимые условия для возможности работы Специального сектора Института химической физики, работали в этой лаборатории 5 дней и лишь один день в ЦАГИ.

В гостях у Курчатова

Считаю возможным ограничиться тем, чтобы тт. Келдыш и Седов работали у академика Семенова 4 дня в неделю и в ЦАГИ – 2 дня в неделю, что и прошу утвердить».

В этой истории любопытен сам факт борьбы за математиков. И ученому, и министру ясно, что без них нельзя решать проблемы, связанные с новой техникой.

А сегодня мы только и слышим громкие слова о высоких технологиях, но почему-то никто из оракулов не вспоминает о математиках. Впрочем, они упоминаются лишь в связи с утечкой мозгов на Запад, где наших математиков ценят несравненно выше, чем на Родине.

Резолюция Берии тоже весьма поучительна: «Тов. Ванникову и тов. Хруничеву. Прошу дать совместные предложения». Берия требовал, чтобы его подчиненные умели находить общие решения, а не перекладывать свои заботы на начальство.

И. В. Курчатов, М. В. Келдыш и А. П. Александров

В 52-м году Сталин часто хворал, и каждый раз после очередной болезни интерес к атомному проекту у него падал. Если раньше он ревниво следил за тем, чтобы под каждым документом, будь то строительство нового цеха или бытовая помощь наиболее важным фигурам проекта, стояла его подпись, то теперь он полностью доверял это Берии.

Однако Лаврентий Павлович старался все-таки чаще спрашивать Сталина о тех или иных атомных проблемах, но однажды тот отрезал: «Сам решай, не маленький!», и с той поры Берия по пустякам не беспокоил дряхлеющего вождя.

Было очевидно, что успешные испытания «своей» бомбы успокоили Сталина, да и мировая общественность признала существование второй ядерной державы – в общем, Сталин добился того, что считал необходимым для равновесия в мире, а потому все свои оставшиеся силы теперь он направил на восстановление страны после войны.

Впрочем, о ходе работ над водородной бомбой он знал. Берия заверил его, что к середине 53-го года она будет испытана…

В Институте атомной энергии

Сталин терпеливо ждал, а Берии приходилось решать множество новых проблем, которые возникали постоянно.

В частности, из атомного проекта старались забрать ученых и специалистов, которые занимали в нем ключевые посты. В Академии наук и в министерствах почему-то посчитали, что бомба взорвана, а следовательно, они там не нужны.

Пришло тревожное письмо от А. П. Завенягина. В нем, в частности, говорилось о том, что предполагается назначить М. В. Келдыша академиком-секретарем Отделения технических наук АН СССР, а потому предлагается освободить его от работ по заданиям Первого главного управления.

Завенягин напоминает Берии, что:

«а) товарищ Келдыш М. В. возглавляет математическое расчетное бюро, занятое расчетами изделий РДС-6Т;

б) кроме того, т. Келдыш М. В. Постановлением Совета Министров СССР от 9 мая 1951 г. за № 1552–774оп утвержден председателем секции № 7 Научно-технического совета ПГУ и возглавляет научное руководство работой по созданию конструкций быстродействующих вычислительных машин и разработке методов работы на машинах;

в) т. Келдыш М. В. руководит организацией вычислительного центра Первого главного управления (в помещении быв. ФИАН), в котором будут установлены мощная вычислительная машина «Стрела» и другие вычислительные машины.

Большая важность и большой объем работ для Первого главного управления, проводимых т. Келдышем М. В., не позволяют освободить т. Келдыша М. В. от работ Первого главного управления…»

В своей резолюции на этом письме Л. П. Берия отдает распоряжение руководителям Академии наук СССР найти другого кандидата…

Только через несколько лет Мстислав Всеволодович станет сначала одним из руководителей Академии наук, а затем и ее президентом.

Но что следует из этого письма, которое ранее никогда не публиковалось?

Наконец-то появляется возможность оценивать роль академика Келдыша в атомном проекте СССР. О его участии лишь упоминается, а на самом деле именно академику Келдышу принадлежит решающая роль в расчетах как атомной, так и водородной бомбы. По мере того как рассекречиваются документы военно-промышленного комплекса СССР, это становится все более очевидным.

