Текст книги "Скучный разговор на заре"

Владимир Михайлов
Скучный разговор на заре

Голос Серова был неприятен. Словно муха билась, билась, билась в иллюминатор… Горин глубоко вздохнул, но еще несколько секунд прошло, пока ему удалось разложить это жужжание на составляющие. Наконец он стал понимать слова.

– Горин! – бормотал Серов. – Коллега Горин! Да вы меня слушаете?

– Слушаю, – нехотя ответил Горин. Ему не хотелось разговаривать.

– О чем вы задумались?

– Да ни о чем. Что тут делать?

– Ошибаетесь, коллега. Глубоко ошибаетесь! Именно думать! – Серов произнес это точно таким тоном, каким читал лекции уже много лет подряд; по голосу старика нельзя было понять, какие чувства сейчас владеют им, и владеют ли вообще: голос профессора всегда дребезжал, как плохо собранный механизм. – Думать! Мыслить, анализировать, делать выводы!

Горин мысленно испустил стон. Стало ясно, что от старика не отвязаться и он не даст покоя.

– Я согласен с вами, профессор, – сказал он, стараясь произносить слова как можно яснее.

– Вот и чудесно! Вот и великолепно! Человек должен думать, друг мой. Так скажите же, что именно вы об этом думаете?

Горин с трудом отвел взгляд от пепельницы. Пепельница была массивная, привычная, смотреть на нее было приятно, это успокаивало. Теперь Горин стал смотреть на кресло. На нем не было мягкой подушки, на которой так удобно было сидеть. Горин негромко выругался.

Серов мелко, противно засмеялся.

– Это великолепно! – сказал он затем. – Это исчерпывающе, если говорить об эмоциональной стороне. Но меня интересует анализ. В конце концов, мы здесь для того, чтобы наблюдать и делать выводы. Вернемся поэтому к нашей теме. Только скажите: как вы себя чувствуете?

– Немного болит голова, профессор, – сказал он. – А вы?

– Голова? В чем дело?

– Нет, ничего. Мне еще вчера казалось, что я простудился. Как себя чувствуете вы?

Профессор ответил не сразу.

– Полагаю, что «нормально» будет самым точным определением. Нормально. В пределах нормы, вы понимаете?

«Зануда», – подумал Горин и ответил:

– Разумеется, я понял.

– На таких, как я, мало что оказывает влияние. Недаром в институте меня звали Верблюдом.

– Гм… – Горин ощутил некоторую неловкость.

– Что? Ну да, незачем снабжать вас давно имеющейся у вас информацией. Я, кстати, не обижался, принимая во внимание мою неприхотливость и выносливость.

Горин пробормотал что-то неразложимое на слова. Всякий знакомый с профилем Серова и его манерой задирать голову и смотреть свысока вряд ли ошибся бы, устанавливая генезис клички.

– Да, студенты, студенты… Обязательно примите что-нибудь от головной боли, слышите?

– Пройдет, – сказал Горин устало. – Все проходит…

– Фу, коллега, стыдитесь. Не хватает только, чтобы вы оказались нытиком. Самая гнусная порода людей. Вы согласны? – Серов умолк и через несколько секунд чуть ли не с удовлетворением произнес: – Вы меня все-таки не слушаете. Так я и полагал. О чем же вы думаете?

Горин думал о Лилии; кресло рядом с ним принадлежало ей. Но говорить Серову о Лилии было незачем.

– Да так, – сказал он. – Думаю в общем…

– Вот это плохо. Никогда не надо думать в общем. Всегда – конкретно. Это необходимо для работы и, кроме всего прочего, помогает поддерживать тонус. Итак, начнем с анализа конкретной обстановки, если не возражаете.

– Вряд ли это нам под силу, – проворчал Горин. – Мы не специалисты.

– Да, – сказал старик, – Не специалисты. Но наш долг перед специалистами… Однако не заставляйте меня высказывать тривиальные вещи. Начнем с конкретной обстановки.

