Электронная библиотека » Владимир Першанин » » онлайн чтение - страница 2


  • Текст добавлен: 18 мая 2014, 13:59


Автор книги: Владимир Першанин


Жанр: Книги о войне, Современная проза


Возрастные ограничения: +16

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 2 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

Шрифт:
- 100% +

Капитан не стал стрелять еще раз. В него летели снаряды, и он отлично помнил, что легкая броневая защита не выдержит удара. «Сушка», сшибая молодой березняк, выскочила из зоны обстрела.

Раскаленная болванка, выпущенная тяжелым Т-4, врезалась в старую березу, выбив сноп щепок. Несколько секунд толстый ствол раскачивался, затем рухнул, ломая ветви. Вдоль просмоленной коры побежали язычки пламени.

Если опытный комбат Ивнев, пользуясь быстротой и верткостью своей машины, искал позицию для нового выстрела, то Афанасий Солодков, никуда не сворачивая, несся вперед.

– Афонька! – крикнул в рацию Карелин. – Куда лезешь?

– Командир! – дружно орал экипаж. – Щас нам врежут. Сворачивай!

Поздно. Девятнадцатилетний Афанасий Солодков вырвался на открытое место, остановился, успел даже выстрелить и сразу получил ответный удар. Но экипажу «шестимесячного» младшего лейтенанта, не успевшего набраться опыта ввиду нехватки времени, частично повезло.

Снаряд калибра 50 миллиметров с приварной головкой и впрессованным зарядом взрывчатки ударил в лобовую часть машины. Шел он наискось. Легко просадил и тридцать пять миллиметров брони, и тело механика-водителя. Прошил стенку моторного отсека (он находился справа от механика) и взорвался, мгновенно воспламенив двигатель.

Солодкову и двум другим самоходчикам удалось выскочить лишь потому что самоходки СУ-76 были открытого типа, а брезент смотан для лучшего обзора.

Взорвались снаряды. Вторая самоходка из батареи Ивнева превратилась в огненный клубок с развороченной рубкой. Экипажуспел отбежать на десяток метров, и, приходя в себя, наблюдал, как ревет, ввинчиваясь в морозный воздух, чадное пламя бензина, смешанное с маслом.

Наводчик кривился от боли в ушибленной ноге и материл младшего лейтенанта, который кинулся очертя голову прямо под снаряд, погубил механика-водителя, машину, да и остальной экипаж чудом не угробился.

– Учат все дураков, а воевать не умеете… куда тебя черт нес?

– Кубари нацепил, а ума не набрался, – поддержал приятеля заряжающий. – Давай, давай… вот давалку нам и расшибли. В пух и прах.

Афоня Солодков не слышал возмущенных голосов своих подчиненных. Нервно сворачивал и никак не мог свернуть самокрутку.

Он не мог оторвать взгляда от клубка ревущего пламени, в котором мог вполне остаться и сам. Мальчишеское лицо младшего лейтенанта подергивалось, а на губах блуждала, кривя рот, странная улыбка.

– Эй, Афанасий, очнись, – пихнул его заряжающий. – Все кончилось. Живы мы… живы.


Несмотря на потери, батарея самоходных установок свою задачу выполнила. Немецкая бронетанковая группа не смогла уничтожить отступающий стрелковый полк. Командиры СУ-76 неплохо использовали преимущества быстроходных машин и прицельность сильных пушек ЗИС-3.

Экипаж комбата Ивнева подбил и сжег тяжелый танк Т-4 с усиленной броней. Отличился экипаж Паши Карелина. Все видели, как после меткого выстрела взорвалось и горело огромным огненным клубком штурмовое орудие – хорошо бронированная «плуга», которую взять труднее, чем танк.

Самоходка Карелина удачно подловила рыскающий, поврежденный комбатом Ивневым танк Т-3 и разнесла ему гусеницу. Бестолково закрутившийся «панцер» добивали вместе с экипажем комбатовской машины. Миша Швецов врезал осколочным снарядом по разбегающемуся экипажу и свалил двоих танкистов.

К раздаче подоспела «сушка» лейтенанта Захара Чурюмова, гусеницу которой сумели быстро починить. Наверстывая упущенное, Чурюмов кинулся было преследовать сцепку из поврежденной «плуги» и буксирующего ее тяжелого Т-4.

