Текст книги "Мы – русские! С нами Бог!"

Ведь человек не может отвечать ни за то, на какой земле он родился, ни за за семью, в которой родился. Однако искренняя вера националистов в то, что, например, все евреи рождаются с заранее «прошитым» где-то в мозгу хитрым планом овладения миром, крайне глупа и опасна, потому что она подталкивает к ответу без тени справедливости. Русскому человеку свойственны любовь к ребенку и уважение к старику независимо от их национальности. Это просто добрые чувства, которые возникают в душе сами по себе. Но когда человек начинает думать: «Помочь этому ребенку или сначала узнать, какой он национальности?» – он по сути перестает быть русским и невольно уподобляется злейшим врагам русских людей – в частности, идеологам немецкого фашизма.

При этом очень важно понимать, что неэтническая природа русского человека отнюдь не означает отсутствия гордости за историю своей страны и своего народа, так же, впрочем, как не подразумевает она оправдания мрачных и позорных эпизодов прошлого. Это то, о чем писал Петр Яковлевич Чаадаев: любовь к Родине невозможна без презрения к самым черным страницам ее истории. Очень важно понимать, что нельзя красить все одной краской. Мы должны реально смотреть на мир и понимать свое место в этой жизни, и это дает возможность оценить реальное величие России. Потому что попытки придумать какие-то стереотипы и присвоить себе то, чего на самом деле нет, ведут к потере себя. Так мы не преумножим, а лишь растеряем величие народа. Розовые очки, как и черные, не позволяют видеть другие цвета, поэтому нельзя уподобляться Страшиле Мудрому, уверенному, что если все наденут зеленые очки, то город будет казаться изумрудным. Потом, когда очки спадут, разочарование будет страшным, и люди не смогут жить с правдой. А значит, важно знать историю, изучать ее.

История подлинная и ложная

Изучение истории, а не мифов о ней, кажется мне принципиально важным моментом. Ведь мы в этом смысле несчастный народ: каждое поколение заново открывает для себя историю и, как это часто бывает, начинает верить в боковые пути научной мысли. Мы искренне убеждаем себя в том, что нам, конечно же, всегда говорили неправду, поэтому любая, самая сумасшедшая версия начинает казаться нам истиной в конечной инстанции. Этого допускать никогда нельзя. Измышления Анатолия Фоменко и Глеба Носовского, пошедших по стопам народовольца Морозова[1]1
  Морозов Николай Александрович (1854–1946) – русский революционер-народник, ученый, писатель, почетный член Академии наук СССР. До 1905 года находился в заключении в Петропавловской и Шлиссельбургской крепостях. Известен как оригинальный ученый, оставивший большое количество трудов в самых разнообразных областях естественных и общественных наук. Идея Морозова о пересмотре хронологии всемирной истории получила впоследствии развитие в работах А. Т. Фоменко и Г. В. Носовского.


[Закрыть], следует воспринимать как исторический анекдот, забавную игру, но никак не в качестве истины.

Что в первую очередь делает версию Фоменко и Носовского ложной? То, что они верят в существование некоего всемирного заговора историков, не то похитивших, не то добавивших истории тысячу лет, что уже само по себе глупость. Для того чтобы на полном серьезе предположить, что историки всего мира могли договориться с целью скрыть от Фоменко, Носовского и всего прогрессивного человечества тысячу лет, надо обладать по крайней мере очень богатой фантазией. Можете вы себе представить договаривающихся между собой историков Китая, Японии, Германии, Франции, России?.. Но Носовскому и Фоменко хочется поступать примерно так же, как делал великий Гумилев, который выкинул из рассмотрения еврейский народ, не вписывающийся в его теорию пассионарности. Однако это всего лишь необразованность, которая может быть убедительной только в стане таких же необразованных людей. Нельзя, непочетно быть королем среди глупцов. Необходимо все-таки не стесняться говорить людям правду об их истории, просвещать их. Ведь на фоне правды великий народ выглядит еще величественней, чем на фоне лжи.

