Текст книги "Сказ о Бове и змее ужасном, рычащем дико и огнь испускающем, глазы выпятив"

Сказ о Бове и змее ужасном, рычащем дико и огнь испускающем, глазы выпятив
Владимир Дмитриевич Романовский

Ветер по морю гуляет

И кораблик подгоняет.

Он бежит себе в волнах

На поднятых парусах.

Александр Пушкин, «Сказка о Царе Салтане»

Против неба на земле

Жил старик в одном селе.

У старинушки три сына.

Старший умный был детина…

Петр Ершов, «Конек Горбунок»

The darkness of her Oriental eye

Accorded with her Moorish origin.

Her blood was not all Spanish by the by.

In Spain, you know, this is a kind of sin.

George Gordon Lord Byron, «Don Juan»

© Владимир Дмитриевич Романовский, 2015

© Виктор Михайлович Васнецов, иллюстрации, 2015

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero.ru

Глава первая

 
Не за морем, не за кручей,
Не за пролесью дремучей,
Не в Париже, не в Крыму —
В средней свежести дому
У Днепра, не у Тунгуски,
На Андреевском на Спуске
Жил да был себе Бова.
 
 
По утру зевал сперва,
После справно чистил зубы,
Чай пивал, потом негрубо
Домработницу будил
И на службу уходил.
 
 
От начальства не скрывался,
Но упорствовать стеснялся,
И за день указов пять
Соглашался выполнять.
И, засевши за делами,
Ничего не делал днями
Кроме всякой ерунды.
(Чтобы не было беды).
 
 
Опосля в кабак заходит,
С медом, брагой дружбу водит
До темна, а там домой.
 
 
Только как-то в день худой,
Одолев два кубка бражных,
По Крещатику отважно
Пешешествовал Бова,
Видит – вроде голова
Молодой красивой дамы,
Не изящной, но упрямой,
Из окна себе торчит,
На Бову, смеясь, глядит.
 
 
Говорит Бова учтиво —
«Вы, дивчина, просто диво,
Но, к примеру, для чего
Вам в окне торчать? Кого
Нужно вам, скажите честно!
А смеяться неуместно,
Потому я в вас влюблен».
 
 
И, отвесивши поклон,
Ждет Бова, как неимущий,
Но смеется дама пуще,
Ничего не говорит,
Головой в окно торчит,
А потом вдруг исчезает
И окошко прикрывает.
 
 
Осерчав, Бова шагнул,
Сапогом калитку пнул,
В дверь стучит, мол, отворяйте
И насмешницу подайте
На расправу. Ежли ж нет —
Дом сожгу. Тогда брюнет
При усах, пере и шпаге
Открывает дверь бедняге,
Говоря – «Чего шумишь?
Здесь, Бовище, не Париж
Где не писаны законы,
Мы – не потные Бурбоны,
Ты же, морда, не Дантон.
Не побрезгуй выйти вон».
 
 
«Да куда же мне податься?
Надо ж было мне влюбляться!
Ты скажи мне что ж она —
Немчура али чухна?
Волос черен, бровь орлина,
Губы алы у дивчины,
Нос прямой и лоб прямой.
Из страны-то вы какой?
Ухи плоски, пальцы узки —
С Темзы вы али с Тунгуски?»
 
 
Говорит ему брюнет,
«Вот тебе, Бова, совет.
Ты иди, дурак мордатый,
Ко Владимиру в палаты,
Потому как, верь не верь —
Дипломата это дщерь.
Как бы ни было печально,
Дело – интернацьонально.
Итальянских дочерей
Выдают лишь за князей.
Но, случись об этом разе
В виде письменном от князя
Просьба – может и сойдет,
Дуракам всегда везет».
 
 
Делать нечего. Бовятко
Рысью дунул без оглядки
Прямо к князю во дворец.
Постучался у крылец.
Оробел, и бдит, стесняясь.
 
 
Тут, надменно улыбаясь,
Три суровых молодца
Прибывают, и с крыльца
Челобитника спускают
Пузом вниз. И продолжают
Остроумный разговор.
 
