Текст книги "Постой, паровоз!"

Глава 5

1

На Зиновия тошно было смотреть. Расклеился, нюни распустил. Не мужик, а тряпка...

– Наташа, что случилось? Ты меня разлюбила?

Как бы не расплакался, сосунок.

– А кто тебе сказал, что я тебя любила?

– Ну как же...

– Слушай, когда же ты наконец мужчиной станешь!

Сейчас до Зиновия дошло, что его жалкий вид вызывает у нее отвращение. Нахмурился, закусил губу и молча направился к столу. Знал, что игра на бильярде придает ему мужественности, потому и взялся за кий.

Будет играть. Пока Наташа сама к нему не подойдет. А надо подойти, надо сказать, что между ними все кончено. Ее жизнь и без того на волоске висит, чтобы рисковать головой из-за какого-то сопляка...

Но к ней самой подошли. Это был Мотыль, воровская «шестерка».

– Пошли. Черняк кличет.

Сказал он это с такой небрежностью, как будто Наташа была прокаженной. А ведь она действительно прокаженная. Из-за проклятого мента! Была бы возможность, задушила бы эту сволочь!

Черняк ждал ее в своем кабинете. Снова ничего не предложил – как будто ему было западло есть с ней с одного стола. Даже сесть не позволил. А она была не в том положении, чтобы своевольничать. Прошло ее время. Черняк относится к ней так, как будто она опущенная...

– Узнавали про твоего дружка, – свысока и с презрительной насмешкой сказал он. – Голимый мент, скажу тебе. Под меня копает, чтобы выслужиться.

– Что я должна ему сказать?

– Что ты сука конченая. Короче, силы за ним никакой нет. Сам по себе этот мусор... Жить хочешь?

– Да.

– Тогда тебе придется загладить свою вину.

– Нет за мной никакой вины. Но что скажешь, то и сделаю.

– Сделаешь. Никуда ты от меня не денешься. Сделаешь, будешь жить. Нет, тебя саму сделают.

Насиловать он ее после разговора не стал. Но уж лучше выть под ним от боли, чем делать то, к чему он ее принудил...

2

Зиновий играл без настроения. Не было куража, не было желания заработать деньги. А зачем они ему нужны, если Наташа отвернулась от него? Она уже не хочет, чтобы он ее любил, чтобы приходил к ней по ночам. Без нее не то что играть – жить нет смысла...

Погруженный в мрачные думы, он не заметил, как сложил в лузу четыре шара подряд и тем самым сделал партию. А ведь он должен был изображать неумеху перед заезжим простачком.

– Эй, что ты делаешь? – услышал он над ухом тихий женский голос.

Это была Наташа. Мало того, что все это время она находилась где-то рядом, она еще следила за игрой. А он этого даже не заметил...

– Извини, задумался, – через силу улыбнулся он.

– Ты кому это говоришь? – взглядом показывая на терпилу за его спиной, шепотом спросила она. – С ним надо говорить. Скажи, что это чудо для тебя.

– Чудо для меня – это ты!

– Ну, хватит, – поморщилась она.

И вдруг сменила гнев на милость.

– Успокойся, возьми себя в руки. А как освободишься, приходи ко мне. Буду ждать.

– Правда? – восторженно просиял Зиновий.

– Еще раз говорю, возьми себя в руки! – сказала она.

Помахала ему ручкой и скрылась за дверью.

– Подруга твоя? – спросил соперник по игре.

Это был грузный мужчина с сильным, но не всегда точным ударом.

– Ну, можно сказать, да, – кивнул Зиновий. – Сегодня познакомился.

– Красивая.

– Не то слово. Ради нее старался, ради нее партию сделал. Ушла, как теперь играть буду, не знаю.

Зиновий научился врать, научился оставлять своих жертв с носом. Он стал аферистом, он стал преступником, но его это мало волновало. Главное, что Наташа снова любит его. Главное, что эту ночь он проведет с ней...

– А деньги? Ставка – двадцать рублей. Ради них и старайся! – насмешливо посмотрел на него толстяк.