Россия – очень молодая страна. Теория пассионарности Гумилева, к сожалению, не является всеобъемлющей: древние народы, такие как армяне и евреи, сильно ей мешают. Без них теория выглядела бы замечательно. Однако, с некоторым исключением, идея о том, что у молодых народов кровь бурлит, кажется очень интересной. Так вот, русские на самом деле являются молодым народом, и кровь у нас бурлит. Некоторые, на мой взгляд, не совсем здоровые люди на полном серьезе считают русских чуть ли не прародителями мировой цивилизации, утверждая, что нашему народу несколько сотен тысяч лет. Довольно глупое заявление – ведь если бы мы на самом деле были таким древним народом, то, наверное, уже погибли бы, так и не состоявшись. Но мы и вправду молоды. Непосредственно как русские мы сложились веке в XVII, а современным, если можно так выразиться, новым русским всего-то пара десятков лет. Исходя из этого можно смело утверждать, что в нас еще бьется молодая, живая кровь. Мы до сих пор ищем и продвигаем себя, и место у нас всегда свое, особенное.

Если согласиться с тем, что мы народ молодой, многое проясняется. Сейчас мы переживаем практически все болезни, свойственные молодым нациям. Становятся совершенно очевидными и причина возникновения теории Носовского и Фоменко, и происхождение смешных филологических изысканий Михаила Задорнова, на которые очень забавно отреагировал Евгений Янович Сатановский, сказав, что если принять за основу версию Задорнова про бога Ра, то слово «раком» будет обозначать первую интернет-страницу прошлого. А профессор Владимир Яковлевич Петрухин предложил саму фамилию Задорнова интерпретировать исходя из того же принципа: «зад» – «ор» – «нов». «И зачем же так орать этому новому?» – вопросил господин Петрухин. Согласитесь, после такого анализа степень доверия ко всему сказанному Михаилом Николаевичем резко понижается.

Так вот, появление всех этих псевдонаучных теорий совершенно естественно. Подобное происходило в истории всех молодых народов, становившихся империями. Точно таким же образом римляне старательно выводили свою родословную от греков и Трои. По точно такой же причине никак не мог успокоиться Гитлер, поэтому вновь формирующаяся после объединения германских земель немецкая нация стремилась доказать, что корни ее уходят к древним арийцам. Кстати, хотелось бы заметить, что образ современного арийца вряд ли доставит радость кому-нибудь из граждан, борющихся за чистоту белой расы. Напомню, что древнее название государства Иран – Аиранам – как раз и означает «страна арийцев». Исходя из этого легко допустить, что президент Ирана и есть самый главный ариец, однако внешность Махмуда Ахмадинежада далека от расхожих представлений о «белокурых бестиях», высоких голубоглазых красавцах, и ассоциируется скорее с классическим торговцем с московского рынка.

Итак, в чем суть поисков истории и почему у нас бытует столь странное отношение к ней? Нет никаких сомнений в том, что наш вклад в историю XX века может по праву считаться великим, и мы рады этому, но нам этого мало. В своем стремлении глубже продвинуться во тьму веков мы вступаем на ложные пути, оставленные нам предшественниками. В свое время в Чехии возникла и расцвела пышным цветом целая культура исторической фальсификации, когда был фактически придуман новый эпос и якобы найдены так называемые арийско-славянские Веды – правда, обнаружилась одна проблема: они были написаны карандашом XIX века, но в то время это мало кого волновало. Ведь версия Носовского и Фоменко, согласно которой истории была приписана лишняя тысяча лет, тоже возникла не на пустом месте. Она связана с тем, что многие якобы древние артефакты на самом деле были произведены в Средние века, и исходя из этого Носовский и Фоменко делают вывод о том, что именно Средними веками и следует датировать период, который мы привыкли называть античностью. Этот вывод совершенно неверен. Стремление к фальсификации древностей всегда было свойственно людям, а в Средние века технология как раз достигла того уровня, при котором стало возможно изготавливать подделки наиболее интересных артефактов. Но ведь при желании можно найти и подлинники. Конечно, то, что сгорела Александрийская библиотека с книгами и документами, – огромная потеря для истории и культуры, однако остались и произведения архитектуры, и скульптура, и предметы быта.

Вот это страстное желание народа придумать себе еще пару веков истории почему-то считается внутренним обоснованием собственного величия, что абсолютно ошибочно. Я понимаю нашу досаду на то, что при всей нашей любви к Богу в Библии о русских нет ни слова. Существует, конечно, смешная версия о том, что русские – это этруски, но ведь и об этрусках в Библии ничего не сказано. Единственный раз, когда хоть как-то упоминается территория современной Российской Федерации, названная в источнике землей Гога и Магога, о ней говорится в не самом радостном контексте. В связи с этим возникает несколько очень серьезных и печальных вопросов. Вопрос первый: зачем? Вопрос второй: когда мы прекратим себе врать?