 
Не стерпел Бова. «В упор
Вас не вижу!» сообщает
И булыжник подымает.
 
 
Тут Алеша говорит —
«Ты чего тут, неофит,
Разгораешься не в меру
И перечишь офицеру?
Али недуг в голове
Приключился?» Тут к Бове
Свет-Добрынюшко с Ильею
Повернулись. И все трое
Ждут ответа. А Бова
Им глаголет, «Вы б сперва
Разобрались бы толково,
Ироды! Ну, право слово,
Ко дворцу не подойти,
До порога не взойти,
Наседают всем отрядом.
Ко Владимиру мне надо,
Дело важное решить!
Не угодно ли впустить?»
 
 
Говорит Добрыня тихо,
«Ты, Бова, глаголешь лихо
Не подумавши. Как раз
Пир горою был у нас
Вечерком. Ужель не ясно
Что неприбрано ужасно,
Стол, объедки, всюду грязь
И невежество. А князь
Смердов видеть не желает,
В дезабилье пребывает
И баварское зане
Потребляет в тишине.»
 
 
«Я б тихонько.» Ухмыльнулись
Воины. Переглянулись,
И, смущенья не тая,
Говорит Бове Илья —
«Ладно. Встань-ка на крылечко.
Коль замолвить там словечко
Обещаешь – змей с тобой,
Проходи». «А толк какой?»
«Толк?» Пожал Илья плечами.
«Толк такой, что было с нами
Приключение вчера.
Не прогнали б со двора.
В соответствии с уставом
Святополка с Ярославом
Разнимали мы, и вот
Святополк теперь живет
Как в тумане, и не знает
Чей он отпрыск, и хромает
Левой задней Ярослав.
Зная папы гордый нрав,
Неспокойны мы. Короче,
Не покажемся на очи
Коль не будем наперед
Знать, что кесарь не прибьет,
Дыбной плетью не погладит,
И в темницу не посадит.
 
 
Ну, согласен?» «В самый раз».
И богАтыри тотчас
Руку честную пожали,
Для порядку обыскали,
Обусловились дружить
И велели проходить.
 

Глава вторая

 
А в хоромах было грязно
И для глазу безобразно,
Скатерть в пятнах, пол немыт,
Утварь сальная стоит,
Битый милкер, грязный кример.
 
 
Говорит Бове Владимир —
«Что уставился, дурак?
Ты купчина, али как?
Пива немцы обещали,
Но доселе не прислали,
И кончается запас».
 
 
Тут Бовятко без прикрас
С нетерпенья дрожью в теле
Доложил ему о деле.
А Владимир, помолчав
И глазами поискав
Чем бы стукнуть по мордасам
Дурака, тоскливым басом
Так глаголет не шутя —
«Знать, вчерашнее учтя,
Испужались горлохваты,
И впустили мне Бовяту
Обстановку уточнить.
Вот что, дурень, так и быть
Напишу тебе записку
Для послов для италийских,
Но не вдруг. И то сказать —
Милость службой добывать
Есть традиция и право».
 
 
И, прищурившись лукаво,
Говорит Владимир –  «Три
Мне деянья сотвори.
Недалече, за Подолом,
Есть лесок, и, частоколом
Огорожена, стоит
В нем избушка. Свет горит
За окном, и ножки курьи
Снизу. В общем – бескультурье.
Два замка торчат в двери,
И Яга живет внутри.
Той Ягой с седьмого сроку
Мне не плачено оброку,
Ты оброк с нее спроси
И сюда его неси.
Дальше лесом двигай ноги,
Там, у харьковской дороги,
Во пещере змей живет
И смущает мне народ.
Глазы выпятив, звереет!
Все кругом горит и тлеет
От дыхания его.
И рычит, не без того.
Вдень в ошейник мне змеюку
И тащи его на муку
Перед княжеским дворцом.
Сможешь – быть ей под венцом,
Дуре этакой, с тобою,
А не сможешь – так, не скрою,
Как ни жалко будет мне,
По откормленной спине
По твоей пройдемся плетью.
Все, иди».
«А как же третье
Мне деянье?»
«Точно, брат.
Позабыл я. Виноват.
Что ж, найдется ежли время —
Тут баварцы, вражье семя,
(Вариант для детей – Тут баварцы, вражье племя)
Жнут ячмень и варят смесь.
Прикупи бочонков шесть».
 
