Текст книги "Архивариус, или Игрушка для большой девочки (переиздание)"

Найти в буйных зарослях кустарника проход оказалось невозможно, и Ксения пошла напролом. Дождь только прекратился, и она вылезла из кустов мокрой, как мышь из сточной канавы. Это вполне вписывалось в ее намерения и она, поежившись, быстрым шагом направилась к входной двери домика. Правда, от мысли, что дверь окажется запертой и в доме никого нет Ксюшу пробрал озноб, но сквозь оконце она заметила желтоватый свет, хотя на улице было еще светло – над верхушками деревьев даже появились закатные солнечные лучи. Она потянула дверь и остановилась в проеме, отыскивая взглядом хозяина. Архивариус сидел лицом к входу за столом, заваленным макулатурой, и смотрел на гостью, как на необъяснимое явление. На нее пахнуло теплом – в противоположном от Корнилыча углу горел допотопный камин, от которого пожалуй света было больше чем от лампады. Ксения, не ожидая, когда хозяин определится в ситуации, вошла и закрыла за собой дверь.

– Шампанского, конечно, у вас нет, но стакан горячего чаю может быть найдется? Я попала под дождь, вся промокла, а зонтик не взяла.

Ксения помотала головой, и капли воды дождем разлетелись в разные стороны. Потом она вытерла ладонями мокрое лицо и подошла ближе.

– Вас все потеряли и я тоже. Думали уже подать в розыск. Почему вы занимаетесь этим здесь, а не дома? Кстати, если не секрет – чем вы занимаетесь вообще? –, не дожидаясь ответа она провела мокрым пальчиком по желтым страницам рукописей. – Конечно, история это интересно, но, почему здесь?

Архивариус скользнул взглядом по ее тонким пальцам, по нежной коже рук до локтевого сгиба и тотчас же вернулся на замшелые страницы. Глупая девчонка.

Ксения, не дождавшись ответа, вздохнула.

– Вы просто чудовище, заставляете беспокоиться, вас не заботит вас даже то, что я вся промокла и могу простыть!

Архивариус мельком взглянул на ее еще не просохшее лицо, пряди обвисших волос, потемневшую тонкую кофту, молча вылез из-за стола, поставил ближе к огню плетеное кресло необъяснимого цвета и, так же молча, кивнул ей на него. Затем взял замызганной рукавицей закопченный чайник, повесил его над горящими поленьями на крюк и, отойдя к полке, стал разыскивать чашки.

– Есть у вас здесь хоть что-нибудь напоминающее одежду. Надо же мне переодеться, хотя у вас и тепло, – услышал он ее голос.

Архивариус повернулся, чтобы показать ей на лестницу ведущую в спаленку и онемел. Ксения стояла на нижней ступени лестницы босиком, стаскивая с головы последний фрагмент одежды – кофту, чтобы развесить ее на перилах. Молодое, стройное тело, освещалось красноватыми всполохами каминного огня. Он уже совсем непроизвольно соскользнул взглядом по ее мокрым, кажущимся черными, волосам, по четкому контуру ее груди, бедрам, к лодыжкам и, не поднимая более глаз, отвернулся.

– Ну, и как? – спросила Ксения, хотя все это время стояла к архивариусу боком и головы не поворачивала.

Он с минуту молчал, освобождая на столе место для чашек, потом глухим голосом объяснил, что там, на постели, в спальне, что наверху, лежит халат – старенький, но чистый, он его недавно стирал. Если окажется большим можно закатать рукава.

Он слышал, как она прошлепала голыми пятками по ступеням. Возилась недолго. Минуту спустя снова скрипнула лестница. Шаги, на этот раз, были медленными. Архивариус невольно повернул голову. Конечно, эта дрянная девчонка застегнула только верхние пуговицы длинного халата и шагала нарочито медленно, выставляя напоказ стройные, крепкие ноги. Шелковистая кожа на бедрах, в свете полыхающих дров, казалась с медным отливом.

– Одежду повесь на спинку стула, перед огнем, да не сожги, – буркнул он, снова уткнувшись носом в бумаги.

– Да уж соображу как-нибудь. Кстати, времени то много?

