Текст книги "Офицер. Слово чести"

Сам отлынивать не буду, встречу войну на своём посту, хотя к артиллерии отношение косвенное имею, а точнее, совсем не имею никакого отношения. Но надеюсь, смогу что-то сделать. Там уже по факту будет видно. Может, в пулемётчики переведусь? Тоже вполне наша специализация, артиллеристов. А пока же недостаточно информации. Буду собирать.

* * *

Шёл я лёгкой походкой, ощущая за поясом тяжесть старого потёртого «нагана». Тот был прикрыт полой пиджака. Мне его временно дали, потом нужно будет вернуть.

Я прогуливался вечером по улочке Калиша, тут довольно злачные места, посматривал на солдата, что шёл метрах в пятидесяти от меня. Это был тот самый пограничник, что спас Волкова. Лицо у него было сосредоточено, а глаза перебегали по лицам и фигурам прохожих, особенно завсегдатаев трактиров: он выискивал тех, кто напал на подпоручика. Полицейские ясно дали понять, что работали точно местные. Есть подозрение на сына здешнего купца, но солдат его не опознал. Так что, если и в этот раз не выгорит, а мы уже в третий раз так прогуливаемся, буду брать купчонка и потрошить его.

Месть – это лишь для отвода глаз. Истинная же причина – это бедственное положение Волкова, а теперь и моё, в финансовом плане. Волков оказался, несмотря на возраст, выпивохой, бабником и картёжником. Как в нём всё это совмещалось, не знаю, но он был нищ, как последний бомж, даже проиграл десять своих зарплат наперёд и был должен половине офицеров полка и в своей батарее, где служил. До такой степени, что денег ему уже не давали. Волков, к моему удивлению, ещё и педантом был, и долги в блокнот записывал. Что отдал – тоже. Я его каракули разбирал потом весь день, ведя подсчёт. Полторы тысячи тот задолжал. Цены местные я знаю, так что появилось желание придавить гада за такой сюрприз. К счастью, он уже и так мёртв, как я уже говорил, откликов памяти или души прежнего хозяина тела не было, так что, считай, в расчёте. Офицеры, узнав об амнезии, заволновались, вдруг не отдам, но я показал блокнот ходокам, что там всё записано. В результате я видел единственный способ достать деньги и расплатиться с долгами – это ограбить. Семья у меня теперь большая, как смог выяснить, вот только от финансового потока отец Игоря отрезал, когда тот выцыганил у него две тысячи под разными предлогами. Так что идея неплоха: найти тех, кто напал на Волкова. Ну и заодно отомщу. Жаль, банк не ограбишь, одно отделение Русско-Восточного банка тут было. Сразу поймут, откуда у меня деньги взялись.

В больнице я пролежал десять дней. Повреждения оказались не такими уж серьёзными. Большее опасение вызвала амнезия. В Калиш даже военный врач из армейского госпиталя приезжал, осматривал меня. Он и утвердил прошение об отпуске на лечение, продублировав его в штаб полка, через канцелярию которого я теперь прохожу. Бинты сняли, швы тоже, лишь шрам остался, но и он подживал. Пришлось фуражку или шляпу постоянно носить, чтобы не демонстрировать его. Потом и заметен не будет, особенно когда сбритые волосы отрастут. Да и следы на лице пока яркие: сильно пожелтевшие синяки и разбитая губа, – на теле-то синяки одежда скрывает. Странно, что зубы все целы, похоже вовремя солдатик спугнул бандитов. Хм, следы кнута наводят на размышления. Может, мстил кто Волкову за что-то? Это тоже нужно выяснить, оставлять врагов за спиной не стоит.

Ко мне приходили сослуживцы, трое. О моей беде с потерей памяти уже знали, поэтому и выдали всю необходимую мне информацию. С остальными познакомлюсь чуть позже. Даже мой непосредственный командир приезжал, командир батареи капитан Гуров. Кстати, в этой батарее только мы двое офицеры, а вооружение состоит из восьми «трёхдюймовок», лёгких пехотных орудий калибра семьдесят шесть и два миллиметра. Некомплект на батарее командного состава явный, там четверо минимум должно быть. Кстати, тут же узнал, отчего Волков в город попёрся. А ему первого мая девятнадцать исполнилось, закатил банкет, хорошо все нажрались, ну а у него зачесалось, вот в город вечером и поехал. За женской лаской. Ну, а что вышло, уже известно.