 
Шел домой Бова понурый,
Злой, задумчивый и хмурый.
 
 
What the fuck, he says. Methinks
This arrangement really stinks.
Seems to be a filthy schemer
Our magnanimous Vladeemir.
 
 
Поглядел Бова кругом,
Видит – италийский дом
Тот же, из окна же, сонна,
Та же Лиза, та же Мона
Улыбается ему.
 
 
«Эх!» сказал Бова, «Возьму
И исполню княжью волю!»
Времени не тратя доле,
Повернулся и пошел
Быстрым шагом на Подол.
В лавку ткнулся, подобравшись.
Два часа проторговавшись
У еврея наконец
Приобрел он кладенец
И рюкзак из пут холщевых,
Итого на семь целковых
Разорившись. И идет
Дальше. Смелый пешеход
В чащу быстро углубился,
Темноте не удивился,
Факел, повозясь, зажег,
Ищет, где лежит оброк.
 

Глава третья

 
Вскоре изгородь находит,
Прорубает и проходит,
В дверь старушечью стучит
И небрежно говорит,
Между ног пристроив ранец —
«Я владимиров посланец,
И пришед оброк собрать.
Отворяй, ебена мать!»
(Вариант для детей – Потрудитесь отворять!)
 
 
Оторвавшись для смутьяна
От рассказа Мопассана
(Вариант для детей – От французского романа)
Крутит бабушка замки.
Гулко падают крюки,
Отворяются засовы,
И до горницы кубовой
Допускается герой.
 
 
«С чем пожаловал, родной?»
Говорит Яга, ласкаясь.
Нагло бабке улыбаясь,
Отвечал Бова – «Да вот,
Князь Владимир деньги ждет
От патлатой кочерыжки».
 
 
«Ах забавник! Шалунишка!»
Говорит Яга в ответ.
«Я, касатик, тыщу лет
В сих губерниях живала,
А такого не слыхала.
Денег просит у меня,
Будто я ему родня.
Сядь, Бова, на стул плетеный,
Я наливкою студеной
Напою тебя, мой свет.
А в ногах-то правды нет.
Печь истопим мы с тобою,
Ты да я, Яга с Бовою,
И заляжем почивать
Вон на ту с тобой кровать».
 
 
«Ты оставь беспутны ласки»,
Говорит Бова с опаской,
«И наливку убери.
Как начнет бродить внутри,
Буду я к утру козленком».
 
 
«Ум, Бова, имеешь тонкий!»
Говорит ему Яга.
«Я ведь, старая карга,
Грешным делом захотела
Испытать тебя. Про дело
Нужно, значит, говорить.
Ну так сколько ж мне платить?
Разоряться мне не к спеху
Разным лешим на потеху.
Справедлив, Бовятко, будь,
Бабку все ж не обессудь».
 
 
Так с Бовой болтая ловко
Лезет бабушка в кладовку
И, лопату там найдя,
Со спины к Бове зайдя,
Бьет его что было мочи
По башке, и, между прочим,
На пол падает Бова.
Отказала голова.
 
 
Тут старушка разжигает
Печь, Бову в нее пихает,
И, бургундского налив,
Пьет, смеясь, аперитив.
 
 
Тут вдруг печка задымилась,
Крен дала и развалилась,
И очухался Бова.
Поглядел кругом сперва —
Видит, что пожар в избушке,
И помочь решил старушке
Негодяйство потушить.
После стали вместе пить
То бургундское, и слезно
Говорит Яга серьезно —
«Нет, чесслово, больше сил!
Печку ту хохол чинил
Анадысь. Гремел ногами.
Результаты перед нами».
 
 
Посочувствовал Бова.
«Что же, старая сова,
Будешь ты платить налоги»,
Говорит, «Али в остроге
Захотелось посидеть?»
 
