Текст книги "Мышь – рейв времени"

Владимир Одинец (Хайфа, Израиль)
«Мышь – рейв времени»

Дни – мыши времени, и гложут Они нам жизнь…

Г. Аполлинер. «Бестиарий»

– Ты проснулся?

Вопрос Максика был не вполне корректным, с учетом времени – восемь утра, да еще в первую неделю каникул! Дрюня выдал в трубку развернутый ответ – минуты на полторы, со множеством версий глагола и отглагольными вариантами, прямо относящимися к процессу воспроизводства млекопитающих. Максик усвоил новые обороты и лишь затем обозначил отношение к речи друга:

– Ты меня сокрушил. Выкуешь, чувила?

– Я до трех качал новый «медляк», – спуская пар, друг проснулся, подобрел и принялся хвастать: – Нашел даунбит и амбиент…

– Ну? – восхитился Макс.

– Греби ко мне, это полный отпад! «Экспириенс», «Солар Филдс», понял?

Максим засуетился. Друг, как сын богачей, имел «безлимитную выделенку» и мог шастать по Интернету сколь угодно долго, а ему приходилось ужиматься в пределах наработанных самолично денег, поскольку мать не могла оплачивать дорогущего – по ее зарплате – провайдера. Продав скачанное ночью Дрюней, Макс еще прикупит сетевое время. Класс! Захватив два чистых диска, он заскочил в ванную комнату, наскоро шарканул зубы, почистил язык от налета, дыхнул в стакан, понюхал мятный запах и поспешил в гости.

Дрюня сидел в наушниках, ритмично покачиваясь. Максим нарисовался перед ним, протянул ладони для дружеского хлопка. Встали, встречно повторили движения рук и лишь потом обнялись и трижды расцеловались. Это важно, это – ритуал! Изо рта Дрюни тоже приятно пахнуло мятной свежестью – он ждал друга, чтобы сбросить добычу ему на диск. Музыка заполнила комнату. Она растекалась по телу, пробегала волнами зябких мурашек, вздымая пушок на коже. Друзья валялись поперек Дрюниной постели, свесив ноги. Счастье ничегонеделания было совершенно кайфным…

И тут вперлась Юлька:

– Балдеешь, плесень? – Небрежный кивок гостю: – Привет, Максик.

Макс кивнул адекватно – друг не велел соблюдать с сеструхой нормы вежливости, – но та не увидела, она продолжала наезд:

– …а Сая встречать? Забыл?

– Сам доберется, не маленький…

– Папа сказал. – Старшая сестра пожала полноватыми для двадцати лет плечами и добавила: – Смотри, опять огребешь!

– Жулька, в будку! – огрызнулся Андрей, но дверь за сестрой уже закрылась. – Вот крыса, так тупо обломить!

Они успели. Саят, крупный парень, на полголовы выше друзей и вдвое шире в плечах, озирался на перроне. От него веяло такой провинцией, что уже в автобусе Макс почти простил ему расплющенную ладонь: «Урод, блин, я тебе что, кистевой эспандер, так здороваться?» Искоса поглядывая на дешевый китайский рюкзак гостя, на его полуказахскую физиономию, Максим понимал, насколько тоньше, галантнее они с Дрюней. А чего с деревни возьмешь?

Алексей Николаевич Воронов, менеджер молодежного ночного клуба «Лайф-Кайф», шел к своей Голгофе. Уверенная походка, безукоризненная одежда, мужественное выражение лица – кто бы заподозрил в нем ненависть к престижной работе? НЕНАВИСТЬ с большой буквы. «Лайф-Кайф» звучало приторно и позорно, но безденежным щеглам и сикушкам, косящим под рейверов, название и колорит нравились, поэтому полуподвальная дискотека была популярна. А главное – поднимала рейтинг Воронова. В будущем маячило повышение. Хозяин многих дискотек и казино, клубный промоутер Исай Елизаров заканчивал отделку элитного ночного клуба с претенциозным названием «Звездный нагуаль». Не обалдуя-племянника же поставит он туда! А толковые родственники Исая – все уже при делах. Хотя кто их, толстосумов, знает! Алексей сплюнул жвачку вместе со злом, народившимся при мыслях о возможной несправедливости, и поднялся по ступенькам к железной двери. Незнакомое лицо выставилось в окошечко:

– Вам кого?