Архивариус взглянул на старенький будильник на дальнем углу стола.

– Скоро десять.

– Одежда высохнуть не успеет. Придется спать здесь, у вас. Автобусы уже не ходят.

Аргумент был явно липовый, но Корнилыч промолчал.

Он уставился в страницу рукописи, попытался вернуться мыслями к той позиции, на которой его оборвала бродяжка, но никак не мог понять их смысла. Потом все-таки поднял голову и буркнул:

– У меня много работы. Можешь устраиваться наверху,

я,если что, прилягу здесь,– он попытался вновь углубиться в изучение бумаг, но почувствовал ее приближение, ее дыхание, ее едва ощутимое прикосновение к своей взлохмаченной давно нечесаной шевелюре.

– Здесь вам, вероятно, будет холодно. Тепло дольше сохраняется в верхних помещениях, по законам физики. Вы ведь когда-то учились в школе? Или в прошлом веке такой дисциплины не было? – прошелестел ее голос.

Архивариус оторвался от бумаг и посмотрел куда-то мимо Ксении.

– Попей чаю и ложись, мне нужно работать.

– Не хочу я вашего чаю, – оборвала Ксения.

– Надень тапки, простынешь, – не оборачиваясь, добавил Корнилыч.

– И пусть, – буркнула Ксения.

Архивариус пожал плечами и принялся что-то яростно писать в своих бумагах. Он слышал, как девчонка бродила по комнате, как подбросила дров в камин, как, наконец-то, поднялась наверх, как скрипнула старая тахта. Бедолага очертя голову ринулся в поток цифр, сведений, доносов, протоколов, но присутствие постороннего человека отвлекало. Каждый шорох, вздох, стук сбивали его с толку, и смысл прочитанного ускользал, и приходилось начинать все сначала. Процесс напоминал сизифов труд.

Внезапный крик Ксении заставил его подскочить на стуле и тотчас почуял запах дыма. Он не успел поднять глаза к камину, как сверху молнией слетела Ксения в распахнутом халате. Было не до условностей, на спинке стула дымилась ее джинсовая юбка. Она схватила свое одеяние и стала размахивать им.. К счастью до тления не дошло, и ткань с одной стороны юбки лишь потемнела. Правда, заметно.

– Вы улыбаетесь? – взвилась она в адрес архивариуса, лицо которого даже и не дрогнуло. –Как я теперь буду ее носить? И как объясню дома, почему юбка опалена, как будто меня черти жарили сзади?

Архивариус на этот раз усмехнулся и пожал плечами.

– И еще надо объяснять, почему вы ночевали не дома и с другим мужчиной.

Ксения на минуту забыла о своем несчастье и уронила юб

ку.

– С мужчиной?! Это где здесь мужчина? – она демонстративно заглянула под стол.

Кое-как успокоившись, Ксения оттащила стул в сторону, снова развесила на нем одежду и уселась на ступени лестницы, небрежно прикрыв колени полами халата, которые постоянно сползали, открывая все ее прелести. Скоро Ксении надоело их поправлять. Наверх она не пошла.

– Там дымно, пусть немного рассеется, – пояснила она на всякий случай.

– Можно открыть форточку, – проворчал архивариус, со вздохом усаживаясь за стол.

– Будет холодно, – быстро возразила Ксюша.

Хозяин ничего не ответил, сердито швыряя бумаги. Видимо, не суждено ему в этот вечер закончить работу.

– Вы спать сегодня вообще-то собираетесь? Времени-то уже третий час, – заметила Ксения.

– Много работы, – уперся архивариус, сгибаясь еще ниже над столом.

Ксения осмотрела комнату. Лестница, на которой расположилась Ксюша, широкая, с резными перилами.. За спиной архивариуса – заваленный бумагами диван. На полке, на полу всюду книги. Большинство с потрепанными засаленными переплетами. Комната небольшая. Правда спальня, где пыталась устроиться Ксюша еще меньше. Там лишь одна, хоть и широкая кровать, журнальный столик с каким-то допотопным проигрывателем без пластинок.

Утомившись от созерцания, Ксюша еще раз взглянула на окаменевшего архивариуса, вздохнула и потащилась к себе наверх. Обнаружив, что опасность миновала, хозяин поправил фитиль лампы и углубился в прерванный рабочий процесс.