В архивах, к счастью, сохранился уникальный документ. Он рассказывает об участии ученого в испытаниях первой водородной бомбы. Это «Записка» академика М. В. Келдыша с пометкой «Исполнено от руки в 1 экз. 16.VIII.53 г.»:

«Во время испытания я находился на возвышенности вблизи ОКП. Первую вспышку наблюдал через очки. Вместе с яркой вспышкой ощущался в течение нескольких секунд на лице жар от облучения. Через несколько секунд я снял очки, однако свет был еще столь сильным, что пришлось снова надеть очки. После вспышки был виден расширяющийся и поднимающийся кверху огненный шар. Через несколько секунд я снял фильтры от очков и продолжал наблюдать. Огненный шар понемногу обратился в желтое облако, подпертое ножкой, образованной подсасываемой шаром струей, смешанной с пылью. В некоторый момент была ясно видна отделяющаяся от шара ударная волна. Приход ударной волны к месту наблюдения ощущался по довольно сильному звуку.

Грибообразное облако быстро двигалось кверху и увеличивало свои размеры. Размеры облака росли столь быстро, что казалось, что оно двигается к месту наблюдения, хотя оно относилось ветром в противоположную сторону. Во время развития облака было заметно вращение подсасываемой струи в тороидальное вращение облака. Через некоторое время после взрыва облако снизу покрылось туманом от сконденсировавшейся на нем атмосферной влаги. Этот слой тумана был быстро втянут тороидальным вращением внутрь облака и затем, отставая от движения облака, образовал развивающийся колокол над ножкой облака. Этот колокол держался несколько минут и потом разрушился. Когда облако поднялось довольно высоко, было замечено выпадение из него вниз взвешенных частиц. Достигнув высоты свыше 10 км, облако начало размываться и отделяться от ножки, которая тоже размывалась. Еще до этого момента было заметно искривление ножки, вызванное переменой силы ветра на высоте.

На земле большая площадь около центра взрыва была продолжительное время покрыта пылевым облаком. Через некоторое время стали наблюдаться дымы от пожаров».

За участие в создании термоядерного оружия академику М. В. Келдышу было присвоено звание Героя Социалистического Труда.

Вторую Звезду Героя он получит через пять лет…

1967 год – пять лет во главе Академии наук СССР

Келдыш выбрал свой собственный путь в науке: у него хватило сил и на авиацию, и на ракетную технику, и на создание атомной бомбы, и на космические исследования. Он возглавляет институт, который занимается самыми сложными и актуальными проблемами науки и новой техники. Ныне Институт прикладной математики РАН носит имя М. В. Келдыша.

Пролог к спутнику

Для многих из тех, кто был 4 октября 1957 года на Байконуре и провожал первый искусственный спутник Земли, отсчет космической эры человечества начался со звуков горна, прозвучавших за несколько минут до старта.

Неожиданно – этого не предусматривал график подготовки к пуску – на опустевшей стартовой площадке появился трубач. Он запрокинул голову, поднес к губам горн.

Одним эти звуки напомнили о Первой конной, о минувшей войне, о прожитых годах.

Другим показалось, что горнист провозглашает будущее, о котором они так долго мечтали и во имя которого не щадили себя.

Ни перед одним из пусков, на которые столь богаты минувшие годы, не появлялся на стартовой горнист. Он был здесь единственный раз – 4 октября 1957 года, соединив для людей, открывших космическую эпоху, прошлое с будущим.

Я знаю, что есть истории, которые оспаривают этот факт, считают его выдумкой журналистов и писателей. Возможно, они правы, но разве это не прекрасная легенда?!

С С. П. Королевым

Признаюсь сразу: у меня было множество возможностей, чтобы удостовериться в появлении того горниста на стартовой или в рождении еще одного космического мифа, но я не воспользовался ни одной из них, потому что считаю, что тот горнист должен был обязательно появиться на Байконуре 4 октября 1957 года!

Мифы и легенды в наше время обязательно должны становиться реальностью, иначе никогда бы мы не стали творцами, участниками и свидетелями начала космической эпохи человечества.

Несколько страниц из биографии первого спутника, на мой взгляд, представляют особый интерес. Не потому, что они важнее или весомей других, вовсе не в том причина. Скорее у них личный оттенок, так как благодаря этим историям мне стало понятнее, почему спутник объединил столь разных ученых и конструкторов, политиков и военных. Их судьбы стали частью тех «бип-бип-бип», которые разнеслось над планетой в октябре 57-го. И когда кинохроника показывает полет первого спутника, в этих звуках для меня сразу же вспоминаются великие соотечественники, с которыми жизнь дала счастье мне видеться и говорить.