– Это еще что такое? – возмутился Воронов. – Ты что, с дуба рухнул?

По интонации новый охранник понял свою промашку, распахнул дверь, пропустил начальство. Миновав отгороженную билетную зону – этакий предбанник, – Алексей Николаевич откинул тяжелую портьеру и начал спускаться вниз. Все это: лестница вверх, предбанник, лестница вниз, портьера и весь инвайромент вообще – были его детищем. Сам нашел, сам выпросил деньги, сам реализовал идею и – прыгнул от диджея в менеджеры. Обширный, неровный полумрак цокольного этажа чуть разжижался дежурным светом, создавая впечатление излюбленной съемочной площадки вульгарного боевика – ржавых внутренностей заброшенного завода. Выщербленный бетонный потолок в грязно-фиолетовой краске контрастировал с безукоризненно зажелезненным полом. Коленчатые канализационные трубы, изукрашенные жирными мазками неожиданно ярких оттенков зеленых, желтых, красных цветов, внушали мысль о ядовитом содержимом, хотя в них давно уже пересохли в пыль последние остатки дерьма. Швейная мастерская приказала долго жить еще в годы перестройки, и верхний этаж пустовал. Барная стойка оживляла танцзал, но двухъярусный подиум у противоположной стены – сварными лесенками и двутаврами снова все опошлял. Диджей Форос, в миру Евгений, косичковолосый придурок эпилептоидного вида, тестировал аппаратуру, уже разгрузив сумку от дисков. Напарник, по кличке Тим Флай, должен был появиться позже. Ответив на все кивки, Воронов двинулся в туалет. Похлопал всеми дверками, проверил смыв. И женская, и мужская части были в порядке. Дежурные уборщицы в синих халатах выжидающе встрепенулись.

– Увижу, что снова успеют пол загадить, – выгоню, – безадресно, но точно дал рабочий настрой Алексей сразу обеим.

– Так один нассыт на кружок, и никто потом не садится, – оправдание осталось за дверью комнаты отдыха, или – гордо! – чилаут-рум.

Начальник охраны, двухметровая горилла, и гориллоид помельче, облаченные в серые рубашки, попеременно толкали лапы в щель между стеной и лежанкой. Еле слышные на паласе шаги Воронова обе туши уловили одновременно и выпрямились. Алексей сделал вид, что ничего не понял:

– Сколько сегодня на смене?

– Шестеро. Один-два на фейсе, трое – на полу, один – в чиле и туалетах.

– Сегодня – без дождя, открываем «выгул». Справитесь?

– Должны. – Николай демонстрировал уверенность и лояльность.

Этого «бычару» Воронов ненавидел особенно. За спортивно-бандитское прошлое, за наркоту, которой тот травил дансеров, за белую «семерку», которую язык не повернется назвать «бумером», – да за все! Ненависть была неугасимая, как огонек «Зиппо», и давала силу держать дистанцию с этим типом. Выпустив дымок, менеджер пошел в артистическую, к подтанцовке.

– Как самочувствие? – спросил он всех, надеясь на ответ Светланы.

Не поворачивая красивое лицо, она, самая стройная и возрастная – двадцать пять лет! – пожала плечами под махровым халатом:

– Как всегда. А вы на что надеялись?

Две малолетки опознали ремейк анекдота «Не дождетесь!» – хихикнули. Дуры, это ваш суповой набор надо под халаты прятать, а ее роскошное тело как раз на обозрение выставлять. Воронов взглядом одернул девиц, а вслух выдал:

– Вот и славно. Сегодня ожидается наплыв. Каникулы начались.

Единственный человек в этом бессмысленном балагане примирял Воронова с жизнью – Светлана. Она была так харизматична в танце, так божественно пластична и восхитительно сложена, что у него, тридцатилетнего женатого мужика, все поднималось дыбом, когда эта девушка царила на подиуме. Жердеобразные партнерши рядом с ней выглядели буратинами, хотя тоже пришли из художественной гимнастики. Низкий звук проник сквозь звукоизоляцию – Форос начал разогреваться. Алексей пошел к барменам, проверил с фонариком стойки изнутри. Ритуал поиска запрещенного был привычен, стороны играли положенные роли. Воронов знал, что наркотой торгует Федор. Илье и Кате «бычара» не доверял. Амфетамин продавал гориллоид, и где он прятал таблетки – теперь было известно. Воронов глянул на часы, поманил рукой Николая, скрестив руки, свистнул диджею. В упавшей тишине спросил:

– Начинаем? – Поймал общий кивок, дал разрешение.