Выпрямился он лишь, когда чернота оконных стекол разбавилась до синевы, поднялся, подбросил дров в погасший камин, разжег его и повесил на крюк чайник с водой, стараясь не шуметь и ходить осторожнее. Приткнувшись за столом, закрыл глаза. Не надолго. Скорее интуитивно он почувствовал ее присутствие. Поднял голову. Она медленно спускалась вниз, на этот раз в застегнутом на все пуговицы халате, из-под которого

едва лишь выглядывали ступни.

– Наливайте и мне, – устало предупредила Ксения, усевшись на предпоследнюю ступень. – Не спится у вас. Новое место…И вина у вас нет. Оно, бывает как снотворное.

Архивариус пробормотал, сам толком не зная что.

Ксения смотрела на него подперев рукой подбородок. Просохшие и посветлевшие до каштанового цвета волосы рассыпались волнами по плечам.

– Вы даже не прилегли.

Архивариус взглянул на нее воспаленными опухшими глазами и ничего не ответил.

– У вас такие глаза словно всю ночь проплакали.

Хозяин хмыкнул и снова принялся молча выставлять с подвесной полки чашки для чая.

– Еще не поздно. Поспал бы. Четырех еще нет, – предложила Ксюша.

Архивариус снял с огня зашумевший и выбросивший струю пара чайник.

– Много работы, – наконец снова буркнул он.

Ксения резко поднялась и подошла к нему вплотную. Он почувствовал боком ее упругое тело.

– У вас какие-то комплексы или изображаете из себя отца Сергия, – прозвучал насмешливо ее голос.

Архивариус всыпал горсть заварки в эмалированную кружку, залил кипятком, размешал чай деревянной ложкой и лишь затем поднял голову.

– Отца Сергия обуревали страсти, мне же, слава богу, они не угрожают. – Он говорил медленно и спокойно, как будто со скрипом. Ксения фыркнула и выпятила почти обнажившуюся грудь. Архивариус невольно скользнул взглядом по ее шее, ложбинке между крутыми склонами и пожал плечами.

– И…ничего? – поинтересовалась Ксюша.

– Ничего, – с трудом разжав онемевшие губы, заключил архивариус.

Ксения недоверчиво хихикнула.

– Нормально… Ну наливайте хоть чаю.

Она поплотнее запахнула халат и ухнулась в старое плетеное кресло, которое отчаянно скрипнуло.

– Тут, как я вижу, одна рухлядь, – отметила она. – Везде.

Архивариус сосредоточенно размешивал сахар… Пили молча. Так же молча, Ксения поднялась с кресла и ушла к себе наверх.

Корнилыч снова остался один. Со второго этажа доносились, то легкий вздох, то поскрипывание кровати… Он снова попытался вернуться к работе, но смысл текста теперь уже совершенно не воспринимался. Тогда он поднялся, отыскал под лестницей топор и вышел наружу.

Уже было достаточно светло, чтобы различать предметы. Корнилыч зашел за домик в дровяник, взял пару чурбанов, вынес их на площадку, потом осмотрел топор, присмотрелся, не затуплено ли лезвие, потрогал пальцем. Острое… По очереди устанавливая чурбаны на пень, раскроил их размеренными ударами на поленья. Собрал дрова в охапку и, стараясь не слишком шуметь, внес их в домик, сложил у камина, после чего аккуратно поставил топор под лестницу, запер дверь и вновь уселся за стол.

Проснулся он от шума, происхождения которого сразу не мог понять. Комнатка была заполнена солнечным светом, несмотря на то, что оконце было незначительных размеров. Ксения стояла перед ним уже одетая.

– Ну что, святой отец, – ехидно спросила гостья, – целы ли ваши пальцы?

Архивариус, еще не придя в себя со сна, не сразу уловил иронию. Ксения рассмеялась. Наконец он понял издевку и хмуро спросил, не поставить ли чайник.

– Повесьте его себе на то самое место, да привяжите, как следует, а то упадет, – хохотнула Ксения и, выйдя, хлопнула дверью.

