Текст книги "Осколки одной кометы"

Глава пятая

Путешествие к вечеру было тем еще испытанием. День становится резиновым, если ничего не происходит, а часы ожидания усиливают его эластичность, так что в сумме это дает эффект чрезмерной тоски по событиям.

Я всю жизнь нахожусь в ожидании какого-нибудь события.

Я живу ожиданием.

Я… я наблюдаю.

Очередным неярким, но отвлекающим от мыслей событием дня стала встреча с Подкинь. После того как я переехал и начал жить один, он оказался первым человеком, с которым я познакомился. Имени его я не знаю по сей день. Это пустая тайна, стремление узнать которую обещает огромный багаж информации. Попробуй проживи с этим спокойно. Жизнь переполнена пустыми тайнами и вопросами, на которые лучше не знать ответа. И такое незнание несет за собой спокойствие.

Подкинь выглядел заметно старше своих лет из-за пристрастия к хорошему настроению, разлитому по бутылкам. Его редкие седые волосы и смуглая кожа напоминали вид песчаного берега, усеянного чайками, когда на него смотришь издалека. Он был похож на рыбака, который оставил море. Встречи с ним были довольно предсказуемы – два раза в неделю. Обычно это происходило возле лифта, видимо, он понимал, что в этот момент человек занят своими мыслями, следовательно, морально уязвим. В последний раз мы встретились возле лифта, но на этот раз он пошел дальше и встретил меня восторженным криком далеко от дома.

– Как жизнь, парень? – двигаясь на меня большими шагами, произнес он. – Рад тебя видеть. Я всегда рад тебя видеть, знаешь?

– М-м-м, хм, – сделав шаг в сторону, ответил я.

– Я вот наслаждаюсь погодой. А ты куда? Сегодня славный день, только люди спешат. Ты заметил?

Моим мыслям было не до метаморфоз, и я промычал что-то невнятное, но он уже подошел ко мне вплотную и, не слушая моего ответа полушепотом, бросил до боли знакомую фразу:

– Подкинь, а?

– Я без кошелька.

– Если полтинник подкинешь, то мне и на портвейн хватит, – продолжал он.

– Не сегодня, Подкинь, я без кошелька.

– Понял…

Он обиженно отвернулся от меня, но, заметив на другой стороне женщину, бодро направился к ней. Я, в свою очередь, воспользовавшись моментом, на всякий случай прибавил шаг.

Есть люди, душевное равновесие которых лучше не нарушать. Есть люди без душевного равновесия, с безумным пламенем в глазах, днем от них лучше держаться подальше. Но такие люди – событие.

Другое событие, по моим представлениям, в это время, зарывшись головой в подушку, лежало на диване. Но еще не время. Еще слишком рано.

Глава шестая

Случайности превращают течение жизни в сумасшедший круговорот эмоций и впечатлений. Я отвлекся и забрался в прошлое. Несколько глав прошлого в книге настоящего. Но это было неслучайно…

Однажды вечером я захлебывался задумчивостью. Последним глотком реальности стал разрыв с прошлым. Каждый шаг уносил меня в сторону определенности. Я хотел стать определенностью. Я хотел выдохнуть горький дым минувшего и вдохнуть настоящее, но в этот момент голос за моей спиной окатил меня талой водой безмятежности:

– Ну неужели!

Я обернулся, но не успел разглядеть человека, промелькнувшего за моим плечом.

– Да-а! – продолжал все тот же голос.

– Ты в порядке? – спросил я первое, что пришло мне в голову.

– В порядке? Да-а… я в полном порядке!

Он остановился. Черное пальто, слегка сутулая спина, взгляд сверкающих глаз из-под хмурых бровей создавали впечатление закрытой клетки, в которой трепыхалось что-то необъяснимое.

– Я в полном порядке, – повторил он. – Ну а ты?

Безумие его души стремилось на свободу. Я попытался пройти мимо, но он повторил мой вопрос:

– Ты в порядке?

– Да, – соврал я.

– Я тебя чувствую, – растягивая слова, произнес он.

В будущем я много раз слышал его змеиную интонацию. Он обвивал жертву своим голосом и бил душевностью в самую уязвимую точку.

– Не нарывайся, парень, – готовый к любому повороту событий, ответил я.

