Текст книги "Ядерная заря. Курчатов против Оппенгеймера"

Из дневников С. И. Вавилова:

«18 июля 1945 г. Москва.

Вчера выбрали: 92 голоса из 94. Что на самом деле думали про себя эти академики, конечно, уже растаяло в вечности. Сегодняшний день не повторяет вчерашний. Еще до выборов погружение в сплетни, пересуды, „мушкетерство“, окружение Комарова. Накануне ездил с А. Г. Черновым на Николину гору к Комарову. Тяжелая картина старческого распада, нелепого цепляния за призрак власти, за должности, обида неизвестно на что…»

Владимир Леонтьевич Комаров – географ, ботаник. Прославился своими экспедициями в районы будущей Амурской дороги, в Манчжурию, в Китай. Изучал флору Дальнего Востока. Стал академиком в 1920 году. В 1936 году был избран президентом Академии наук. К началу войны ему уже было за семьдесят. Он очень быстро стал дряхлым, немощным стариком. Этим пользовалось его окружение, которое «разжигало» амбициозные черты характера. Вскоре после ухода с поста президента В. Л. Комаров скончался. О нем как об ученом, безусловно, забыли бы быстро, но звание «президент Академии наук СССР» подарило ему бессмертие.

Как ни странно, но никто не сравнивал С. И. Вавилова с предшественником, как это случается в нашей жизни. Слишком велика была разница, да и судьба науки начала резко изменяться. Ее роль в обществе стремительно вырастала, и на то были особые причины.

Из дневников президента АН СССР С. И. Вавилова:

«7 августа 1945 г. Москва.

Вчера ночью радио – об урановых бомбах. Начало совсем новой фазы человеческой истории. Смысл человеческого сосуществования. Возможности необъятны. Перелеты на другие миры. Гораздо дальше Ж. Верна. Но неужели горилла с урановой бомбой? Ум, совесть, добродушие – достаточно ли всего этого у людей? В данный момент я в Академии. Просто страшно. Наука получила такое значение, о котором раньше писалось только в фантастических романах… Что делать? Прежде всего – усиление ядерного наступления…»

В России в критические изломы истории всегда находились люди, которые знали, куда и как вести ее.

Приближался атомный и космический век, и наша наука устремилась вперед. Нам отчаянно повезло, что во главе Академии наук оказался человек, сумевший уверенно и прямо вести ее в будущее, человек, зажавший личную боль в тиски своей воли, чтобы отдать всего себя будущему Отчизны.

Дневник отражает все, что переживал С. И. Вавилов. Он всегда был честен не только перед людьми, но и перед собой. О своих ощущениях того времени писал так:

«Президентство свое до сих пор ощущаю как павлинье оперенье, совсем ко мне не приставшее. И тем не менее надо сделать то, что в моих небольших силах, чтобы упорядочить Академию. Прежде всего надо приучить видеть больших, по-настоящему талантливых людей. Знаю, что их очень мало, но без этого ничего не сделаешь. А далее для середняков нужна хорошая среда, институты, приборы, квартиры. Четыре главные науки сейчас: физика, химия, геология, биология.

Предвыборный митинг. Кремль. Прием у И. В. Сталина. Молотов, Берия. Я вот замечаю, что в нужный момент я очень смелый. Это всегда было. И. В. сделал самые серьезные указания о расширении науки, о срочной базе для нее. Одобрил физико-химическое направление. „Гениев не бывает, их выдумали, влияет обстановка, условия“. Очень скептический отзыв об Орбели. Разговор очень важный для Академии. Завтра три года смерти Николая».

Всегда при встрече со Сталиным академик С. И. Вавилов будет обязательно вспоминать о брате. И лучшим памятником ему и себе он посчитает возрождение и величие нашей науки. Он все сделает для этого.

Диалог с разведкой

Разведчики поставляют материалы из Англии. Документов очень много: каждый шаг английских ученых и военных, касающийся урановой проблемы, известен в Москве.

А может быть, это провокация? Может быть, английская контрразведка затеяла «урановую игру», чтобы направить наших ученых по ложному следу?

Эти вопросы поставлены перед И. В. Курчатовым, заведующим Лабораторией № 2. И от его ответа зависит очень многое. А ответить он должен «на самый верх» – заместителю председателя СНК СССР М. Г. Первухину, который курирует урановую проблему. О сути дела знают только они двое.