 
Та, кряхтя, считает медь,
Серебром чуть разбавляет,
И бумагу заполняет,
Где доходы, и товар —
Все списала на пожар,
Князю мелочь лишь досталась.
 
 
Говорит Бова, «Я малость
Посижу, а там пойду.
Кстати, я имел в виду
Допросить тебя. Тут, знамо,
Где-то змей живет». «А тамо» —
Молвит старая, перстом
Указав. Покинув дом
Шел Бова по лесу ночью,
По болоту топал, кочки
Отмечая кладенцом.
Лишь кикиморы кругом.
И пришел он на поляну.
Глядь – пещера. Утром рано
Пробудившись ото сна
Смотрит – вот опять она.
Не пригрезилось. Воспрянул
Наш герой, и, крякнув, грянул
Шагом маршевым на вход.
Меч под мышкою несет.
 

Глава четвертая

 
Слышал я что, вроде, дамы
Обожают эпиграммы
На других почтенных дам.
Ну – не знаю. Может, вам,
То есть им, зело приятно
Так считать. Оно понятно —
Озорной удобней слыть,
Чем степенной дурой быть.
 
 
…Обожать-то обожает,
Но всегда подозревает
(И тем пуще, чем глупей)
Что написано – о ней.
 
 
Так. Двусмысленность попала
В строчку. Ладно. Непристало
Каждый раз мне разъяснять
Где и сколько понимать.
 
 
Дело ж в том, что дама знает
Твердо: где она бывает,
Там не может быть речей
Кроме токмо как об ей.
 
 
В чем-то схожий с этой дамой
Наш Бова, мужик упрямый,
Озирается кругом.
«Нет», глаголет, «не добром
Змей решил Бовятку встретить.
Тьма кругом, и не наметить
Мне маршрут. А как же быть?
Факел, что-ли, запалить?»
Запалил. Опять досадно —
Хоть ругайся, так громадна
И страшна пещера! Вот
Вдоль стены ручей течет
Бурно так. Поди попробуй
Перейти! Бова со злобой
Ткнул шершавый сталактит.
Неспроста он тут висит!
На меня бы и свалился
Ежли б я не спохватился
Факел во-время зажечь
И ползком бы шел, а меч
Привязал бы за спиною.
Эко чудище дурное!
Да куда ж тебе Бову
Обмануть! Ни наяву,
Ни во сне тебе такого
Не суметь. Кого другого —
Да, возможно… Тут Бова
Речь закончивши едва
В яму бедствует свалиться
И, хоть правильно гордится
Выдающимся умом —
Выбирается с трудом.
 
 
«Ну, оглобля с чешуею»,
Говорит, «Найду – устрою
Я рептильный геноцид
Гаду. Жалко бок болит».
 
 
Своды, скалы, повороты,
Коридоры, входы, гроты
Змееборцу предстают
Раз за разом. Там и тут
Тени щерятся, качаясь.
Вот, со страху улыбаясь,
Входит воин в грот большой.
 
 
В центре – озеро с водой.
И у озера огромный,
И от древней злобы томный
Змей трехглавый возлежит
И вальяжно, подло спит.
 
 
Тут ошейник вынимает
Наш Бова, и подступает
К змею. Держит кладенец
Наготове. Наконец
Он ошейник тот по плану
На одну из шей поганых
Умудрился насадить,
И давай его будить.
Разбудил. А змей со страху
Говорит, «Пошел ты на хуй!
(Вариант для детей – «Нагая Маха!»)
Не дадут с утра вздремнуть!
Здравствуй, морда! Ну и жуть.
Киевлянин, не иначе.
Что, будильник ты ходячий,
Тут удумал в семь утра?
А поди-ка со двора,
Да оставь меня в покое,
Человечище кривое!
Напугал и рад, подлец.
Убери-ка кладенец,
Марш, хохол тупой, наружу!
А не то макну вон в лужу,
Так небось похмелье враз
Убежит». Прищуря глаз,
Говорит Бова степенно
 
 
– Речи ваши откровенно
Легкомысленны, змея.
Не своим почином я
Прибыл к вам. К чему лукавить?
Мне поручено доставить
В Киев змея целиком
И на муку пред дворцом
Вас обречь. Ага. Ну, ясно.
То-то вижу я – атласный
Нацепил Бова кафтан.
Ко дворцу? Таков мой план.
 