Горин взглянул на часы. Строго говоря, это было невежливо; такая мысль почему-то развеселила Горина. И до восхода оставалось уже немного.

– Одну минуту, профессор. Скажите: вы оптимист?

– Я? Как вам сказать, друг мой… Полагаю, что ученый по природе своей должен быть здоровым пессимистом. Потому что, зная невозможность достижения конечной цели – абсолютного знания, – он все же делает все возможное для постижения частностей. И конечно, исходит при этом из объективных данных. И занимается этим всю жизнь. Всю жизнь! Этого вы не забыли?

Горин, помолчав, ответил:

– Нет.

– Вот и великолепно. Да, вы не голодны? Я хочу есть.

Серов громко зачмокал. Но Горину есть все равно не захотелось. Было такое ощущение, словно он насытился навсегда.

– Ну вот, – удовлетворенно сказал старик. – Итак, начнем с того, что нам повезло.

– Повезло?

– Вне всякого сомнения. Наблюдать подобное явление, если не ошибаюсь, не приходилось еще никому. В литературе, во всяком случае, подобное не описывалось… О!

– Что?

– Нет, пустяки… Следовательно, не будем терять времени. Я не люблю терять время, вы, надеюсь, имеете об этом представление. Давайте же проанализируем то, что мы наблюдали, и попытаемся установить причины.

– Вы думаете, в этом есть смысл?

– Приступая к работе, я всегда предпочитаю думать, что результат будет достигнут, и… Да. Итак, восстановим последовательность событий. Да вы примете таблетку или нет? Что вы за работник с больной головой? Примите сейчас же. Возьмите там, справа…

– Да, знаю, – пробормотал Горин.

Он проглотил таблетку и запил водой. Оказывается, ему хотелось пить. Таблетка подействовала почти мгновенно.

– Другое дело, – сказал старик. – Даже дыхание у вас нормализовалось. Итак, что мы имели вначале? Предмет…

– Лучше – тело, – сказал Горин.

– Почему – лучше? Хорошо, пусть тело. Итак, тело, обладающее массой… Попытайтесь охарактеризовать массу как можно точнее.

Горин помолчал, подсчитывая.

– Полагаю, – сказал он, невольно подражая манере старика, – что масса составляла… на интересующий нас момент… двадцать семь тысяч – двадцать семь тысяч пятьсот тонн.

Он поморщился: красный огонек раздражал его, и звук падающих капель тоже. Но тут ничего нельзя было поделать.

– Для простоты примем двадцать семь тысяч. Следовательно, тело, обладавшее массой в двадцать семь тысяч тонн, соприкасалось с грунтом в отдельных точках…

– В шести точках, – уточнил Горин.

– В шести точках – в течение…

– Сейчас… Двух часов и четырнадцати минут.

– Двух часов и четырнадцати минут. Коллега, вы наблюдали на протяжении этих двух часов и четырнадцати минут что-либо, что можно было бы теперь интерпретировать как начало процесса?

– Нет, – сказал Горин. Он подумал еще, пытаясь вспомнить, и повторил: – Нет.

– К сожалению, мы не вели специальных наблюдений, и это, безусловно, влияет на точность наших выводов. Но все же можно предположить, что процесс начался внезапно.

– Это был взрыв.

Старик неожиданно рассердился.

– В самом деле? Какое смелое утверждение! – ядовито сказал он. – А мне показалось, что это была майская роза! – Серов фыркнул. – Взрыв. Конечно, взрыв! Но что взорвалось? По какой причине? По-вашему, причина, конечно, была… м-м… субъективной?

Горин понял, о чем говорил старик.

– Да, – тихо ответил он.

Против ожидания, старик не разбушевался, но, вздохнув, сказал:

– Ну что же – исследуем и эту вероятность, хотя, с моей точки зрения, это будет пустой тратой времени. Впрочем… сделаем лучше наоборот. Вы же не станете возражать, друг мой, против того, чтобы ваша версия осталась заключительной и вступила в силу лишь тогда, когда все прочие предположения не подтвердятся?

