Текст книги "По следу «Аненербе». Вангол-3"

– Как ваше самочувствие? – с участием поинтересовалась Ольга.

– Все нормально, ударился при падении. Пройдет.

– Приедем, я дам вам лекарство.

– Благодарю вас.

Перед отлетом Штольц сказал, что сменил после ее исчезновения всю охрану и прислугу в доме. Он написал записку новой управляющей, предоставив ей недельный отпуск на время своего отсутствия, и распорядился устроить Ольгу в отдельной комнате. В той же, в которой она и жила. Когда Ольга вошла в нее, заметила, что ничто не изменилось. Так же на стуле осталась лежать забытая ею перчатка. Нетронутой была и постель. Только сейчас Ольга успокоилась. Всю дорогу она провела в напряжении. Если бы Штольц «передумал», водитель-эсэсовец мог в любой момент просто пристрелить ее или привезти в Тильзит и сдать в абвер. Штольц не передумал. Водитель был исключительно аккуратен и подчеркнуто вежлив с ней. Записка, поданная фрау Ингрид, управляющей имением, тоже возымела свое действие. Ее встретили как хозяйку дома. Она не могла, как женщина, не заметить этого.

«Что ж, хозяйка так хозяйка», – решила Ольга и принялась наводить порядок. Прислуга с удивлением наблюдала, как она, откуда-то безошибочно зная, где что лежит, действовала в доме. К приезду Штольца все в старинном доме сияло новой чистотой и безупречным порядком. Ольга волновалась – предстояло самое трудное. Штольц раньше не скрывал своих чувств к ней. Как он поведет себя сейчас? Как ей удержаться на той грани отношений, сыграть свою роль так, чтобы ни у кого не оставалось даже тени сомнений в естественности их отношений? Это было нелегкой задачей. Ольга боялась не столько за себя, в себе она была более чем уверена. Она боялась за Штольца. К счастью, ее опасения оказались напрасными. Штольц прибыл из Берлина совсем другим человеком. Он был в прекрасном настроении, наполнен какой-то новой для нее, неизвестной энергией. Она не сразу поняла. Он объяснил ей сам. Уединившись с ней в своем кабинете, он заговорил:

– Ольга, вы посланы мне Богом. Сначала вы лишили меня ума и пленили мое сердце. Когда вы сбежали… – Пауль поправился, – ушли, я думал, что моя жизнь закончилась. Мне стоило большого труда выйти из кризиса, поверьте, дорогая, это так. Но потом вы вернулись и разбудили мой разум и освободили мою душу. Как будто черная пелена спала с моих глаз. Вы не представляете, как я вам благодарен. Я знаю теперь, ради чего живу. Ради моей родины, возрождения старой добропорядочной Германии, сейчас ослепленной и обманутой. О, мой Бог! Я благодарю тебя за то, что ты вернул мне рассудок. Как я мог быть таким глупцом? Ольга, я был на совершенно секретном совещании СС в «Аненербе». Там говорили о возможности создания людей-роботов. Солдат, не боящихся боли и не знающих страха. Солдат, не имеющих никаких человеческих эмоций. Жалости, совести, стыда! Там говорили об этом всерьез. Вы понимаете, Ольга? Кошмар. Самое ужасное, что еще неделю назад я бы даже не задумался обо всем этом. Я бы продолжал выполнять эти преступные планы сумасшедшего маньяка. Как миллионы других слепцов, я бы шагал в пропасть с улыбкой на губах, лелея и боготворя своего фюрера. Адольфа Шикльгрубера… Я, потомок старинного дворянского рода…

Пауль налил себе коньяку и пригубил бокал. Он прошелся по кабинету и опустился в свое кресло.

– Ладно, отставить эмоции. Я искренне рад, что вы здесь. Вы верите мне, Ольга?

Ольга с улыбкой кивнула.

– Вы даете мне силы. У меня есть много полезной информации, причем одна, по моему мнению, очень срочная.

Через несколько часов в Москве была принята первая шифровка от Вальтера. Красков был доволен. Он сидел за столом в своем кабинете один, курил папиросы и рассуждал.