 
«Знать не зря сей хлопец гарный
Говорит высокопарно,
В длани держит кладенец.
Ты, Бовятко, молодец!
Ты не сватаешь ли часом
Княжью дочку? Нету спаса
От героев. Я, урод,
Сообщаю наперед —
Драться я с тобой не буду».
«Ах ты, склизкая паскуда»,
Говорит Бова. «Я тут
Весь умаялся! В поту
Отмахавши верст пятнадцать!
Ты почто не будешь драться?
Говори, трехглавый пень,
Не серди меня!» «А лень»,
Отвечает змей, зевая:
 
 
– Мне, орясина тупая,
Легче сделать, что велят.
Что ж. Сберемся в Киев-град,
Да посмотрим, что за муку
Уготовили мне. Руку
Ты с ошейника сними.
Прокушу ведь. Ты пойми,
Как-то это несерьезно.
 
 
«Экий молодец курьезный» —
Говорит беспутный змей.
«Не доходит, хоть убей.
Я и летом, и зимою,
Полдень, полночь ли – не скрою,
И в лесу и на лугу,
И в траве и на снегу
И с Ильею и с Добрыней
Дрался, грешен. Но отныне
Не желаю больше вас
Я тревожить. Сей же час
Отправляемся мы в Киев.
Ты садишься мне на выю,
Я тебя туда несу.
Потеряемся в лесу
Мы иначе». Засмущался
Тут Бова, но подобрался
И, кряхтя, на шею влез
Змею. Взвился до небес
Пролетя насквозь пещеру
Змей трехглавый. «Знай же меру!»
Тут Бовятко говорит.
«Ниже, подлый!» Змей летит
Ниже. Тут Бова деянье
Вспомнил третье. «Наказанье»,
Говорит, «одно с тобой.
Поворачивай, дурной.
Надо пивом запасаться.
Не желаешь коли драться —
Так в Баварию скорей
Доставляй». Вздохнувши, змей
Тридцать градусов наклона
Выставляет, и резонно,
Гладко держит поворот,
И над местностью идет
Плавно, ровно, деловито.
Вдруг Бова спросил сердито,
«А чего не помянул
Ты Алешу? Завернул
Про Илью с Добрыней дерзко,
Мол, сражался, гад ты мерзкий,
С ними, вроде, на лугу.
Про Алешу ж – ни гу-гу».
 
 
Молча змей поднялся выше,
Сделал вид, что не расслышал,
Курс поправил, встал дугой
И к Баварии хмельной
На форсаже подлетает
И границу нарушает.
 

Глава пятая

 
Как-то утром киевляне
Плоть обмыв в публичной бане,
Кофей скушав неспеша
Чтоб разнежилась душа,
На Крещатик выползая
И не быстро понимая,
Что к чему, и толк какой —
Слух услышали чудной.
 
 
Будто наглая русалка,
В длани шайка и мочалка
Среди бела дня идет
Ходом ровным сквозь народ,
Баню ищет томным взором
Разглагольствуя с задором —
Не могу я жить в Днепре,
Жить хочу я при дворе.
 
 
Да когда ж она посмела!
Хлопцы, тут нечисто дело.
Кто рассказывал? Позвать!
 
 
Потрудитесь понимать:
Это все, конечно, мило,
Но когда же к нам ходила
Нежить в Киев по земле,
И русалки в том числе?
 
 
Все не так. На самом деле
Мясники вчера шумели,
Потому один урод
Дочку замуж выдает.
И привиделось им с пьяну
Что выходит из туману
За Днепром русалка та,
На ногах и без хвоста,
Грудь и пуп прикрывши майкой.
 