Что ж, на вопрос «зачем?» более-менее приемлемый ответ нами найден: чтобы чувствовать, что у нас есть не только великое настоящее, но и великое прошлое, поэтому мы пытаемся хоть как-то прислониться к тем, кто упомянут в Библии. К сожалению, как мы знаем, среди перечисленных потомков Сима, Хама и Иафета нет никого, кто хоть как-то соотносился бы с нами, живущими ныне на нашей земле. Ни русы, ни славяне в библейских текстах не прослеживаются. Есть еще несколько удивительных по красоте фальсификаций – так, например, приверженцы одной из них на полном серьезе заявляют, что единственный народ, который не удалось покорить Александру Македонскому, это славяне. Притом вывод делается абсолютно логичный. Звучит он так: ведь ни в одном источнике о покорении славян не сказано, а значит, Александр Македонский не покорил славян! Действительно, не покорил. Другой вопрос, что он при всем желании не мог их покорить, потому что славян в те времена попросту не было, не сложилось еще это образование. Но этому же не обязательно придавать значение! Мы, как маленькие дети, не можем себе представить, что было время, когда не было нас. Мы были всегда, и Александр Македонский нас не покорил.

Это напоминает историю, рассказанную одним выдающимся деятелем армянской культуры, человеком с огромным чувством юмора. Ряд его соотечественников, говорил он мне, искренне считает, что французский маршал Иоахим Мюрат, наполеоновский полководец, был армянином, и фамилия его изначально звучала как Мурадян. Когда я спросил, на основании чего был сделан такой вывод, он пояснил: ну как же, ведь правнучка Мюрата вышла замуж за армянина. Значит, и сам Мюрат армянин. Впрочем, другие довольно серьезные люди на полном серьезе уверяли меня в том, что Мюрат и вправду армянин, фамилия его семьи действительно Мурадян и родом он из Нагорного Карабаха, однако в данный момент я никак не могу ни подтвердить, ни опровергнуть эту версию.

Каких только усилий не предпринимают некоторые «исследователи» в течение долгого времени, стараясь придумать своему народу историю подревнее и повеличественнее! Вот уже оказывается, что Кирилл и Мефодий на самом деле ничего не придумывали, а им надиктовал какой-то русский монах. Вот уже якобы где-то имеется подлинник Нового Завета, написанный на русском языке. Вот мы уже и есть те самые арийцы. Вот мы уже и есть та самая великая ведическая культура. И вот уже мы дали все-все-все всем-всем-всем, а вокруг никого нет и все исходит только от нас…

Конечно, разного рода фальсификаторам намного проще зарабатывать на искреннем желании народа возвеличиться, помноженном на колоссальную необразованность в вопросах истории. Деградация нашего образования, падение великого здания академической науки, профанация гуманитарных направлений не могли не привести к тому, что приблизительные знания и околонаучное фантазерство стали если не востребованы, то по крайней мере ничто не мешало им расцветать буйным цветом. Общие принципы преподавания истории в российских школах таковы, что историю Древнего мира пытаются проходить в пятом классе, а историю России – тоже в достаточно несознательном возрасте, причем на изучение Великой Отечественной войны отводится всего несколько недель. Закономерным следствием является то, что люди живут киношными, а то и желто-гламурными представлениями об истории.