Пока можно считать, что операция по вербовке была успешной. Сведения, полученные от Вальтера, представляли очень большой интерес. Информация о работающей на Кольском полуострове спецгруппе «Аненербе» была важной не только сама по себе, но и с точки зрения проверки достоверности информации Вальтера. Его надежности. Красков хорошо понимал, что имеет дело с офицером СС. Он допускал возможность дезинформации и игры на «два фронта». Проверить Вальтера предстояло группе «Северный ветер», что и было одобрено руководством. Заодно цели и задачи заброшенных на Кольский полуостров немцев должны были быть четко и ясно установлены. Естественно, они должны быть обезврежены, желательно взять их живыми. Поскольку отправка группы на поиски полузабытой, пусть и загадочной пещеры была не очень мотивирована, Красков боялся отрицательной реакции Берии. Безусловно, он его понимал, шла война, и ситуация на фронте была очень тяжелой. Предпринятые зимой сорок второго года контрнаступления наших войск под Москвой и Ленинградом не оправдали надежд… В окруженном и блокированном Ленинграде голод. Дуроломство, а то и предательство в генералитете. Целые армии опять в окружении. Поди разберись… Сотни тысяч полегли… А тут практически мирная научная экспедиция. Красков усмехнулся. Да и научной ее не назовешь, скорее антинаучная. Так что все произошло очень кстати. Единственное – практически ничего не известно о месте и только предположительно о времени высадки немцев. Ну да ничего, Вангол разберется. Его доводы о том, что немцы именно там, у Сейдозера, показались полковнику достаточно убедительными. Иван Иванович глянул на часы и встал. Уже утро. Опять не спал, с некоторой досадой подумал Красков и, вытащив из книжного шкафа подушку, выверенным броском определил ее в углу дивана. Хоть пару часов, да его…

Вангол проснулся с первыми лучами солнца, едва пробившимися в глубокую долину, отразившись от отвесных скал. Было сыро и прохладно. Расшевелив угли замершего костра, подкинул сушняку, поставил котелок с водой на огонь и спустился к небольшому ручейку умыться. Здесь и услышал шаги приближавшегося охотника.

– Доброе утро, Ярасим!

– Здравствуй, Вангол! Я готов отвести тебя к пещере.

– Если не возражаешь, попьем чаю, вода уже закипает, и пойдем.

– Хорошо.

Согревшись горячим чаем, крепко заправленным мятой и зверобоем, они двинулись. Шли быстро, Вангол при своих выносливости и умению ходить по тайге иногда едва успевал за ходом охотника.

– Ярасим, если не секрет, сколько тебе лет? – спросил Вангол, когда часа через два они присели не то чтобы отдохнуть, нет, полюбоваться открывшимся пейзажем.

– Шестьдесят восемь будет в этом году. Красиво, правда?

Полоса молочного тумана, повиснув над верхушками елей, будто отделила вершины искрящихся от солнечных лучей скал от земли, покрытой густым, темно-зеленым с синевой, уходящей вдаль, хвойным покрывалом.

– Да, как в сказке, будто все это парит в воздухе.

– Про возраст зачем спросил?

– Да думаю позвать тебя к себе в команду, на службу.

– Ну и что теперь, передумал звать?

– Нет, не передумал, просто ты сказал, что тебя на фронт не взяли по возрасту, я и решил спросить.

– Ну узнал, старый я уже, не гожусь?

– Годишься, очень даже годишься, пойдешь?

– Посмотрим, пока ничего не отвечу…

– Хорошо. Ну что, идем дальше?

– А некуда идти, уже пришли, – улыбнулся охотник.

Вангол огляделся. Никаких признаков входа в пещеру, отвесная скала, у подножия которой они стояли, уходила вверх, насколько можно было ее видеть.

– С этого места не увидишь. Нужно подниматься. Издали тоже не видно, лес мешает. Хитрая пещера, тайная. Вот там они поднимались. Железок набили в скалу, я несколько взял себе.

Ярасим показал стальной крюк:

– Железо крепкий, хороший нож из него сделаю.

– Вот что, Яр, у меня к тебе просьба: присмотри здесь. Пока я за своими схожу.