 
Для чего русалке шайка,
Посудите? Баба шла
В баню, ну и набрела
На уродов. Испужались,
Мясники, и разбежались.
Ты постой. Мясник – не трус.
Не какой-нибудь тунгус.
Не спугнуть его русалкам!
Там другое что-то. Жалко
Нет свидетеля. Чудак
Есть один! Хоть и дурак,
Но не брешет без причины.
Расскажи-ка, дурачина,
Что видал ты? «Было так»,
Чешет голову дурак,
«Вот стою я, подбоченясь,
У реки. И вдруг, кабенясь,
Глазы выпятив вперед,
Змей по воздуху идет,
Огнь нещадно испускает,
Вправо, влево, вверх сигает,
Днепр кипит и лес горит.
А на ём Бова сидит».
 
 
Тут хохлы захохотали,
Дураку монетку дали.
Отирая слезы с глаз
Запросил его Тарас,
«Уточни-ка, милость сделай —
Тот Бова – на чём сидел он?»
 
 
Говорит дурак, «Кажись,
Не на пне забрался ввысь
Наш Бова! Скрестимши руки
Он на шее у змеюки
Развалился, как барон
Из ненашенских сторон!
Был кафтан не нем германский,
Кружев шелковый брабантский,
От тирольских шляпных дел
Головной убор имел,
И горланил он сурово —
Нотунг! Нотунг! Право слово.
На змее Бова сидит
И уздечкою рулит,
Вниз лететь велит проворно,
Змей снижается покорно
От хвоста до морд – броня.
Рыкнул дико на меня.
Я упал, Бова ж двуокий
Повернул, и Днепр широкий
Одолев, что твой бассейн,
Крикнул мне, Ауфидерзейн!»
 
 
Смех безудержный колышит
Толпы. Тут Владимир слышит
Этот смех. Надел хитон
И выходит на балкон.
 
 
«Что шумите вы, ребята?»
 
 
«Князь, а князь! А наш Бовята
Змея давеча седлал.
Он к тебе не залетал?»
 
 
Вопрошает кто-то. Снова
Хохот гулкий, смех здоровый.
Усмехнулся князь. Шагнул
В дом, балкон закрыл, взглянул
Он кругом, сказал Баяну —
«Позови-ка мне охрану».
Сел, и вдумчиво молчит.
Ус десницей теребит.
 
 
Тут Илья с Добрыней входят
Бравым шагом, и заводят
Об оплате разговор.
Не вступая с ними в спор,
Говорит Владимир тихо,
«Слышал я, намедни лихо
Тут летал какой-то змей
Средь лесов и средь полей,
И селенья жег охотно.
И добротных качеств лётных
Той змеи – не перечесть.
Скорость есть, осадка есть.
Не найдется ли новатор
Ей сломать стабилизатор?»
 
 
Помолчав, Илья сказал —
«Неуклюж порой я стал.
В битву очень даже годен,
При неветреной погоде
Турок, половцев, хазар
Бить готов, еще не стар.
А со змеями сражаться —
Нету. Можно попытаться,
Да не можно, как на грех,
Гарантировать успех».
 
 
Говорит Добрыня внятно,
«Экий случай неприятный.
Припугнуть змею стрелой —
Это можно. А на бой
Звать ее, милорд, опасно,
Потому совсем не ясно
Добрый будет ли финал».
 
 
Тут Владимир осерчал.
«Дармоеды!» крикнул гневно.
«Да, судьба моя плачевна.
Где дружок ваш третий есть?
Срочно мне его привесть!»
 
 
Сил и денег не жалея,
Ищут люди Алексея
По домам, по берегам,
По театрам, кабакам,
По музеям и заставам,
По забытым переправам,
В бане, в церкви. И затем
Возвращаются ни с чем.
 
 
Весть пастух принес на вече —
Змей проклятый недалече!
И еще вторую весть —
Завтра утром будет здесь.
Стали ставни запираться,
Стали девушки стесняться,
По домам сидит народ
И гадюку в город ждет.
 
 
Киев тихий, точно вымер.
Говорит Илье Владимир —
«Ну-ка, дедушка, давай,
Булаву-ка доставай,
Ты ж, Добрынюшко дебелый,
Лук готовь, колчан да стрелы,
Будем драться, где живем».
 