Нельзя не согласиться с тем, что в сознании русского человека закрепляются не реальные исторические факты, а их литературное описание. Мы знаем о первых годах русского государства в основном благодаря трудам монаха, которого мы называем Нестором, хотя я сомневаюсь, что это было его настоящее имя. «Повесть временных лет», доступная нам в том числе и в блестящем переводе академика Дмитрия Сергеевича Лихачева, позволяет всем желающим познакомиться с очень честным и максимально беспристрастным для того времени изложением некоей официальной версии о зарождении Руси. Следующее несомненно великое литературное произведение – «Слово о полку Игореве». И именно по этим двум источникам мы более-менее представляем себе, какова была древняя Русь. Потом в нашем сознании наступает провал – во многом из-за отсутствия по-настоящему талантливых памятников литературы. Как я уже говорил, большинство россиян не очень понимает, например, почему Киев вдруг стал украинским и каким образом столица оказалась в другом месте. К сожалению, сейчас в стране, где столичная мэрия доплачивает преподавателям иностранного языка, а не русского и литературы, смешно ожидать, что дети дадут ответ на этот вопрос. Они его попросту не знают, ведь если этот момент и нашел отражение в школьной программе, то в очень поверхностном варианте. А художественных фильмов на эту тему нет, приключенческих книг тоже, ну и, конечно же, на телевидении нет качественно снятых исторических сериалов. Хотя нередко современное голливудское прочтение великих литературных произведений заставляет радоваться тому, что, скажем, Гомер не дожил до экранизации своих поэм. Конечно, в силу физиологических проблем со зрением он не смог бы посмотреть фильм «Троя», но услышанных актерских реплик ему наверняка хватило бы, чтобы прийти в ужас от того, что сделали с «Илиадой».

Сейчас на экраны вышло сразу несколько фильмов о жизни и деятельности Иоанна Грозного, об исторической достоверности которых я умолчу. Хорошо хотя бы то, что эти фильмы появились в принципе. Мы более-менее представляем себе эпоху Петра I по одноименному роману Алексея Николаевича Толстого, конечно, довольно далекому от исторических реалий, наполеоновские войны – по Льву Николаевичу Толстому, революцию – по «Хождению по мукам», Великую Отечественную войну – по большому количеству прекрасных произведений советских писателей и поэтов. Однако телевидение, кинематограф и литература обошли своим вниманием существенные пласты нашей истории – и мы их не знаем. Для сравнения – несмотря на то, что ваше детство осталось позади, не поленитесь открыть томик Марка Твена и перечитать его повести, рассказывающие об увлекательнейших приключениях двух юных американцев Тома Сойера и Гекльберри Финна. Вас поразит то, насколько хорошо эти мальчики, далеко не самые лучшие ученики крайне провинциальной американской школы, знают историю. Они упоминают имена, ныне совершенно неизвестные современным российским студентам, – что уж говорить о школьниках, которыми и были Том Сойер и Гек Финн. Это, конечно, ненормальная ситуация.

Незнание истории, замещение ее придумками, свойственными растущему народу, крайне опасно, потому что мы невольно перестаем понимать свое историческое значение, раздувая его до невероятных размеров, но теряя перспективу. Большим шоком для многих читателей Фридриха Энгельса оказалась его работа «Армии Европы», в которой давалась уничижительнейшая оценка как русскому солдату, так и русской армии и всему предыдущему военному опыту. Насколько противоречила эта оценка нашему привычному представлению! Столь же неожиданным для нашего читателя будет, думаю, и тот факт, что восстание Пугачева подавляли суворовские войска, и они же обагрили себя кровью повстанцев в Польше. Все это оказалось неважным. Советское представление о том, как надо преподавать историю, предпочитало неприятные факты замалчивать. Сейчас мы закономерно вынуждены сталкиваться с рядом проблем осознания нашего прошлого. Понятно, что, во-первых, нужно избавиться от дилетантского подхода, присущего многим «исследователям». И дело не только и не столько в фальсификации истории – теория Носовского и Фоменко выглядит хотя бы изящно. Но насколько омерзительно политизированный характер носят измышления Суворова-Резуна, человека, предавшего свою страну и взявшего себе псевдонимом фамилию великого русского полководца… К слову сказать, я считаю, что его книги вообще не должны издаваться в России, по крайней мере, именно под этим псевдонимом.