Лязгнула защелка дверей, впустив шум толпы. Первые посетители продрались через фейсконтроль, сменяли деньги на право оглохнуть, поколбаситься, то есть молодежно отдохнуть. Ритмично забухал евроданс, верхний свет сменился цветными огоньками, лазерными штрихами, ультрафиолетовой подсветкой, и полуподвал сказочно преобразился.

Сай, направляемый Юлькой, ледоколом прорывался к железной лестнице в шесть ступенек. Максик замыкал колонну. Два охранных жлоба перегораживали вход. Они остановили Саята, приставив ладонь к его груди:

– Ты че, борзой, всех раскидал? Пьяные не допускаются! Дыхни, ну!

Сай онемел от неожиданности, зато вступилась Юлька, точно копируя их обороты и тональность речи:

– Не, ну че, в натуре, наехали? Он трезвый, просто в первый раз, и обычаев не знает! Вы еще паспорт у него спросите и разрешение от мамы! Он малолетка и со спецом их подделал!

Охранники заржали, пропустили всех четверых, зато завернули девчонок, шедших позади, которые были явно моложе восемнадцати лет. Быстро кинув деньги кассирше, Дрюня с Максом втиснулись внутрь, подпадая под гипнотическое воздействие ритма, переворачивающего все внутри. Макс поднял глаза – и упал в глубокое черное небо, нет, скорее – фиолетовое, расцвеченное неожиданными росчерками пламени ярчайших цветов. Там, в бездонной вышине, искорками отсвечивали звезды, и понятно становилось, что пламя – оно рождено дюзами космических кораблей. Ядовито-зеленое, должно быть, от ионных двигателей, а нежно-голубое – просто обязано принадлежать ядерным реакторам! Вот правильный антураж для рейверского улета! Да, это круче тусни на питерских стадионах… В душе Макса родилась гордость за принадлежность к породе рейверов, умеющих чувствовать музыку и входить в иные миры. А музыка менялась, нарезая укорачивающимися кусочками пронзительно чистый и тонкий электронный звук, абсолютно невозможный для человеческого голоса, и ритм, настолько быстрый, что ушел за грань восприятия, – стал собственно музыкой, вздыбил волоски на коже и вздернул сердце наверх, к горлу. Максик сглотнул нахлынувшее чувство восторга. Диджей, творящий космической мощи музыку, священнодействовал за пультом. Оранжево полыхающие сплетения металла вздымались Эйфелевой башней и командирской рубкой одновременно. А руки, руки его двигались, одушевляли винил, чтоб звуки плыли, переливались и рождали ощущение музыки звездных сфер. Макс дернул Андрюху за полу, показал пальцем вперед, на бар. В «Микс-дансе», в прошлый раз, они начали с того, что выпили пивка, равняясь на большинство, – ну да, не очень уверенно еще чувствовали себя в этой среде. Все-таки рейв-туса на стадионе сильно отличается от рейв-клуба. Друзья и сейчас по-взрослому помахали бармену рукой, дождались пенной жидкости и начали сглатывать маленькими глотками.

Марку надо держать, хотя Дрюня позавчера признался, что «Эксель» гораздо приятнее горечи «Тюборга». Саят вместе с сеструхой болтался в толпе, как поплавок в пене, – высокий, блин! Толпа уплотнялась, в ней прыгали очень симпотные девчонки. Пора было нырять в массы. Оставив недопитое, друзья отдались броуновскому движению танцпола.

– Алексей Николаевич, разрешите обратиться? – Новый охранник прокричал в ухо.

– Говорите, – зайдя в комнату видеоконтроля, приготовился Воронов.

– Уборщица, которая помоложе, торгует наркотой. Засек два эпизода. Травка, судя по запаху в туалете.