 
Тут пред княжеским дворцом
Под углом топорща крылы
Змей коварный и постылый,
Огнедышащий урод,
На снижение идет.
Наш Бова с него слезает
И к палатам подступает,
В дверь ногой стучит, сердясь.
«Выходи на воздух, князь!
От лесной блудливой бабки
Я тебе доставил в шапке
Твой оброк алтына в три.
Выходи да забери.
Есть бумажища, где гладко
Объясняется нехватка,
Но лежит она, увы,
Не в кармане у Бовы,
А в шкафу у пивовара,
Как залог. Тебе товару
Из Баварии на Русь
Приволок я, и боюсь
Не прокисло бы дорогой.
Тут не мало и не много —
Шесть бочонков мы везем,
Терпкий Шпатен с имбирем.
Вот ошейник, вот змеюка —
Как обещано. А ну-ка
Ты, Владимир, поспеши,
И депешу напиши
Поразборчивей, почище —
Так и так, мол, наш Бовище
Ни умом не обделен,
Ни долгами не смущен,
Чист Бова перед законом,
Утром любит чай с лимоном,
Ликом знатен, нравом прост,
Не разбойник, не прохвост,
Он не князь, но ходит чинно,
И прелестную дивчину
За него теперь отдать —
Лучше нечего желать».
 
 
Князь не внемлет. Он с балкона
На змеюку отрешенно
Смотрит. Скалится змея.
«Да, Владимир, это я!
Околдован я, в пещере
Пребывал, и был уверен
Что пройдет лет сто – помру,
Не представлен ко двору.
Так условлено мне было —
Что ни разумом, ни силой
Мне не выйти на простор,
Не видать ни рек, ни гор.
Колдуну велел Алеша
Наваждение поплоше
Мне придумать, дармоед.
И, за брагу и обед,
Я сидел в пещере темной
Одинокий и никчемный.
Киев было не видать
До того, как оседлать
Не сподобился б детина
Змея сирого картинно
И использовать меня
Как крылатого коня.
А теперь, мой принц, спускайся,
Змею кланяйся, старайся,
Сто коров и сто овец
Мне веди. И под венец
Сто дивчин возьму пригожих,
Пышных плотью, чистых кожей,
И родят они мне вдруг
Сто потомственных змеюк.
Справедливо буду править,
Киевляне будут славить
Нас, и каждый день с утра
Будут мне кричать ура».
 
 
«Где Алеша?» вопрошает
Тихо князь. Не отвечает
Ни Добрыня, ни Илья.
Улыбается змея.
«Нет Алеши, сучьи дети!
Я тут в мюнхенской газете
Обнаружил добру весть,
И спешу ее донесть.
От ума али по пьянке
Он женат на итальянке,
На родителей доход
С ней в Неаполе живет,
И, устроившись приятно,
Не сбирается обратно».
 
 
Тут Владимир побледнел
И перечить не посмел.
И из горницы спустившись,
Шапку снявши и смирившись
Он пред змеем встав в пыли
Поклонился до земли.
 

Глава шестая

 
День и ночь в пустыне снежной,
Голой, мрачной и безбрежной
По тропинке ледяной
Едет всадник удалой.
 
 
С гор спускается опасно —
Чисто небо, солнце ясно,
Зяблик сиплый песню спел,
Тракт землею зачернел.
 
 
Всадник, видя грунт дорожный,
Повод кожаный надежный
В отворот перчатки вдел
И стрелою полетел.
Степи, избы слева, справа,
Лес, опушка, переправа,
Двух холмов больших промеж
Показался Будапешт.
Скачет всадник не смущаясь
Ни дождем, ни тьмой. Не знаясь
Ни с людьми, ни с миром, он —
Молчалив и отрешен.
 
 
Речка тихая струится,
Вот и русская граница,
Вот распутье. Влево взяв,
К Черновцам летит стремглав,
Слышит выпи крик протяжный.
К гриве спутанной и влажной
Пригибаясь головой,
Он на вехе верстовой
Разобрав затертый номер,
Проскочил насквозь Житомир,
И к утру, рассвету рад,
Различает Киев-град.
 
 
Там ненастье и похмелье,
Там темница, подземелье,
И томятся там давно
Те, кому не все равно.
 