Да и что греха таить, горжусь тем, что впервые мне удалось рассказать об этих страницах нашей космической истории…

А начинать, пожалуй, имеет смысл с тюльпанов…

Для каждого из нас, кто причастен хотя бы немного к космическому подвигу нашего народа, есть свой Байконур. Он представляется по-разному, особенно в те дни, когда отмечаются юбилеи.

Казалось бы, следовало скрупулезно подсчитать количество запусков ракет (их уже несколько тысяч), число космонавтов, которые отправлялись отсюда на околоземные орбиты (их уже многие десятки), другие памятные события, к примеру приезды сюда руководителей разных государств – президентов и премьеров (их тоже уже десятки), и так далее и тому подобное.

На пуске «Луны-3»

Однако мне вспоминается совсем иное. И в первую очередь тюльпаны. Я впервые увидел их в пятый или шестой мой приезд на космодром. До весны 68-го Байконур встречал только поздней осенью, зимой и летом – так складывалось расписание пусков. А потому эта голая степь, пейзаж которой слегка оживляли только корпуса для сборки ракет да стартовые комплексы, была весьма негостеприимна: безжалостная жара летом, пронизывающий холод зимой и постоянные ветры, которые выдували из тебя даже крохотные остатки романтики. Здесь была суровая реальность, и, что греха таить, только служебная нужда и чувство товарищества вынуждали тебя отправляться в этот далекий и суровый край. Космонавтика рождалась из самоотверженного труда работяг, которые в военной и гражданской форме противостояли стихии, и каждому из них следовало бы давать Звезды Героев, потому что их труд без преувеличения был поистине героическим.

12 февраля 1955 года было принято решение о строительстве космодрома.

Естественно, оно было очень секретным, и эта тайна хранилась до 4 октября 1957 года настолько тщательно, что о ней не знали даже те, кто работал в КБ С. П. Королева.

А мы, московские студенты, догадывались о том, что в этих степях строится что-то необычное. В 55, 56 и 57-м годах довелось мне в составе первых студенческих отрядов поднимать целину. На стене медаль «За освоение целинных земель» висит как память о том времени.

Однажды отправились мы на грузовике в магазин, что находился в поселке километров за сто от нас. Слух дошел, что там «Малиновое вино» в продаже появилось. В степи сто километров – рядом, и мы отправились в путь прямиком, дороги ведь там сами прокладывали… И каково же было наше удивление, когда нас остановил военный патруль. Пришлось возвращаться.

Через десяток лет я узнал, что задержали нас на границе Байконура. Его строительство прикрывалось целиной, считалось, что военные эшелоны, отправлявшиеся в Казахстан, едут осваивать новые земли. Впрочем, армейским строителям путь был близок: они только что завершили создание Семипалатинского ядерного полигона, а теперь их перебрасывали на новый полигон – ракетный. О космосе речи еще не шло…

Что же вспоминается о тех днях?

Прежде всего люди Байконура. Их очень много. Но и на звездном небе иногда крупные метеоры оставляют длинный след…

Генерал Шубников познакомился с Королевым у секретаря ЦК партии, когда получал новое задание. А потом он провел несколько дней в КБ, где знакомился с необычным проектом. Для видавшего в своей жизни очень многое новое задание было весьма необычным. Он даже не смог сразу запомнить все сооружения, которые предстояло возвести в голой степи, где не было ничего – ни воды, ни тепла, ни связи, ни дорог.

– Отсюда мы шагнем в космос, – сказал Сергей Павлович, и генерал Шубников поверил этому человеку.

– Мы не задержим вас ни на один день! – ответил Георгий Максимович, и Королев не сомневался, что генерал сдержит свое слово.

Впрочем, если Шубников ничего не знал о Королеве, то Сергей Павлович был прекрасно осведомлен о делах Шубникова.

На войне он сначала строил оборонительные сооружения на Дону и под Сталинградом, а потом, когда началось наступление, возводил мосты и переправы, прокладывал дороги. Именно по его переправам рванулись через Вислу к Берлину танки Рыбалко, и этот мощный поток машин выдержали все мосты!

Встреча с космонавтами в Академии наук

День Победы для генерала Шубникова стал поворотным: теперь он восстанавливал то, что рушилось во время сражений. До сих пор мосты в Вене, Братиславе и Берлине служат людям, но, к сожалению, не многие помнят, что их строил наш генерал. Кстати, он восстанавливал и театр в Берлине, и мосты через морские проливы. А завершением войны для него стало возведение мемориального ансамбля в Трептов-парке в Берлине.

А другим великим памятником Г. М. Шубникову стал стартовый комплекс, с которого ушел в космос Юрий Гагарин.