Он долго сидел неподвижно, упорно наблюдая за перемещением луча солнца по боковине лестницы, как дверь снова распахнулась. Опять Ксения.

– Я вернулась, чтобы извиниться. Я сама не понимаю что вытворяю, но исправлюсь, я обещаю. Только вернитесь…

Она шмыгнула носом и снова исчезла. Архивариус сжал пальцы, в которой была пишущая ручка, и отшвырнул ее обломки в угол комнаты.

Автобус, на котором Ксюша отправилась в Питер, шел по тому же маршруту, который она вчера преодолела на задрипанном Мерседесе. Завидев знакомый перелесок, попросила водителя выпустить ее. Тот остановился не сразу, и Ксении пришлось возвращаться обратно, к перекрестку с дорогой ведущей на базу отдыха. С минуту она постояла в раздумье, но никуда не пошла , а устроилась на пеньке у обочины.

Подобрало Ксению маршрутное такси – микроавтобус предпринимателя. За ту же плату что и рейсовый. Она уселась на заднее сидение в угол и прикрыла глаза. Казалось

только на секунду, как беспощадный голос водителя объявил – «Приехали!».

Андрей, явился только под вечер, и завалился спать – видимо переутомился на банкете, а может и еще где… Почти трезвый. Как развивались события у них в сауне, не рассказывал, да

Ксению это не больно-то интересовало. Из его бормотаний

она поняла лишь, что его подвезли на машине.

Дверной звонок Ксения услышала сразу, несмотря на то, что он был очень коротким и негромким. Сразу вскочила, опасаясь, что Андрей проснется, накинула халат и босиком скользнула в прихожую. Не спрашивая, кто за дверью, торопливо сняла предохранитель, оттянула скобу и толкнула дверь. В проеме стоял Корнилыч с большой связкой бумаг в руке. Ксюша почувствовала, как губы ее расползаются в улыбке. Он смотрел пару секунд в пол, потом поднял глаза. Это были живые глаза живого человека. Смотрели они немного растерянно, немного устало и немного… Ксении даже не поверилось. Те самые искорки, промелькнувшие в тот день, в архиве, светились в глазах яркими, крупными звездочками. Но это снова длилось недолго он вновь уронил взгляд, перевел в сторону, промычал что-то про замок. Затем боком проскользнул мимо нее в прихожую.

– Не хотите чаю? Я вам согрею, – в отчаянии попыталась

остановить его Ксюша…

Архивариус заторопился, сунул ключ в скважину и рванул дверь. Но все же покачал головой. Хоть и отрицательно.

Архивариус выходил на работу теперь следом за квартирантом. Он дожидался, когда за Андреем захлопнется входная дверь и, почти следом покидал свое лежбище, словно чего-то опасался, хотя Ксюша не допускала больше никаких провокаций и не высовывалась из своей комнаты пока не убеждалась что в квартире одна. Даже в архиве Ксюша не смотрела в его сторону, работала тихо, словно мышка, не задерживалась больше у стола, и не задавала никаких вопросов, Теперь и к нему она приходила в синем длиннополом халате застегнутым до подбородка, и на все пуговицы, но ни ее примерное поведение ни даже ее одеяние уже не могли обмануть архивариуса, потому что при движениях тела этот бесформенный мешок, вырисовывал то крутую ягодицу, то западал на талии и он еще слишком хорошо помнил, как все это выглядит наяву…Хотя за перегородкой по ночам прекратился грохот кровати но теперь и малейший шорох за ковром выводил его из равновесия, , как будто несносная шантажистка могла, вдруг, шагнуть с ковра прямо к нему в постель.