В опасной близости пролетел один, другой снаряд, механик искал укрытие, а Ивнев приказал по рации:

– Не лезь на рожон. Решил после драки кулаками помахать…

Чурюмов благоразумно отступил, но свое все же взял. Высмотрел в сосняке бронетранспортер «Бюссинг», который, преследуя пехоту, забрался слишком глубоко. Два пулемета и автоматы экипажа уложили на ноздреватый смерзшийся снег половину стрелковой роты и отделение связистов с тяжелыми катушками телефонного провода за спиной.

Разнесли две санитарных повозки, издырявили полевую кухню вместе с поваром и помощником. Пулеметы перегрелись. Торопливо меняли стволы и патронные ленты. Автоматчики, стоя в бронированном отсеке, добивали расползавшихся раненых.

Двое красноармейцев подняли руки, но возиться с ранеными немцы не захотели. Одного прикончил из длинноствольного «люгера» молодой, перспективный унтер-офицер с медалью за храбрость. На втором скрестились трассы автоматов, пробили тело в нескольких местах, вырывая клочья шинели.

Затем увидели взвод во главе с долговязым младшим лейтенантом, который сумел спрятаться от танков и сейчас двигался по замерзшему болоту с редкими пучками камыша. Еще тридцать русских, которые едва плетутся, да еще тащат на себе раненых.

У младшего лейтенанта, бывшего студента педагогического института, была совсем не мужественная фамилия Бобич. Отсюда всякие обидные клички, и бывший студент молча переживал.

Во взводе его толком еще не знали. Много их таких «шестимесячных» лейтенантов приходили и уходили, пробыв на передовой считаные дни.

Александр Бобич командовал взводом дней двенадцать и кое-чему успел научиться. Например, не постеснялся подобрать винтовку, зная, что из «нагана»» дальше чем на полтора десятка шагов в цель не попадешь. Карман прожженной у костров шинели оттягивали запасные обоймы и две гранаты РГД.

Полевая сумка лишь мешала, но не выбрасывать же командирский атрибут! К тому же там хранились бритвенные принадлежности, список взвода и письма от матери и девушки, с которой он целовался в последний вечер перед призывом в армию.

Первое время девушка писала, подчеркивая красным карандашом слово «любовь», которое ей нравилось повторять. Затем письма приходить перестали, но те, первые, Саша Бобич хранил.

– Ложись! – скомандовал младший лейтенант, увидев немецкий бронетранспортер даже раньше своего шустрого помкомвзвода, который был ранен осколком в бедро и кое-как плелся.

Может, не заметят? Но до гусеничного «Бюссинга» оставалось шагов сто пятьдесят. С берега немецкий экипаж уже заметил замерзшее болото-озеро и взвод русских; кроме того, часть молодых бойцов заметались, а не залегли сразу, оставляя себе хоть какой-то шанс на спасение.

Немцы не открыли огонь, потому что мешали густо разросшиеся ивы. Их следовало объехать и сверху вниз, с пологого берега, расстрелять всю эту оборванную, в несуразных обмотках и мятых шинелях толпу. Русские слишком много вообразили о себе после Сталинграда, но Манштейн довольно успешно начал ответное наступление на Харьков.

Унтер-офицер сменил емкую обойму «люгера», а младший лейтенант Бобич подбежал к своему ручному пулеметчику, раненному несколькими осколками.

Молодой светловолосый парнишка уткнулся в кочку, обнимая ее. То ли молился, то ли плакал от безысходности. Он неплохо вел себя в бою, стрелял и сам заряжал диски после гибели помощника. Но сейчас восемнадцатилетний парень, как и остальные бойцы взвода, отчетливо понимал – они не смогут обороняться на голом льду против брони и двух пулеметов. Бежать тоже некуда…

Но молодой энергичный командир взвода Александр Сергеевич Бобич умирать в этом замерзшем болоте не хотел. Лихорадочно припоминая, что боковая броня «Бюссинга» составляет миллиметров восемь, а рожи в касках торчат открыто и нагло, он нажал на спусковой крючок пулемета Дегтярева.

Раздался щелчок. Если бы в диске оставался, хоть один патрон, младшего лейтенанта изрешетили, убили бы первым. Но «Дегтярев» был пуст.

– Где запасные диски? – шарил вокруг взводный.