– Да что деньги! Этого добра у меня навалом. Отец – директор завода.

– О! Тогда эта девочка точно у тебя в кармане. Ну что, еще по двадцаточке?

– Ну, можно...

Толстяк выиграл у него уже двести рублей. И был полон решимости разувать его дальше. А то, что Зиновий последнюю партию выиграл, счел досадным недоразумением. Но недоразумением он стал сам. Зиновий изображал простофилю до тех пор, пока вошедший в раж соперник не поставил на кон все свои деньги. Тут-то и случилось то, что и должно было случиться. Восемьсот рублей как с куста.

Обескураженный толстяк убрался восвояси. Но ведь вечер в самом разгаре, еще играть и играть, если клиенты будут. Только вот у Лесничего было другое мнение.

Начал он с того, что похвалил Зиновия.

– Молоток, братишка, так держать!

А потом сообщил в общем-то не очень хорошую, но для него приятную новость:

– Проблемы у нас, менты воду мутят. Закрываться будем. Завтра приходи...

Конечно же, Зиновий был только рад, что его отпускают. Время еще детское – четверть одиннадцатого. Наташа уже дома, и он имеет полное право отправиться к ней в гости. Ведь она же сама сказала, что будет его ждать. И он уже освободился... К Наташе, к ней, и чем быстрее, тем лучше!

На улицу можно было попасть через черный выход. Но, как назло, сегодня он был закрыт. Может, нарочно закрыли, из-за опасения перед милицейской облавой. Как ни крути, а бильярдный клуб представлял собой самый настоящий притон для азартных игр. Такие заведения, как правило, долго не существуют. И этот закроют. Ну и ляд с ним... Лишь бы самого не закрыли. Но это вряд ли... Хотя все может быть... Зиновий понимал, что его могут арестовать, бросить за решетку. Но эту опасность он воспринимал как нечто отдаленное, в то время как свидание с Наташей так близко, и так оглушительно радостно! Черный ход закрыт, значит, надо поворачивать назад и уходить через парадный вестибюль гостиницы. Но это всего-то лишних десять секунд. Если, конечно, на Люду не нарваться. Правда, в это время она уже должна быть дома...

Однако надежды не сбылись. Не удалось Зиновию незаметно проскочить через холл. До спасительного выхода оставалось каких-то два-три метра, когда он услышал знакомый голос. Люда окликнула его по имени. Бежать смысла не было: она упрямая, она догонит, может и сцену устроить. Выход оставался только один – вступить с ней в переговоры и соглашаться во всем.

– К мымре своей бежишь? – с презрением к сопернице злобно спросила Люда.

– Нет, домой.

Зиновий медленно направился к дверям. Грозовая туча могла разразиться громом в любой момент, и уж пусть лучше это случится на улице, чем в закрытом помещении.

– Врешь! – хватая его за руку, рыкнула Люда.

– Нет.

– Что, бросила тебя эта курва?

– Да, – снова соврал он.

– И где ж ты врать так научился? А я знаю, где! Охмурила тебя эта дрянь! В бильярд играешь, на деньги! Доведет она тебя до тюрьмы, вот увидишь!

– Нормально все будет. Люда, извини, мне пора, мама ждет.

– Подстилка воровская тебя ждет! Шлюха она! Проститутка! Тварь!

Вот с этим Зиновий согласиться не мог.

– Заткнись! – вспылил он и резко повернулся к ней спиной.

Но не тут-то было. Она снова поймала его за руку, и на этот раз с гораздо большей силой притянула к себе.

– Зиновий, не уходи!

Гнев продолжал клокотать в ней, но наружу не прорывался. Зато слезы на глаза навернулись, и лицо у нее таким вдруг жалостливым стало, что сердце дрогнуло.

– Но мне надо.

– Не ходи к ней, не надо. Она с ворами водится, с бандитами. Черняк ее топчет. Уголовница она. И тебя уголовником сделать хочет. Не доведет она тебя до добра. В тюрьму с ней сядешь. В тюрьму, помяни мое слово...

– Не сяду. Идти мне надо...