Он промолчал, продолжая всматриваться мне прямо в глаза. Признаюсь, мне стало не по себе.

– Кос, – улыбнувшись, ответил он. – Меня зовут Кос. Будем знакомы.

– А я…

– Да я знаю, кто ты. В этом городе все друг друга знают, даже если видятся в первый раз, забыл? Это ведь Дубна, старина.

Он был прав.

– Но я…

– Неважно.

– О-окей…

Так я встретил Костю. В дальнейшем этот человек странным образом оставил значительный след в моей жизни. Этот человек сверхъестественно чувствовал боль других. Чувствовал и поверхностно, но очень нужно сопереживал, создавал короткий эффект присутствия. Он помогал ранам затянуться и исчезал в нужный момент, понятный лишь ему одному. Хронометр его души обладал феноменальной точностью. Он не надоедал. Он был непривычен. В этом городе о нем ходили странные слухи, к которым я никогда не прислушивался. Нужно ли это? Я знал, что он пишет. Много пишет и что-то публикует. Говорили, что он сумасшедший. А теперь он стоял передо мной, ожидая от меня каких-нибудь безумств, но я не мог… я не мог позволить себе этого. Вокруг меня всегда было слишком много сумасшедших. Слишком много тех, за кем нужно было приглядывать. Я привык быть в стороне. Я привык не участвовать.

– Если бы какой-нибудь артист написал саундтрек к твоей жизни, что это была бы за песня? – внезапно спросил Кос.

– Даже не знаю, – выпалил я. – Думаю, что-нибудь из Oasis или U2.

– Не влюбляйся в момент, думая, что влюбляешься в девушку.

– Что?

– The 1975.

– А-а-а. Ну да, конечно.

Впервые я не захотел уйти от незнакомства. Я сделал шаг навстречу, и мы пожали друг другу руки. Момент. Событие. Кос.

Вот так случайность.

Ветер разогнал тучи, и опаленный солнцем проспект Боголюбова вибрировал под пульсировавшими потоками проезжавших машин. Я больше не мог тратить себя на ожидание вечера и диалоги с телефонными гудками. Кое-кому пора проснуться. Тому, кто всегда на вечеринках читает книги, поэтому под утро возвращается домой пропахшим литературой.

Глава седьмая

Я беспрепятственно открыл входную дверь в его квартиру, так как он никогда не запирал ее. Полупроснувшись, он попытался полуоткрыть глаза, но потерпел фиаско в борьбе с реальностью и снова провалился в сон.

– Здравствуй, Кос! – нарочито приветливо произнес я.

– М-м-м… Добрый… – Он на секунду задумался и, оглядываясь, приподнял голову. – Добрый… что?

– Почти вечер, Кос. Ты забыл? Мы ведь договаривались…

– Вечер? Да… Добрый почти вечер… – растягивая каждое слово, сонно ответил он.

– Мы ведь договаривались, – повторил я.

– Мы ведь договаривались… что?

Он все прекрасно понимал. И я знал это. Кос просто пытался потянуть время, чтобы подольше не просыпаться. Часть его сумасшедшего мозга до сих пор дремала, видела сны и цеплялась за них, в то время как другая часть пыталась отвечать на вопросы.

– Ты же знаешь, что я отвечу, – теряя последние нити терпения, прошипел я.

– Нет.

– Ох! Пусть это лучший комплимент, который ты мне когда-либо делал, но это ничего не меняет. Ты ведь обещал встретить меня возле своего дома, бес!

– Улица Попова, дом шесть, – отчеканил он. – О, а это я помню!

Сон постепенно оставлял его мысли, заполняя пространство комнаты моей тенью.

– Теперь тебе осталось запомнить номер своей квартиры. Ладно, одевайся. Я займусь чаем.

Пока он пытался вернуться в реальный мир, я прошел на кухню, перешагивая через архипелаги книг, расставленные случайным образом, и открыл дверь, ведущую на балкон. Мир его литературы заканчивался на балконе.

Мне нравилась его квартира отсутствием привычных вещей. Кос часто повторял: «В жизни главное – не утрировать». И тень этой фразы накрывала видимые и невидимые горизонты обыденности. Кухня была пуста. Деревянный стол и допотопный холодильник стояли друг против друга, вжимаясь в стены. Газовая плита бликами отражала солнце. Но здесь было чисто. По-настоящему чисто.