Что касается личных вещей, то их принесли, ещё когда я без сознания был. Лошадь пропавшая казённая, служебная можно сказать, а вот всё остальное исчезнувшее принадлежало Волкову. Вещи, что принесли со съёмной квартиры, уместились в дорожный саквояж и чемоданчик. Больше ничего не было. Так что на второй день после того, как очнулся, я велел принести их мне и стал изучать. В саквояже нашлась повседневная форма и два комплекта нательного белья, слегка ношенное, но как раз по мне. Фуражка имелась, а вот сапог не было. Оказалось, у Волкова всего два комплекта формы было: парадная, которая пропала вместе с шинелью, когда к девицам ехал, и вот эта повседневная. Почему-то в единственном экземпляре, как и сапоги. С последними я вопрос решил, мне вместе с вещами передали двадцать рублей. Офицеры скинулись. Даже не знаю, чем отблагодарить. На эти деньги я выкупил у одного местного офицера заметно ношенные сапоги, но моего размера, и офицерскую ременную систему с пустой кобурой. Почти всё и ушло, полтора рубля осталось. Да, к сапогам прилагались портянки, чистые. Обзаведясь формой и обувью, я теперь мог покидать палату, накинув сверху больничный халат, и гулять по саду. Кобура, пусть и без оружия, это хорошо, но тут все с саблями или шашками ходили, и мне как артиллеристу положено её иметь. Раз потерял, должен сам приобрести. Но это дело будущего. Тут же в саквояже я обнаружил блокнот с долгами. В чемоданчике нашёлся походный несессер, бритвенные принадлежности, платков шесть штук с инициалами в уголке, мужской гражданский костюм с туфлями и шляпой, полотенце, кое-что из утвари, походный котелок, кружка, ложка и глубокая тарелка, явно всё пользованное, и не раз, плохо очищено.

Также были книги по теории артиллерии и разным расчётам, и всё такое. Вот это интересно, почитаю. Также имелась большая пачка писем. Из них я и узнал всю историю жизни Волкова. Ну, почти всю. Семья у него большая. Родители, три сестры, две младшие и старшая, что уже замужем, и брат, младший, шестнадцать лет ему. В гимназии учится. У родителей поместье под Москвой, небольшое, но отец хорошо заботится о нём, поэтому имеет стабильный доход. Однако не для оплаты шалостей старшего. Также хватало дядюшек и тётушек. Большая семья, что уж говорить. Даже дед с бабушкой живы. В Москве большинство живут, а в столице никого, думаю, из-за этого Игорь туда и удрал в училище, от заботы и внимания. В общем, нормально, нужно будет помириться и посмотреть, за кого я воевать буду. Тут даже фотокарточка хранилась всей семьи, включая Игоря в новенькой офицерской форме. Родители сидели на стульях с прямыми спинами, а дети стояли вокруг. Видимо, когда направился по назначению, Игорь навестил родных и сделали вот это совместное фото. В будущем выясним.

Первые три дня у меня шла акклиматизация, я просто гулял по больнице, выходя только в сад, учился ходить, телом овладевал: координация новая, Волков ниже меня на полголовы. Мелкий такой живчик. Лицо обычное, русское незапоминающееся, глаза зелёные, шатен. Потом лёгкие занятия пошли. Никаких силовых, сразу в голову отдаёт, лёгкая атлетика, ничего более. Тем более врач тоже не возражал, посмотрев за моими упражнениями. По недописанному письму Игоря родным я старательно учился писать, копируя его почерк, да еще пришлось изучить местную грамматику с её ятями и остальным. Причём этот не простой экзамен я, похоже, сдал. Ещё в больнице написал письмо родным, не длинное, на пару страничек, тем более я уже знал, что штаб полка отправил им сообщение. В письме я их успокаивал, мол, всё нормально, жив, легко отделался. Ну и так, мелкие новости сообщил для отвлечения внимания. Вроде получилось, но надо ещё тренироваться.