И. В. Курчатов внимательно изучает те 14 страниц, что присланы ему. И 7 марта 1943 года он в своей записке с грифом «Совершенно секретно» отвечает:

«Произведенное мной рассмотрение материала показало, что получение его имеет громадное, неоценимое значение для нашего государства и науки.

С одной стороны, материал показал серьезность и напряженность научно-исследовательской работы в Англии по проблеме урана, с другой, дал возможность получить весьма важные ориентиры для нашего научного исследования, миновать многие весьма трудоемкие фазы разработки проблемы и узнать о новых научных и технических путях ее разрешения».

Споры о роли разведки и значении материалов, полученных с Запада, для разработки отечественной А-бомбы идут уже добрых полвека. Мне кажется, оценка труда разведчиков Игорем Васильевичем Курчатовым весьма точная и в любой дискуссии по этому вопросу обязательно должна присутствовать, потому что единственным человеком, который в полном объеме знакомился со всеми материалами, полученными с Запада, был Курчатов. Он и только он!

В заключение своей записки, оценивающей «качество» разведданных, Курчатов пишет:

«Естественно, возникает вопрос о том, отражают ли полученные материалы действительный ход научно-исследовательской работы в Англии, а не являются вымыслом, задачей которого явилось бы дезориентация нашей науки.

Этот вопрос для нас имеет особенно большое значение потому, что по многим важным разделам работы (из-за отсутствия технической базы) мы пока не в состоянии произвести проверку данных, изложенных в материале.

На основании внимательного ознакомления с материалом у меня осталось впечатление, что он отражает истинное положение вещей. Некоторые выводы, даже по весьма важным разделам работы, мне кажутся сомнительными, некоторые из них – мало обоснованными, но ответственными за это являются английские ученые, а не доброкачественность информации».

Летом 1943 года Курчатову вручаются разведматериалы, поступившие из США. И из них он узнает о пуске первого реактора. Игорь Васильевич по достоинству оценивает это событие:

«Рассмотренный материал содержит исключительной важности сообщение о пуске в Америке первого уран-графитового котла – сообщение о событии, которое нельзя оценить иначе, как крупнейшее явление в мировой науке и технике».

Нет, медлить уже нельзя, и Игорь Васильевич это прекрасно понимает. Да и возможность действовать у него появилась: он уже официально является научным руководителем проблемы. Он понимает, что решить ее можно только с помощью великих физиков – только они способны познать то, что «нельзя пощупать руками». И Курчатов обращается в правительство:

«I. В начале развития взрыва бомбы из урана большая часть вещества, еще не успевшая принять участия в реакции, будет находиться в особом состоянии почти полной ионизации всех атомов. От этого состояния вещества будет зависеть дальнейшее развитие процесса и разрушительная способность бомбы.

На опыте, даже в ничтожных масштабах, ничего аналогичного этому состоянию вещества не наблюдалось и до осуществления бомбы не может быть наблюдено. Только в звездах предполагается существование такого состояния вещества. Представляется возможным в общих чертах теоретически рассмотреть протекание процесса взрыва в этой стадии. Эта трудная задача могла бы быть поручена профессору Л. Д. Ландау, известному физику-теоретику, специалисту и тонкому знатоку аналогичных вопросов.

II. При выборе основных путей решения задачи по разделению изотопов и конструированию соответствующих машин Лаборатория № 2 нуждается в консультации и помощи крупного ученого, имеющего глубокие познания в физике, опыт экспериментальной работы по разделению газов и обладающего талантом инженера. Ученым, сочетающим в себе все эти качества, является академик П. Л. Капица.

Прошу вас рассмотреть вопрос о привлечении академика П. Л. Капицы в качестве консультанта по вопросам разделения изотопов и поручении профессору Ландау расчета развития взрывного процесса в урановой бомбе».

Постепенно И. В. Курчатов собирает вокруг себя всех выдающихся ученых страны. Он понимает, что иначе Атомный проект осуществить не удастся. Но пока Игорь Васильевич не имеет права «брать к себе всех, кто нужен», оно появится у него лишь через два года…

Будет ли в Германии бомба?

Толчком для рождения Манхэттенского проекта стало предположение, что в Германии появится атомная бомба и Гитлер не задумываясь применит ее против Англии.

Что же на самом деле происходило в Германии, было неизвестно. Геббельс постоянно твердил о «чудо-оружии». Это только ракеты «Фау-2» или бомба тоже? Ответ на этот вопрос нужен был как американцам, так и Москве. Вот почему И. В. Курчатов особое внимание обратил на материалы, которые представило ему Главное разведывательное управление Генштаба Красной армии.