Он снова вырвался, но в этот раз не позволил удержать себя. Не оглядываясь, скорым шагом дошел до остановки и сел в первый подъехавший автобус. Впрочем, он мог и не торопиться: Люда его не преследовала, разве только тоскливо-жалобным взглядом...

Всю дорогу Зиновий думал о жене. Не хотел он делать ей больно, не хотел. Но назад к ней вернуться не мог. Теперь у него есть Наташа, и в ней заключен смысл его жизни.

Наташа была дома. Открыла ему дверь, коснулась губами щеки. И все мысли о брошенной жене тут же выветрились из счастливой головы.

– Что-то ты рано, – невзначай заметила Наташа.

– Лесничий сказал, что менты воду мутят.

– Ну, если он сказал, тогда да. Но ты не волнуйся, менты тоже кушать хотят. Есть люди, которые с ними договорятся.

– Кто, например? Черняк?

– Допустим.

Разумеется, он знал, кто такой Черняк. Лично знаком с ним не был, но много слышал и даже пару раз видел – вор заходил в клуб, со стороны наблюдал за его игрой. Вроде бы остался доволен, но не изъявил желания познакомиться с мастером Волосатиком. «Черняк ее топчет...», – сказала сегодня Люда. Неужели так оно и есть? Ведь Черняк заступился за Наташу, когда она повздорила с Людой, он же и в кофейню ее устроил. Не за одни же красивые глаза он ей благоволит...

– И что с того? – пристально глядя на него, спросила Наташа.

Зиновий не смог выдержать ее взгляд.

– Да так...

– Ты хочешь знать, сплю я с ним или нет? Сплю. Иногда...

– Зачем ты мне это говоришь?

– Ты же сам хотел знать. Также знай, что Черняк запретил мне спать с тобой. Но я все равно тебя позвала. Потому что ты мне очень-очень нужен.

– Ты меня любишь? – с надеждой спросил он.

– Не знаю, может быть.

– Может, нам лучше уехать отсюда?

Зиновий боялся связываться с Черняком. Да и смысла в том не было. Наверняка вор знался с Наташей еще до того, как она стала работать горничной в гостинице. Он же и помог ей устроиться на эту работу. Он же и принимал от нее за это благодарности, потому что имел на нее права. Получается, что не Черняк украл у него Наташу, а наоборот. Нет, не резон связываться с вором. Напротив, надо отвязаться от него – уехать в другой город – в Москву, в Ленинград... Да хотя бы в Магадан, лишь бы только вместе с Наташей.

– Я не против, – нежно улыбнулась она. – Но Черняк – вор, у него связи по всей стране, он везде нас найдет. Разве что за границу. Но кто нас выпустит?

Заграница отпадала. Надо было обладать дипломатическим статусом, чтобы продраться через тернии «железного занавеса». Или в диссиденты податься. Но не так просто диссидентом стать. Лучше и не пытаться.

– А мы на Дальний Восток уедем, далеко-далеко.

– Ужинать будешь, путешественник? – усмехнулась Наташа.

– Да я бы не отказался.

– Разносолов не обещаю. И горячего тоже.

Готовить она не любила. Зато в холодильнике у нее водились дефициты – колбаска сырокопченая, сыр голландский, икра черная и красная. А бутербродики она лепить умела.

– Как насчет по пять капель? – спросила она и вытащила из холодильника бутылку «Большого приза».

– Спрашиваешь, – блаженно улыбнулся Зиновий.

Сейчас разогреются коньячком, а потом в постель. Скорей бы!

Они выпили по рюмке, закусили бутербродами. Еще по рюмке...

– Что за нездоровый блеск в твоих глазах? – жеманно спросила Наташа. – Что-то ты задумал, негодник!

– Задумал...

– Тогда пошли!

Она поднялась с места, расстегивая халат. Взяла его за руку и повела в комнату, где уже был расправлен и застелен диван.

– Какой же ты у меня! – прошептала она, закрывая в его объятиях глаза.

– Только у тебя...