«Какие еще предположения?» – подумал Горин, прежде чем кивнуть в ответ. Подумав, что кивка недостаточно, он проговорил.

– Пожалуйста. Пусть будет так.

Профессор сделал вид, что не заметил тона, каким эти слова были сказаны.

– Дело в том, друг мой, что ваше утверждение мы не можем ни доказать, ни опровергнуть: оно не входит в категорию предсказуемых событий. Поищем поэтому иные возможности. Например, не заметили ли вы… Лично мне показалось, что тело, о котором мы говорим, испытало весьма эффективное воздействие снизу, со стороны грунта. Что?

– Мне трудно сформулировать точно, – сказал Горин. – Впечатление было такое, словно распахнулась поверхность…

– Я отдаю, разумеется, должное вашей смелости в формулировках, но, позволю себе заметить, не понимаю, как это поверхность может распахиваться. Дверь может распахиваться, а не поверхность. Проявление неизвестной нам силы уместнее было бы сравнить с извержением небольшого вулкана. Здесь мы не касаемся протяженности события во времени, я хочу дать, так сказать, зримую картину.

– Я хотел бы указать, – ехидно заметил Горин, – на отсутствие серьезных свидетельств в пользу гипотезы извержения.

– Почему вы против, коллега?

– Потому, профессор, что этот, как вы выражаетесь, зримый пример может заставить нас мыслить в неправильном направлении. Существует целый ряд систематических ошибок, коренящихся именно в следовании неправильным представлениям, в результате чего…

– Вы еще станете учить меня тому, как не допускать систематических ошибок! – оборвал его Серов. – Ну погодите. Вы согласны с тем, что источник силы находился не выше, а ниже поверхности? Под землей – сказали бы мы, если бы дело происходило на Земле.

Горин не ответил.

– Коллега! Коллега!

– Нет, ничего, – медленно сказал Горин. – О Земле – зря…

– Ну простите меня, друг мой. Итак, если источник силы находился в глубине, а сила воздействовала на тело в продолжение весьма малого промежутка времени… Какова, кстати, ваша оценка?

Горин попытался сосредоточиться.

– Мне показалось, что все произошло в долю секунды.

– Несомненно. Но за какую долю? Я лично склоняюсь к оценке промежутка времени в десять-пятнадцать сотых секунды, но, принимая во внимание, так сказать, психические корни возможной ошибки, могу допустить, что явление длилось до трех десятых секунды. В литературе можно найти указания на возможность таких вот внезапных и кратковременных извержений. Мы же отвергаем эту гипотезу. Почему?

– Во-первых, сам характер местности не таков, чтобы можно было предположить возможность тектонических явлений…

– Иначе нас с вами здесь и не оказалось бы, – буркнул Серов.

– Согласен. Во-вторых, ничего не извергнуто, кроме того количества поверхностной породы, которое неизбежно при таком взломе ее изнутри.

– Да, вокруг в основном обломки тела, а не здешних минералов. Значит, не извержение… Ох!.. – застонал он снова.

– Профессор, может быть…

– Нога ноет немного. Ну-с, не извержение. Но и не взрыв – не такой взрыв, какой предположили вы. Что же?

– Попытаемся найти, – сказал Горин, чувствуя, что и в самом деле начинает увлекаться поисками. – Предположим, что на небольшом расстоянии под поверхностью существует некоторая полость. Разумеется, чем-то заполненная. Тело, вступив в контакт с поверхностью астероида, тем или иным образом воздействует на вещество, заполняющее полость, и оно взрывается.

– Я на вашем месте не делал бы столь опрометчивых заявлений, что заполняет каверну. И каким образом объект воздействует на это неизвестное вещество.

– Ну, это могла быть, допустим, нефть. Легкие фракции…

– Бензоколонка под поверхностью, великолепно. Но это все же не… Одним словом, до нас здесь не бывало людей, коллега.

– И не будет, – пробормотал Горин, чувствуя, как боль в голове разгорается снова.

– Будут, друг мой. Обязательно будут. Не сомневайтесь в эт

...

конец ознакомительного фрагмента