Музыка, однако, играла недолго. В один из дней Михаил замешкался, собирая бумаги, и заметил в окно, что Андрей уже вышел из дому. Корнилыч стал поспешно совать папки в объемистый портфель, но они не помещались, как назло куда-то затерялся один из ботинков и, когда он его обнаружил, время для бегства было упущено. Потому, открывая дверь своей комнаты, он насторожился. И не напрасно. Из душевой явственно доносился шум воды. Приоткрыв немного дверь, осмотрелся. В кабине было темно и кто там плещется разглядеть было невозможно, но женский халат брошенный на спинку стула не оставлял сомнений в реальности грозящей опасности. Корнилыч, как можно тише, выскользнул в прихожую, и уже прикрыл свою дверь, как в углу вдруг что-то ярко вспыхнуло и осветило помещение. Он обернулся – прямо перед ним, в кубическом световом пространстве, обнаженная женская фигура изгибалась под дождевой сеткой. Глаза Корнилыча забегали по сторонам, но затем, словно гвоздики под действием магнита, вновь сфокусировались на видении. Взгляд скользнул по рукам, плечам, груди, по ноге, изогнутой в колене, вырисовывающимся бедрам, ягодицам… Изображение хоть и было слегка размытым, но от этого, вопреки логике, почти физически осязаемым… Руки Корнилыча затряслись, папки, которые он держал, выскользнули и шумно упали на пол, бумаги разлетелись по прихожей. Он бессознательно подхватил те, что ему подвернулись, и выскочил в подъезд, чувствуя, что еще мгновение, и его парализует. Вытолкнуть себя из подъезда ему уже потребовалось усилие.

Ксения слышала, как тихо хлопнула дверь комнаты Корнилыча, как что-то шумно упало, потом все затихло, на несколько секунд, и снова шум, торопливые шаги, словно за кем-то погнались собаки. Затем сильный хлопок входной двери… Ксюша выключила воду, отодвинула штору, увидела разлетевшиеся по полу бумаги и невольно захлопала в ладоши. Она его достала!

Перед уходом Ксения собрала потерянные документы архивариуса, полистала их, пытаясь вникнуть в их суть, но это оказалось слишком сложным для среднего ума. Да и не до того было. Пришло время ковать железо, она это понимала и чувствовала, и нельзя было допустить, чтобы оно остыло. Ксюша догадывалась, что для таких партнеров как Корнилыч, процесс этот может быть уже необратимым. «Или сегодня или никогда…» Она сложила документы в аккуратную стопку и перевязала бечевкой, которую нашла тут же, на полу, подсушила волосы феном и быстренько переоделась.

Войдя в архив, Ксения попыталась заглянуть в лицо беглеца, но он опустил голову низко, хотя перед ним на этот раз не лежало никаких бумаг. Ксюша положила на край стола его папки. Архивариус шевельнулся, но продолжал сидеть, словно парализованный.

– Я собрала все, но не знаю, как их рассортировать…

Голова Корнилыча шевельнулась и он, наконец, поднял на нее глаза. Угол, где стоял стол, не очень хорошо освещался и Ксюша не поняла, то ли слезы блестели в его глазах, то ли безумие заставляло их так светиться. Она неуверенно улыбнулась ему и почти шепотом пообещала:

– Я сейчас приду. Только переоденусь. Я же еще, как будто, на службе…

Он провожал ее беспомощным взглядом, который никак не мог отодрать от ее ягодиц. Когда хлопнула дверь он закрыл глаза, но изображение никуда не пропало. Корнилыч решил, что вероятно это последние кадры из фильма его жизни.

Когда в коридоре звякнула дужка ведра, и в проеме двери вновь появилась Ксения в своем убийственном халатике, он поднялся, стал перебирать бумаги, не глядя в них, затем снова опустился на стул.

– Можно убирать? – с каверзной улыбкой спросила Ксения.

Не дождавшись ответа, она втащила ведро с водой, обмакнула в него швабру, обмотанную мешковиной, и звучно плюхнула ее на пол. Корнилыч снова принялся сосредоточенно рыться в ящиках стола. Ксения искоса наблюдала за ним. И без того не слишком привлекательное лицо несчастного мужика покрылось красными пятнами. Похоже, что он порывался что-то сказать, но раздавалось лишь нечленораздельное мычание. Более красноречивого подтверждения тому, что незыблемые еще вчера позиции окончательно сданы трудно было вообразить. Неожиданно архивариус вскочил, стремительно направился к двери, затем, резко сменив курс, вплотную приткнулся к Ксении. Та, растерявшись, невольно сжала палку швабры и напряглась (ей показалось, что он собирается выбросить ее в окно), однако с удивлением обнаружила на его лице не угрозу, а выражение насмерть перепуганного человека. Кое-как, трясущимися губами Корнилыч промямлил что-то о каком-то подарке, который все равно не нужен и, чтобы не выбрасывать… Он сунул ей что-то в карман и продолжал стоять с опущенными глазами. Ксюша вдруг заволновалась и почувствовала, что у нее самой начинает темнеть в глазах. Она подошла к двери, вставила ключ в замочную скважину, помедлила секунду и повернула его. Не глядя на архивариуса, который продолжал торчать пнем на прежнем месте, зашла за стеллаж. Окаменевший Корнилыч невольно скользнул взглядом, сквозь просветы между бумагами, и увидел, как она остановилась, расстегнула нижние пуговицы халата, распахнула полы.