– Бесполезно, – простонал раненный в бедро помкомвзвода, а пулеметчик, приподняв голову, ответил:

– Нема. У меня всего два диска было, расстрелял я их. А остальные у помощника убитого остались. Побьют нас сейчас, – уже не скрывал слез мальчишка.


Лейтенант Чурюмов сам находился у прицела орудия. Наводчик погиб, и они управлялись вдвоем с заряжающим.

Чурюмов прошел путь от башнера легкого танка Т-26, горел, потерял друзей из экипажа, а на фронтах погибла половина родни. Всего пять минут назад он видел расстрелянную роту на снегу опрокинутые санитарные повозки и трупы добитых раненых.

Злость в широкоплечем, грузном, словно небольшой медведь, забайкальце Чурюмове перехлестывала через край. Матерясь, толкнул заряжающего:

– Давай фугасный!

– Я уже бронебойный сунул.

– Ладно, пойдет.

Один из пулеметов «Бюссинга» дал очередь, разбивая лед и срезая кучки камыша. Пулемет был нового образца, МГ-42, скорострельность – двадцать пуль в секунду. Успел перехлестнуть бойца, прикрывшего голову ладонями. Брызнула кровь, по льду покатилась издырявленная каска.

Пулеметчик повел трассу дальше, подводя ее к следующему красноармейцу. Но «Бюссинг», сбивая прицел, рванул с места, взревев всей мощью двигателя. Пулеметчик, оторвавшись от своего МГ, увидел неподалеку непонятный русский танк. Небольшого размера, с открытой сверху рубкой, но, хорошо знакомой немцам сильной трехдюймовой пушкой ЗИС-3.

– Откуда он взялся? – бормотал унтер-офицер. – Гони быстрее!

– Опомнились, – выругался механик, который и так гнал прочь, выжимая из двигателя все возможное.

Он понимал, что зевнули они крепко, пулеметы не помогут, а русские уже разворачивают свое штурмовое орудие в их сторону.

Как ни хвалили германскую технику, но большая часть ее особо мощными качествами не выделялась. Сто лошадиных сил карбюраторного двигателя не могли достаточно быстро разогнать пятитонную колесно-гусеничную машину.

Да плюс килограммов четыреста упитанной немецкой плоти (экипаж – 6 человек), два пулемета. Боевые трофеи: добытый в хуторе подсвинок, мешок с картошкой, мед в бочонке плюс ворох полушубков, бабских теплых платков, валенок – защита от холодной русской зимы.

Лейтенант Чурюмов Захар Захарович (и отца и деда так звали) вломил бронебойной болванкой в кормовую часть, пробив десантный отсек насквозь. Две дыры: одна аккуратная, круглая, а выходная – с вывернутыми краями и трещинами.

Среди дымившихся от жара полушубков и тряпья ворочался рядом с поросячьей тушей кормовой пулеметчик с перемолотыми ребрами. Обозленный, что упустит долбаного фашиста, Захар Чурюмов целился на этот раз фугасным снарядом.

– Стой! Дорожка! – скомандовал он механику. Молодой унтер-офицер побледнел как полотно, когда первый удар встряхнул машину. Он знал, что пушка, установленная на новой русской машине, прошибает самый сильный немецкий танк Т-4. Что тогда будет с их легким транспортером? Стараясь держать себя в руках, он давал советы механику-водителю, но тот лишь огрызнулся в ответ.

Унтер увлекся азартной стрельбой по бегущим Иванам, не задумываясь, что может получить отпор и погубить экипаж.

– Нам конец! – в отчаянии воскликнул механик, увидев вспышку второго выстрела.

Фугас вскрыл взрывом удлиненный, как свиное рыло, капот. Взлетела, кувыркаясь, верхняя крышка. Разметала куски цилиндров, гнутые трубки, расколотый аккумулятор и прочую начинку двигателя.

Вмяло, хлестнуло огнем по неосторожно открытым стеклам (очень хотелось видеть, как подыхают чертовы большевики!). Лицо водителя превратилось в кровавую маску, он вывалился и сделал один, другой шаг, зажимая ладонью место, где были глаза.

Унтер-офицер со своим «люгером» и трое уцелевших солдат выскочили из горевшей машины. Несмотря на контузию, они сумели определить правильное направление и побежали к камышам. Бег их был неровным. Вслед бросились не меньше десятка красноармейцев. Напрасно младший лейтенант Бобич призывал:

– Брать живыми! Нужны языки!