Алексея скрутило от неприязни («Ну кто тебя просит следить, дурак! Да еще мне докладывать!») – надо решать проблему с вентиляцией, в зале дышать нечем, а тут! Нахлынула злость на этого придурка, на «бычару», который принял придурка на работу, на тупорылую уборщицу, которая дозу незаметно сбыть не может, и на себя, вынужденного играть дурацкую роль. Кто поверит, что менеджер дискотеки не знает о присутствии экстази и травки? Да уколбашенные – самый выгодный контингент! И пивка в баре натянутся, «вставляющий» коктейль купят, и главное – прыгать будут до утра. Ай, да что там говорить! Унимая себя, Воронов посмотрел на все экраны, вроде как по делу, совладал и выдал нейтрально-озабоченный текст:

– Начальнику охраны доложили? И что? Как не отреагировал? Хорошо, идите, работайте. Я займусь.

Открыто признать продажу наркоты у себя – надо быть идиотом! Алексей завел гориллу в артистическую, в присутствии подтанцовщиц – чем не свидетели? – гневно высказал все, что он лично о начальнике охраны думает, в свете возмутительного факта продажи наркотиков на его подведомственной территории. Кто засек – сказал, но кого засекли – нет. Зачем показывать этому гаду, что знает про его дилеров? Светлана и «жерди» молча слушали, пока разнос не закончился. Потом тихонько слиняли. Когда Воронов вернулся на танцпол, их на подиуме еще не было. Форос потно блестел, мучил звуки, убивал музыку, припадочно маскируя изувеченный труп под жесткий транс. Этот недоносок был из породы новых диджеев, которые множатся, как поганки после дождя, и лезут за пульт, не имея никакой техники сведения. Хотя, что сведешь на убитой аппаратуре! Однако пубертариев штырило по-настоящему. Их тела дергались, волосы взметывались, а глаза отражали упоение ритмом. Они неистово бились в судорогах обряда слияния с богом, пришедшим на смену богам родителей.

Вспотевшие друзья заметили знакомых. Леха-пе-нек, второгодник из параллельного класса, суетился в одном кружке с девчонками, одетыми модно, в обтягивающей одежде. Протиснувшись поближе, Дрюня начал интенсивно махать конечностями, стараясь все время быть напротив черненькой девушки, которая двигалась лучше всех. Она обратила внимание, смеясь, выкрикнула что-то и начала выламываться еще круче. В это время на подиум первого уровня выскочили три полуодетых танцовщицы и стали синхронно выделывать невозможные танцевальные па. Диджей быстро перелицевал звучание и сменил музыку, укротив бушевавшее техно. Народ просек расслабуху и разредился. Леха с подружками дрейфовал в чил, увлекая друзей. Максик оглянулся. Сая с Юлькой видно не было. На плоских диванах по периметру валялось человек десять. Софа в центре пустовала. Музыка зала не слышалась – тотально и густо звучала другая, не нарубаемая на куски барабанами. В ней плавились спирали и разлетные осколки больших кругов. Эти неспешные цветные движения растекались по стенам и потолку от четырех больших экранов, окрашивая вялый разговор нескольких взрослых:

– …сейчас нет рейва. Он умер в 90-х, а здесь – чисто пародия.

– … да это в мажорских клубах отстой гонят, но нормальный чел туда не пойдет – на кой мне толпа обдолбанных зажравшихся обезьян…

– Только не надо обобщать. Клубные таблетки – это одно, а нюхать и ширяться – мне лично впадлу!

– …и зачем сюда прешься?

– Кастинг провожу, на вечер половых встреч. Девочка отсюда – это не бикса с улицы. Уэлша помнишь?

– Ирвин рулит! – согласились все.

– …я – за поглючить, а драгз – совсем необязательно! Под псих-музон, без толкучки – отлечу, запросто. Добавить сюда флюоресцента, дать ароматизатор – не вылазил бы с чила…

Дрюня уже залег на софу, повернулся на бок, чтоб видеть друга, и умно вставил свои «пять копеек»:

– Ничего рейв не умер! Мы с Максиком в Питере тусанулись – такая уматная музыка…

Парень лет тридцати лениво оборвал:

– Вы че, вчера родились, малолетки? РЕЙВ – ЭТО НЕ МУЗЫКА!!! Ты меня убил простотой, пацан! Думаешь, ирокез зацветил – и уже рейвер?