Блеснувшие белые бедра и округлые ягодицы ослепили его. Бедняга чувствовал себя совершенно беззащитным перед безжалостной хищницей.

Когда она приблизилась, он дернулся, словно намереваясь

оттолкнуться, но коснулся пальцами ее обнаженной груди, весь затрясся и, скользнув руками по ее бокам, талии, бедрам, упал на колени и уткнулся лицом в разъехавшиеся полы халата. Неуправляемые руки обхватили тугие ягодицы и Ксении показалось, что он сейчас оторвет ее от пола и, прикоснувшись к его плечам, шепотом велела подняться. Тот подчинился, с трудом ослабив объятия, и медленно встал, скользя ладонями по шелковистой коже ее тела, ощущая ими каждый изгиб. Халат, застегнутый на верхние пуговицы, собрался на груди, и Ксения расстегнула их. Она не смотрела в лицо архивариуса, но улавливала дрожь его тела, которая передалась и ей и Ксения, непроизвольно всхлипнув, срывающимся шепотом попросила, чтобы он положил ее на пол. Тот, видимо ничего не понимал или не слышал, и Ксения сама потянула его вниз к незабываемым ложбинам и склонам где остались невскрытыми груды самородков но где-то что-то грохнуло, (наверное, пьяные плотники этажом ниже уронили доску) и Ксения внезапно и грубо вернувшись в реальность почувствовала, что лежит на залитом водой полу. Она, вскочила, увидела растерянного архивариуса в измятых и мокрых брюках, перевела взгляд на свой халат с темными разводами намокшей ткани. Времени вникать в то что произошло, и произошло что либо вообще, не было и Ксюша мобилизовала всю свою дееспособность.

– Быстро садись за стол и никуда не высовывайся. Я переоденусь у себя и принесу тебе из дома одежду.

Ксения подняла опрокинутое ведро, затолкала Корнилыча за стол, подняла упавшую швабру, но не успела повернуть ключ, как кто-то дернул дверь. Она замерла, посмотрела на побледневшего архивариуса и прижала палец к губам. Дверь снова дернулась, за ней послышалось какое-то бормотание, затем удаляющиеся шаги. Ксения, выждав пару секунд, осторожно повернула ключ и, распахнув дверь, высунулась в коридор.

– Здесь открыто.

В дверях появился Петелькин с озадаченной физиономией.

– Здесь немного заедает собачку, надо дергать поэнергичнее. Из-за вас поскользнулась, придется идти переодеваться, – отчитала она сотрудника.– Ущерб за ваш счет!

Он проводил ее взглядом и, хмыкнув, вошел в комнату.

– Мне нужно подобрать материал по мостам, – не глядя на

архивариуса, который нахохлившись уже сидел за столом, проворчал Петелькин и прошел за стеллажи. Переложив пару папок с места на место, высунулся и попросил Корнилыча помочь отыскать документы. Тот забормотал, что у него приступ радикулита, и он не в состоянии даже встать. Нужно немного отсидеться. Петелькин с неудовольствием покосился на него и вернулся за стеллаж.

Архивариус, обычно непреклонный в соблюдении порядка работы с документами, на этот раз вынужден был позволить Петелькину похозяйничать и даже взять бумаги с собой. Выходя из архива, тот приостановился в дверном проеме, потыкал пальцем в язычок защелки, оглянулся на Корнилыча и скривив в сомнении губы удалился.