Массово выходящие в последнее время совершенно отвратительные книги с названиями наподобие «Хазария против Святой Руси» опасны тем, что в них проводятся откровенно лживые идеи. Ведь не случайно еще древними римлянами был сформулирован основной закон исторической науки, который гласит: «Не лги». Исходя из этого все подобные книги вряд ли заслуживают права называться историческими. Вместе с тем проблемы осмысления и изучения истории для нас оказываются актуальными и носящими политическую окраску, потому что мы вновь присутствуем при переломном моменте: на наших глазах возникают новые государства, каждое из которых проходит ту же трансформацию сознания, что и мы, и тоже пытается прописать свою роль в истории. Отсюда появляются исторические линии Эстонии, Литвы, Латвии, Польши, Грузии, Украины. И их прочтение истории кардинально отличается от нашего. Работают целые институты, которые додумывают недостающие факты. Казалось бы, еще недавно совершенно очевидное событие – Великая Отечественная война – вдруг читается под абсолютно новым углом зрения. Конечно, попытка создания комиссии по борьбе с фальсификацией истории, предпринятая президентом Российской Федерации, похвальна – не самим фактом создания этой комиссии, а тем, что на проблему обратили внимание. Хотя очевидно, что вряд ли сейчас возможно действенно бороться с фальсификацией истории, потому что все менее понятно, где находится реальное историческое знание. Все меньше становится ученых и все больше беллетристов от истории. Но, несомненно, для того чтобы расставить акценты, необходима государственная воля – к открытому прочтению документов, к поиску ответов без чьих-либо подсказок. Не должно быть задачи выискать к очередному юбилею очередного крупного города сомнительные летописные источники, позволяющие приплюсовать к времени его существования еще 300 или 400 лет. Задача – вооружить население России знанием истории и проводить идею патриотического воспитания не через фальсификацию фактов, а через глубинное осознание великих подвигов и свершений. Так, победа в Великой Отечественной войне, бесспорно, делает наш народ абсолютно великим и дает ему право на существование в современном мире и свободную новую жизнь. Ведь мы – единственный народ-победитель в такого рода войне XX века.

Древние римляне говорили: «Кто не знает истории, тот всегда юн». Это означает, что такой человек – или целый народ – ничего не понимает и им легко манипулировать. Сам факт неуважительного отношения к преподаванию, осмыслению, популяризации истории показывает, что государство не заинтересовано в том, чтобы народ знал свое прошлое и гордился им. А значит, тем, кто стоит у власти, выгодно, чтобы народ по-прежнему оставался ребенком, – ведь ребенком манипулировать всегда легко. Не то чтобы такое положение вещей являлось прямым воплощением политической воли, скорее это инстинктивное поведение власти – но, тем не менее, явно направленное на обслуживание собственных интересов.

Битва за умы

Выкорчевывание христианской веры в России происходило долго, веками, и достигло своего апогея в коммунистическом XX веке, который и подготовил колоссальное поражение, нанесенное нашей стране на рубеже XX и XXI веков. Коррозия давалась трудно, но и усилия были направлены гигантские – на протяжении без малого пяти столетий единое тело православия постепенно разрывали: через раскол, отделение церкви от государства и петровские бесчинства, через общее падение морали и нравственности XVIII века и идеи Просвещения, которые пришли в Россию чуть позже и преломились, найдя свой выход в великой классической русской литературе.

Изначально аудиторией веры и литературы были очень разные социальные группы, однако именно в XIX веке впервые произошло размывание правящего класса. Конечно, народ в своей основе был традиционно малограмотен. Аристократия же, бесспорно, умела читать и писать. Даже языки общения этих групп разнились, а представители находившейся между ними прослойки служивых и торговых с мастеровыми да купцами не занимались интеллектуальными поисками – для этого необходимо было владеть иностранными языками, что для подавляющего большинства представляло собой непосильную задачу.

До XIX века все интеллектуальное вольнодумство, происходившее в России, оставалось прерогативой исключительно аристократов либо, в крайнем случае, церковников. Широкие народные массы гораздо охотнее реагировали на появление какого – нибудь харизматичного бун – таря, нежели на идеи. Не случайно набор масок вождей очень ограничен – практически всегда это очередной лжецаревич.

Прелесть аристократического вольнодумства в том, что оно может привести лишь к заговору, но не к революции. Для захвата власти достаточно гвардии, тем более что она классово близка. Последний яркий пример такого поведения – восстание декабристов, где народ, представленный солдатами, конечно, был, но зачем эти люди вышли на площадь и чего ждали – никто, в сущности, не понял.

В том, как развивалась русская культура и русская мысль в XIX веке, неоценима роль Александра Сергеевича Пушкина. Именно он создал современный литературный русский язык – язык не только бытового общения, но и высоких рассуждений, язык, близкий народу и гораздо более доступный образовательно. Открылся коммуникативный канал, лингвистически объединивший весь народ. Благодаря этому появилась возможность совместного обсуждения проблем общества, пусть поначалу и в форме литературы и критики. Отсюда и революционная, гипертрофированная, морализаторская роль литературных критиков XIX века.