Дрюня смутился. Они с Максом и впрямь подкрасили верхушки волос флуоресцентной гуашью, ну, чтоб потом легко смыть, и старики не просекли, если что. А критик продолжал:

– …ты разницу между попсовым хаусом и трансом сечешь? Тупой ынц-ынц с пустым вокалом от джангла отличишь? Въезжаешь, что баран за пультом ничего не умеет? Голос засэмплировать, свести толком…

– Не грузи пацанов, – вмешался другой. – Сказал, что рейв – это идеология, и ладушки. Вы «ЭКС» пробовали, рейверы?

– Да, – гордо соврали друзья.

– Тогда сами въедете…

И старшее поколение слиняло из комнаты, безнадежно испоганив друзьям вечер. Максик до слез жалел Дрюню, так растоптанного этими козлами. Поднимать глаза на друга было стыдно, и он уставился на черненькую, что разнеженно полулежала напротив. Ее бедра были бесстыдно разведены в стороны, и под очень короткой юбчонкой, сквозь темные колготки просвечивали светлые трусики. Максик на миг представил, что там находится, и джинсы предательски вздыбились. Пришлось перевернуться на живот, придавив «предателя», отчего приятная волна прокатилась по телу. Друг понял:

– Что, встал? У меня тоже.

Помолчали, сопереживая. У Дрюни по этой части был опыт, а у Макса – пока облом. Единственная подруга – «Дунька Кулакова», когда мамка на работе и можно заглянуть на порносайт. Лежать на животе, слегка ерзая пахом, было в кайф, музыка успокаивала, но блаженства, как утром в комнате у друга, Максик не испытывал и сказал на ухо Дрюне:

– А Леха знает, где купить экстази?

Втиснув руки в карманы, чтобы скрыть топорщение, они отправились на поиск.

Саят скакал напротив Юльки, обалдев от грохота. Дискотека была настолько круче поселковой, что даже слов не находилось для сравнения. Одного света хватило бы, чтоб завести толпу, а с такой музыкой – вообще полный отпад! Он был разок в Алма-Ате на стадионе, но там такая толкучка – не потанцуешь. Молодец сестра, знает, куда надо идти! Сай с удовольствием взглянул на Юльку. Та задорно вскидывала полненькие ножки, очередным бедром натягивая до предела юбочку, а груди почти выпрыгивали из лифчика. Круглые желтые колечки метались на мочках, обгоняя метания стрижки. Алые губы непрерывно двигались – она пела! Саят разбирался в красоте. Юлька некрасива, но так зажигательна, так поднимает руки вверх и покачивает ими, что тело ее, не перешедшее границ приятной округлости, смотрится весьма привлекательно. Во всяком случае, в поселке она котировалась бы высоко, и много морд пострадало бы в битве за нее. Интересно, а у нее парень есть? Должен быть, городские в таких делах всегда впереди… Музыка замедлилась, очень своевременно. Сай вспотел, хотелось пить, и он крикнул:

– Я устал!

Сестра потащила в сторону приоткрытой двери. Вечер опахнул разгоряченные тела. Сумерки смягчали жесткий галогеновый свет, очерчивающий площадку, где народ слонялся, курил, болтал кто о чем. Охранник внимательно следил за отдыхающими внутри загородки.

– А что он тут стоит? Он же на входе?

– Все, вход закрыт, после двенадцати народ уже почти не идет. Обычно колотим минут пять… Ты в норме? Пить хочешь? Тут коктейли – закачаешься! Пойдем?

– Не, постоим. Ты знаешь, я устал, давно не танцевал, да и спать хочется – у нас уже три ночи. Но меня хватит, пока ты не скажешь… Музыка крутая, я тебе скажу, только громкая очень…

– Что ты хочешь – столица! Здесь самый крутняк собирается. Пошли, взбодримся!

У барменши Юлька купила два высоких бокала с мутной жидкостью горьковато-лимонного вкуса, велела ждать ее:

– …а я приведу себя в порядок. Пара минут!

Саят понимающе улыбнулся. Ему в туалет не хотелось, видать, вся лишняя жидкость улетела с потом. Он посасывал коктейль, поглядывал по сторонам. Девчонки вокруг выглядели размягченными, доступными, готовыми на все. Вот эта, справа, даже ответила на улыбку, и никто узкоглазым не обозвал. Жалко, что скоро в армию, уж он бы здесь потрахался на славу! Было бы что в поселке рассказать!