Разведчики ГРУ собирали материалы по урану не только в США, но и в Европе. Это был единственный источник информации о работах по ядерной энергии в Германии. В июле 1944 года Курчатов получил из ГРУ семь листов печатного текста. Ему надлежало проанализировать информацию и выдать задание разведчикам. Они должны добывать новые данные целенаправленно, конкретно, именно то, что необходимо «команде Курчатова».

11 июля 1944 года Игорь Васильевич пишет «Отзыв на разведматериалы о работах в Германии и США», которые поступили из ГРУ.

У нас есть возможность увидеть, как именно работал с разведкой Курчатов.

Он пишет:

«Сообщаемые в письме сведения о ходе работ по проблеме урана представляют для нас громадный интерес, так как очень ясно характеризуют как общее направление, так и размах, который получили эти работы. Особенно важны сведения, что ураном занимаются и в Германии, на французской базе в лаборатории „Ампер“.

В письме кратко указано, что работы в Германии аналогичны работам в Америке. Было бы крайне важно получить более подробную информацию о направлении работ в Германии…»

Последнюю фразу Курчатов выделяет, тем самым давая задание разведчикам ГРУ.

И далее Игорь Васильевич конкретизирует свои интересы:

«В частности, было бы очень существенно узнать, какие методы получения урана-235 нашли в Германии наибольшее развитие, ведутся ли там работы по диффузионному методу или же приняты другие способы разделения изотопов.

Важно было бы также узнать, проводятся ли в Германии работы над атомными котлами из урана и тяжелой воды, являющимися источниками получения плутония, и какова конструкция этих котлов.

Немецкие ученые и инженеры могут использовать для осуществления котла „уран – тяжелая вода“ тяжелую воду норвежского завода, производство которого, как нам известно, засекречено.

Было бы важно выяснить, какие количества тяжелой воды получают сейчас в Норвегии и какое применение находит эта вода.

Согласно указаниям в письме, в Америке особенно удачно развиваются работы по уран-графитовым котлам. Важно знать, производятся ли работы по этим котлам в Германии…»

Даже по этому фрагменту документа видно, насколько точны были указания Курчатова разведчикам. Они знали, что искать, и чаще всего находили нужное!

Сколь ни важна информация, полученная из Германии, все-таки главные интересы сосредоточены в США. Поток данных широк, но надо очень точно определить, каков наш путь к атомной бомбе. Он должен быть дешев и короток, и именно такую задачу должен решить Курчатов – за ним право выбора, а следовательно, и вся ответственность за будущее.

ГРУ направляет новую партию секретных документов: 18 материалов, содержащих 986 фотоклише и 19 листов печатного текста. Это не что иное, как научно-техническая документация двух лабораторий, которые осуществляли строительство реактора и завода по выделению плутония.

Курчатов так оценивает работу разведчиков:

«Материал представляет собой результат работы большого коллектива специалистов исключительно высокой квалификации, успешно разрабатывающих уран-графитовые котлы.

Материал для нас исключительно ценен потому, что наряду с результатами теоретических расчетов он содержит:

1) схемы и описания опытов,

2) протоколы наблюдений и испытаний,

3) точные чертежи разного рода устройств,

4) конкретные данные по аппаратуре с указанием производящих ее фирм.

Материал принесет громадную пользу работам наших научно-исследовательских институтов, занимающихся аналогичной проблемой…»

Сначала материалы разведки у нас принимались как «дезинформация»: мол, спецслужбы Америки и Англии стараются направить нас по ложному пути. Именно профессор Курчатов первым понял, сколь важны они для страны. Он четко ориентировался в том потоке информации, которая поступала в СССР, и это позволило нашим ученым избежать многих ошибок, которые были допущены их заокеанскими коллегами.

– Во сколько можно оценить ту работу, которую провели Игорь Васильевич Курчатов и разведчики в годы войны? – однажды поинтересовался я у академика Харитона.

– Она бесценна, – ответил Юлий Борисович. – Можно назвать цифру, эквивалентную сейчас миллиардам долларов, но это будет лишь часть правды, причем не самая главная… Курчатов определил путь Атомного проекта СССР и провел нас по этому таинственному, но очень интересному пути…

С Новым годом!

Новогодние праздники Игорь Васильевич любил. К нему приезжали друзья, а потому атмосфера была теплой, непринужденной. Веселились обычно до утра.