Многие связывают произошедшие тогда изменения с тем, что простые люди увидели, как живут на Западе, во время походов 1812–1814 годов. В результате, дескать, появились декабристы, ну а дальше – все по известной работе Ленина. Не думаю, что это так. Весь XVIII век наши армии маршировали по чужбине, и ни к чему это не привело. Да и у аристократии вряд ли могли «открыться глаза»: им-то заграница была хорошо известна, зачастую гораздо лучше, чем Россия.

Итак, естественный ход истории вторгся в пределы Государства Российского и, более не сдерживаемый искусственными препонами – языковыми и образовательными, – стал вершить свои законы. И этот процесс шел не в западном скоростном режиме, где прохождение отдельных фаз могло занять тысячелетия, а взрывоподобно, революционно. Происходило интеллектуальное извержение вулкана. Россия бросилась наверстывать упущенное, проходя за десятилетия то, что у соседей отнимало века. Такое бурное развитие во всех сферах человеческой жизнедеятельности требовало осмысления, и вот тут-то на первый план вышла не философия и не религия, а словесность.

При этом русская литература XIX века оказалась идеологическим оружием колоссальной разрушительной мощности. Конечно, нельзя винить в этом гениев-творцов, и я не хочу, чтобы мои слова воспринимались как критика или как сожаление. Скорее – как размышление. На мой взгляд, в России никогда не было традиции того, что называется классической философией. Возможно, это опять-таки связано с наследованием духовного опыта Византии, а через нее и Греции. Через греческий прообраз грамматики языка была перенята, хоть и в сильно искаженном виде, античная структура философских рассуждений, строившихся в виде диалогов. Забавно, что этот метод, довольно распространенный в античности, многими современными православными священниками воспринимается как некий еврейский подход. Действительно, традиционное еврейское образование во многом строится на диалогах, однако я склонен полагать, что в данном случае эта несомненно эффективная метода была заимствована именно из Греции, так как степень взаимного проникновения российской и греческой культур была колоссальной.

Почему я вывожу русскую литературу из греческой философии? Понимаю спорность этого утверждения, особенно если учесть разнообразие античных школ и методов. Тем не менее хотелось бы отметить, что в России так и не сложилась традиция того, что принято относить к классической философии, нашедшей свое наиболее яркое воплощение в Германии. Вопросы бытия, морали и нравственности, роли государства и человека, которые волновали людей со времен античности и нашли свое отражение в работах греческих философов, в нашей стране обсуждались в форме художественной литературы, при этом ответы, как правило, не давались. Точнее, ни один из предложенных рецептов не подходил для применения в реальной жизни и в конечном итоге относился к области построения духовных утопий – что у Льва Николаевича Толстого, что у Федора Михайловича Достоевского.

Проблема русской литературы XIX века в том, что она в массе своей создавалась людьми, которые зачастую даже не являлись носителями языка и на протяжении поколений были оторваны от реальной духовной жизни народа. Хотя, конечно, возникает вопрос: а была ли та самая духовная жизнь народа? Точный ответ сейчас, в XXI веке, дать невозможно: если мы попытаемся с позиций современного человека обсудить, например, влияние журнала «Колокол» и решим сравнить тиражи тех лет с тиражами современной печатной продукции, нам даже в голову не придет считать подобное издание хоть сколь-нибудь значимым, учитывая, что тираж «Колокола» составлял всего несколько сотен экземпляров, максимум – 500–600. И общее количество людей, которые могли его читать, было отнюдь не впечатляющим в масштабах необъятной территории великой Российской империи. Впрочем, общественная мысль развивается вне зависимости от того, какой процент населения страны умеет или не умеет читать.