Ксюша вернулась довольно быстро со свертком в руках. Выражение ее лица не предвещало ничего хорошего. Предварительно пройдя по архиву и убедившись, что они одни, она подошла к столу и бросила сверток перед носом Корнилыча.

Архивариус, предчувствуя недоброе, съежился.

– Возьми свои штаны. Ключ от комнаты в кармане. Я прихватила первые, что попали под руку. Презент твой, там же. Я не проститутка и на жизнь этим…не зарабатываю. И даже если бы я была шлюхой, тебе, тем более, не следовало раздавать семейные реликвии.

Корнилыч пробормотал что-то нечленораздельное.

– Где же твои принципы? Первой попавшейся потаскушке, какой ты меня считаешь, отдаешь семейные ценности. Конечно, ты по другому не мог подумать. Я ведь старалась, как могла … Очень уж хотелось испробовать свои коготки на безнадежном материале. Что за победа охмурить мальчишку – у него всегда топорщится, а вот реанимировать такое… Через пару недель мы уедем, но ты можешь выгнать нас уже сегодня. …

Корнилыч сидел неподвижно, не поднимая глаз, но и без того хорошо представлял ее разгоряченное лицо, повлажневшие глаза. Его не удивила и даже не озадачила реакция женщины, которая только что сама, по сути, провоцировала его…

Ксюша оттолкнулась от стола, быстро пошла к выходу, но у двери остановилась.

– Если будешь иметь дело с проституткой, имей в виду, что они предпочитают наличные. И, желательно, в долларах. Зеленые такие бумажечки.

Дверь громко хлопнула.

На улице свежий ветерок немного охладил ее пылающее лицо и она стала приходить в себя. Отчего, собственно, истерика? Она хотела поставить его на колени и она это сделала. Следовало бы торжествовать… Но с чего она набросилась на него – разве он мог предположить, что ею движет нечто иное? Что это иное она не могла понять раньше, а еще меньше сейчас.

Хотя Ксюшу и оскорбляло, что он принимает ее за потаскушку, но при трезвом размышлении понимала, что наверное иначе не объяснить, зачем с таким усердием и расчетливостью загоняет она безобидного пожилого человека в угол. Но самое неожиданное это то, что это безумие подхватило ее саму. А если бы не алкоголики с нижнего этажа?!… Идиоты безрукие!

Даже сейчас, в порыве раскаяния Ксюша догадывалась, что этим эпизодом дело не кончится, потому что в голову невольно выстраивались мысли об очередной западне. Попробуй, разберись тут… И посоветоваться не с кем. Кто бы мог понять ее? Подруга? Та вообще бы заявила, что Ксюша просто дура – упустила возможность принять самое действенное лекарство. Сейчас бы уже забыла, в какую сторону открывается дверь к архив. Вообще то, может быть, она и права… Ну плотники, вообще-то, козлы!

Архивариус, оставшись один долго бродил между стеллажами, остановился у окна, выглянул наружу на небольшой аккуратный сквер с диагональной дорожкой посыпанной красноватым песком. У середины дорожки серая гранитная плита, с низким бордюром. Архивариус никогда раньше ее не видел. Какой-то прохожий, в длинном черном плаще, с обнаженной головой стоял перед памятником и, вероятно, читал текст, который из окна разобрать было невозможно. Похоже, что захоронение свежее. Но чье и почему здесь? Прохожий вдруг оглянулся на окно у которого стоял архивариус. Лицо как-будто знакомое. Не сам ли это он?

Голос неугомонного Петелькина, опять забредшего в архив, вернул Корнилыча к действительности. Он вздрогнул, и изображение за окном сменилось на знакомый двор с тропинкой вдоль здания и густым кустарником вдоль металлического забора с коваными наконечниками…

На период ремонта третьего этажа этого баламута подсаживали в архив. Это были жуткие дни, для Корнылича На первый взгляд серьезный человек, средних лет, с ученой степенью на деле оказался невыносимо легкомысленным болтуном, единственной темой словесных исследований которого были женщины. Порнографических журналов в его рабочем столе было больше чем деловых бумаг, и он усиленно пытался приобщить к созерцанию женских прелестей самого архивариуса. Кроме того, он нередко закладывал за воротник, и частенько являлся на работу окрыленным. Но, самым ужасным было его пристрастие к табаку. Он смолил беспрерывно казалось, все, что могло источать при тлении смрад.