Он понимал, что Наташа ценит его за неуемную страсть. И больше всего на свете боялся оплошать с ней в постели. Боялся, а потому с ужасом осознавал, что сегодня может произойти осечка. Желание стояло крепко, но глаза закрывались сами по себе. Очень хотелось спать. Он боялся, что может заснуть в процессе...

– Еще! Еще! – требовала Наташа.

Он старался, усиливал натиск. Но чувствовал, что скоро заснет прямо на ней. А может, все-таки сумеет пересилить себя? Может, закончит начатое?..

3

Проснулся Зиновий от болезненного удара по голой пятке. Встрепенулся, открыл глаза и увидел перед собой человека в милицейской форме.

– Ты что делаешь? – возмущенно спросил он.

И вдруг обнаружил, что лежит на диване с руками, скованными наручниками. В комнате ясно от утреннего света, но в голове – ночные потемки. Кумпол раскалывается от боли, во рту – пустыня Сахара. А ведь вчера они с Наташей выпили совсем чуть-чуть. И где же, черт возьми, Наташа? Почему менты хозяйничают в ее квартире?

– Не «ты», а «вы»! – рявкнул на него парень в форме. – Человека ты убил?

– Какого человека? – холодея от ужасного предчувствия, спросил он.

– Который на кухне лежит.

– Никого я не убивал. А где Наташа?

– Какая Наташа?

– Ну, она здесь живет.

– Нет здесь никакой Наташи. Мужчина есть мертвый, а Наташи никакой нет. Ты его убил?

– Не знаю ничего. Я спать вчера лег. О ком вы говорите?

Зиновий попытался встать с дивана, но резкая команда «Лежать!» охладила его пыл.

– Лежи, – чуть более мягко повторил милиционер. – А то натопчешь там. Сейчас бригада подъедет, самого топтать будут.

Оперативно-следственная бригада не заставила себя долго ждать. Следователь, оперативники, эксперты. Зиновия сразу взяли в оборот. Позволили ему одеться, провели на кухню, посреди которой в луже крови лежал обнаженный по пояс покойник. Перевернутые стулья, сдвинутый с места стол со следами вчерашнего пиршества. Чертовщина какая-то...

– Ты его застрелил? – грубо спросил оперативник с хищным, как у волка, взглядом.

– Застрелил? – ошарашенно пробормотал Зиновий.

– Да, из пистолета.

– Из какого пистолета?

– Из этого.

Ему показали пистолет, упакованный в целлофановый пакет. И указали на огнестрельную рану на груди покойного.

Над трупом склонился мужчина в белом халате. Зиновия отвели в комнату, посадили в кресло. Оперативник навис над ним и надавил волчьим взглядом.

– Ну что, колоться будем?

– Я не убивал...

– А кто это сделал?

– Не знаю...

Зиновий не видел, кто подошел к оперативнику. Зато услышал голос.

– Там у него кобура под пиджаком. И корочки наши...

Оперативник вышел из комнаты, а когда вернулся, у Зиновия возникло чувство, что его сейчас самого застрелят – столько злобы и ненависти было у мента в глазах.

– Ты хоть знаешь, кого убил? Ты сотрудника уголовного розыска убил! Ты моего коллегу убил!

От страха Зиновий сжался в комок.

– Говори, мразь, или я тебя сейчас по стенке!

– Не убивал...

– Ну, все, ты меня достал!

Оперативник сунул руку под пиджак и вытащил пистолет. Опасения оправдались – Зиновий в ужасе закрыл глаза. Но выстрела не последовало.

– Олег, не надо так, успокойся!

Опера обезоружили, но пока выводили из комнаты, он успел изрыгнуть проклятие и угрозу:

– Сволочь! Если не признаешься, гад, я тебя собственными руками!

Его место занял мужчина с благообразными чертами лица и гораздо более мягким взглядом. Представился. Следователь прокуратуры Степанков.

– Теперь представьтесь вы, – усаживаясь перед Зиновием на табуретку, спросил он.

– Нетребин. Зиновий Нетребин...

– Где работаете?