Юлька вернулась довольная, поманила пальцем и сказала в ухо:

– Поцелуй меня и держи ее во рту!

– Что? – изумился тот – сестра ведь, хоть и двоюродная!

А Юлька уже тянулась к нему полными, влажными, алыми губами. Он приобнял ее за плечи, впился в эти сочные губы, которые всерьез ответили и очень трепетно присосались. Саят не заметил, как его рука спустилась на правильную позицию, чуть ниже талии, пробуя упругость попки. Юлька тем временем открыла губы и языком втолкнула ему в рот небольшой шарик. Сай отправил его за щеку. Начал отстранять, отжимать от себя непослушное девичье тело – стыдно, сестра ведь! Волна вожделения уже сделала свое дело, бедро Юльки могло воспринять мужской «твердый знак». Но сзади подпирала барная стойка, а спереди – Юлька. Они плотно соприкоснулись – его материализованное желание и ее животик. Вывернувшись, Сай отыскал бокал, пряча глаза, однако голос сестры зазвучал на диво весело и даже довольно:

– Проглоти, это снимет усталость! А ты очень вкусно целуешься, небось опыт по девушкам большой? – и, поскольку возражения не последовало, пошла дальше: – Я не знала, что ты такой темпераментный, членом чуть не проткнул!

Ее голос щекотал ухо и обжигал жаром. Допив коктейль, Сай поднял глаза на Юльку. Та улыбалась во весь рот, довольная смущением двоюродного брата. Улыбнулся и он:

– Что ты мне дала?

– Это для бодрости, их военным дают, чтобы не уставали. Они секретные, поэтому надо тайком. С поцелуем – приятнее всего, правда? Пошли, поваляемся в чилаут-руме?

– Это где? – Саят не переставал удивляться обилию новых названий.

Диванчики комнаты отдыха были не очень удобные, спинка выталкивала нижнюю часть туловища вперед, поэтому он сползал, пока затылок не стал надежным якорем. Глядеть в белый дырчатый потолок, расчерченный на квадраты металлическими полосками, было приятно – по нему струились разные цвета. У него в детстве был такой калейдоскоп, бумажная трубка со стекляшками и тремя зеркалами, красивая штучка… Ему показалось, что детство вернулось, настолько простым стал мир, когда рука Юльки взъерошила волосы:

– Отдохнул? Пошли, попрыгаем!

Они влились в танцующую массу, как дождинки в реку. Музыка зажигала, от усталости не осталось и следа, а окружающий люд был так восхитительно заведен, что Сай чувствовал каждого человека, как себя. Класс, как отличается эта дискотека от простых танцулек! Надо еще будет сходить и коктейли все перепробовать! А девчонки – загляденье! Вот эта оторва Юлька – просто богиня! Как движется, аж дух захватывает! Ей на конкурс красоты надо, с такими-то формами! суперская телка! Саят танцевал, ощущая небывалое единство с окружающими людьми, купаясь в мучительно приятных звуках… звуках, похожих на легкую зубную – не боль, нет! – сладостную чувствительность, когда старый зуб сменяется новым, уже покачивается, покидая обжитое место, но еще хранит родство с тканями десны. А окружающие его краски мира покачивались вместе с ним, пронзая насквозь глаза и сплетаясь со звуками в разноцветную сеть, надежно поймавшую всех и проросшую сквозь зал длиннющими побегами, будто нервами. И по этим общим для всего зала нервам сквозь всех-всех-всех пробегали общие волны неописуемого блаженства. Саят протянул руку скачущей напротив него богине, они задвигались совместно. Блаженство соприкосновения тел было настолько велико, что он обнял ее, а потом двинулся вслед за ней из толпы, прижимая к себе, чтобы не потерять ни мгновения близости…

Видеокамеры выдавали спокойную обстановку «выгула», порядок в зале, густое мельтешение у бара. Воронов отметил хитроумие «бычары» – бармен Федя смотрелся жалкой точкой в дальней перспективе, угол перед туалетами не просматривался. Вот туда протащилась парочка, завернула – и все, скрылась с глаз. Понятно, где торгует уборщица! Он для этого и заглянул в комнату охраны, чтобы удостовериться в своих подозрениях.