 
Говорит Илья Добрыне —
«Что ж нам, так сказать, отныне
Делать? Днями жрать да срать
(Вариант для детей – Делать? Днями жрать да спать)
Надоело, так сказать».
Говорит Добрыня мрачно,
«Дело очень неудачно,
Но дождемся мы суда
С прокурором, и тогда
Скажем правду мы народу,
Не пройдет тому и году».
 
 
Вдруг тюремщих входит к ним
С нищим путником седым.
Опершись на посох дланью,
Молвит старец – «Всякой дрянью
Кормят пленных тут у вас.
А скажи мне, был приказ
Не кормить пропащих плотно?
Рожа у тебя добротна,
Сам, небось, пожрать любя,
Не обидишь ты себя?
Ну-ка, дай мою котомку,
Я гостинцев им под кромку
Напихал, да отойди,
Да в сторонке подожди.
Вы же, нехристи, вставайте
Да гостинцы разбирайте».
 
 
Встал Добрынюшка в чем был
И котомку ту открыл,
И достал храбрец нескучный
Доброй стали меч двуручный,
Шарит снова, достает
Меч второй. Его несет
Он Илье. А страж, подвижен
И смекалкой не обижен,
К двери было побежал,
Но с задержкою упал
Сбитый с ног ударом в морду.
 
 
Старец, распрямляя гордо
Плечи, спину и живот
Вдруг Алешей предстает.
Грим стерев, парик снимает,
Из котомки вынимает
Третий меч. «А что, не прочь,
Горлохваты, мне помочь?»
Вопрошает равнодушно.
«Али может вам не скушно
Темной ночью, ясным днем
Тут бездельничать вдвоем?
Вопреки простому люду
Со змеёй сражаться буду
Я на днях. Рассержен я.
Надоела мне змея.
Что ни весть – все о змеюке.
Как возьмешь газету в руки —
Все о ней, что, мол, мудра,
И по-своему добра,
Прозорлива и гуманна.
Хорошо, а только странно
Каждый день сие читать.
Захотелось мне узнать
Что к чему. Приехал – чудо.
Дипломатии пфокоаскуда
Научилась, а народ
В усмирении живет,
Но обиды не стыдится,
А для радости гордится
То ли глупостью своей,
То ли прошлым. Хитрый змей
Разрешил народу злиться
На коварну заграницу
По субботам; пить до дна;
Блох давить, восстав от сна;
Умиляться окаянству;
Принимать магометанство;
Не бояться никого;
И не делать ничего.
А какой-то неуемный
Паренек, не очень темный,
К вам на вече приходил
И сурьезно говорил —
Мол, мила змея народу,
А народ змее. Уроду
Было велено молчать,
И, чтоб мог он понимать
Что к чему, его втащили
В подворотню, и побили.
Как-то давеча зашел
В церковь я. И вижу – стол,
За столом пируют злые
Змея прихвостни дурные,
А отец мой, местный поп,
Им готовит эскалоп.
Дьяки песнь для них заводят.
Прихожане ж не заходят
Ни с умом, ни в попыхах
Помолиться о грехах».
 
 
Говорит Илья, краснея —
«Все Бовятко! Не умея
Мыслить здраво, он пошел
И змеюку нам привел
На беду!» «Да полно, дядя!»
Говорит Алеша, глядя,
Глаз прищурив, на Илью.
«Битый час я тут стою
Будто Гоголь у камина,
Жду, когда моя дружина
Соберется выйти вон.
Путь давно освобожден,
Не сладка вам, знать, свобода.
На четыре долгих года
Вас сюда, набравшись сил,
Не Бова ли засадил?
От Бовы ли прошлым летом
Убежал Владимир к шведам?
И Бове ли круглый год
Наш народ поклоны бьёт?»
 
 
Устыдились тут герои —
И на свет выходят строем,
К оружейнику втроем
Направляются гуськом,
Обращаются как к другу,
И со скидкою кольчугу,
Запасную тетиву,
Стрелы, лук да булаву
У него приобретают
И под вечер выступают,
Лица пряча от людей,
Шапки сдвинув до бровей.