А уже когда я выписался и снял комнату в Калише, мне корнет деньги ссудил, пятьдесят рублей, и я получил ответное письмо. В общем, обо мне беспокоились, ну и ожидали меня у себя. Я ведь известил их, что мне обещали время на излечение, но пока было рано выезжать. Я занял у корнета его второе оружие, тот самый «наган», на котором он учился стрелять, из-за чего тот был сильно изношенным, и усилил тренировки. Голова уже не болела, да и головокружения прекратились, поэтому я занялся поисками.

Посетил пограничников, их тут тоже не сильно уважали, мол, под таможенниками, фактически гражданскими ходят, но это другие, я такой фигни не показывал. Вежливость и внимание – это наше всё. Пара бутылок польской «Зубровки», местной водки, корзина с закусками – и вопрос решён, того солдатика мне выдали на три дня. Он в местных казармах проживал. Кстати, я его отблагодарил за спасение червонцем. То есть десять рублей выдал. Ну, и дальше с утра, когда он от казарм прибегал, мы гуляли по городу и солдат всматривался в лица прохожих. Особенно в тех местах, где всякая сволота собирается. Сам я эти шесть дней, с момента как покинул больницу, то и дело что занимался зарядкой, пробежками, пока трусцой, нормальным бегом рановато, да и делал это на рассвете, когда ещё только рассветало, чтобы не пугать очевидцев. Возвращался на квартиру, мылся и шёл гулять с солдатом. Кормил его я же, деньги утекали, но я не отчаивался, и, как показало дальнейшее, не зря.

– Ваше благородие, – подойдя, привлёк к себе внимание солдат. Говорил тихо.

– Увидел что? – так же тихо поинтересовался я, делая вид, что мы с ним совсем даже не знакомы.

Он был в своей форме, изображал праздношатающегося, увольнительная на кармане, а я делал вид, что простой гуляющий, не офицер, в гражданском костюме был. При солдате документы имелись, а мне не сделали новые. Точнее, дали справку из канцелярии полка об утере старых. Пока хватит, а дальше я или свои верну, или новые сделают, там уже сделали запрос, чтобы выслали бланк офицерского удостоверения. Надеюсь, форму и остальное, что сняли с Игоря, бандиты не уничтожили. Не проблема, возместят, своими жизнями в том числе, но хотелось бы всё же вернуть. Особенно шашку артиллериста, оружие, ну и сами документы. Остальное как получится. Как я уже говорил, вместе мы с погранцом не ходили, но держали на виду друг друга, а тут сам подошёл, вот и вот привлёк моё внимание.

– Та бричка, что у трактира стоит. Это она там была, ваше благородие. Узнал я её, да и коней те же. Вон пятно у правого на бабке белое. А возницу не узнаю. Может, и он, но далеко было, да и темнело быстро.

– Понял. Держи, – сунул я тому пять рублей и шепнул: – Свободен. Больше ты мне не нужен.

Тот лишь кивнул, я отучил его козырять мне, когда я в гражданке, и вскоре скрылся. Дело своё сделал, оплату честно заработал, так что пошёл прогуливать, увольнительная ещё не закончилась, а я, определив по солнцу, что до заката ещё часа четыре, обошёл трактир по соседней улице и стал наблюдать за бричкой с другой стороны. При этом старался не привлекать внимания. Та недолго простояла, я с интересом изучил того, кто в неё сел. Это был парень, по мне – достаточно молодой, лет тридцати, с тонкими щегольскими усиками, ну и возница его куда-то повёз. Я же быстро остановил пустой экипаж – повезло, мимо проезжал – и велел вознице ехать за бричкой, пояснив, что по ноге мне проехалась и я горю праведным гневом. Слова подобрал, видимо, правильные, так как возница тут же стал меня отговаривать. Мол, плохой тот человек, бандит, хотя официально считается директором трактира и зятем довольно обеспеченного купца, только жену и тестя в кулаке держит и всем заправляет. В общем, информацию выдал именно ту, что мне требовалась. А из трактира молодчик катил к дому, где и проживал с женой и тестем. Видать, ужинать. Очевидно, в трактире кормёжка не нравится.