– Э-э, работал электриком в гостинице «Загорье». Уволился. Временно не работаю...

– Понятно. Эта чья квартира?

– Наташа здесь живет. Подруга моя.

– Где она?

– В том-то и дело, что не знаю.

– Она могла убить?

– Ну что вы!

Зиновий подумал, что Наташа с ее характером могла бы человека убить. Девушка она с характером, своенравная, и под горячую руку ей лучше не попадаться. Но разве же мог он свалить вину на нее?

– Кто еще был здесь, кроме Наташи?

– Ну, этот, который в кухне. Но я даже не знаю, как он появился.

– Кроме него, кто здесь еще был?

– Не знаю. Мы с Наташей спать легли, я заснул. Просыпаюсь, милиция, наручники на руках...

– Много выпили вчера?

– Да нет, совсем чуть-чуть...

– По вашему дыханию не скажешь, – усмехнулся Степанков. – И вид у вас похмельный. И часто у вас провалы в памяти случаются?

– Какие провалы? Я спать лег, не знаю ничего. Честное слово, не убивал.

– А ведь мы бы могли оформить вам явку с повинной. Вы хоть понимаете, что это может для вас значить? Пойми, парень, за убийство сотрудника милиции суд, как правило, назначает высшую меру наказания. Высшая мера – это расстрел. Пойми, у тебя только один шанс сохранить себе жизнь, и он заключен в явке с повинной. Даже чистосердечного признания будет мало. А явку с повинной мы можем оформить только сейчас. Даже в КПЗ будет поздно.

– Но я никого не убивал. И не знаю, кто это сделал.

– Ну, смотри, потом жалеть будешь.

Зиновий не знал, кто убил невесть откуда взявшегося оперативника. Может, Наташа это сделала, но валить на нее все шишки он не смел. И на себя вину брать не собирался. В конце концов, отчаявшись выбить признание, следователь распорядился отправить Зиновия в камеру предварительного заключения.

Глава 6

1

В КПЗ Зиновий провел четверо суток. В полной изоляции от внешнего мира. Ни допросов, ни свиданий. И у дежурного милиционера ничего не спросишь: ответ на любой вопрос только один – «не положено». Камера одиночная, а значит, нет никого, с кем можно было бы пообщаться.

Где-то Зиновий слышал, что в камере предварительного заключения не положено находиться более трех суток. По истечении этого срока следователь должен предъявить обвинение либо выпустить на свободу. Срок уже истек, обвинение не предъявлено. Значит, он ни в чем не виновен, значит, его должны освободить. Так думал Зиновий, поэтому скрип тяжелой железной двери он воспринял как предзнаменование близкой свободы.

– Нетребин, на выход! – флегматично выдал дежурный милиционер.

– С радостью!

Зиновий всерьез рассчитывал получить назад свои вещи и пропуск на волю. И был удивлен, когда его под конвоем доставили в кабинет с табличкой «Оперуполномоченные». Там его ждал бородатый, с густыми бровями мужчина. Спокойный, как потухший вулкан. Но Зиновий нутром чувствовал, что этот вулкан мог в любую минуту пробудиться.

Это был следователь прокуратуры, которому поручили вести его дело. Егодело. Младший советник юстиции Горбунцов. Имя-отчество Зиновий прослушал. Такая суматоха в голове началась, что даже удивительно, как фамилию запомнил...

Следователь без предисловий предъявил ему постановление на арест. Зиновий понял, что никогда не сбыться надеждам на благополучный исход дела. И свободы не видать, и Наташу больше никогда не целовать. За убийство сотрудника милиции ему грозила высшая мера наказания. Суд мог приговорить его к расстрелу, но уже сейчас он чувствовал себя заживо погребенным.

– Эй, парень, очнись! – одернул его следователь. – Натворил дел – наберись смелости признаться в содеянном.

Он предложил ему сигарету с фильтром, налил стакан воды. Как будто этим можно было смягчить боль угодившей в капкан души.

– Но мне не в чем признаваться... – мотнул головой Зиновий.

– Хочешь сказать, что ничего не помнишь.