Чудом уцелевший взвод не нуждался в языках. Бойцов не остановили автоматные очереди и торопливые хлопки «люгера», которые свалили двоих бойцов. Ненависть часто бывает сильнее, чем страх смерти.

Унтер-офицер, небольшого роста, с развернутыми плечами гимнаста, со дня на день ждал повышения. За предыдущие бои он был представлен к первому офицерскому званию. Золотые погоны, железный крест, лица близких и уютный родной дом у озера…

Все это мгновенно погасила жгучая боль. Четырехгранный штык со сверкнувшим жалом пробил теплую куртку и живот повыше ремня. Унтер зажимал в омертвевших пальцах «люгер», и красноармеец, не желая рисковать, умело и быстро проткнул фашиста еще раз.

Двое других солдат были забиты, растоптаны в считаные минуты. Самые нетерпеливые из бойцов уже шарили в карманах, подбирали оружие, кто-то стащил сапоги.

«Бюссинг» горел. В густом дыму смешивались запахи жженой человеческой плоти, свиной щетины, вонь горящих полушубков. Двое расторопных бойцов из взвода Бобича, обжигаясь, выдернули из зажимов пулемет, схватили несколько коробок с лентами, дымившиеся солдатские ранцы, что-то еще по мелочам. Один из бойцов, рискуя, влез в огонь и перебросил через борт подгоревшую свиную тушу.

Успели вовремя. В десантном отсеке трещали, лопались патроны, взорвались сразу несколько гранат, полыхнул бензобак.

– Горит, сволочь!

– Хотел нас прикончить, не вышло. Увидели уползающего по снегу механика.

– Куда, гад фашистский?

Сразу несколько бойцов вскинули винтовки и добили его. Одному из красноармейцев этого показалось мало. Вспоминая безысходность, с которой он лежал на льду, ожидая очередь в спину, солдат подбежал к уже мертвому механику и воткнул в него штык.

Из подскочившей самоходки лейтенанта Чурюмова выпрыгивал экипаж. Началась обычная свара из-за трофеев. Главную ценность – часы – поделили быстро. Самоходчики потребовали пулемет, так как именно они уничтожили бронетранспортер. Пехота отдавать не хотела. Доказывали свое:

– Мы тут тоже не отсиживались, бой вели. Троих ребят потеряли, экипаж фрицевский прикончили. А пулемет из огня вытащили, руки пообжигали.


Подъехала машина капитана Ивнева. Павел Карелин с бугра продолжал упрямо посылать снаряд за снарядом в отступавшие немецкие танки, хотя до них было уже километра полтора.

Он надеялся угодить в сцепку – буксирный Т-4 и подбитую «плугу», но расстояние рассеивало снаряды.

– Кончай войну, – услышал лейтенант по рации голос Ивнева. – Давай к нам.

Когда подъехали к машинам Ивнева и Чурюмова, там заканчивался дележ трофеев. Комбат, не слишком вступая в спор, приказал забрать пулемет МГ-42 экипажу Чурюмова. Пехотинцам объяснил:

– У вас «Дегтярев» имеется, а в самоходках, кроме пушек да пистолетов, ничего нет.

Взамен великодушно уступил автоматы, а «люгер» убитого унтера протянул взводному:

– Цепляй, заслужил. А «наган» сержанту подари. Но Бобич, хоть и остался доволен трофейным пистолетом, заявил, что пулемет им нужнее.

– На весь взвод всего один «Дегтярев» да два трофейных автомата.

Ивнев лишь отмахнулся:

– Привыкай к войне. Вон рота побитая лежит. Хоть и жалко ребят, но им оружие уже ни к чему. Пошли своих, пусть пулеметы соберут. Там даже «максим» валяется, если никто не подобрал. И не забывай, что это мы тебя спасли, а не ты нас.

Стрелковым оружием самоходчиков снабжали слабо. Пулеметы не полагались. Положенный на экипаж автомат ППШ имелся в лучшем случае в одной машине из трех. Правда, у командиров машин были пистолеты, а остальной экипаж вооружался чем мог. В основном трофеями.

Прихрамывая, подошел Афанасий Солодков с двумя уцелевшими членами экипажа. Механик-водитель, опытный сержант, сгорел вместе с машиной. Афанасий выглядел побитым, ожидая, что Ивнев по своей привычке обложит его от души, да еще цирк устроит. Младший лейтенант не ошибся.