Озабоченность, которую Петелькин носил на лице, не говорила ни о чем. Он мог, не меняя выражения нести такую околесицу, что у дворника завяли бы уши. На этот раз он вспомнил, что забыл захватить подборку материалов к отчету минувшего года об уровне рождаемости дефективных детей, которую когда-то просил подготовить архивариуса. Корнилыч напомнил, что подборка была сделана, но срок отчетности давно прошел и он снова разложил подготовленные документы по своим местам.

– Как?! – изумился научный сотрудник. – Нет, вас пора увольнять, гнать поганой метлой, а архив ваш сжечь. А, когда весь этот тлен выгорит, оборудовать кабак со стриптизом. Представьте, старина, как в ваших патриархальных стенах, где-то вот здесь, под сводами, молоденькая, стройная девушка, предположим, наша Ксюша обнажает свои прелести в потоке цветомузыки, под звон хрусталя, в волнах ароматов от марочных вин, коньяка и фруктов…

– И в клубах дыма, – прервал его фантазии архивариус. – Пожалуйста, не курите здесь. Нельзя.

– Да! Те дни, что я провел с вами, были для меня сущей пыткой, вы меня замордовали своими нравоучениями, борьбой с курением, алкоголем… Нет, вашу богадельню нужно просто развалить бульдозером, а вас предварительно запереть здесь, чтобы, не дай бог, не выскочили.

К удивлению Петелькина Корнилыч согласно кивнул головой.

– Может быть вы и правы.

– Что-то я вас сегодня не узнаю, – озадачился баламут и счел за разумное удалиться.

Ксения вернулась в институт, зашла в отдел кадров и предупредила Коклюшкину, что уйдет раньше окончания рабочего дня – плохо себя чувствует…Кадровичка, вопреки ожиданиям не возмутилась, а, напротив, с многозначительным видом кивнула.

– Ну, в таком положении это бывает. Конечно, иди, если уборку закончила. Кушай больше солененького…

Ксения не сразу поняла, какое положение имеет в виду инспекторша, а когда до нее дошло, не стала переубеждать участливую тетку. Пусть думает, что хочет… Не до нее. Все, что ей хотелось – реабилитировать себя, снова увидеть блеск в его оживших глазах… Только бы он не впал снова в свое состояние ископаемого динозавра. Она готова была умолять простить ее за свою дикую выходку, объяснить, почему встала на дыбы…, если бы сама понимала, что с ней происходит. Может быть в самом деле обратиться к психиатру, или какой-нибудь бабке-знахарке.

Дома никого не было и Ксения, попив чаю, принялась ждать хозяина, заново продумывая свое покаяние … С каждым вариантом слова становились все лживее, зато теплее и убедительнее…, но Корнилыч домой больше не вернулся.

Недалеко от сквера, у которого она с Женей договорилась встретиться, Ксюша зашла в гастроном, купила маленькую бутылочку водки, соленый огурец и четвертинку ржаного

хлеба.

Вернувшись назад, она уже застала Женю, озиравшуюся по сторонам.

– Не оторвала тебя от приятных занятий? – поинтересова-

лась Ксюша

– Какие приятности могут быть в учебе? Разве что в преодо-

лении неприятностей. Одна эта математика столько счастья приносит! Особенно матанализ… провалился бы он …в другой анализ. Ну, что у тебя за программа?

Ксения деловито огляделась.

– Пойдем в скверик, там, в углу скамейка и столик, как раз то, что нужно.

– Что-то предстоит?! – воодушевилась подруга.

– Что-то, – подтвердила Ксения.

Сквер был пуст, лишь в дальнем углу копошились двое малышей под «надзором» бабули, прикорнувшей на краю скамьи. Судя по тому как голова ее, время от времени, покачивалась можно было понять, что надзиратель спит.

Столик был в углу сквера за кустом. Ксения выставила на на него водку, разложила закуску. Женя округлила глаза. Подобные сюрпризы вполне в ее духе, но Ксюха! Способная ученица, однако….