Я сделал вид, что возница меня уговорил, убедил, расплатился, посмотрел, где живёт молодчик, подступы изучил, и, проверяясь, направился на место постоя. Нужно подготовиться к ночной акции. Тянуть уже нельзя. И так финансы поют романсы, полтора рубля осталось из тех, что корнет дал, так ещё пора покидать Калиш и отправляться сначала в Москву, а потом и в Питер. Разрешение на отпуск, как и на посещение родных, я в полку получил. Там работы очень много ждёт, да и встреча с семьёй предстоит непростая, что тоже слегка нервирует. Сам себе удивляюсь. Это в прошлом мире я был волком-одиночкой, а тут есть о ком думать и о ком заботиться, пока собственной семьёй не обзаведусь. Мой костюм, конечно, привлекал внимание, явно дорогой пошив, столичный портной работал, и материал дорогой, и работа. Тут что попроще носили, но ничего другого у меня не было. Не носить же бедняцкую одежду, что я купил на рынке два дня назад. У Волкова, похоже, вообще всё такое – дорогое и столичное, видимо пытался придать себе столичной лоск. Что в форме, что в этом костюме. Однако и молодчик, я даже не стал запоминать, как его зовут, всё это проходное, тоже, заметно, был одет дорого и качественно. Не местные портные шили, явно не их уровень. Как ни странно, я в этом разбираться начал, видимо свойственная мне общая наблюдательность помогла.

Дождавшись, когда хозяйка в соседней комнате уснёт, я оделся и прихватил саквояж, в котором только одежда бедняка лежала да лёгкая, сильно стоптанная обувь. Ничего другого купить не смог, денег не хватало, зато пакетик жгучего перца и табака взял и смешал их. Это на случай отхода подготовился. Частный дом удалось покинуть без проблем, даже пёс не заворчал в будке. Покрутившись по ночным улочкам и посыпая след смесью перца и табака, чтобы по этим следам не вышли на место моего постоя, я в пути переоделся, убрав свой костюм в саквояж, и, хотя меня била крупная дрожь от холода, быстрым шагом направился к нужному особняку. Май на дворе, днём жарко, а вот ночью пока ещё холодновато, а тёплой одежды у меня не было.

Я подкрался к строению. Собаки не было, в этом я ранее убедился, видимо хозяин сам не хочет показывать соседям, что занимается ночными делами. Хотя они у него явно были, потому как у дворовой калитки стояла та самая бричка и сидел в ожидании извозчик. Я подкрался к нему со спины и всадил нож в грудь, он даже вскрикнуть не успел. Удалось это сделать без проблем. Крепко удерживая тело, я дождался, когда агония и судороги прекратятся. Нож из раны я не вытаскивал, заперев её таким образом.

Возница остался сидеть, как будто задремал. У меня остался ещё один нож, также купленный на рынке. Качество так себе, но я их хорошо наточил и, подобравшись к калитке, стал ждать. Возничий не просто тут ждал, значит, что-то будет. В одну руку я взял «наган» – не хотелось бы шуметь, но пусть будет, в другую – нож. Ждать пришлось недолго, уже через пару минут послышались голоса, похоже молодчик был не один. Зашумел запор, и выглянул один из местных. Он меня не заметил, я лёг на траву и слился с нею, слишком ночь тёмная, чтобы засечь меня. Да и одеяния темные. Убедившись, что вокруг никого, он вышел и направился к бричке. Следом – ещё двое. В центре вроде тот молодец, директор трактира и зять купца. Вскочив, именно его я отоварил рукояткой «нагана» по темечку, одновременно ударив ножом второго в шею, чтобы перерубить позвонки. Нож для этого хорош был, тяжёлый. Тот стал заваливаться на спину, а я уже был в прыжке к тому, что стоял у брички и шёпотом окликал возницу. Шум привлёк его внимание, он начал разворачиваться, да не успел, лишь судорожно вздохнул, когда нож вошёл точно в солнечное сплетение. И этот готов, умер почти сразу.