– Ты чего пешком идешь? – закуривая папиросу «Эпоха», спросил комбат. – На машине быстрее бы добрался.

– Сгорела самоходка, – выдавил Солодков. – От попадания вражеского снаряда.

– А сержант Наумов где? Лучший механик-водитель батареи куда делся?

Начиналось уже откровенное унижение. Карелин знал, что отчасти это направлено в его сторону как заместителя командира батареи. Недолюбливает капитан своего зама, может, считает, что тот его подсидеть хочет.

– Погиб Наумов вместе с машиной, – сворачивая цигарку, ответил Карелин. – И еще одна самоходка сгорела. Моя повреждение получила, а у Захара Чурюмова наводчик погиб.

– Это ты мне о потерях так докладываешь? – по-прежнему не повышая голоса, сказал Ивнев. – Ну тогда цигарку, что ли, выплюнь и встань как положено. О погибших товарищах речь идет. Шестеро их у нас. Или они того не достойны?

Алесь Хижняк возмущенно фыркнул, хотел сказать что-то едкое, но промолчал. Подобную ненужную болтовню со стороны комбата старший сержант терпеть не мог, считая, что это ослабляет боевую сплоченность экипажей.

– Достойны, – коротко ответил лейтенант. – И та рота, которая в сосняке лежит, тоже достойна.

Комбат отбросил недокуренную папиросу. Это означало, что сейчас он возьмется за промахи Карелина. Но появилось начальство. Долговязый командир полка Мельников, подполковник лет пятидесяти, замполит, кто-то из штабных.

Подполковник от души пожал руку Ивневу кивнул остальным самоходчикам. Сказал, что они молодцы, дрались как надо и крепко выручили полк.

– У меня всего две «сорокопятки» остались, ну и с десяток бронебойных ружей. Ими такую махину не возьмешь, – кивнул он на тяжелый Т-4 с усиленной броней и массивной пушкой, продолжавший чадить на поляне.

Подсчитали немецкие потери: сожгли три танка и приземистую, опасную, как гадюка, «плугу». Уничтожили два бронетранспортера, а еще одну «плугу», крепко подкованную, фрицы уволокли на буксире.

– Неплохо, – оживленно восклицал майор-замполит. – Они двумя ротами кинулись, думали, сомнут нас. А вот хрен им. Роту, считай, выбили. Хорошо горят, а, капитан!

Он хлопнул ладонью по спине Ивнева в знак начальственной благодарности. Громко сообщил, что полковые артиллеристы и взвод противотанковых ружей тоже дрались отважно. Сожгли тяжелый пушечный бронеавтомобиль. Потери личного состава тридцатилетнего замполита с двумя орденами, блестевшими сквозь распахнутый полушубок, не волновали.

Карелин заметил, как он мельком глянул на погибшую роту и перевел разговор на другую тему. Команду подсчитать свои потери дал командир полка. Тоже оглядел убитых бойцов, покачал головой:

– Крепко нам врезали. И, как назло, перед заморозками обе батареи «трехдюймовок» в дивизию забрали. Как не вовремя!

Промолчав, окликнул расходившегося, кажется выпившего, замполита:

– Ты распорядись насчет похорон и узнай, сколько из санчасти тяжелораненых эвакуировать надо.

– Есть, – неохотно кивнул замполит, который не очень хотел покидать дружную компанию, где наверняка планировалась выпивка.

Но командир полка уже подзывал к себе такого же долговязого, как он сам, младшего лейтенанта Бобича.

– Ты чего «Дегтярева» с собой таскаешь?

– По немецкому броневику собирался стрелять.

– Ну и чего не стрельнул?

– Диски кончились, товарищ подполковник. Да и самоходчики вовремя подоспели. Разделали броневик как бог черепаху, одни обломки догорают. А мы экипаж прикончили. Хотели пленного взять, но ребята крепко обозлились. Не удержал.

– Ты вот что, Бабич…

– Бобич моя фамилия, товарищ подполковник.

– Извини, Бобич. Принимай четвертую роту. Командира там убили, один взводный остался, да и тот молодняк. На остальные взводы поставь сержантов поопытнее и свяжись с тыловиками насчет боеприпасов. Фрицы, того и гляди, опять полезут.