Ветер перебирал невидимыми пальцами легкую ткань белого тюля, словно это были волосы любимой женщины. Они не замечали моего присутствия, и я наслаждался их танцем. Я продолжал замечать. Я думал о той, кого встретил сегодня. Сегодня… Это было несколько часов назад.

Пусть сон смыл границу между днями, но ее силуэт… ее силуэт – деталь моей жизни.

Заслонив мысли колючей тканью действительности, я набрал воды в металлический чайник и поставил его на плиту как раз в тот момент, когда из комнаты до меня донесся дикий гогот Коса, затем спустя пару секунд появился он сам с блокнотом в руке.

– Знаешь, ведь есть люди, которым можно посвятить день. Есть люди, которым можно посвятить ночь. Но очень мало людей, которым можно посвятить свое утро. Тебе я посвятил свое утро, – произнес он, зацепив ножку деревянной табуретки, которую мы с ним собирали полгода назад.

– Ты сегодня горазд на комплименты, старина, спасибо, – ответил я. – Хотя, если посмотреть на сложившуюся ситуацию с другой стороны, у тебя просто не было выбора. – Он раскрыл блокнот и начал что-то записывать. – Я сам посвятился твоим утром – почти вечером.

– Да я просто поспать люблю, – зевая, ответил Кос.

– Я тебя понимаю, – специально растягивая слова на его манер, произнес я.

– Ты другой. – Он оборвал страстный роман чернил и бумаги, прислонив колпачок к губам. – Ты можешь вскочить в восемь утра зимой и помчаться в город, когда я жертвую ранним. Я люблю сны. Это как бесплатный показ фильма у тебя в голове. – Его глаза забегали, отгоняя банальность в поиске нужных слов. Он пытался вырвать точную фразу из хоровода мыслей, и в момент, когда нашел ее, его глаза с восторгом остановились на мне. – Я люблю сны, потому что во сне, в отличие от жизни, всегда происходит что-то интересное.

Свист чайника прервал его монолог. Кос постучал костяшками пальцев по столу и поднялся со стула. По части чая он был профессиональным китайцем. Так заваривать зеленый умеют только они.

Отодвинув ногой стул, он подошел к холодильнику и достал две небольшие пластиковые коробочки.

– Что это? – поинтересовался я.

– Кардамон и ц-вэй-цзы, – он перешел на китайский, затем, взглянув на меня, хмыкнул: – Это ягода пяти вкусов, старина.

– Звучит мудро.

– Все, что произносится по-китайски, и есть мудрость. – Он засмеялся, бросая щепотки чая и специй в синий чайник, украшенный золотым азиатским узором, затем разбавил кипяток стаканом холодной воды и приступил к завариванию. И каждый его жест был жестом свободы и легкости. Я запоминал. Я сохранял момент в своей памяти.

После того как он разлил напиток по фарфоровым чашечкам, слова потеряли значение. Мы просто пили зеленый чай, закусывая его легкой задумчивостью. Фантастика тишины. Она продолжалась как любимое воспоминание, и все, что от нас требовалось, – это посвятить себя ей, не давая фарфору вновь ощутить пустоту своих стен.

Но даже самое сладкое воспоминание перебивает голос действительности. Покончив с чаем, мы вышли на балкон.

Горизонт пропустил через себя солнце, подарив небу багровый тон. Окна домов, что стояли напротив, бросались в глаза необычностью отражений. И люди не спеша ходили по тротуарам двора, разговаривали друг с другом. Я смотрел на них. Мне всегда нравилось наблюдать за людьми. Особенно в автобусах. Я задумывался о том, что у каждого из нас своя судьба, но пока мы едем по городу, стоя рядом, наши судьбы на миг выстроились в единый ряд. Я занимал место, с которого мог рассмотреть каждого. Случайные люди всегда значительнее и интереснее соседей, которых видишь каждый день, стоя на балконе. И все же что-то в этом определенно есть.

– Этому городу очень идут люди, – заметил Кос.

Я заполнил паузу своим молчанием, позволяя ему развить свою мысль.