Я закинул трупы в бричку, сверху молодчика, и связал его ремнями, потом и возницу к ним, ну и покатил к выезду из города. Управлять двумя конями было непросто, но я справился, и мы выехали из города. Теперь отъедем подальше, и можно будет пообщаться.

Уехал я не так и далеко, километра на три. Встал на берегу речки Просны, что протекала через город. Сбросил тела на землю – на дно речки отправятся чуть позже – и шустро их обыскал, подивившись тому, как они были оснащены. Оружие и ножи у всех. Похоже, собрались на какое-то дело, и я помешал их планам. Причём платил трактирщик, потому как у двоих его подручных я обнаружил одинаковую сумму ассигнациями, в пятьдесят рублей. Может, это аванс? Потом узнаю. Оружие представляло собой два «нагана», есть цвет, номер у одного схож с тем, что числился за подпоручиком Волковым – вот идиоты! А у их старшего в кобуре под пиджаком был небольшой шестизарядный «браунинг» для скрытого ношения, два запасных магазина прилагалось. Я всё это прибрал. К тому же у него портмоне имелось, и в нем без малого двести сорок рублей. Уже неплохой куш, но этого мало, перед отъездом я планировал закрыть все долги.

Ранее я уже работал по подобным темам – проводил допросы. Бывало, что заказчикам было важно знать, какой информацией владеет тот или иной человек, и сохранность тушки их не особо волновала, так что работать с пленниками я умел. Учиться начал ещё на службе, брали мы тогда «языков», а на гражданке продолжил и усовершенствовал знания. Всё же приятно, когда всё на месте, – это я о пальцах сейчас. Член пока без работы. На женщин денег нет, так что пока не испытан в реальных условиях, хотя очень хотелось. Как говорил один премьер-министр, денег нет, но вы держитесь. Вот и я… держался. Пальцами я быстро овладел, уже не вспоминается, что у меня их не было, пользуюсь как родными. Ну, и левую руку разрабатываю и учусь ею пользоваться. Игорь правшой был, а я обоерукий.

В общем, молодчика я не жалел, сердце у него, похоже, крепкое, выдержит. И если он поначалу хорохорился, то потом изливал душу мне как самому близкому человеку. О том, что я последний человек, которого он видит в жизни, я ему не говорил. Суть установления контакта при допросе – это доверие. Я проходил курсы психологии и теперь в этом разбираюсь.

Вот что мне удалось узнать. Игорь к ним в руки просто случайно попал. Я-то уж думал, что он и молодчику этому денег задолжал, но нет, те просто развлекались, суки. К слову, Волков у них не первый был, а третий. Двух других офицеров они просто убили. Ну и ещё полтора десятка солдат у них на счету. Преимущественно пограничники, этот молодчик был одним из местных контрабандистов. Точнее, он всю контрабанду держал на этом участке границы. Все местные несуны на него работали. Также я выяснил, где хранились вещи Волкова, а теперь и мои: кроме «нагана», который я уже вернул, всё хранилось на хуторе, принадлежавшем человеку этого контрабандиста. У того на подворье аж три тайника и одно хранилище. Много чего там ценного. Это ещё не всё, я был уверен, что где-то имелся запас на чёрный день, и он меня интересовал. Оказалось семьдесят пять тысяч ассигнациями и часть золотыми монетами в тайнике ещё тысяч на тридцать, там же левые документы и всё такое. Оружие, часть валюты. Видимо, прикидывал возможность уйти за кордон. А вот в дом его тестя я лезть не собирался. Зятек его и так пограбил, пусть хоть что-то останется. Мне вполне хватало тайника со средствами для побега и того, что на хуторе наберу. В хуторе будет проще работать, хозяин бирюк, один живет. Три здоровых пса, и всё. Ну что ж, прокатимся. Только сначала тут следовало подчистить.