Два праздника запомнились особо.

Конечно, встреча Нового 1947 года. За несколько дней до него наконец-то был пущен Ф-1 – первый в Европе реактор. И это был принципиально важный шаг к созданию атомного оружия.

Да и другое событие тоже было приятным. Закончилось строительство «Хижины лесника» – домика на территории Лаборатории № 2, где теперь Курчатов будет жить. Это очень удобно. Во-первых, добраться до своего рабочего места можно за пару минут. И, во-вторых, охрана не нужна – вся территория по периметру держится под особым контролем сотрудников НКВД, так что теперь можно даже погулять в лесу в одиночестве.

Один из новогодних тостов звучал непривычно:

– За надежды, которые станут реальными и у нас!

Те, кто был с Курчатовым и год, и два года назад, поняли, о чем идет речь. В предыдущие новогодние ночи они обязательно размышляли о будущем. Однако они не могли и предположить, что события будут развиваться столь стремительно. Безусловно, решающую роль сыграл август, когда атом вздыбился над Хиросимой и Нагасаки. Теперь для страны ядерное оружие стало главным делом. И им – «команде Курчатова» – суждено отвечать на вызов Америки.

Впрочем, вернемся в декабрьские дни 1944-го. Они дают представление о том, как развивался Атомный проект СССР. Напоминаю: шла война, Красной армии еще предстояло освобождать не только территорию Европы, но и собственные города. Тем не менее победа была близка, и именно ей страна отдавала все свои силы.

Но «команда Курчатова» не только работала, но и пополнялась людьми, имена которых во второй половине ХХ века засияют яркими звездами над человечеством.

22 декабря 1944 года бюро отделения физико-математических наук АН СССР утверждает аспирантов Физического института им. П. И. Лебедева. В протоколе значится:

«8. А. Д. Сахарова – в кандидатскую аспирантуру без отрыва от производства».

Летом молодой Андрей Сахаров написал заявление о приеме в аспирантуру ФИАНа:

«Прошу допустить меня к приемным экзаменам в аспирантуру Физического института по специальности „теоретическая физика“, которую считаю своим призванием».

Сахаров работал на заводе в Ульяновске, оттуда отпускать в науку его не желали. Потребовалось вмешательство академика-секретаря Академии А. Ф. Иоффе и специальное распоряжение – Сахарова отпустили на три года в аспирантуру. Его научным руководителем стал И. Е. Тамм.

Связке «Тамм – Сахаров» суждено будет сыграть решающую роль в создании термоядерного оружия.

Трудно предположить, что произошло бы, не будь Академия наук настойчива! А ведь ни Иоффе, ни Тамм, ни Курчатов не предполагали, насколько гениален молодой инженер оборонного завода…

Помимо поиска талантов, сохранившихся после войны, руководители Атомного проекта знакомились с теми материалами, которые поступали им из-за океана.

Разведка, будто компенсируя часть беды, пришедшей в страну с войной, поставляла руководителям Лаборатории № 2 И. В. Курчатову и И. К. Кикоину уникальные материалы.

1-е Управление НКГБ СССР предоставило И. В. Курчатову «Обзорную работу по проблеме урана». В ней было 79 листов текста и 29 фотоклише.

Игорь Васильевич высоко оценил труд разведчиков:

«Обзорная работа по проблеме урана представляет собой прекрасную сводку последних данных по основным теоретическим и принципиальным направлениям проблемы…»

Курчатов не только анализирует поступающую информацию, но и ставит перед разведкой вполне конкретные задачи:

«…Так как возможность осуществления системы с обычной водой и металлическим ураном крайне облегчает решение задачи создания котла и получения тем самым плутония, было бы исключительно важно иметь более подробную информацию по этой системе…

Крайне любопытно замечание на стр. 9 „Обзорной работы“ об исследованиях, которые производились в лаборатории Y по определению различных физических свойств (расщепления, упругого и неупругого рассеяния) урана-235 и плутония в связи с проблемой изготовления бомбы.

Было бы очень полезно получить сведения о постановке этих исследований в лаборатории Y и полученных результатах.

В рассматриваемой работе нет указаний на магнитный способ выделения урана-235, а получение подобных сведений по этому способу является крайне желательным».

Игорь Васильевич не догадывается, что он «озадачивает» разведчиков весьма серьезно: те самые данные, которые ему нужны, получены в лаборатории Y, а это не что иное, как Лос-Аламосская лаборатория, то есть самое сердце Манхэттенского проекта. Но тем не менее на все свои вопросы через некоторое время Курчатов получает подробные ответы.