План предусматривал, что с этого стартового комплекса будет осуществлено 25 пусков, а затем потребуется новая катапульта во Вселенную. Но легендарный ракетный комплекс служит и сегодня. Оказывается, при желании мы умеем работать так, как никто иной: приведите мне хотя бы один пример сооружения, которое действует столь же надежно, как Гагаринский старт! Это и есть Байконур…

Весной вокруг этого комплекса расцветают тюльпаны. Их лучше всего везти домой в ведре с водой – тогда они не увядают. Не только главные конструкторы – С. П. Королев, М. К. Янгель, В. Н. Челомей (у каждого из них «свои» площадки на Байконуре) – везли своим женам эти яркие тюльпаны, но и офицеры Байконура приносили их домой. После, конечно, удачного пуска. И это был лучший подарок, потому что он свидетельствовал об успехе, о новом шаге по той бесконечной дороге, которая называется космической.

Перед стартом П. Беляева и А. Леонова

Летом 1955 года в кабинете академика М. В. Келдыша собрались видные ученые. Многие из них не знали, о чем пойдет речь, да и о самом Мстиславе Всеволодовиче было известно мало – гриф «Секретно» надежно скрывал все, что он делал. Но приглашение на совещание исходило от руководства Академии наук СССР, и это свидетельствовало о важности встречи.

Первым выступил Михаил Клавдиевич Тихонравов. Он произнес слово «спутник», но особого впечатления на присутствующих оно не произвело. Его восприняли так, будто речь идет о новом научном приборе. Тем более что Тихонравов начал подробно рассказывать об основных конструктивных идеях, о «начинке» этого аппарата, об агрегатах, необходимых для нормальной работы спутника, о том, что научную аппаратуру, помещаемую на объекте, следует стыковать с телеметрией… По реакции присутствующих Тихонравов вдруг понял, что термин «телеметрия» следует пояснить, и он подробно и терпеливо начал объяснять, каким образом информация поступает со спутника на Землю и как она должна расшифровываться.

Как это обычно случалось с ним, Тихонравов увлекся, и его сообщение уже стало мало походить на научный доклад, а скорее на фантазирование – по крайней мере, так многим показалось.

«Приземлил» все происходящее академик Иоффе, который припоздал на совещание – он приехал из Ленинграда. Он сразу же обратил внимание на очень конкретные вещи.

– Холодильные установки для столь нежных объектов слишком громоздки, – сказал он. – А вот солнечные батареи – это интересно! Наверное, следует подключить к их созданию ленинградцев и ФИАН.

Келдыш тут же набрал номер телефона Б. М. Вула из ФИАНа. Коротко ввел того в суть дела. Будущий академик среагировал моментально:

– Подключим физиков, которые этим занимаются. Идея действительно очень интересная и перспективная…

Келдыш сообщил мнение Вула всем участникам совещания, а потом добавил:

– Нам следует работать энергично и нестандартно…

Осуществлена посадка на Луну!

Уже на третьем искусственном спутнике Земли были установлены солнечные батареи, чье рождение начиналось с разговора по телефону Келдыша и Вула…

С Г. Н. Бабакиным

Совещание продолжается. Стенограмма его не велась. В том не было необходимости, потому что на этот раз Келдыш ждал от коллег по академии не каких-то конкретных решений и предложений (хотя и они высказывались) – ему надо было определить масштабы будущей программы освоения космоса, главные направления исследований.

Впрочем, жаль, что не было стенограммы. Участники совещания вспоминают, что идеи многих экспериментов родились именно на этом совещании – через несколько лет они были реализованы на спутниках Земли, а некоторые ученые «переквалифицировались» – они ушли из «земных» отраслей в «космические».

Последним выступил на совещании М. В. Келдыш.

– Итоги подводить не буду, – сказал он. – Я не ошибусь, если отмечу: мы пришли к общему выводу, что в развитие исследований со спутников Земли могут внести вклад многие институты, а следовательно, наша задача – заинтересовать их, а также отдельных ученых в наших программах. Я надеюсь на содействие всех присутствующих…

После совещания Келдыш задержал своих сотрудников.

– Завтра утром необходимо разослать письма академикам и членам-корреспондентам – мы должны изучить их предложения, а также пригласить всех, кто необходим для создания магнитометра и прибора для изучения космических лучей. – Неожиданно Мстислав Всеволодович улыбнулся. – В общем, дорогие товарищи, нам придется поработать без отдыха…

– И как долго? – поинтересовался кто-то.