С трупами я разобрался быстро, хоть и грязно. Вспорол животы, набил камнями и сбросил в воду. Самое ценное забрал с собой. Остальное тоже в воду. Ну, и сам отмылся от крови. Ох, и холодна водица, ведь ещё не лето, однако пришлось вытерпеть. Надел пиджак молодчика – хоть и измаран в крови, пока на трупах лежал, зато мне тепло, а он пусть померзнет, – устроился на козлах и покатил к хутору. На перекрёстках молодчик мычал, я выдёргивал кляп, и он хрипло сообщал, где нужно повернуть. Так и доехали.

Хутор оказался от города километрах в девяти. Не так уж далеко, но и не близко, а мне ещё возвращаться. Надеюсь, до рассвета успею. В пути мы свернули и на полчаса задержались – показывал мне свой тайник. Хитро придумано, натуральный схрон-берлога. Погреб, вниз спускаешься по лестнице, там топчан, есть печка, дымоход сделан, запасы провизии в бидонах, чтобы мыши не погрызли. Я зажёг керосиновую лампу и начал осмотр. Нашел оружие, но короткоствола почему-то не было, хотя патроны к нему обнаружились. Из дальнобойного оружия имелось три винтовки Мосина, два германских карабина «Маузер», что в это время принят на вооружении в германской армии, ну и пулемёт. «Мадсен» этот куплен в магазине с той стороны, оказывается. Ничего себе, там даже ручные пулемёты продают? Мне он, конечно, интересен, но пулемёт под германский патрон семь девяносто два и пятьдесят семь миллиметров. Ладно хоть тут целый ящик патронов к нему был, и все одного типа – разрывные. Полторы тысячи патронов. К пулемёту прилагалось три запасных магазина в подсумках.

Тайник с запасами был скрыт под топчаном, закопан в бидоне. Я не поленился раскопал, осмотрел, и остался доволен. Лишь пачку банкнот взял, примерно тысячи две, а остальное вернул как было. После этого поднялся наружу, помог выбраться бывшему хозяину схрона, по его словам, никто кроме него об этом месте не знал, ну а те, кто его выкопал, давно покоятся под землёй. Крышку я закрыл и также замаскировал. Жаль, гранат нет, ещё бы и растяжку поставил. Но и так нормально. Схрон находился в небольшой роще, которую днём видно насквозь, поэтому я старался не оставляться следов.

Выведя молодца к бричке, я повёз его дальше, и мы наконец оказались у хутора. Тут я его привязал к колесу, кляп вставил, после чего направился к воротам. Разбудить хозяина труда не составило: я просто стал ломиться в ворота, собаки лай подняли. Ну, а когда тот вышел во двор с вопросом, кто там припёрся, я представился корнетом из погранотряда. Мол, есть сведения, что тут контрабанду хранят. Ругаясь на разных доносчиков, он направился к воротам, убеждая меня, что это навет и поклёп. Как только он открыл ворота, сразу получил рукояткой «нагана» по голове, выронил факел, что в руках держал, ну и упал. Упаковав его, я изучил двор и все постройки, включая дом. Никого. Только после этого я завёл бричку во двор, где и посадил обоих пленников рядышком у стены сарая и рявкнул на исступленно лаявших собак, велев им заткнуться. Псины не унимались. Пришлось сходить в дом, прихватить подушку и, используя её как глушитель, четыре раза выстрелить. Одного добивать пришлось. Вот теперь тишина наступила. Псин жалко, те всё же на службе были, но дело серьёзное, а тишина – наше всё.

Расколоть хозяина хутора также удалось без проблем. Он тут жил как наёмный рабочий, хутор принадлежал все тому же молодчику. Бирюк мне сдал не только ухоронки своего хозяина, но и свои, обогатив меня ещё на пять тысяч – тут и российские рубли были, и германские марки, и золотые монеты, но итоговая сумма, по моим прикидкам, была именно такова. Все схроны я вскрыл и осмотрел. Половина оказалась пуста, большую часть контрабанды уже расторговали, а новых поступлений не было, но интересное для себя я всё же нашёл и, используя обоих пленников как грузчиков, заполнил бричку. В основном патронами и консервами – германскими. Также все свои вещи нашёл, даже служебное седло, форму, документы, оружие, то есть шашку. Ну и награды тех офицеров, что тут погибли, у одного «клюква» была, как называлось аннинское оружие – неофициальное название оружия с закрепленным знаком ордена Святой Анны 4-й степени. В данном случае на сабле была еще и гравировка «За храбрость», которая наносилась в случае награждения за военные подвиги. Офицер был заслуженным.