М-да, ситуация… Придется написать докладную Исаю, хотя тот не примет ее. А может, не писать? Хрен знает, вдруг пронесет, разрядится конфликт без проблем? Охранников набирал не он, а служба безопасности, пусть у них голова болит. Как всегда в такие моменты, Алексей резко пожалел, что у него нет достаточно денег для открытия собственного дела. Уж он бы организовал такую проверку охранникам, что ни одна тварь не рискнула бы наркоту в клуб проносить! А диджеев бы набрал из гвардии, с которой начинали в девяностых, с золотыми руками… И подтанцовку сделал бы на зависть, Свету забрал бы с собой, поручил ей ставить танец и солировать, чтобы на нее все специально приходили, и псевдоним ей позвучнее, типа «Анжелика, маркиза дансеров»! Мечты были сладостные, но несбыточные. Пол-лимона «зелени» надо было где-то взять, а своих двухсот тысяч хватало только на носовой платок – слезы вытирать! Разве что рвануть в Среднюю Азию, там попытать счастья? Ребята говорили, что можно стартануть с тремя сотнями. Сагитировать пару-тройку друзей, да расплеваться с Исаем? Воронов привычно делал контрольный обход, а идея с уходом в собственный бизнес все продолжала кружить на более низком, почти бессознательном уровне, никак не желая сгинуть…

По глазам директора Виктор понял, что никакого хода его заявлению не будет. Да и так понятно: одна шайка-лейка, что начальник охраны, что директор! Но не даст он этим сукам воли! Хоть один раз, хоть сегодня, но спасет зеленую пацанву от этих жлобов, не даст посадить на иглу! Виктор помнил, как ломало его младшего брата, как из талантливого парня получилось безвольное растение, живущее от «прихода» до «прихода». Сема, подсевший в Чечне на гашиш, уже не смог справиться и ширялся всякой дрянью, став «кроликом» среди подвальной шушеры. Когда он умер, менты вызвали Виктора на опознание. Изможденное тело брата с синими губами, выпирающим кадыком и «дорожкой» уколов по всему левому предплечью выглядело страшным упреком, и в сердце перемкнуло. Короткое замыкание выжгло сострадание к наркоманам со стажем, использовавшим Сему для проверки всякой дряни. Виктор нашел подвальную «тусовку», дождался темноты и от души поработал арматурным прутом. Бойню списали на нацболов. А тут тварь, уборщица, дескать, торговала коноплей и таблетками в открытую! Он видел, как мальки ныряли за угол, на ходу доставая мятые купюры, и сразу бежали назад, закидывая дрянь в рот. Иные курили в туалете. Троих он застукал, надавал оплеух и утопил косяки. Но в женский ему хода не было, хотя из распахнутой двери струился запах травки.

Спиной вперед из двери появился синий халат – она! Карман оттопыривается – точно она! И Виктор схватил гадину…

Пока ходили, возбуждение унялось. Леха скакал у подиума с теми же девками, чего-то вопил, потому с трудом въехал в тему, но прокричал:

– Вон к тому бармену, скажи «бабуина», он даст дозу и пива.

Бармен подозрительно осмотрел Дрюню, назвал цену и подал пиво. Под жестянкой в руку попал скользкий пакетик. Сунув его в карман, друзья сделали по глотку, оставили банку и бросились в туалет.

Закрывшись вдвоем в кабинке, стали рассматривать покупку.

– Это травка, – разочаровался Макс.

Недавно в школе им удалось сделать пару затяжек. Тот косячок достал опять же Леха и продал сразу четверым. Курили по кругу, два раза всего пыхнули. Да и не очень-то интересно было – так, поржали, и все. Но не пропадать же добру? Начали соображать, где выкурить, но вдруг внешняя дверь туалета с грохотом распахнулась. Ввалились, судя по голосам, двое.

– Дай, что у тебя в кармане! – продолжил раздраженный мужской голос, и гневно шипящий женский ответил:

– Отстань, идиот! Это не твое дело!

– Ты, сука, детей травишь!