– Ты смотришь на них и понимаешь, что каждый прохожий необходим. Он – часть декорации. – Кос запнулся, затем продолжил: – Все мы – всего лишь часть декорации. Ничтожная часть декорации. И все.

В этот момент проходившая под балконом женщина, услышав голоса, доносившиеся с третьего этажа, остановилась и посмотрела на нас.

– Добрый вечер, молодые люди.

– Добрый… вечер, – в один голос произнесли мы.

– Счастья вам и удачи!

– Спасибо!

– Будьте счастливы!

– И вы!

– Всего доброго!

– До свидания!

Мы с недоумением смотрели на удалявшуюся фигуру.

– Вот о чем я и говорю. – Его глаза заблестели от смеха. – Они необходимы.

После этой сцены мы вернулись в дом. Мой интересный друг наскоро приготовил пару бутербродов из того, что нашел в холодильнике, затем так же наскоро их проглотил, запивая остывшим чаем, и спустя несколько минут мы присоединились к потоку тех самых прохожих, которых мигом ранее рассматривали с балкона. И путь наш лежал на набережную, к кинотеатру под открытым небом.

Глава восьмая

Заходящее за линию горизонта солнце не оставило без внимания и редкие паутинки облаков, окрасив их контуры в лиловый цвет. Я подумал о том, что, каким бы совершенным ни был человек, ему никогда не сравниться с совершенством природы. Эти линии. Эти плавные сочетания. Эта уместность. Мы так привыкли усложнять обыденность, что совершенно забыли о том, насколько великой может быть простота. И все, что требуется от человека, – это молчать и смотреть. Молчать и смотреть. Понимать.

– Что ты делаешь? – С недоумением спросил я, услышав бормотание за спиной.

– Я провожу анализ тротуара, – спокойно ответил Кос.

– А-а.

Это была меньшая из его странностей. Я привык. Я привык к странностям. Я привык не осуждать. Я привык принимать, показывая свой мнимый неинтерес к душевным выпадам. Я привык со смирением относиться к бурям и спокойно переносить их. Со стороны это выглядит как безучастие. Люди чувствуют это, поэтому я так часто теряю их. Но в действительности ведь все совсем иначе. Все по-другому. Только кого сегодня интересует действительность? Кого сегодня интересует действительность твоих мыслей и взглядов?

Одинокие зрители, десятки пар, случайные прохожие – все с легким трепетом застыли в ожидании фильма, но из всей этой людности лишь Кос смотрел в небо. Он смотрел на чаек, так славно вписывавшихся в бесконечность неба, что воздух пропитался его безразличием к миру. А я сидел рядом и был просто тенью. Тенью своего одиночества. Или его. Кто знает… Каждый из нас был одинок по-своему.

До начала сеанса оставались считаные минуты. Образовывались небольшие островки компаний, и они вполголоса обсуждали события уходящего дня. Пары заинтересованно проходили мимо. Повсюду стояли велосипеды. В воздухе витали ноты из песни Morcheeba – «Riverbed». И эта музыка готовила зрителя к двухчасовому путешествию. Музыка всегда готовит. Музыка разглаживает морщинки на поверхности души. Она сопровождает.

– Каждый однажды будет вспоминать этот вечер как один из лучших моментов в своей жизни, – начал Кос. Его вдруг накрыло аурой благоразумия.

– Почему? – спросил я.

– Потому что каждый момент в нашей жизни – лучший, но мы цепляемся за внешние элементы, стараемся запомнить важность окружения и проверяем достоверность вещей, в то время как сам момент ускользает от нас. – Он заметно погрустнел. – Посмотри на них. Они не подозревают. Они не знают этого.

– Каждый из нас сам называет цену, которую готов заплатить за свою перспективу.

– Однажды мы расплатимся одиночеством за свое безразличие. Это уж точно. – От его слов у меня заскребло на душе. Было такое ощущение, будто я вслушиваюсь в отрывки из какой-то книги. Из той книги, которую он писал в своей душе, наблюдая за миром. – Все-таки, знаешь, ведь человек – простейшее средство от душевной боли. Они цепляются за непостоянство друг друга. Они спасают друг друга в моменты, когда спасение заложено в них самих. Они лишь топчутся на месте и понять этого никак не могут. – Он вздохнул. – Наше спасение только в наших руках. Наше спасение в нас. Ох! Опять эта чертова банальность…

– Брось ты, ведь дело говоришь, – ответил я.