Также тут была запасная касса молодца в размере тридцати тысяч. Лично для себя, кроме средств, я взял шесть пистолетов «Маузер». Те в ящиках были, ещё в консервационной смазке. Патронов, жаль, к ним не так много, они внешне сильно похожие были на те, что от советского пистолета ТТ. По две сотни на ствол. Ну, и трех молодых жеребцов прихватил. Моего коня служебного уже на ту сторону отправили с очередной группой несунов. У него армейское клеймо было, тут не продашь, а с той стороны легко. Эти три коня не клеймёные, можно забирать.

И мы поскакали к схрону. Двое пленников сидели на неосёдланных лошадях, привязанные к задку. Я им руки спереди связал, чтобы за гривы держались. Добравшись до места, остановил бричку у дороги, чтобы следов не оставлять, с помощью двух почти добровольных грузиков перенёс всё к схрону, а потом спустил вниз и аккуратно расставил теперь уже моё имущество. При себе оставил только три тысячи, личные вещи свои и убитых офицеров, ну и один «маузер». Дальше ликвидировал обоих свидетелей, отправил их в речку там же, где от других трупов избавлялся, и на бричке вернулся в город, когда уже рассвет готовился вступить в свои права. Успел вовремя. Всё отнёс во двор втихую. Сюда же коней завёл, всех трёх, а бричку подальше отогнал и бросил её.

Я успел помыться, избавился в нужнике от одежды крестьянина, где и утопил её, а поднявшись к себе, вскоре уснул. Ночка та ещё выдалась.

Проснулся я от крика хозяйки дома со двора. Тут же в одном офицерском нательном белье подорвался с кровати, но с «наганом» в руке, и оказался во дворе. Та стояла и тыкала пальцем в лошадей, две сумки и седло, что лежали у крыльца. Естественно, деньги там были, но не все, две тысячи, остальное у меня под матрасом в снятой комнате хранилось, на них у меня имелись совсем другие планы.

Выскочив на двор, я с удивлением осмотрел коней и вещи. К одной из сумок была прикреплена записка. Я покрутил револьвер на пальце, невольно присвистнув. Так крутить револьвер безопасно, под курком была пустая камора. Извинившись за свой вид, я скрылся в доме. Раз опасности мгновенной нет, то нечего в неглиже ходить. Быстро оделся, застегнул портупею, поправил складки френча и, на ходу убирая выпрошенный у соседа по палате «наган» в кобуру, вернулся во двор. Хозяйка, вдова лавочника, уже читала записку.

– Это вам, – сообщила она, протягивая листок.

Подойдя, я быстро пробежался глазами по неровным строкам и демонстративно поднял брови в удивлении. Я знал, что там написано, старший контрабандист в городе писал под мою диктовку:

«Прошу прощения за случившееся, бес попутал. Возвращаю его благородию подпоручику Волкову его вещи и извинения в виде трёх коней и небольшой суммы наличностью, надеюсь, этого хватит для компенсации принесённых неудобств. Аноним».

– Однако, – только и сказал я, с удивлением посмотрев на хозяйку. – Похоже, это те бандиты, которые на меня напали.

Об этом в городе было известно. В лицо-то меня не особо знают, но о случившемся наслышаны. Убрав записку в нагрудный карман, я присел у сумок и, открыв одну, взял саблю, что лежала сверху. Ту самую, наградную, с «клюквой».

– Так это не моя сабля, – с недоумением сообщил я. – Они что, ещё на офицеров нападали?