– Нет.

– Значит, в момент преступления ты находился в состоянии алкогольного опьянения. Только не думай, что это смягчает твою вину. Напротив, усугубляет. Так что давай соберись с мыслями и подробно изложи мне, как ты убивал капитана милиции Шипилова...

– Но я его не убивал.

– Да? Тогда объясни, почему на орудии преступления найдены отпечатки твоих пальцев?

– Я... Я не знаю...

– А я знаю. У кого был роман с гражданкой Слюсаревой?

– У меня.

– И не только у тебя. Ты знал, что гражданка Слюсарева, помимо тебя, встречалась с капитаном милиции Шипиловым?

– Нет. А разве она с ним встречалась?

– Ну, в общем, да. И ты его приревновал к своей возлюбленной. Так?

– Да не знал я о нем ничего!

– Ну, может, и не знал. Пока с глазу на глаз с ним не остался.

– Как я с ним остался?

– Очень просто. Ты уснул, а к твоей Наталье ночной гость пожаловал. В образе капитана Шипилова. Его моральный облик – дело десятое. А факт остается фактом – он был в доме у гражданки Слюсаревой. Она сама это подтверждает.

– Она что, видела, как я убивал?

– Нет. Но утверждает, что в ту ночь вступала в половую связь с гражданином Шипиловым. Ты спал в одной комнате, а они занимались этим в другой. Потом она отправилась в душ, а он – на кухню покурить. Одежда и оружие остались в комнате. Улавливаешь мысль?

Зиновий угнетенно мотнул головой. Не улавливал он ничего. Сознание отказывалось воспринимать эти бредовые фантазии.

– Хорошо, я помогу тебе вспомнить, – продолжал умничать следователь. – Ты не спал, ты видел, а может, и слышал, чем занимается твоя возлюбленная. Когда все закончилось, ты зашел в комнату, где находился пистолет, взял его и с ним прошел на кухню, где находился капитан Шипилов. Он пытался тебя остановить, вразумить, но ты все же произвел выстрел. Бросил пистолет на кухне и отправился спать...

– А Наташа что говорит?

– Она говорит, что слышала выстрел. Но к тому моменту, когда она вышла из душа, ты уже лежал на диване. Или спал, или притворялся, я не знаю... Она признается, что пришла в замешательство. В панике выбежала из дома. Думала, что ее в убийстве обвинят. К утру опомнилась, позвонила в милицию. Хотя это могли сделать соседи, которые слышали выстрел. Но это к слову... В общем, ситуация такая, гражданин Нетребин, все факты свидетельствуют против вас. А самой важной уликой является орудие убийства с отпечатками ваших пальцев. Так что, хотите вы признавать свою вину или нет, но отвертеться вам не удастся. Суд и без вашего признания примет доводы прокурора. А как вы думаете, какую меру наказания будет требовать прокурор? Лично я уверен, что высшую меру. Но выход у вас есть. Чистосердечное признание смягчит вашу вину...

– Не смягчит...

– Ну почему же? Если представить дело как убийство из ревности, то смягчит, – не совсем уверенно сказал следователь. – А если будешь упрямиться, то высшая мера тебе обеспечена.

– А если нет?

– Тогда пятнадцать лет строгого режима. Сколько тебе лет?

– Двадцать один год.

– На свободу выйдешь в тридцать шесть. Мне тридцать семь, а я, считай, только жить начал. Женился недавно, сын родился. И все у меня впереди. Так что давай, парень, кайся, пока не поздно...

– Но я не убивал.

– Ты убивал! – разозлился следователь. – Убивал, но ничего не помнишь!

– Не помню, – кивнул Зиновий.

– Уже лучше.

– Но если я не помню, как я могу признаться?

– А не признавайся! Черт с тобой! Все равно улики железобетонные... Так, ознакомься с обвинительным заключением и распишись...

Зиновий слышал, что раньше безграмотные крестьяне ставили вместо росписи крестик. Он же поставил в документе нормальную роспись, но было такое ощущение, будто он ставил крест – на своей судьбе, на себе самом.