Тем не менее русская литература по большей части оказывалась неблизка русскому народу. Получалось, что, с одной стороны, существовала некая устная традиция, которая, прорастая через былинный и сказочный слой, находила свое воплощение в уральских сказах и повествованиях Арины Родионовны и постепенно вошла в письменную литературу, но не отразилась на философском состоянии. А литература иного типа была практически сплошь переводная. И на восприятии литературы очень сильно сказалась раздвоенность сознания: первое – массовое сознание народа, второе – массовое сознание аристократии. Эти два типа массового сознания принципиально различались между собой – как по генетическим признакам, так и по культурной традиции. Все-таки для большинства аристократов – до появления разночинцев – русский язык был неродным, вторым, в то время как для простолюдинов он был зачастую единственным. Именно поэтому далеко не всем понятен тонкий юмор пушкинских «Повестей Белкина», которые, по большому счету, представляют собой ироничную пародию, сатиру на модный французский роман, и лишь впоследствии были восприняты советской академической практикой, да и несколькими поколениями читателей Пушкина, как серьезное драматическое произведение, коим, конечно, не являются.

Но где же разрыв? Ведь во времена Пушкина его еще не было. Все-таки Пушкин не претендовал на глубокое осмысление, которое позже ему приписали пушкинисты. Пушкин относился к русскоязычной литературе скорее как к развлекательной, а отнюдь не как к философской. Попытки пофилософствовать на русском языке появились позже, с литературоведческим анализом. И вот тут и произошел тот самый печальный для нашей истории факт подмены понятий.

В чем он состоял? Во время съезда кинематографистов Никита Сергеевич Михалков произнес справедливую, хотя и печальную с точки зрения предлагаемых обстоятельств – потому что обстановка была для этого совершенно неподходящей – фразу. Он сказал, что правда без любви есть ложь. Вот, пожалуй, всю русскую литературу XIX века описывает эта жесточайшая формула. Холодное изречение правды – разоблачительной правды Радищева, правды Чаадаева, правды Достоевского и Короленко – без любви и без предложения альтернативы оказалось ложью. Дело в том, что, как позже писал Эрих Фромм, человеческой душе свойственна, в частности, тяга к саморазрушению, к наслаждению тем, насколько мы плохие. И вот здесь русская литература предложила только-только обретающему литературный вкус народу сладкую конфетку, на деле оказавшуюся ядом. Напоминает ситуацию с современным телевидением, в погоне за рейтингом предлагающим зрителю убийства, разврат и все возможные человеческие пороки. К сожалению, русская литература пошла точно по такому же пути: необразованной, невоспитанной и во многом лишенной внутреннего морального стержня читающей аудитории были предложены страшные страницы бытия, ранящие душу и не дающие никаких ответов. Гений Гоголя, ирония Салтыкова-Щедрина, величие Достоевского и Толстого оказались тяжелейшими ударами по абсолютно неокрепшему сознанию читающей публики.

Они взывали к душе, но для души не находилось позитивных ответов. Предлагались лишь черные краски и простые выводы. И народ готов был к этим простым выводам, тем более что великое слово русской литературы падало на достаточно детское восприятие окружающей действительности. Опять-таки, если внимательно посмотреть на весь опыт российского сознания, мы увидим, что к печатному слову всегда относились как к бесспорной истине, как к неким догмам. В жизнь обычного человека, вне зависимости от его сословия и звания, печатное слово входило наравне с царским указом, и именно поэтому сам факт напечатания чего-то на бумаге до сих пор воспринимается нами как сертификат абсолютной правды, истины в последней инстанции; именно поэтому даже сейчас наши сограждане к любому газетному листку относятся чуть ли не как к сводке Совинформбюро; именно поэтому столь тяжким и безысходным кажется описание темных сторон жизни, сделанное языком литературы. И так было всегда.

Получилось так, что сила слова, столь близкая традиции нашего народа, сыграла опасную роль. Литература с присущей ей убийственной меткостью ставила болезненные и очевидные вопросы: где-где, а уж в России жизнь во все века была тяжелой. Мздоимство и лиходейство, глупость властей предержащих и фальшь священнослужителей, колоссальная нищета и бесправие простого народа не могли не вызвать праведного гнева. Сконцентрированные в литературных произведениях, эти вопросы произвели эффект разорвавшейся бомбы среди людей мыслящих, готовых к восприятию информации, но не имеющих традиции критического ее осмысления и не знакомых с цивилизованными формами борьбы за улучшение ситуации. А скорость происходящих в обществе изменений не оставляла шанса на взвешенность или размеренность. Полутона не замечались, существовало лишь белое и черное – и исторический опыт России XIX века не дает нам ни единого позитивного эволюционного примера, как, впрочем, и сколь-нибудь удачного революционного.