– Это до жути поверхностно. А знаешь что? К черту поверхностность! Она сегодня абсолютно неинтересна. Доставай мысли из своей глубины. Доставай мысли из глубины!

– А мечты и спонтанные идеи из глубины сойдут? – Я вопросительно посмотрел на него, приподняв одну бровь.

Он улыбнулся.

– Лучше переверни вверх дном свою душу и взгляни на ее выпотрошенный берег.

– Ага. Тогда скажу тебе о том, что решил достать одну и осуществить.

Кос продолжал улыбаться, но в его взгляде я успел разглядеть цунами сильной тоски и задумчивости, пока он не отвел глаза в поисках нужной фразы. Я знал, что он понял меня.

– Что решил? – сухо произнес он.

– Я заметил одну странную вещь, – последнее слово я знатно протянул на его манер, – что чем больше ты думаешь о своей мечте, тем больше жизнь дает поводов для ее неисполнения, понимаешь?

– А! Это она тебя так проверяет, – вновь его теплая улыбка показалась в тумане сомнения. – Как бы подбрасывает варианты отказаться от цели и смотрит, отступишься ли, остановишься, повернешь назад, довольствуясь малым. Но если ты продолжишь идти дальше, не обращая внимания на эти знаки, то непременно добьешься намеченного.

– Буду думать над этим.

– По-другому никак, старина, – поднимаясь, заключил он.

– Эта мысль пришла мне в голову вчера под утро. Я хотел тебе написать, но подумал, что ты спишь, и не стал. – Я смотрел на него, задрав голову.

– Интересно, сколько важных сообщений не было отправлено из-за того, что один человек думал, что другой спит?

– Это да… – погружаясь в воспоминания несказанных слов, выдохнул я.

Он поднялся на ноги.

– Ну, мне пора.

Я улыбнулся ему вслед.

– Позвони мне.

– Хорошо, – ответил он, шаркая ногами по дороге.

Меня ни капли не удивил его внезапный уход. Нам надо было обдумать озвученные и оставшиеся в тени молчания мысли в одиночестве. Кос первым это осознал, но я… я чувствовал, что одиночество – это не совсем то, что мне сейчас нужно.

Глава девятая

Тем временем музыка стихла, и вместе с ней закончились слова окружения. Включили первый фильм, как оказалось, из серии короткометражек этой ночи. Я не мог сосредоточиться. Я находился там, где не хотел находиться. Зачем мы осознанно истязаем себя? Мне следовало уйти. Оставить их. Позвонить Косу и сказать, что появились срочные дела в конторе уединения. Он бы понял. Кос был одним из тех людей, кто не требовал объяснений. Но сейчас надо просто приложить немного усилий и насладиться моментом. Он важен. Он неповторим. Он – часть моей жизни.

Только ничего дельного из этого все равно не вышло. Меня хватило всего на четыре фильма, которые я смотрел от силы по минуте каждый, а все остальное время рассматривал небо и людей, лица которых светились холодным блеском мнимого интереса. Всюду слышался легкий шепот, заполнявший тишину между фильмами. Но были и те, кто искренне улыбался. Были и те, кто радовался тому, что находится здесь. И был простой, неудивительный я. И все же я был там.

После объявили перерыв.

Мне стало одиноко. Я мотал головой как сумасшедший, в надежде зацепиться взглядом за человека. Альпинизм спасения взгляда. Я кубарем летел со скал безразличия незнакомых людей.

Мне хотелось подойти к одному из тех, кто впился глазами в огромный экран, и сказать: «Разве ты не видишь, как мы одиноки? Разве ты не видишь, как люди ничтожны в своей похожести? Разве ты не чувствуешь боли непонимания? Что же тогда заставляет тебя сейчас так широко улыбаться? Это обман! Сплошной обман! Оглянись, прошу тебя, оглянись!» – но не мог даже пошевелиться.