– Хорошо. Теперь я чай варить буду. Иди.

– Осторожно, Ярасим, с костром, они могут вернуться. Дым сверху сразу заметят.

– Не бойся, Вангол, они не вернутся. Их забрали чакли. Оттуда никто не может вернуться. Если ты пойдешь, тоже не вернешься.

– А если ты пойдешь?

– А я не пойду. Зачем?

– Туда ушли враги. Они что-то хотят там найти. Мы должны знать, что им там нужно. Может быть так, что это очень важно. От этого очень многое может зависеть. Думаешь, зря они сюда пришли? Просто так?

– Иди, Вангол, я подумаю.

– Хорошо. Я скоро.

В лагере, еще только проснувшемся, возвращению Вангола не удивились.

– Я так думаю, что пора снимать палатки? – спросил Арефьев, увидев вынырнувшего из зарослей командира.

– Правильно думаешь. Степан, быстро снимаемся. Владимир, срочно связь, шифровку в Центр. Текст такой: «Гости обнаружены. Приступаем к выполнению задания».

– Есть передать шифровку, – просиял Арефьев и кинулся к палатке.

Федор и Степан занялись сборами, вопросов никто больше не задавал, через полчаса группа уже быстро шагала за своим командиром. И вот уже костер Ярасима.

– Думал, долго еще ждать, а вы уже тут. Это хорошо. Садитесь к огню, отдохните.

– Знакомьтесь, это Ярасим, местный охотник. Он видел немцев. Видел, как они четыре дня назад ушли в пещеру.

– Значит, правильно мы их вычислили, здесь они, гады…

– Ну, допустим, нам просто повезло, что их заметил Ярасим и о том нам стало известно, – охладил пыл Арефьева Вангол. – Радости нам от этого мало. Они ушли в пещеру и уже четверо суток там. Что это означает? То, что они выполняют или уже выполнили свою задачу, а мы не смогли этому воспрепятствовать. Вот такие дела.

– Так еще неизвестно, сделали они там что или нет… – возразил Макушев.

– Думаю, главное, что мы их здесь прищучили, куда они теперь денутся, подождем зверей на выходе, как тогда в тайге, Вангол?

– Сейчас не тот случай, лейтенант, не тот… Их нет уже несколько дней. Почему? Может, они вышли в другом месте, а мы будем здесь сидеть?

– Надо идти в пещеру, командир, чего гадать? – предложил Федор, сохранявший все время молчание.

– Я тоже так думаю, – поддержал Федора Макушев.

– К входу еще надо подняться, а то часа через два начнет темнеть, – напомнил Ярасим.

– Да, ты прав, веди. Посмотрим, что там за пещера, и решим, что нам дальше делать.

Подъем, уже подготовленный технически немецкой группой, занял не так много времени. Федор довольно улыбнулся. Не зря тренировал, кое-чему научились…

Вход в пещеру был достаточно большой, но он был напрочь завален плотной, как бетон, глино-каменной смесью. Попробовав ее ледорубом, Вангол убедился, что она очень прочна и пробить такой завал вручную невозможно. Немцы, вероятно, это знали. Ручной бур, которым они бурили отверстия для зарядов, лежал припрятанным недалеко от входа. С собой не взяли, значит, дальше он им был не нужен. Они тоже это знали наверняка, иначе почему бы его не взять?

– Итак, друзья, судя по всему, немцы хорошо подготовлены и хорошо информированы. Они точно знали, куда идут. Найти вход в эту пещеру не просто, согласитесь. То, что они смогли быстро вскрыть вход, тоже о многом говорит. Ярасим видел пять человек. Двое из них смуглые и между собой говорили на непонятном языке, скорее всего, это люди с Тибета. Вероятно, они и есть проводники, обладающие знаниями об этой пещере.

– Что там, – Вангол кивнул в темное отверстие входа, – нам, в отличие от них, неизвестно, поэтому действовать будем так. Арефьев и Макушев остаются здесь и круглосуточно контролируют вход. Что бы ни произошло, немцы не должны отсюда уйти. Степан, желательно взять хоть одного живым. Мы с Федором пойдем в пещеру, постараемся их найти. Возможно, они занимаются изучением чего-то сокрытого в пещере, тогда мы сможем это выяснить. Яр, я не могу тебе приказать, но хочу попросить, чтобы ты помог здесь моим товарищам. Возможно, им придется долго ждать, а большую часть продуктов мы возьмем с собой.

– Да, ждать им придется очень долго. Хорошо, я помогу, можешь взять у них все продукты.

– Спасибо.

– Почему ты думаешь, что нам придется очень долго ждать? – не выдержав, спросил Арефьев.

– Потому что там чакли.

– Что там?

– Ярасим, расскажешь ему потом. – И, повернувшись к удивленному Арефьеву, Вангол с улыбкой добавил: – Он же говорит, что ждать долго придется, время будет. А сейчас помогите нам собрать все необходимое.

Давно так тревожно не было на душе Ивана Фадеевича Косоурова. Уже второй десяток лет он нес почетную обязанность главы староверческой общины – старосты. Самому уже было далеко за восемьдесят и собирался было в этом году сложить полномочия, передать эту обязанность кому-либо более молодому по возрасту – достойные отцы в общине были. Да не успел, а теперь уже нельзя. Теперь ему ответ держать перед Богом за свое решение, за те испытания, что Он посылает за грехи наши. Впервые Косоуров не хотел, чтобы так быстро пришел рассвет, бессонная ночь пролетела как один вздох. Утром принимать решение. Он уже принял его, но должен был выслушать тех из глав семей, кто захочет сказать свое мнение. Таков порядок. Потом все должны единогласно утвердить выбранное. Именно все и именно единогласно. Он был уверен, что его решение верное и его примут, но как ему об этом тяжело говорить. Однако придется.

Утренние петухи вовсю горланили по дворам, подгоняя хозяек с подойниками. Пастух уже звонко щелкал кнутом на околице – пора, пора по утренней росе скотинке на выпас. Как мила, как дорога ему эта деревенская неторопливая суета! Все это отлаженное, десятилетиями выверенное, надежное и крепкое, все это придется бросить. Опять. Как семьдесят лет назад. Он был еще мальчишкой, но хорошо помнил, как уходили они из-под Вологды. Как горела родная деревня, проваливаясь крышами в раскаленные срубы изб. Как плакала его мать и как хмурил брови, кусая губы, отец. Тогда они ушли сами, и их никто не преследовал и не искал. Урядник только кричал вслед уходящим подводам:

– Сволочи, пожгли деревню, ни себе, ни людям!

Не понять ему было, как кровь в жилах у мужиков сворачивалась от пожога того. Свое жгли, кровью и потом нажитое. Только не могли иначе, душа дороже, ее сохранить надоть было. А избы новые срубили, вона какие, до сей поры стоят, а теперь что?!

Староста встал и подошел к иконам. Он долго всматривался в старинные образа, желая увидеть в их очах ответ на свои тревоги. Свет от пламени лампадки выхватывал суровые лики святых. Твердым был их взгляд, непреклонным.

Ничто, не сломают нас! Все в этом мире, окромя души, – пепел. Уйдем. Теперь, правда, другое время. Теперь просто так не уйдешь. Теперь будут искать. Изловчиться надоть. Отвести глаза безбожникам.

Когда все собрались в просторной молельной избе, староста предложил высказываться.

Все, кто пожелал говорить, были за то, чтобы немедля уходить. О том и решение было, только непростым оно оказалось. Непросто уйти всей деревней, невозможно и гибельно. Решили, что деревня должна остаться, но не вся. Все, кто силен и молод, уйти должны. Избы новые у кого – разобрать и на новое место везти. Стариков постановили не тревожить. Кто из молодых со стариками останется, решать самим, в семьях. Вот так. В таком случае удастся, с божьей помощью, ушедших сокрыть, от поиска и погони сберечь. Да и они смогут в любое время вернуться, припасами запастись, пока на новом месте худо будет. Время придет, обживутся, глядишь, и стариков в новую деревню забрать-то сподручнее будет. Главное, чтобы никаких следов от ушедших не осталось. Не было никого, кроме тех, кто есть, и на том крест целовать. На том толковище и порешило, а с обеда уже затюкали топоры по дворам. Из ста двенадцати семей больше половины разбирали дома. В трех дневных переходах на запад еще несколько лет назад удобное место для житья присмотрел Семен Баюнов, туда и поведет людей, старшим его назначили.

Кольша ни в какую не хотел из деревни уходить, упросил и убедил отца оставить его при старосте помощником и на связи. Он бывал в тех местах, как добираться туда – знал, мало ли понадобится срочно что сообщить. Кто быстрее его? Никто, все знают. Сам староста Кольшу поддержал. В общем, оставался он в деревне, и радовалось его сердце и замирало от неизведанного грядущего. Забравшись вечером на сеновал, он, засыпая, все представлял, как с небес спустится большая железная птица с красными звездами на огромных белых крыльях – ероплан и его, Кольшу, позовут на ней полетать. Он, конечно, сразу согласится, он же смелый человек, и взлетит на нем в самую небесную синь, туда, где даже дикие гуси не летают. Куда даже коршуны не забираются. Туда, где начинаются звезды…

Зазияла проплешинами деревня, задымила пожогами. Все, что не везли со дворов с собой, жгли. Через месяц заросли усадьбы и огороды крапивой да иван-чаем, будто и не было тут ничего. Ребятня, по инициативе Кольши, тропы, к бывшим домам набитые, дерном заложила. Все это с земли вроде бы как и незаметно стало, была большая деревня – и нет ее, да только не с воздуха. Словно незатянувшиеся раны просвечивали бывшие еще недавно живыми дворовые хозяйства по деревенским улочкам. Сожженные и заросшие, они хранили формы просторных изб и сараев, ряды ухоженных гряд и тропинки. Опытного взгляда было бы достаточно, чтобы раскусить обман. К счастью, те, кто летел с проверкой информации летчика Комарова, имели другую задачу. Они должны были его информацию, мягко выражаясь, не подтвердить. То есть если деревня в указанном месте и есть, то она, к примеру, и не деревня вовсе, а брошенные выселки или охотничьи зимовья. Местные органы власти о них, естественно, знают, но по причине того, что там никто постоянно не проживает и местность к освоению не планируется, данные строения, если они, конечно, существуют, населенным пунктом со всеми вытекающими из этого административными последствиями не считаются. Люди, если есть там таковые – либо охотники, либо пришлые, которых необходимо проверить и выяснить, на каком они основании там находятся. Но это, если там кто есть…

Сам военлет Комаров был уже далеко от Красноярского края и о своем открытии и думать забыл. Он был просто счастлив. Его очередной рапорт наконец был удовлетворен, и уже неделю, как он был направлен на фронт. Руководство, учитывая его опыт полетов в северных условиях, определило его в авиацию Северного флота с дислокацией на Кольском полуострове. Прибыть в Мурманск он смог только в конце июня, где и сел стажером за штурвал боевой машины. Но ненадолго. Уже через неделю самостоятельно вылетел на перехват немецких бомбардировщиков и в первом же бою сбил «фокке-вульф». Фоккер, прошитый пулеметной очередью, загорелся и рухнул в прибрежные скалы вместе с пилотами, никто не успел воспользоваться парашютами, а может, не смог…

Проверить информацию военлета Комарова по поводу неизвестного населенного пункта был направлен замкомандира по политической части учебной эскадрильи из Канска. Его отчет о полете свидетельствовал о том, что в указанном квадрате никакого населенного пункта не обнаружено. На следующий после полета день он также со своим подразделением убыл на фронт. Его отчет лег на стол начальника УНКВД Красноярского края полковника госбезопасности Семеновского.

Здесь можно было бы поставить точку в этом неприятном недоразумении, но помешало одно обстоятельство. В кабинете Семеновского вдруг раздался звонок вертушки, прямого телефона из Москвы.

– Я тут услышал, что на вашей территории «потемкинские деревни» объявились? Это как понимать? Вы там внимательно с этим вопросом разберитесь и доложите!

– Есть разобраться и доложить! – одеревеневшим от волнения голосом ответил в трубку полковник и услышал гудки отбоя связи. – Да! – вытерев пот со лба большим носовым платком, только и сказал Семеновский. И подумал: «Надо же, а! Какая-то сволочь настучать успела. Теперь просто так, на тормозах, это дело не спустишь. Проверить могут – и тогда полетят головы. Хорошо, что доложить туда ничего не успели. Придется по-серьезному этот вопрос решать…» Он нажал на кнопку вызова.

Массивная дверь в его кабинет бесшумно открылась.

Дежурный офицер, представившись, встал по стойке «смирно», ожидая распоряжений.

– Немедленно ко мне замполита и пригласите начальника особого отдела к четырнадцати часам.

– Есть! – Дежурный вышел.

– Если чакли будут давать угощения, не берите и не ешьте. Если возьмете или даже только попробуете, чакли вас сразу заберут. Вы не сможете ничего сделать – их чары очень сильны.

– Куда заберут?

– Туда, откуда уже никто не возвращается, в свой подземный мир.

– А может, нам туда и надо.

– Это плохой шутка. Человек должен на земле жить. Там, – Ярасим показал пальцем в сторону входа в пещеру, – человек не может жить. Там могут жить только чакли. Так говорят шаманы.

– Хорошо, если мы их встретим, то предложим угощение первыми, – с улыбкой сказал Федор.

– Кажется, у вас, русских, есть хорошая поговорка: «Не зная брода, не лезь в воду».

– У нас другая на этот случай припасена: «Авось прорвемся!» – ответил, улыбнувшись, Вангол. – Ну что, пора. Значит, как договорились, две недели – это контрольный срок нашего возвращения. Если не возвращаемся, вызываете подкрепление из Центра и, продолжая наблюдение за входом, предпринимаете меры по исследованию пещеры. Мы оставим вам метки по ходу своего движения.

Взвалив на плечи довольно увесистые вещмешки, Федор с Ванголом вошли под каменные своды пещеры. Они не видели, как охотник одними губами беззвучно шептал молитвы им вслед. Первым шел Федор, подсвечивая себе фонариком; у места, где была развилка, он увидел на стене знак.

– Смотри, Вангол, они отметили свой маршрут. Прекрасно видно, у них какой-то мел светоотражающий.

– В таком случае нашим легче, ставим свою метку – и вперед.

Как ни странно, но первые несколько часов они не спускались, а медленно поднимались по довольно широкому, в некоторых местах до трех метров, ходу пещеры. Потом начался постепенный спуск. Несколько ответвлений они прошли по меткам, вероятно оставленным немцами, поскольку больше никаких знаков на стенах они не увидели. Воздух в пещере был сухой и, как казалось, довольно свежий. По крайней мере, Вангол долгое время улавливал в нем запахи леса. Обострив все свои способности, осторожно продвигаясь в глубь подземного лабиринта, Вангол чужого присутствия долго не ощущал. Уже поздно вечером, когда готовились к ночевке в небольшом, почти круглом зале, из которого было несколько выходов, ему показалось, будто что-то живое очень быстро прошло мимо них из одного хода в другой.

– Федор, ты ничего не заметил? – спросил тихим шепотом Вангол.

– Нет, – ответил Федор, замерев на месте.

Они некоторое время вслушивались в звенящую тишину подземелья.

– Все тихо вроде…

– Дежурим по два часа. Все, я ложусь, – прошептал Вангол и, удобно устроившись на каменном полу, закрыл глаза, хотя их можно было и не закрывать.

Темнота в пещере была кромешной, то есть свет отсутствовал как таковой. «Теперь я понимаю, что измерить темноту нельзя», – вспомнил Вангол один из разговоров с Пучинским. Тот говорил, что измерить ее нельзя только по одной простой причине – ее нельзя увидеть. Нет единицы измерения темноты, потому что темноты нет. Есть отсутствие света. Нет холода – есть отсутствие тепла… нет лжи и обмана – есть отсутствие правды… нет зла и страданий – есть отсутствие добра и счастья… продолжал автоматически анализировать мозг Вангола, хотя сам Вангол уже глубоко спал.

Ночь прошла спокойно, и, перекусив, они продолжили движение. Причем из этого округлого зала, имеющего четыре выхода, немецкой метки направления движения обнаружено не было. Только тщательно исследовав ходы, Вангол понял, по которому из них ушли их предшественники.

– Почему они не оставили метку? – спросил Федор.

– Они оставили ее на том выходе, из которого пришли и, естественно, по которому нужно будет возвращаться. Зачем помечать ход, из которого они потом в любом случае выйдут.

– Точно, а я-то сразу не понял.

– Они идут, уверенные, что их никто не ищет, совсем не скрывают своих следов.

– Как у себя дома, гады… ничё, погуляйте пока…

Четверо суток Вангол с Федором шли по следам немецкой группы, все глубже уходя в подземный лабиринт огромной пещеры. В некоторых местах им приходилось преодолевать крутые спуски, покрытые льдом. Здесь сгодились и веревки, и кошки, и особенно альпинистский опыт Федора. Но даже ему пришлось нелегко. Одно дело – когда ослепительное горное солнце, совсем другое – когда непроницаемая тьма. Раньше Вангол не мог себе представить, что спускаться по скале не менее тяжело, чем подниматься. Все-таки подъем есть подъем, но спуск, особенно для новичка, опасен тем, что не видно, даже на свету, куда поставить ногу, а уж здесь, в этой темени, едва разбавляемой слабым светом механических, работающих от ручных динамо фонариков, особенно опасно. Да и крайне неудобно ими пользоваться, когда руки для другого нужны… Спасибо немцам, оставили кое-где свои крючья… После одного такого спуска, на привале, Вангол спросил у капитана:

– Федор, а как мы отсюда выходить будем?

– А как спустились, так и выходить будем… – отшутился тот, открывая тушенку. – Все нормально, командир, выйдем. Этих гадов достанем и выйдем. Предлагаю оставить часть снаряжения. То, что здесь для подъема потребуется. Чувствую, что эти звери где-то уже рядом.

– Правильно чувствуешь, капитан. Судя по этой сигарете, они здесь часов двадцать назад были, не больше. Оставим все, что можно оставить, отдохнем – и дальше налегке; думаю, завтра мы их достанем.

Они поели и завалились спать. Перед сном Федор спросил:

– Вангол, что-то у меня голова не того. У тебя там, в мешке, аптечка, подай, вроде от боли таблетки были.

– Держи, – протянул лекарство Вангол.

Проснулся Вангол от громких стонов Федора.

– Федор, что случилось?

Ответа не последовало. Вангол нашел в темноте товарища, распластанного на каменном полу. Дыхание капитана было судорожным. Он не просыпался, несмотря на все попытки его разбудить. Прислушавшись к себе, Вангол тоже почувствовал какую-то непонятную тяжесть в голове. Мелькнула мысль о том, что он не сможет спасти своего напарника и не сможет выйти отсюда самостоятельно. Вангол почувствовал приступ сильной боли в висках и понял, что это значит. Эта пещера была защищена. Здесь кончалось безопасное для человека пространство. Именно здесь, за этой невидимой чертой, которую пересек Федор, но не пересек он. Вангол, превозмогая боль, перетащил Федора на свое место. Постепенно боль в его голове успокоилась. Федор тоже стал дышать ровнее и спокойнее. Через некоторое время он проснулся.

– Вангол, у меня голова раскалывается, что за хрень!

– У меня тоже был приступ боли. Полежи, это пройдет.

– Слушай, как это, я же не здесь ложился, а там.

– Точно, я тебя перетащил.

– Зачем? – морщась от очередного приступа, спросил капитан.

– Место там плохое, оно причина твоей и моей боли.

– Ты это серьезно?

– Вполне. Я с этим уже сталкивался, капитан. Так пещера защищена от вторжения, верь мне. Тут таблетки не помогут.

– Ты хочешь сказать, что если мы пойдем дальше…

– Именно, сильнейшая головная боль, страхи, галлюцинации и прочее, вплоть до потери движения и смерти. Все это я видел.

– И что?.. А как это прошли немцы?