Атомный проект СССР – это триумф советской разведки, и в декабре 1944 это видно отчетливо.

24 декабря с материалами НКГБ СССР знакомится Курчатов, а на следующий день его заместитель по Лаборатории № 2 И. К. Кикоин дает заключение на разведматериалы по диффузионной установке и заводу. В его распоряжение было предоставлено чуть более сотни страниц печатного текста и около восьмисот (!) фотоклише.

Кикоин делает такой вывод:

«Вместе с ранее полученными материалами, посвященными этим же проблемам, образуется весьма полный и ценный теоретический разбор производительности и устойчивости установки».

…На мой взгляд, спор о том, кто внес больший вклад в Атомный проект – ученые или разведчики, схоластичен. Важно определить, насколько удалось воспользоваться теми данными, которые были получены из Америки и Англии. Бесспорно, оценки в данном случае должны быть высокими: большинство установок и реакторов, которые были построены по добытым разведчиками чертежам и описаниям, превосходят оригиналы! Это признают и сами американцы, которые спустя полвека смогли побывать на наших атомных комбинатах, научными руководителями которых были академики И. В. Курчатов и И. К. Кикоин.

«Нам надо летать!»

Такая фраза прозвучала в ответ на укор И. К. Кикоина, что порученные ЦАГИ работы по изготовлению экспериментальной установки не выполняются. Наверное, и сам Кикоин в тот день понял, что было ошибкой поручать столь загруженному поручениями институту новое дело. Действительно, ЦАГИ – это прежде всего авиация, а не разделение изотопов.

Хаотическое ведение дел в Атомном проекте к началу 1944 года начало проявляться отчетливо: даже рядовые распоряжения ГОКО выполнялись не всегда, а к решению сложных проблем чаще всего исполнители даже не приступали. Так случилось и с экспериментальной установкой по разделению изотопов брома. На ней предполагалось отработать основный процесс – получение урана-235.

И. К. Кикоин надеялся, что руководить работами по созданию установки будут академик С. А. Христианович и профессор Г. Н. Абрамович, которые в ЦАГИ всегда выполняли самые «экзотические» задания. Но руководство института посчитало заказ физиков второстепенным, а потому он и не был выполнен.

Кикоин внимательно знакомится с материалами из Америки, он понимает, что медлить уже нельзя: там урана-235 накоплено достаточно, чтобы в ближайшие месяцы сделать из него бомбу…

4 января 1944 он и А. А. Алиханов готовят записку «Состояние проблемы разделения изотопов урана». Это подробная программа работ на ближайший год. Ученые, в частности, отмечают:

«…стало ясно, что осуществление промышленной установки – завода с производительностью порядка одного килограмма в сутки урана-235 – представляет собой громадного масштаба инженерную задачу. Проблема в настоящий момент вступила в такую стадию, когда центр тяжести ее решения лежит ближе к инженеру, нежели к физикам и математикам».

Это были слишком поспешные выводы. Во-первых, «килограмм урана-235 в сутки» – фантазия! Уже совсем скоро тот же Кикоин будет говорить о ста граммах… И это будет достижимо лишь через пять лет. И второе: потребуются гигантские усилия многих ученых, чтобы превратить проблему в «инженерную». Даже на самой последней стадии пуска завода, когда уран-235 по-прежнему был «неуловимым». И именно научные поиски привели к успеху…

Но все это будет гораздо позже. А пока Кикоин и Алиханов предлагают:

«Необходимо, чтобы в группу, руководящую всей проблемой, кроме физиков (Кикоин, Алиханов), аэродинамика (Христианович) и математика (Соболев) вошел инженер – руководитель всего проектирования большой установки и химик – руководитель химических работ… Далее, уже сейчас необходимо организовать крупного масштаба конструкторское бюро по техническому проектированию большой установки и отдельных ее узлов. Это необходимо начать немедленно потому, что по ходу проектирования, как показал даже небольшой опыт проектирования модели, возникнет большое количество физических, химических и механических проблем, которые необходимо разрешать экспериментальным или теоретическим путем, что потребует времени».

Предложения Кикоина и Алиханова были разумными, но сразу реализовать их не удалось – все-таки год был военным.

А новые разведматериалы из Америки свидетельствовали: накопление урана-235 там идет успешно…