Дальше изучать я не стал, несмотря на жадное любопытство хозяйки, а, прихватив обе сумки, сообщил, что посмотрю у себя в комнате, оставил седло на месте, а всё остальное отнёс к себе. Хозяйка сообщила, что пока воды коням принесёт, а то они уже маются от жажды. В комнате я сменил сапоги на старые волковские из сумок – они отлично разношены, яловые, – прицепил шашку, свой «наган» убрал в кобуру, документы – в нагрудный карман, и, осмотрев себя, кивнул: выгляжу как надо. Большую часть вещей я оставил в комнате, деньги, две тысячи, вложил в карман, накидал список того, что мне «вернули», и, прихватив одну сумку, вышел во двор. Там на одного коня, что, на мой взгляд, выглядел поплоше, я накинул седло и, вместо отсутствующей уздечки используя небольшой кусок верёвки, вывел его со двора, сообщив хозяйке, что вернусь к обеду. Заодно оплатил ещё три дня постоя, а то у меня уже срок заканчивался. И направился в сторону больницы. В штабе полка, который я намеревался посетить, в такое раннее время никого и нет, кроме дежурного. Поэтому навещу-ка бывшего соседа по палате, он ещё мается со своей ногой. Он тут панночку нашёл, она его навещала, так что пока не торопился покидать Калиш. Долги нужно отдавать, поэтому я решил начать с корнета. Тот, понятно, ещё спит, но ради такого дела разбужу.

Добравшись без всяких проблем до больницы, я во внутреннем дворике привязал коня и, придерживая одной рукой сумку, что висела на плече, а другой шашку, направился к палатам. Дежурный санитар встретил меня у входа и сразу направился к корнету, чтобы разбудить и сообщить о госте. Пришлось подождать минут пять, пока тот приведёт себя в порядок, и только после этого я зашёл к нему. Кстати, моя бывшая койка уже была занята каким-то офицером-пограничником, которому прилетело в недавнем бое на границе, когда контрабандистов брали. Он был тяжёлый, без сознания, поэтому общались мы с корнетом шёпотом. Я вернул тому «наган», вычищенный, все патроны на месте, а также одолженные деньги, чем привёл в хорошее расположение духа. Ну, и рассказал, как мне всё бандиты вернули. Тот аж рот открыл, меня слушая. Я даже слегка увлёкся, но вроде рассказал толково.

Целый час я пробыл в больнице, но наконец решил, что пора посетить штаб полка, попрощался с корнетом и направился на выход. Тут врач мне попался, Андрей Константинович. Подумав, я попросил его уделить мне время, ну и ссудил, как спонсор, самой больнице небольшую сумму в размере двухсот рублей. И только после этого забрал коня и направился к выходу. До здания, где располагались штаб полка и комендатура, было не так уж далеко, и даже пешком и не спеша я добрался достаточно скоро. Оставив коня у входа привязанным к специальной перекладине, я, всё так же придерживая сумку, прошёл в холл, где меня встретил помощник дежурного в звании унтер-офицера.

– Командир полка у себя? – с ходу поинтересовался я.

– Не было ещё, ваше благородие. Начальник штаба только что прибыл.

– Веди меня к нему. Дело срочное и важное.

Мы и шага сделать не успели, как снаружи загремел колёсами по брусчатке экипаж. Прибыл полковник Молчанов. Я его встретил у входа. Окинув меня взглядом и задержавшись на рукоятке шашки, он поинтересовался:

– Что-то случилось, подпоручик? Помнится, вы находитесь в отпуске по излечению.

– Дело срочное, господин полковник.

– Такое уж срочное? Что ж, пройдёмте ко мне в кабинет.

Когда он устроился за столом, то я сообщил:

– Господин полковник. Я, когда выписался из больницы, стал искать бандитов, что на меня напали. Солдат-пограничник, спасший меня, помогал в этом. И, похоже, вышел на них. Они это обнаружили, и сегодня утром во дворе дома, где я снимаю комнату, обнаружились трое коней, седло и две сумки. Там была вот эта записка, – я сделал два шага вперёд и протянул записку комполка, а пока тот её читал, продолжил: – Прочитав её, я открыл сумку и нашел не одну саблю, а две. Вот эта не моя.