Стрелковый полк окапывался, рыли братскую могилу для погибших. Комбат Ивнев запрашивал по рации снаряды и ремонтников. В самоходке Карелина от сильного удара подтекало масло, отправили в санчасть заряжающего Сорокина. Уходя, он предупредил лейтенанта:

– Я через часок вернусь. На мое место никого не берите.

– Иди, дождемся, – успокоил его Карелин. – Как же тут без тебя!

Прибыли на конной тяге две батареи полевых трехдюймовых орудий ЗИС-3, закрепленные за стрелковым полком и так необдуманно переброшенные на другой участок. Там они и простояли без дела, полк немцы гнали и утюжили до прибытия самоходных установок.

Теперь, хоть и с опозданием, орудия вернули. Их сопровождал заместитель начальника артиллерии дивизии капитан Раенко. На светлом жеребце в яблоках, в сопровождении адъютанта (был ли он ему положен?), бодро поздоровался со всеми, глянул на догоравшие немецкие танки и небрежно заметил:

– Ну что, постреляли немножко? Теперь у вас, товарищ подполковник, нормальная защита.

В батареях были те же орудия ЗИС-3, что стояли на самоходках. Но Раенко почему-то считал, что настоящая артиллерия – это на колесах, а приземистые легкие самоходные установки – так себе, приложение. Командир полка насчитал только семь пушек и спросил капитана, где еще одна.

– Расчет зевнул, пушка под лед провалилась. Возякаются там, достают. К вечеру прибудут.

Кроме того, капитан не дождался грузовика со снарядами для самоходок и заверил, что он тоже приедет вечером вместе с харчами для батареи Ивнева. Поговорив о том о сем и выпросив трофейный «вальтер», капитан собрался в обратный путь. Его неожиданно притормозил подполковник Мельников:

– Останетесь здесь вместе с орудиями. С начальником артиллерии я вопрос согласовал.

– У меня же в штабе делов невпроворот, – едва не подпрыгнул в седле грузный капитан. – Люди ждут…

– Не мучай лошадь, слезай, – по-комиссарски безоговорочно приказал замполит.

Дело в том, что две батареи – это почти дивизион. Один командир батареи был совсем молодой, а второй вытаскивал километрах в трех отсюда провалившееся под лед орудие. Тоже, судя по всему опыта не имел.

Юрий Евсеевич Раенко хотя и околачивался при штабе, но командовал раньше и взводом, и батареей. Опыт имел.

– Ладно, подчиняюсь произволу, – сделал попытку отшутиться штабист. – На денек останусь.

– Сколько надо, на столько и останешься, – обрезал его Мельников и добавил: – Оборудуй капониры и пошли людей помочь вытащить орудие. Кстати, глубина там большая?

– Метра два… с половиной, – замялся Раенко.

– Это не батарейцы раззявы, а ты сам. Оставил подо льдом орудие, а что с ним дальше будет – наплевать. В штаб к теплой печке рвешься.

По-журавлиному размашисто подполковник Мельников зашагал к санчасти. Распухло и сильно болело плечо, пробитое еще вчера осколком мины.

Батарея самоходных установок капитана Ивнева (вернее, ее остатки) тоже знала свое место в системе обороны.

Правильно отчитал Мельников зам начальника артиллерийской службы. Снарядов осталось – кот наплакал. Ведь он был обязан доставить боеприпасы, но потерял где-то грузовик и утопил по дороге орудие. С чем воевать, если немец снова полезет? У Павла Карелина дыра в рубке, сварка в двух местах лопнула. У Захара Чурюмова погиб наводчик, требовала ремонта гусеница, кое-как скрепленная на ходу.

А самое главное – сгорели две самоходки: считай, половина батареи. Много с тремя машинами навоюешь? Где-то застрял грузовик со снарядами и харчами, а вместе с ним ремонтная машина-летучка со сварочным аппаратом.

Возбуждение от прошедшего боя прошло. Ну, отбили фрицев, танки немецкие догорают. Но у самих потери немалые. Жрать хочется, махорка давно кончилась. Самоходчики разбирали кирки, ломы, лопаты. Вяло переругиваясь, принялись долбить капониры для своих машин. Броня слабоватая, надо получше закапываться.


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 | Следующая
  • 3.5 Оценок: 12

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации