Текст книги "Полярный старт. Рассказы о северном туризме"

Владимир Рачек
Полярный старт
Рассказы о северном туризме

Полярный старт

Повесть

Глава 1
Москва – Воркута. Таежные опасности

В городе стояла жара. Плавился асфальт, плавились люди. К автоматам газированной воды стояли очереди. Я уже взял отпуск и занимался подготовкой снаряжения и продовольствия к походу на Приполярный Урал, который мы запланировали еще в прошлом году на основе впечатлений от увиденного и пройденного.

Я расскажу об этом немного дальше, в своем повествовании о добытых туристским трудом и телесными ощущениями незабываемых кадров из ленты путешествий в один из красивейших полярных районов.

По большому счету – с него все и начиналось.

* * *

Первое неожиданное известие поступило с Ленинграда от Игоря, нашего хорошего старого знакомого, опытного туриста, уже заявленного на маршрут в группу: «Идти, мол, не могу, обстоятельства и т. д…»

Т.д. уже не интересовало, так как было ясно, что одного участника просто нет.

Времени подыскивать кого-то, производить замену не было. Связь с Мишкой и Виктором отсутствовала – они находились в альплагере где-то на Центральном Кавказе. Встретиться все договорились в Москве у поезда по телеграмме. С ними должны были приехать еще двое членов нашей группы, заявленных на маршрут.

Ну, что же делать, – готовлюсь дальше.

В семидесятые годы подобрать продукты хорошего качества – питательные и легкие по весу – было не так просто. Ассортимент, что называется, весьма ограниченный. А ведь при работе в горах за день сжигалось от четырех до шести тысяч килокалорий. И их нужно было как-то пополнять. Такие продукты, как сублимированное мясо, мучные галеты, фасованные питательные деликатесы, доставать было очень трудно. Выходили из положения – покупали полусухую колбасу «Московская», на солнце высушивали, убирая лишнюю влагу. Это служило хорошим калорийным мясным подспорьем в питании. Сало – тоже хорошо. Мед с орехами – вообще отлично: быстро усваивался, придавая энергию. Специи разные, чеснок и лук, крупы и каши в брикетах – хорошо паковать и быстро готовить. Чай, немного кофе для бодрости духа. Сухари – белые и черные – сушили и складывали в полотняные мешочки.

Особое внимание – аптечка. На этом деле по весу и объему не экономили. Еще много всякой дребедени, которая, по ходу, отсортировывалась, а то и просто выбрасывалась.

В общем, мотался по магазинам, закупал, сортировал, упаковывал да складывал. Получился объемистый рюкзак да баул, килограмм эдак на сорок. Упаковал также хороший топор (очень нужная вещь) и приемник «Селга» (не очень нужная вещь но… на всякий случай).

Друзья завезли меня на вокзал, помогли загрузиться в поезд. В путь.

* * *

На Курском вокзале в Москве немая сцена: стоят прибывшие Витюля с Мишкой, и тут я со своими баулами. И все. И больше никого.

– ?..

– Где остальные? – спрашиваю.

– Нету, они с нами не едут, – отвечает Мишка, – «спарились» в лагере. Не потянут, сказали.

– А где Игорь?

– Не будет, – отвечаю. – Если мы хотим ехать, то до поезда осталось сорок минут, а еще нужно билеты взять.

Переглянулись, мол, что, втроем? В горы? На непростой маршрут? Решили: вперед.

Нужно было еще перебраться к Ярославскому вокзалу. С нашим-то грузом, да пешком, это почти не возможно. В темпе нашли какую-то «скорую помощь», которая перебросила нас на другой вокзал. Быстро к кассам – все забито людьми. Поняли, что не видать нам билетов. Рванули к поезду. Возле одного из вагонов – три молодых девушки-проводницы сажают пассажиров.

– Девушки, нам бы на поезд, да билетов нету. А нам на маршрут в горы, – объясняем с элементами прошения.

Увидев у Мишки в руках небольшую походную гитару, спрашивают:

– А петь будете?

– Будем, – хором.

– Ну, давайте, грузитесь. Как бы только нам с бригадиром договориться…

– Мы мигом, – отвечаем.

Быстро сгоняли за рюкзаками и баулами и уже через пять минут сидели в купе проводников, плотно забив его своими вещами.

Поезд «Москва – Воркута» тронулся.

Вагон общий. Девчонки-проводницы – на летней практике. Учатся в Московском институте культуры. Кое-как распихали они нас по вагону. Утряслись…

Нашлось, наконец, время обстоятельно все обсудить. Заодно выяснили, что и денег у нас не особо. Осталось на билет обратно, но только до Москвы. И так…, по мелочи, – рублей тридцать– сорок. Да-а, поистратились ребятки в альплагерях..

– Так ты же понимаешь, на то, на се. Да и ехали обратно с москвичками-альпинистками. Я Мишке говорил: экономь копейку. А он – давай винца, давай винца… – рассказывал Витюля, старательно жестикулируя для большей убедительности.

– С вами все ясно. Ну да ладно. Разберемся.

Рассказал им, что нового в городе. Как обстояли дела с подготовкой. Через полчаса останавливаемся. Подцепляют вагоны с заключенными. И дальше – в путь.

Жизнь налаживается. Собрались в купе проводников. Из дома припас пару бутылок вина. Не виделись-то мы месяца два. Мишка взял гитару:

 
А поезд длинный, смешной чудак,
Все твердит он: «вопрос, вопрос,
Что-то в мире не так, не так,
Что-то не удалось…»
 

Девчонки угощают свежими продуктами, поем вместе песни. Зашел бригадир поезда. Мягко говоря, несколько удивился всей нашей компании. Познакомились. Объяснили. Налили. Узаконили наш проезд.

Из соседнего, зэковского, вагона охрана заходила – тоже песни послушать. Ночью – город Владимир. Разбудил лай собак, обрывистые выкрики-команды. Выгружали заключенных и сажали других. В лучах прожекторов метались на крепких поводках огромные овчарки. Надзиратели выкрикивали имена, а заключенные пулей выпрыгивали из вагона и садились на корточки прямо на железнодорожные пути. Рядом, на огороженной рядами солдат площадке, стояли автозаки, готовые принять своих «пассажиров». Жутковатая картина жизни.

На следующий день – опять давали в купе концерт. Народ собрался послушать и поучаствовать (и под купе, и в тамбуре) – все равно делать нечего.

У девочек-проводниц неприятности. Забыли выпустить людей на полустанке. Бригадир поезда рвет и мечет. Заодно обещал и нас высадить. Налили. Утрясли.

Вот и станция Кожим. Выгружаемся. Вагон нас провожает, а мы со всеми прощаемся. Спасибо девчонкам. Спасибо всем. Спасибо и бригадиру.

* * *

Километров на семьдесят нам нужно было как-то заброситься к предгорьям. Из прошлогоднего опыта мы знаем, что вдоль реки Кожим есть тракт, по которому возят лес и ходит транспорт к прииску в горах. Вот и ищем возможности, беседуем с местными, которые подходят, интересуются, кто мы и что собираемся делать. Не удивительно: мы со своими рюкзаками и одеждами в поселке как бельмо на глазу. Разузнали, что с гусеничным и автотранспортом пока, что называется «облом». В ближайшее время не ожидается.

А тут некий Степан – охотник и рыбак.

– Буду, – говорит, – на своей моторке к заимке идти. При высокой воде – вас дальше закину.

– Сколько? – спрашиваю.

– Двадцать пять рублей. А спирт есть?

– Есть, – отвечаю.

– Ну, тогда и флягу спирта.

– Хорошо, согласны.

– После обеда отходим, – говорит Степан.

– Ждите у лодок, что под железнодорожным мостом.

Часа в три подошел Степан с сыном лет девятнадцати («зовут Валерка», – так он представился). Погрузили свои мешки. Загрузились и мы. «Казанка» – дюралевая моторная лодка – хорошо присела в воду. Отчалили. Степан включил мотор – старенький «Вихрь», и мы пошли вверх по Кожиму.

Река была довольно широкой, с быстрым течением, и обжималась тайгой. Местами то правый, то левый берег поднимался над водой, демонстрируя свое скалистое основание. Над самым руслом вода подмывала таежные деревья, обнажая их корни, а некоторые вовсе сбрасывала и уносила вниз по течению. Именно река здесь диктовала свои жизненные условия.

К вечеру пошли перекаты. Стало больше скалистых обрывов и прижимов. Степан мастерски вел «казанку». Было видно, что он хорошо знал реку. На перекатах с разгону брал быстрины и, казалось, лодка еле продвигалась. Скорость, которую придавал ей мотор, гасилась напором встречного течения. За перекатами опять набирали скорость и неслись дальше.

– Скоро избушка! – прокричал Степан.

– Держитесь, впереди порог! Будем проходить!

Выше, действительно, просматривалась белая водяная пена порога. Отдельные валуны перегораживали русло. Лодка с разгону врезалась в пену между валунами, застыла на быстрине, но Степан сумел увернуть ее в сторону, где опять набрала ход. В очередном проходе мотор с натугой завыл, лодка задрала нос, наскочив на камень и, медленно двинулась кормой назад, в пену порога. Витюля, увидев это, снял с носа лодки якорь, чтобы бросить его в воду и таким образом затормозить снос.

– Не трогай! Не трогай, мать его так! – Закричал Степан, – сорвет якорь!

Витюля посмотрел на него, но бросать не стал.

– Берите весла, и помогайте держать лодку. Шпонку на валу сорвало, – сообщил Степан.

Мы бросились к веслам и, упирая их в дно, – тут было мелко – удерживали «казанку». Но под напором воды она все равно ползла вниз. Как-то увалив лодку в зону спокойной воды, за большой валун, спрыгнув в воду, мы ее остановили.

– Держите, а я шпонку поменяю! – крикнул Степан.

Быстро порывшись в вещах, нашел железку и установил ее на вал двигателя.

– В лодку, – скомандовал он, включив мотор.

Нас отнесло назад, но, набрав скорость, мы опять вонзились в порог и, от валуна к валуну, лавируя, вырвались на гладь более спокойной воды. Порог был пройден. А через двести метров по левому берегу заметили избушку и причалили к ней.

– Ну, ты даешь, – говорю Степану, – рискованно мы проходили порог.

– Все нормально, – отвечает, – я тут уже пятнадцать лет. Реку знаю.

Да, уж, подумалось, мужик он рисковый. Но нервный.

– А как с рыбой? – спрашиваю.

– Вот сейчас и попробуем поймать, – говорит Валерка.

– Есть чем ловить?

– Есть – из дому припас небольшой складной спиннинг.

От своей бороды отрезал клок волос и прикрепил к крючку. Вот и мушка готова. По этому поводу мужики посмеялись.

– А чего, – говорю, – можно волосы для мушки с любого места брать, кроме как из головы. С головы волос намокает и будет висеть сосулькой. С бороды – нет, будет как натуральная мушка.

Пошли к реке и минут за тридцать наловили с десяток жирных хариусов. Он вкусный сырой, если немного подержать его в соли. И в ухе вкусный.

Степан с сыном расположились на ночевку в избушке, а мы – в палатке, рядом.

Утром обещали нас забросить еще километров на пятнадцать – двадцать, как позволит вода. Сами они собирались рыбачить в районе избы.

* * *

Минуя ряд шивер и быстрин, Степан и сын закинули нас к началу горелого леса, что по левому берегу. Выгрузились. Достаю двадцать пять рублей, флягу спирта. Благодарим. Но, вижу, Степан не доволен.

– С каждого по двадцать пять, – говорит.

– Нету, ребята, больше, – отвечаю, – вот все, что договаривались.

– Двадцать пять с каждого, – повторил сын Валера.

Я обернулся и… обомлел. На нас смотрели два ружейных ствола.

– Сейчас, мужики, спокойно, – говорю.

– Что делать будем? – советуюсь с Мишкой и Витюлей, – денег у нас только до Москвы доехать.

«Стоп», – думаю. – Степан, возьми приемник. Почти новый – «Селга», и стоит он прилично.

Вижу, у сынка загорелись глаза. Советуются.

– Ладно, давай, – говорит.

Достаю транзистор, протягиваю, с опаской поглядывая на стволы. Валера включает – не работает.

– Поменяешь «крону» – заработает, – объясняю.

Не прощаясь, дыркнули мотором и ушли вниз.

– Да, не все так просто в тайге, – резюмировали мы ситуацию.

– А ведь могло быть и хуже, – заметил Витюля, – у нас и снаряжение хорошее и продукты. А кругом тайга. Да и никто и не видел, что мы ушли по реке. Давайте лучше двигать отсюда.

Наскоро перераспределив снаряж, ушли в горелый лес.

Глава 2
Год назад. Бабуля. Через тайгу – к перевалам

– А-а-а, сучьи дети! Счас я вам глазки-то повыколю! Чего разлегся!? Мать твою перетак!

С перепугу дернулся, открыл глаза – на меня смотрят острые зубцы хозяйских вил. На держаке – костлявая рука с крупной сине-фиолетовой татуировкой. А выше рук – смотрит на меня бабушка со взъерошенными седыми волосами, плюя яростью в пространство вокруг.

– Бабушка, прийміть вила, – говорю по– украински, так как еще не осмыслил, что я на севере России, а не в Украине, где, как правило, бабушки общаются на нашем родном языке. Она дернулась, повела вилами в сторону.

– Тихіше, тихіше, бабушка, – а сам потихоньку сползаю со стожка сена, на котором задремал.

– Понаезжали тута, сено мне топчите. Вы его собирали? Сушили? А ну брысь отсюда!

Но уже как-то спокойней повела держаком на другие копны, где, как и я, дремали на северном солнышке наши ребята.

– Уходим, уходим, – говорю, поправляя сено. – Вот, все в порядке, все сложено…

– Откуда будете? – спрашивает она, воткнув холодное оружие в землю.

– С Украины, с Винницы, – отвечаю.

Бабуля как-то задумчиво медленно повернулась и ушла к деревянным избам, что находились недалеко от станции Косью, куда мы часа полтора назад прибыли.

– Лучше пошли отсюда, – говорит Дима Едемский.

– Давай перетащим рюкзаки назад, к станции, а то все тут какие-то психованные.

Приехали мы сюда по старому железнодорожному северному тракту «Москва – Воркута». Год вынашивали идею о походе на дальние рубежи северных гор, начитались материалов о красоте, необычности Приполярного Урала, спортивной ценности прохождения здешних гор.

Команда, получившая опыт Карпат, альплагерей, – была, чего еще – поехали. В основном все студенты – медики да политехники. Один я, уже постарше работал и учился на вечернем в институте. Подходят ребята: Миша Степаненко – он руководит, Лариса Павловская, Валя Высоцкая, Женя Прокопчук – они исследовали местный магазин. Рассказываю им про бабулю. Народ, естественно, улыбается да подтрунивает.

– Чего ржете, вам бы вила к груди…

А вон, кстати, и бабуля. Смех прекратился, все посмотрели в сторону бабки, которая действительно шла в нашу сторону.

– Ходите сюда, чего уставились? – говорит бабка, а сама приседает на доски, лежавшие на пригорке возле станции. В руках у нее полотняный узел.

– А вы чего с ними шатаетесь? – строго вопросила Ларису и Валю, – девушек в нашей группе.

– Да туристы мы, бабушка, вот в горы пойдем.

– В горы… Чего делать в тех горах-то будете?.. Садитесь поешьте, голодные, небось. Магазин, видать, не скоро откроется. Надька, продавщица, больно пьяная с вечера была.

Бабушка развернула узел. Там картошка варенная, пару кусков рыбы копченой, хлеб.

– Спасибо, бабушка, – говорим.

– Наверное, из блатных бабуля, – говорит тихонько Мишка, – жаргонит сильно.

– Земляки вы мне, – говорит она.

– С Украины я, из под Ивано-Франковска. Как там у вас?

Кто как мог порассказал о нашей жизни. Взгрустнула бабушка, даже всплакнула, но сдержанно. В ней чувствовалась сила, жизненная закалка.

– В сорок шестом меня с сестрой и мужем выслали в эти края. Намыкались по завязку. Нет уж никого. Померли. Одна я теперь здесь.

– Так чего ж не возвращаетесь, бабушка, – спросила Лариса, – чего вам тут одной?

Строгие, рельефные линии на лице бабули не дрогнули, но стали какими-то мрачными.

– Тут буду. Привыкла уже.

«Немногословная она», – подумалось. А еще чувствовалось, что сильная жизненная печать была наложена советской властью на бабушку– переселенку, а может, и арестантку из Ивано– Франковщины. Не допустила она, чтобы к ней в душу полезли.

– Будете дорогу спрашивать, с кривым Володькой – не разговаривайте, ходит он тут. Хитрый больно. Деньги требовать будет.

– Да у нас карта, бабушка, – отвечаем.

– Ну-ну, сказала, – пойду я…

* * *

По лицу и защитной одежде хлестали сырые ветки, в глаза лезли комары и паутина. Дождь и сырость. Горы на востоке закрыты облаками. Ноги давно и постоянно мокрые. В тайге мы шли в первый раз. Тропа иногда просматривалась, иногда терялась на осыпях и каменных сбросах отрогов уральского хребта. А мы уже неделю как продвигались к центральным горным массивам, где предстояло пройти ряд перевалов, а затем уйти назад, на запад по реке Кожим к той же железнодорожной нитке. Меньше внимания уже обращали на комаров, беспрерывно атакующих нас. Стоянки устраивали по возможности на открытой местности, чтобы продувалось ветром, который хоть как-то сносил кровососов. На реке пошел хариус – отличная рыба, которую ловили по вечерам на нехитрое приспособление «кораблик» и ели сырым или в приготовленной ухе. Вкусно. Прошли брошенный и заросший лагерь заключенных, отмеченный на карте как «командировка». По всей видимости, когда-то лесоповальный временный лагерь. В этих местах их много. Известна лагерями была, да и сейчас тоже, знаменитая трасса «Москва – Воркута».

А в горах установилась хорошая погода. Удивительно красивы старые Уральские хребты. Нижняя тайга в поймах рек и ручьев с чистейшей водой переходит в редколесье в основном хвойных лиственничных пород. Затем кустарники кедрача и стланника взбираются на крупнокаменные склоны, переходящие в осыпи. Ближе к верхней части хребтов частоколами вздымаются скальные породы самых причудливых образований. На верхних горных «этажах» часто встречаются озера с темно-синим отливом воды, порой со снежниками, спускающимися к их поверхности и не успевшими растаять за лето. Участки кочковой тундры на высотах покрыты северными цветами и растениями, мхами, ягелем, который так любят местные стада оленей, и диких, и одомашненных, кочующих по приполярной гористой тундре.

Глава 3
Восхождение

– Камень! – все внимание на Витюлю, который уже десять минут не может найти подходящую щель для металлического страховочного крюка, который бы обеспечил хоть какую-то относительную безопасность висящей на уступах троице, связанной страховочной веревкой.

Чищу полку для рук. Вываливаю очередной «живой» уламок, который с грохотом устремляется в бездну.

– Камень! – кричу.

Это ничего, что он никого не заденет. Положено кричать и предупреждать. Все должны знать, что происходит на горе. Таковы правила.

– Все сыплется вокруг! Все живое. Можем все слететь! – кричит Витя.

Мы с Мишкой переглянулись. Он висит метров в семи немного выше. Веревку по причине отсутствия точек крепления крючьев мы закладывали за каменные углы и таким образом подстраховывали друг друга. Теперь надежные места закончились. На скале тишина. Даже легкий ветер поутих.

– Ну, че, будем развязываться? – сказал Мишка то ли утвердительно, то ли вопросительно.

– Развязываемся, – ответил Витя, – если кто слетит, то хоть один труп вместо трех.

– Умеешь ты взбодрить, – отвечаю, выщелкивая веревку с карабина. – Принимай.

Веревка вьющейся змейкой уползла за мокрые уступы скальных блоков. Это обстоятельство мгновенно вжало тело в породу горы. Далеко внизу, за осыпями старых гор, до горизонта, зеленела азиатская тайга восточных склонов Приполярного Уральского хребта.

– Однако жутковато… Острое желание оказаться в безопасном месте, пусть не комфортном, но в устойчивом положении, пронизывало тело. В ногах чувствовались мелкие вибрации.

– Давайте медленно и аккуратно вниз по косым уступам к перемычке, – голос Мишки из-за уступа.

Тоже напряженный и тревожный.

По нескольку раз обласкивая каждый выступ каменных образований, вычищая щели и пробуя на прочность уступчики, передвигаюсь вдоль стены к спасительной перемычке между горой Народа и пика Янченко, к которому и совершаем наш траверс.

От Витюли, – находящемуся выше нас, впереди, то и дело слышится «мать-перемать», вместе с другими комментариями, перемежованными грохотом падающих камней, которые он намеренно сбрасывает, расчищая путь.

«Ну, влипли… – думаю. – Черт нас дернул сократить путь траверса на северную перемычку между вершинами. – Думали, что так короче. Как бы не так…».

– Ну, что, альпинисты, не расслабляйтесь, – говорю, нет, кричу дрожащим голосом, – больше для самоуспокоения.

Жутковато без страховки. Этот факт ощущается в каждой клеточке тела.

– Упремся – прорвемся! – кричит в ответ Витюля. – Я на хорошей полке! Держите немного вверх – ниже скалы мокрые со льдом.

Действительно, дальше, в темном заглублении мокрых скал, – языки грязного льда.

– Там я ступеньку во льду вырубил, так по ней переходите на угол скалы.

– Да, да, да…

«Да, да, да…» – пульсирует в голове, а руки и ноги нервно перебирают уступчики и ямочки горы для обретения хоть какой-то устойчивости.

«Три точки постоянной опоры… Это правило. На скале ты должен постоянно иметь три точки опоры, – контролирует мысль действия, – так, осторожно, гора шевелится, черт… Дальше, дальше…».

Мишка опасно уже над головой.

– Подожди, я пройду, – говорит, тоже перебирая мокрые камни.

Жду. За перегибом скалы, выйдя из темного мокрого угла, в глаза ударило заходящее солнце. Как ни странно, становится спокойней. До перемычки метров шестьдесят-семьдесят.

– Сложно пока еще, мужики, – говорит Витя, находящийся уже в прямой видимости.

На фоне заходящего солнца он как прилипшая к скале фигура ангела со смотанной веревкой на плече и оранжевой каской – нимбом на голове.

– Слушай, мы в альплагере так не упирались, – высказывает Мишка Витюле, – а тут…

– Нашли себе забаву. Слышь, посмотри в камни, нет ли какой – никакой трещины надежной? Может, страховку организуем?

– Есть!

Он находит, наконец, более-менее надежную щель, куда вгоняет скальный крюк. Связываемся.

Мишка страхует Витюлю, который почти уже вышел на перемычку, потом я страхую Мишку, и в несколько приемов добираемся к выположенному участку.

– Фу-у-у!.. Посмотрев друг на друга, молча закуриваем.

– Красота, – говорю.

– Да-а, – подтверждают.

Молчим.

К вершине пика Янченко осталось метров восемьсот подъема по несложному гребню. Спуск просматривается тоже почти весь – вниз по западному склону по камням да осыпям в ущелье, к ручью. Затем в долину, где мы оставили палатку и снаряжение.

– Ну, что, время. Давай на вершину. День кончается.

Мишка встал, подхватил ледоруб и зашагал вверх. Пошли и мы. Сейчас пять вечера. Вышли мы на восхождение и траверс вершин в десять утра. Напахались уже – будь здоров. Но особой усталости не чувствуется.

Вечер хороший, теплый. Хоть тут повезло. Но сегодня он будет длинным, как это бывает на восхождениях. Гуськом идем вверх по курумнику. Так называют на Приполярье крупные валуны разрушающихся горных массивов. Подъем идет быстро. Молча и сосредоточенно работаем. Ноги и руки автоматом находят опору, продвигая тело вверх, к вершине. Вот и она. Видим тур – деревянную треногу, приваленную камнями. Находим записку предшественников.

– Так… Кто тут был?

Студенты-восходители Свердловского госуниверситета. Состав группы… так… погода, время, пожелания удачи последователям, то есть нам, получается. Это хорошо. Это приятно.

Мишка садится, пишет нашу записку, помещает ее в стреляную гильзу, где хранилась записка свердловчан, заворачивает в полиэтиленовый мешочек и прячет в каменный тур.

На горе было хорошо. Закурили. Великолепие горного ландшафта притягивало, завораживало, заставляло мысли уноситься вдаль, за горизонт бескрайнего ковра полярной тайги, размашисто простиравшейся по обе стороны Уральских гор.