Разве жизнь стоит того, чтобы быть в ней такими одинокими? Разве мы не созданы для того, чтобы делиться искренностью разговоров? Куда это ушло от нас? Зачем мы спрятали лучшее, что у нас было, и взяли себе в собеседники такую тихую звездную ночь?

Зрители этой жизни снова и снова проходили мимо меня безмолвными тайнами ночи. Они не замечали. Они не чувствовали. Кто-то коснулся моей руки. Я сделал вид, что не заметил этого. Я так хотел быть таким же, как они. Стоять там и смотреть, слушать, забывать, отпускать, улыбаться, НЕ ЗАМЕЧАТЬ… Я хотел снова стать ребенком и поверить в иллюзию жизни. Я хотел снова поверить в «навсегда» счастья. Еще касание… Меня нет… я смешался с землей, растворился в хаосе происходящего… Касание… Запах ее духов… Голос… Совсем близко…

– Давай сбежим отсюда.

Мое спасение.

Глава десятая

– Идем на берег. Подальше, – ее голос дрожал, но жесты забыли о нерешительности. Она крепко сжимала мою кисть.

Я с легким недоумением перебирал ногами, стараясь о чем-нибудь думать, но не мог. Ее присутствие разорило собой все вокруг.

– Я чувствовала, что встречу тебя сегодня, – продолжала она, – и, когда наконец увидела в толпе, долго не решалась подойти. Ты выглядел таким… таким отстраненным, что ли. Не знаю. Ты был явно не там. Ты был не с ними. Что случилось? На что ты так внимательно смотрел?

– Это… Пустяки… Бывает. Я рад, что это прошло тобой. Спасибо, – пробормотал я.

– Прошло мной, – тихо повторила она.

– Да. Ты снова спасла меня… но лучше не будем об этом.

– Ты прав. Спускайся! – Она толкнула меня плечом в сторону небольшой тропинки, ведущей к загадочной улыбке берега. Я улыбнулся в ответ.

Стянув кеды и носки, я зарылся ногами в песок. Несколько сантиметров его поверхности уже успели остыть, но немного глубже песок был все еще теплым. Затем, сделав несколько шагов ближе к воде, я вновь повторил процесс. Только на этот раз тепло сменилось прохладной влагой близости воды. Сэндвич приятных ощущений.

И берег был похож на интересный сон.

Аккуратно прислонив портфель к скамейке под ветвями небольшого дерева, Ли прошла ко мне, пряча руки в больших карманах темной толстовки. Я перевел взгляд на огни противоположного берега, вдыхая запах ночи. Мы некоторое время молчали, затем она медленно обошла меня и прислонилась к правой руке. Нежность комом подступила к горлу, сделав дыхание тяжелее, мысли – поверхностнее, а движения – невозможнее. Мое молчание растворилось в слабой нотке ее духов. В голову мне пришли строки одного стихотворения:

 
…под натиском неба,
чьи звезды
больше не вызовут
ни сожалений,
ни тревоги,
ни страха,
коснись руки моей
среди тысячи силуэтов…
 

Она положила голову на мое плечо. Я почувствовал тепло ее кожи через ткань своего одиночества.

 
…и я увижу сон жизни…
 

Пальцами начал перебирать ее волосы, слегка дотрагиваясь кончиками до шеи. Она встала на носочки, и я подумал о поцелуе, которого не было.

 
…а после молчания разбавь свой шепот
встречным порывом ночи…
 

Взгляд. Контур лица, освещенный далеким холодом безразличной луны. Глаза, увлажненные пеленой искренности. Дыхание обоюдности. Губы доверия. Я… Она… Миг…

 
…и упрекни этот миг
за его безразличие
к нам.
 

Поцелуй. Оковы страсти заключили нас в свои магнитные объятия. Сердце неистово колотилось о волнистую стену ребер. Она обхватила мою шею и, опускаясь на песок, потянула меня за собой. Я падал в настоящее. Вбирал каждой клеточкой тела обстоятельства происходящего. Осколок моей кометы сгорал в атмосфере ее присутствия. Поцелуй. Дрожащее тепло ее дыхания разливалось по моей щеке. Я почувствовал, как рухнул барьер сомнений. Поцелуй. Сознание трепыхалось в экстазе. Мы парим в невесомости. Поцелуй…

Миг, происходи, пожалуйста, дольше.