– Для начала годика полтора-два… А потом, наверное, всю жизнь, потому что слишком большое дело начинаем, и трудно сейчас предвидеть все последствия…

В тот же вечер Келдыш и Королев встретились в академии, чтобы наметить совместную работу на ближайшие месяц-два. Договорились, что осенью можно будет входить в ЦК партии и правительство с конкретными предложениями по созданию научной аппаратуры для спутников Земли. В этом документе уже должны быть конкретные организации и фамилии ученых, которые разрабатывают нужные приборы.

Через 15 лет, когда уже не стало С. П. Королева, я попросил президента Академии наук СССР М. В. Келдыша рассказать о тех событиях лета 1955 года, когда начала формироваться научная программа исследования космоса.

– Шла нормальная работа, – ответил он, – ну а итоги ее известны…

Келдыш не любил говорить о себе. И только изредка – на космодроме или в Центре дальней космической связи, – когда выпадало несколько свободных минут, он вспоминал о прошлом. Однажды мне посчастливилось услышать рассказ о «прологе к спутнику», как он сам выразился. Одну фразу я запомнил на всю жизнь:

«Это было прекрасное время, потому что мы были молоды и даже космос не страшил нас…»

В его словах слышалась грусть, и непривычно было видеть Келдыша таким…

Летом 1955 года многие ученые страны получили письмо. «Как можно использовать космос?» – вопрос некоторых поставил в тупик. И поэтому ответы пришли разные:

«Фантастикой не увлекаюсь…»

«Думаю, что это произойдет через несколько десятилетий и наши дети и внуки смогут сказать точнее…»

«Давайте научимся сначала летать в стратосфере…»

Но большинство ответов были иными:

«Можно провести уникальные эксперименты в разных областях астрономии…»

«Бесспорный интерес представит изучение всевозможных частиц и излучений…»

«Если в любой отрасли знания открываются возможности проникнуть в новую, действенную область исследований, то это надо обязательно сделать, так как история науки учит, что проникновение в новые области, как правило, и ведет к открытию тех важнейших явлений природы, которые наиболее значительно расширяют пути развития человеческой культуры», – написал академик П. Л. Капица.

И хотя ответы были очень пестрыми, а некоторые идеи и предложения выглядели невероятно сложными и почти неосуществимыми, тем не менее каждый из них помог выработать четкую программу работ в космосе.

В ноябре из Академии наук в ЦК КПСС и Совет Министров СССР ушло письмо, в котором была изложена четкая программа научных исследований в космосе. В январе 1956 года появилась специальная комиссия по «Объекту Д». Ее возглавил М. В. Келдыш, заместителями были назначены С. П. Королев и М. К. Тихонравов, ученым секретарем – Г. А. Скуридин.

«Объект Д» – этот первый искусственный спутник Земли.

Как и положено, член-корреспондент АН СССР С. П. Королев ежегодно представлял в президиум академии отчет о проделанной за год работе.

Из отчета за 1954 год: «В настоящее время все более близким и реальным кажется создание искусственного спутника Земли и ракетного корабля для полета человека на большие высоты и для исследования межпланетного пространства…»

Пресс-конференция в Академии наук

Из отчета за 1955 год: «В истекшем году были начаты работы по дальнейшему исследованию высоких слоев атмосферы до высот 200–500 км по заданиям в основном институтов АН СССР и других организаций. Эти работы носили в основном исследовательский и проектный характер. В конце 1955 года были начаты исследовательские работы и подготовлены общие соображения в связи с созданием искусственного спутника Земли…»

То, что он будет запущен в ближайшее время, у С. П. Королева и М. В. Келдыша сомнений уже не было…

После полета Юрия Гагарина я начал работать над книгой-интервью с крупнейшими учеными страны. Я спрашивал у них: «Какое влияние на развитие вашей отрасли науки окажет выход человека в космос?» К некоторым из ученых порекомендовал мне обратиться М. В. Келдыш. В частности, среди названных им фамилий были те, кто принимал участие в легендарном уже совещании, где создавалась научная программа для первых спутников Земли. И естественно, ученые с удовольствием вспоминали о первых своих шагах в исследовании дальнего и ближнего космоса. Но больше всего меня поразила их увлеченность будущим: теперь уже свою жизнь они навсегда связали с космосом.

Книга «Человек. Земля. Вселенная» после своего выхода пользовалась большой популярностью: космос тогда интересовал всех. Это было прекрасное, а потому неповторимое время!