Затрещала ткань, вскрик, что-то посыпалось на пол, во множестве запрыгало по углам, даже залетело в кабинку, прямо под ноги. Дрюня быстро присел, цапнул, сунул в карман. Максик подхватил друга, чуть не потерявшего равновесие, обнял за пояс. Они затаились. Еще один, более грубый мужской голос с блатным надрывом, вошел в ссору и перекрыл женский всхлип:

– Ты че лезешь, козел? Ты че, ваще не рубишь? На меня настучал, фофан бацильный. Файке мешаешь работать. Я щас тебя урою! – А затем звучный выдох «Ха!» и сдвоенный звук удара. Потом еще удар и всхрип боли. После трех таких вскриков уже первый голос – с издевкой:

– Что, качок, макивару проще бить? Ствол не мацай, руку сломаю, тварь!

Грубый откашлялся, сплюнул:

– Дурак, бля! Ты уволен! – и вдогонку шагам: – Сдашь ментам – убью!

Друзья едва расслышали: «Отсосешь!» – так грубый заорал на женщину:

– Ты ох%ла, дура, все с собой таскать? Я ж сказал, помалу! Собирай живее, б%дь, пока народу нет! – и звонкий звук пощечины.

Затем дверка кабинки распахнулась, теряя замок, и лапища рванула Макса с Дрюней наружу:

– Че здесь надо? А ну, бля, брысь на х%!

Громадный охранник проволок их к ближайшей двери, вытолкнул на улицу, промахнувшись в пинке по заду. Перепуганные друзья начали успокаиваться, только отбежав подальше.

– Вот гад, на нас зло сорвал!

– Урод, правильно тот ему репу начистил!

– А этой, уборщице – я ее видел раньше, – халат порвал! Во дал он ей, аж на карачках ползала. Только что собирала – я не понял?

– Да вот же! – торжественно заявил Дрюня, вынимая из кармана таблетки.

– Спрячь! – испуганно крикнул друг, оглянувшись. Никого за ними не было, и он спросил: – А как он нас заметил?

– По ногам! Присел и увидел… Или эта сказала, когда лазила…

Саят увидел дверку туалета с женским символом, затормозил, но богиня тащила вперед, и он не отпустил руку. В кабинке она взобралась на унитаз, впилась в его губы. Тело ее было близким, нежным, так возбуждало, особенно груди, мягко упершиеся, и бедра, настолько бархатные и мягкие, что пальцы ныли от удовольствия гладить их. Ему казалось, что на кончиках пальцев раскрылись жадные губы («И почему их не было раньше!» – дивился Сай) и теперь нежно лобзают каждый миллиметр ее кожи, утончающейся по мере приближения к заветному местечку. Богиня обхватила его за шею и бесконечно целовала, звонко чмокая, когда губы промахивались или соскальзывали от его резких движений. Саят не заметил, как джинсы расстегнулись и стали сползать по ногам, а член сам выпростался из плавок и устремился вперед. Руки, впечатленные теплом и упругостью ягодичек богини, задрали юбчонку и лезли в невесомые трусики.

– Не снимай, отодвинь, – и губы снова слились с ним, перекрывая дыхание.

Необычайно чувствительный и пульсирующий гигант («И когда он стал таким большим!» – удивился Сай) скользнул в жаркое и влажное обиталище, сначала преодолев легкое сопротивление, а затем – перебрав крайней плотью каждую складочку и упершись в конце пути в некую преграду, ощутимо нависшую чуть сверху… Наслаждение от движения и соприкосновения с преградой было так велико, что передалось от него ей, и богиня в руках Саята прогнулась назад с восторженным вскриком: «Ах!» А дальше началось бесконечное взаимное движение, которое Саят намеренно замедлял («А почему раньше мне это не удавалось?»), хотя богиня уже сомкнула ноги на его спине, полностью доверившись сильным рукам, поддерживающим ее бедра. Богиня сама задавала темп, вжимаясь в тело Сая, утопая в нем и вскрикивая при каждом подъеме и спуске. Она дважды успела выплеснуть на него свою страсть, сжимая его там, внутри, отчего силы только прибывали. А затем нежность вскипела и в нем, завладела руками, прижала богиню к груди, затопила все тело, прорвала плотину наслаждения и долго выплескивалась из него, затапливая Саята снизу доверху теплыми разноцветными волнами сладостного цунами…