– Это еще неизвестно, прошли ли они ее, но то, что они вошли в эту зону, абсолютно точно.

– Значит, это можно как-то преодолеть…

– Да, задача с пятью неизвестными…

– По-моему, я знаю, как здесь прошли немцы, вернее, что они для этого сделали.

– Интересно?

– Ты видел на их привале пустые консервные банки?

– Да.

– Из-под чего они?

– Федор, я не обратил внимания…

– А я посмотрел, в банках был спирт, на одной маркировка сохранилась, чистый спирт…

– Федор, ты просто гений!

– Вангол, я разведчик… – улыбнулся капитан.

– Да, точно, все это рассчитано на нормально работающий человеческий мозг. А они по нему спиртом ударили. И выключили большую часть функций! Гениально. У нас есть с собой две фляжки; думаю, одной хватит – без всякой закуски, натощак.

– Так мы еще и не завтракали…

– Доставай и наливай…

Как они шли потом десять часов, преодолевая спуски и разные преграды, как ни старались, вспомнить не могли. Связав себя веревкой, чтобы не потерять друг друга, они шли и шли, пока не упали оба без сил. Пробуждение было тяжелым. Если учесть, что воды было немного, а спирт нещадно сушил, муки были неимоверные. Но опасный участок им преодолеть удалось. После нескольких часов добровольного самоистязания они пришли в себя.

– Все, Вангол, по жизни больше меня выпить ничто не заставит…

– Не забудь, нам еще обратно идти…

– Лучше я тут останусь… – с трудом поднимаясь на ноги, проговорил капитан.

Вангол, как ни странно, чувствовал себя нормально. Несколько часов сна вернули ему силы.

– Вангол, пару глотков воды – и я готов идти.

– Держи. Если мы пару часов отдохнем, ничего не изменится, поэтому поспи еще. Как у тебя голова?

– Да вроде проходит, но это точно от перепоя…

– Вот и ладно, капитан, отдыхаем.

Через два часа они уже спокойно и уверенно шли вперед. Вангол шел первым, почти не пользуясь фонариком. За несколько дней темноты его глаза привыкли, и он достаточно хорошо видел. Федор, подсвечивая себе, непрерывно жужжал динамо. Этот шум мешал Ванголу слушать, но при движении ничего сделать было нельзя. На коротких привалах он прислушивался, пытаясь хоть что-нибудь услышать, но каменные своды были безмолвны. Даже для него. После очередного привала они вышли к очень крутому спуску, больше похожему на провал. Но предусмотрительные немцы оставили свои крючья, за что они им были искренне признательны.

Через два часа спуска и продвижения по почти горизонтальному узкому ходу они оказались в небольшом зале, стены которого слабо мерцали зеленоватым светом. Выхода из этого зала видно не было, только гладкий на вид, покатый к центру пол и воронкообразное, около полутора метров, отверстие, но оно было плотно перекрыто каменной плитой. Было вполне ясно, что это не природное, а искусственное, созданное разумными существами сооружение. Стены зала были влажными, и свечение исходило, вероятно, из каких-то микроорганизмов в этой влаге. Вангол провел ладонью по скользкой стене, ладонь тоже стала светиться. Они вошли в зал. Вдоль стены виднелся небольшой каменный выступ, вроде тропинки, по которому можно было, чуть ли не касаясь стен, идти или стоять. Они пошли по этой тропе вдоль стены. Зал был не очень большой. Осмотревшись и не увидев ничего, кроме скальных пород стен и свода, воронкообразного пола, Вангол и Федор уставились друг на друга.

– Так, и что это может означать?

– Это означает только одно, капитан: эта дырка как-то открывается, и если мы ее не откроем, то останемся здесь навсегда. Ты разве не обратил внимания на то, что выхода из этой залы уже нет.

– Как нет? – Федор развернулся на месте, освещая стены против себя.

Выхода нигде не было видно.

– Захлопнулась эта штука, как мышеловка, но очень тихо. Если честно, я тоже не заметил, как это произошло. Единственное, что я успел, – это сразу, как мы вошли, мазнуть рукой по стене. Вон, видишь, вон, пятно не светится, значит, там, чуть левее, был вход.